ДѢЙСТВУЮЩІЕ.
правитьСолиній, герцогъ эфесскій.
Эгеонъ, купецъ сиракузскій.
Антифолисъ эфесскій, Антифолисъ сиракузскій, близиецы, дѣти Эгеона и Эмиліи.
Дроміо эфесскій, Дроміо стракузскій, близнецы, служители двухъ Антифолисовъ.
Бальтазаръ, купецъ.
Анджело, золотыхъ дѣлъ мастеръ.
Купецъ, другъ Антифолиса сиракузскаго.
Пинчь, школяръ и заклинатель.
Эмилія, жена Эгеона, аббатиса эфесская.
Адріана, жена Антифолиса эфесскаго.
Люціана, сестра ея.
Люція, служанка ея.
Фрина.
Тюремщикъ.
ДѢ;ЙСТВІЕ I.
правитьСЦЕНА 1.
правитьЭГЕОН. Продолжай, Солиній, губи меня, кончай смертнымъ приговоромъ и горе и все.
ГЕРЦ. Купецъ сиракузскій, оставь укоры; я чуждъ всякаго пристрастія, и не нарушу нашихъ законовъ. Раздоръ и вражда, возбужденные такъ недавно безчеловѣчнымъ поступкомъ вашего герцога съ нашими купцами, съ нашими честными соотечественниками, которые, не имѣя чѣмъ выкупить жизнь, запечатлѣли своей кровью жестокія постановленія его — изгоняютъ изъ нашихъ грозныхъ взоровъ всякое состраданіе. Съ самаго начала кровавой вражды между твоими коварными соотечественниками и нами, и Сиракузяне и мы положили, въ торжественномъ засѣданіи нашихъ совѣтовъ, не допускать никакихъ торговыхъ сношеній между нашими непріязненными городами; мало этого, всякій рожденный въ Эфесѣ и открытый на какомъ бы ни было сиракузскомъ рынкѣ или ярмаркѣ, и точно такъ же всякій Сиракузянинъ, вступившій въ Эфесскій заливъ, подвергается смертной казни, его товары и пожитки конфискуются въ пользу герцога, если онъ не откупится отъ конфискаціи и смерти тысячей маркъ. Твое имущество, по самой высокой оцѣнкѣ, не превышаетъ ста маркъ, и законъ осуждаетъ тебя на смерть.
ЭГЕОН. У меня одно утѣшеніе: исполнится приговоръ твой, и мое горе кончится съ закатомъ солнца.
ГЕРЦ. Скажи нашъ въ короткихъ словахъ, что заставило тебя оставить родной городъ и для чего пріѣхалъ ты въ Эфесъ.
ЭГЕОН. Разсказывать мои невыразимыя несчастія для меня тягостнѣе всего. Но чтобы свѣтъ зналъ, что только несчастіе[1], а не какое-нибудь низкое преступленіе лишаетъ меня жизни, я разскажу тебѣ на сколько позволитъ горесть. Я родился въ Сиракузахъ, женился на женщинѣ счастливой только мною, какъ я ею, и мы были бы совершенно счастливы, еслибъ не злая судьба наша. Я жилъ съ ней въ радости; благосостояніе наше возрастало отъ удачныхъ поѣздокъ, которыя я часто дѣлалъ въ Эпидамнъ, до тѣхъ поръ, пока смерть моего повѣреннаго и забота о товарахъ, оставшихся тамъ безъ всякаго присмотра, не вырвали меня изъ объятій нѣжной супруги. Но не прошло и шести мѣсяцевъ послѣ моего отъѣзда, какъ она — несмотря на то, что почти изнемогала отъ сладостнаго наказанія, на которое осуждены всѣ женщины, — собралась и отправилась ко мнѣ. Вскорѣ по пріѣздѣ она сдѣлалась счастливой матерью двухъ прекрасныхъ мальчиковъ, и что чрезвычайно странно, такъ похожихъ другъ на друга, что только именами и можно было различить ихъ. Въ тотъ же самый часъ, и въ той же самой гостинницѣ, разрѣшилась еще одна бѣдная женщина, и тоже двумя близнецами удивительнаго сходства. Родители послѣднихъ были чрезвычайно бѣдны, и я купилъ малютокъ съ цѣлію выростить ихъ въ услуженіе моимъ дѣтямъ. Жена моя, гордясь, что принесла двухъ такихъ сыновей, начала докучать мнѣ безпрестанными просьбами возвратиться на нашу родину; я согласился нехотя, и увы! слишкомъ некстати. Мы сѣли на корабль, и не отплывши отъ Эпидамна еще и мили, какъ вѣчно покорная вѣтрамъ бездна начала грозить гибелью; вскорѣ намъ не осталось никакой надежды, потому что и слабый свѣтъ, проливаемый помраченнымъ небомъ, служилъ только для большаго убѣжденія въ неизбѣжности близкой смерти. Что до меня, я въ то же мгновеніе съ радостью бросился бы въ ея объятія; но вопли жены, оплакивавшей заранѣе то, что должно было случиться; жалостные крики прекрасныхъ малютокъ, которыя, незная чего страшиться, плакали только потому, что другіе рыдали — все это заставило меня подумать, какъ бы хоть только отдалить роковую минуту. Да, отдалить; потому что средствъ къ спасенію не было никакихъ. — Матросы бросились въ шлюбку, оставивъ намъ корабль готовый погрузиться; жена, заботясь болѣе о послѣ-рожденномъ, привязала его вмѣстѣ съ однимъ изъ купленныхъ близнецовъ къ небольшой запасной мачтѣ, которыя мореходы берутъ съ собой на случай бури; между тѣмъ, и я сдѣлалъ то же самое съ двумя другими. Обезопасивъ такимъ образомъ дѣтей, устремивъ взоры каждый на того, о которомъ заботился, мы ухватились — она за одинъ, я за другой конецъ, и предались на волю волнъ, которыя тотчасъ же помчали насъ, какъ казалось, къ Коринѳу. Наконецъ солнце, разогнавъ гибельныя для насъ тучи, проглянуло, укротило своими благотворными, такъ желанными лучами волнующееся море, и вдали мы увидѣли два корабля, шедшіе прямо на насъ: одинъ изъ Коринѳа, другой изъ Эпидавра; но прежде, чѣмъ они подоспѣли къ намъ — о, позволь мнѣ не разсказывать далѣе! Остальное ты можешь отгадать по предыдущему.
ГЕРЦ. Нѣтъ, продолжай, старикъ; не прерывай разсказа своего. Если мы и не можемъ помиловать тебя, такъ, по крайней мѣрѣ, можемъ сострадать тебѣ.
ЭГЕОН. О, еслибъ боги имѣли тогда состраданіе, я не называлъ бы ихъ теперь, такъ справедливо, безжалостными! — Корабли были уже не далѣе десяти миль, какъ насъ бросило на подводный камень, и спасительная мачта переломилась въ самой серединѣ. Разлучивъ насъ такъ коварно, судьба оставила, однакожь, каждому и чѣмъ радоваться и чѣмъ печалиться. Часть, за которую держалась бѣдная жена моя, обремененная меньшею тяжестью, но не меньшимъ горемъ, унеслась вѣтромъ далеко впередъ, и они всѣ трои, почти въ виду у васъ, были пойманы, какъ я думалъ, коринѳскими рыбаками. Наконецъ другой корабль подоспѣлъ къ вамъ; корабельщики, узнавъ кого имъ удалось спасти, приняли въ насъ самое искреннее участіе — отняли бы даже у рыбаковъ и жену мою, но корабль ихъ былъ слишкомъ тяжелъ на ходу, и они поплыли домой. — Теперь ты знаешь, какъ я лишился моего счастія, какъ злая судьба сохранила жизнь мою, чтобъ я могъ разсказывать грустную повѣсть своихъ собственныхъ несчастій.
ГЕРЦ. Прощу тебя счастіемъ тѣхъ, о комъ грустишь, разсказать мнѣ все, что было за тѣмъ и съ ними и съ тобой.
ЭГЕОН. Когда моему младшему сыну, старшей моей заботѣ, минуло осьмнадцать лѣтъ, въ немъ пробудилось страстное желаніе отыскать брата своего; онъ присталъ ко мнѣ съ неотступной просьбой отпустить его на поискъ вмѣстѣ съ его молодымъ служителемъ, который также, какъ и онъ, лишился брата и также, какъ и онъ, назывался его именемъ, и — въ надеждѣ отыскать потеряннаго — я потерялъ и послѣдняго. Пять лѣтъ странствовалъ я за тѣмъ по Греціи и по отдаленнѣйшимъ предѣламъ Азіи, и наконецъ, послѣ тщетныхъ поисковъ, возвращаясь назадъ на родину, заѣхалъ въ Эфесъ, безъ всякой уже надежды найти — только для того, чтобъ ни одного, посѣщаемаго людьми мѣста не осталось безъ розысковъ. И здѣсь должна теперь кончиться повѣсть моей жизни; но и безвременная смерть моя была бы для меня счастіемъ, еслибъ я только могъ убѣдиться, что они живы.
ГЕРЦ. Бѣдный Эгеонъ, предназначенный судьбой испытать жесточайшія изъ всѣхъ несчастій! повѣрь, мое сердце сдѣлало бы меня твоимъ ревностнымъ защитникомъ, еслибъ это не было противно моей клятвѣ, моей коронѣ, моему величію, нашимъ законахъ, которыми, — хоть бы и хотѣлось — никакой государь не можетъ пренебречь. Несмотря, однакожь, на то, что ты осужденъ и я не могу уничтожить приговора, не повредивъ своей собственной чести, постараюсь сдѣлать для тебя все, что могу: даю тебѣ еще этотъ день; попытай еще счастія[2], прибѣгни къ друзьямъ, если они есть у тебя въ Эфесѣ, выпроси, займи назначенную сумму, и живи. Не найдешь — смерть твоя неизбѣжна. Возьми его, тюремщикъ.
ТЮРЕМ. Слушаю, мой повелитель.
ЭГЕОН. Ступай, безнадежный и безпомощный Эгеонъ; смерть твоя только отсрочена.
СЦЕНА 2.
правитьКУПЕЦ. А чтобъ не конфисковали вашего имѣнія, скажите, что вы изъ Эпидамна. Не дальше какъ нынче, взятъ за пріѣздъ сюда какой-то сиракузскій купецъ; суммы, необходимой для выкупа жизни, у него не хватило, и по законамъ этого города, онъ умретъ прежде, чѣмъ усталое солнце скроется на западѣ. — Вотъ деньги, которые вы дали мнѣ на сбереженіе.
АН. СИР. (Отдавая деньги Дроміо). Отнеси ихъ въ нашу гостинницу, въ гостинницу Центавра, и жди меня тамъ. До обѣда цѣлый еще часъ — я пошатаюсь пока по городу, посмотрю на народъ, на торговцевъ, на зданія, а потомъ возвращусь въ гостинницу отдохнуть; дальняя дорога утомила меня порядкомъ. Убирайся же.
ДР. СИР. Не позадумались бы многіе исполнить ваше приказаніе во всей точности — убрались бы дѣйствительно съ такой пріятной ношей. (Уходитъ.)
АН. СИР. Честнѣйшій шутъ; грустно мнѣ отъ заботъ, или и такъ, онъ всегда оживитъ меня своими веселыми шутками. Хотите пройтись со мной по городу, а тамъ и отобѣдать въ гостинницѣ?
КУПЕЦ. Извините, я приглашенъ къ одному купцу, съ которымъ имѣю очень выгодное дѣло; но послѣ пяти часовъ сойдемся, если вамъ угодно, на торговой площади, и я къ вашимъ услугамъ до отхода ко сну. Повѣрьте, только необходимость заставляетъ меня оставить васъ на это короткое время.
АН. СИР. Такъ до пяти часовъ; я осмотрю, между тѣмъ, городъ.
КУПЕЦ. Желаю, чтобъ вы вполнѣ остались довольны. (Уходить.)
АН. СИР. Пожелалъ чего никакъ не могу добиться. Я въ этомъ мірѣ то же, что капля воды, отыскивающая въ океанѣ другую каплю; канувъ въ него, чтобъ найти свою товарку, она и сама, незримая, ищущая, затеривается въ немъ, — такъ и я, отыскивая мать и брата, теряюсь самъ въ своихъ поискахъ.
Вотъ вѣрный календарь всей жизни. — Что тебѣ? зачѣмъ воротился такъ скоро?
ДР. ЭФ. Воротился такъ скоро! скорѣй, гдѣ запоздалъ такъ. Каплунъ подгорѣлъ, поросенокъ валится съ вертела, часы на башнѣ пробили двѣнадцать, а моя госпожа на моей щекѣ — часъ, да самый полновѣсный. Она разгорячилась такъ отъ того, что кушанье простыло, а кушанье простыло отъ того что вы нейдете домой, а вы нейдете домой отъ того, что у васъ нѣтъ апетита, а у васъ нѣтъ апетита отъ того, что вы разговѣлись; и мы, которымъ очень извѣстно, что такое и постъ и молитва, мы должны нести покаяніе за ваши нынѣшнія прегрѣшенія.
АН. СИР. Позволь, почтеннѣйшій, переведи немного духъ; скажи, куда жь дѣвалъ ты деньги, что я далъ тебѣ?
ДР. ЭФ. Шесть-то пенсовъ, что дали мнѣ въ прошедшую середу, для уплаты сѣдельнику за подхвостникъ госпожй моей? — ихъ нѣтъ у меня — они у сѣдельника.
АН. СИР. Я нынче совсѣмъ не расположенъ къ шуткамъ; говори безъ всякихъ дурачествъ, гдѣ деньги? Какъ могъ ты, никого не зная здѣсь, оставить такую огромную сумму?
ДР. ЭФ. Сдѣлайте милость, шутите сколько угодно, когда будете за столомъ. Я являюсь къ вамъ гонцемъ отъ моей госпожи; ворочусь безъ васъ — она приметъ меня за столбъ, я на моей же башкѣ отмѣтитъ долгъ вашъ[3]. Мнѣ кажется, что и вашъ желудокъ, какъ мой, могъ бы служить вамъ вмѣсто часовъ, могъ бы загонять васъ домой и безъ гонцовъ.
АН. СИР. Полно, Дроміо, перестань; побереги шутки до другаго, болѣе веселаго времени. Гдѣ золото, что я далъ тебѣ?
ДР. ЭФ. Мнѣ? вы не давали мнѣ золота.
АН. СИР. Кончи же свои глупости, негодяй, и скажи, какъ ты исполнилъ мое порученіе.
ДР. ЭФ. Да мнѣ поручено только привести васъ домой, въ Фениксъ, обѣдать; моя госпожа и сестра ея ждутъ васъ.
АН. СИР. Если такъ — отвѣчай сію же минуту, куда дѣвалъ ты мои деньги, или — клянусь, какъ христіянинъ — проломаю твою глупую башку, которой, чертъ знаетъ съ чего, вздумалось шутить, когда мнѣ не до того. Гдѣ тысяча маркъ, которые ты получилъ отъ меня?
ДР. ЭФ. На головѣ у меня дѣйствительно есть нѣсколько маркъ, полученныхъ отъ васъ, есть еще нѣсколько и на загорбкѣ, полученныхъ отъ моей госпожи; но все это никакъ не составитъ тысячи[4]. Вздумай я возвращать ихъ — вы, можетъ-быть, примете ихъ не такъ терпѣливо.
АН. СИР. Отъ какой твоей госпожи, бездѣльникъ?
ДР. ЭФ. Отъ вашей достойной супруги и моей госпожи въ Фениксѣ, которая, въ ожиданіи васъ, говѣетъ теперь и проситъ, чтобъ вы поскорѣй пожаловали обѣдать.
АН. СИР. Опять, когда я рѣшительно запретилъ тебѣ! ты издѣваешься надо мной. Вотъ же тебѣ, бездѣльникъ! (Бьетъ его.)
ДР. ЭФ. Что жь это такое? удержите, ради Бога, ваши руки; не хотите — даю волю ногамъ моимъ. (Убѣгаеть.)
АН. СИР. Клянусь жизнью, глупца обошли какъ-нибудь, выманили у него всѣ мои деньги. Говорятъ, этотъ городъ полонъ обмановъ, ловкихъ мошенниковъ, которые отводятъ глаза; черныхъ колдуновъ, которые разстроиваютъ умъ; гнусныхъ вѣдьмъ, которыя уродуютъ тѣло; переодѣтыхъ плутовъ, хвастливыхъ шарлатановъ и другихъ подобныхъ грѣшниковъ[5]. Правда это — лучше скорѣй уѣхать отсюда. Пойду въ гостиницу, отыщу моего негодяя — я рѣшительно боюсь, что деньги мои пропали.
ДѢЙСТВІЕ II.
правитьСЦЕНА 1.
правитьАДРІАН. Ни мужъ, ни рабъ, посланный съ наказомъ отыскать его какъ можно скорѣй, не возвращаются. А вѣдь два ужь часа, Люціана.
ЛЮЦІАН. Вѣрно кто-нибудь изъ знакомыхъ купцовъ пригласилъ его обѣдать, и онъ пошолъ къ нему прямо съ рынка. Отобѣдаемъ однѣ, любезная сестра; право тутъ не чѣмъ огорчаться. Мущина властелинъ своей свободы, а время властелинъ мущинъ; увидятъ что время, и они приходятъ или уходятъ. Успокойся!
АДРІАН. Почему жь имъ быть свободнѣе насъ?
ЛЮЦІАН. Потому что дѣла ихъ почти всегда внѣ дома.
АДРІАН. Не понравится однакожь ему, если я вздумаю платить ему тѣмъ же?
ЛЮЦІАН. Мужъ узда на волю жены.
АДРІАН. Только ослы позволяютъ себя такъ обуздывать.
ЛЮЦІАН. А необузданная воля всегда вяжется горемъ. Подъ окомъ неба нѣтъ ничего, ни на землѣ, ни въ водѣ, ни въ воздухѣ, что бы не имѣло своей узды: звѣри, рыбы, крылатыя птицы подчинены самцамъ своимъ и повинуются имъ. И человѣкъ, болѣе близкій къ божеству, властелинъ всѣхъ этихъ созданій, царь необъятнаго міра и бурныхъ морей, одаренный гораздо высшими умственными и душевными способностями, чѣмъ птицы и рыбы — господинъ жены своей, властелинъ ея; подчини же и ты волю свою мужу.
АДРІАН. Однакожь, вѣдь только это рабство и отвращаетъ тебя отъ замужства.
ЛЮЦІАН. Нисколько не оно, а заботы и безпокойства, сопряженныя съ брачной жизнью.
АДРІАН. Но вышедши замужъ, тебѣ все-таки захотѣлось бы имѣть хоть какую-нибудь власть?
ЛЮЦІАН. Прежде чѣмъ научусь любить, я выучусь повиноваться.
АДРІАН. А если твой мужъ начнетъ запаздывать?
ЛЮЦІАН. Терпѣливо буду я ждать его возвращенія.
АДРІАН. Да, когда ничто не возмущаетъ терпѣнія, оно не трудно; что за мудрость быть кроткой, когда нѣтъ никакой причины негодовать. Слыша вопли бѣднаго, совершенно растерзаннаго бѣдствіями, мы уговариваемъ его успокоиться; но отяжелѣй надъ нами такое же несчастіе, и мы примемся стенать такъ же, или даже и болѣе. Такъ и ты, не имѣя неблагодарнаго мужа, который огорчалъ бы тебя, утѣшаешь меня безпомощнымъ терпѣніемъ; а случись тебѣ испытать такія же обиды, и ты точно такъ же отвергнешь это глупое, нищенское терпѣніе.
ЛЮЦІАН. Хорошо, я выду какъ-нибудь замужъ, хоть только для того, чтобъ испытать это. Вотъ рабъ твой; вѣроятно и мужъ недалеко.
АДРІАН. Гдѣ жь господинъ твой? видѣлъ ты его?
ДР. ЭФ. Мои уши ясное тому доказательство.
АДРІАН. Говорилъ ему? — Отвѣтъ его!
ДР. ЭФ. На ушахъ моихъ. Проклятая манера отвѣчать; я почти ничего не разобралъ.
АДРІАН. Неужели онъ говорилъ такъ темно, что ты ничего не могъ понять?
ДР. ЭФ. Напротивъ такъ ясно, съ такими удареніями, и я все-таки ничего почти не понялъ.
АДРІАН. Придетъ онъ домой? Кажется, онъ такъ любитъ угождать женѣ своей.
ДР. ЭФ. Послушайте, любезная госпожа моя, мой господинъ сошелъ съ ума, какъ рогоносецъ.
АДРІАН. Какъ рогоносецъ, негодяй?
ДР. ЭФ. То есть не совсѣмъ такъ, какъ рогоносецъ; а сильно сошолъ съ ума. Когда я сталъ звать его домой обѣдать, онъ началъ спрашивать меня о какой-то тысячѣ маркъ золотомъ. «Время обѣдать», говорю я ему; — «а гдѣ мое золото?» говоритъ онъ. «Кушанье подгорѣло», говорю я; — «а гдѣ мое золото?» говоритъ онъ. «Пожалуйте домой», говорю я; — «а гдѣ мое золото?» говоритъ онъ, «гдѣ тысяча маркъ, что я далъ тебѣ, бездѣльникъ?» — «Поросенокъ», говорю я, «совсѣмъ сгорѣлъ»; — «а мое золото?» говоритъ онъ. «Госпожа моя», говорю я, — «на висѣлицу госпожу твою! я не знаю твоей госпожи; къ черту твою госпожу!»
ЛЮЦІАН. Кто жь говоритъ это?
ДР. ЭФ. Да все мой же господинъ. «Не знаю», говоритъ онъ, «ни дома, ни жены, ни госпожи» — и тутъ же, по особенной милости, перевелъ порученіе, данное вами моему языку, на мои плечи; потому что, въ заключеніе, имъ порядкомъ досталось.
АДРІАН. Бѣги назадъ, и приведи его сію же минуту.
ДР. ЭФ. Назадъ, чтобъ онъ опять протурилъ меня побоями? Нѣтъ, ради самого Бога, пошлите кого-нибудь другаго.
АДРІАН. Назадъ, подлый рабъ, или я проломаю тебѣ голову!
ДР. ЭФ. А онъ свернетъ мнѣ ее; не уцѣлѣть ей въ такомъ перекрестномъ огнѣ.
АДРІАН. Иди же, глупый болтунъ; непремѣнно приведи его домой.
ДР. ЭФ. Да развѣ я такой ужь кругленькой, что меня можно перебрасывать другъ къ другу, какъ мячикъ; вы — къ нему, онъ — къ вамъ? Хотите, чтобъ я уцѣлѣлъ — зашейте меня, покрайней мѣрѣ, въ кожу. (Уходитъ.)
ЛЮЦІАН. Еслибъ ты знала, какъ портятся лице твое, когда ты сердишься.
АДРІАН. Онъ навѣрное любезничаетъ съ какой-нибудь прелестницей, тогда какъ я томлюсь здѣсь, жажду одного веселаго взгляда его. Лишила уже безобразная старость бѣдныя мои щеки привлекательной красоты — онъ уничтожилъ ее; скучна, вяла моя бесѣда, потерялъ мой умъ прежнюю живость и остроту — онъ притупилъ его своимъ равнодушіемъ, безчувственнѣйшимъ самого мрамора. Очаровываютъ его другія блескомъ своихъ нарядовъ — моя ли это вина? вѣдь онъ господинъ моего туалета. Есть ли во мнѣ какая-нибудь перемѣна, которой бы онъ самъ не былъ причиной? онъ виноватъ, что моя красота блекнетъ. Одинъ солнечный взглядъ его, и она разцвѣтетъ снова; но онъ, какъ дикій олень, вырывается изъ ограды, кормится внѣ дома; опостылѣла ему я, бѣдная!
ЛЮЦІАН. Стыдись, отгони гадкую, и самое себя терзающую ревность.
АДРІАН. Нѣтъ, только безчувственная глупость можетъ переносить такія оскорбленія равнодушно. Я знаю, взоры его очарованы другой; безъ этого, гдѣ жь бы ему быть, какъ не здѣсь? Ты знаешь, сестра, онъ обѣщалъ подарить мнѣ цѣпь — о, еслибъ онъ забывалъ только, только это, не пренебрегалъ бы онъ своимъ ложемъ! Вижу теперь, даже и бриліянтъ, какъ бы онъ ни былъ прекрасно оправленъ, подъ конецъ, все-таки теряетъ блескъ свой; и самое золото, выносящее всякое прикосновеніе, тускнѣетъ отъ слишкомъ частаго. Тоже и съ людьми: вѣроломство и развратъ губятъ и лучшихъ. — О, если моя красота не можетъ уже радовать взоровъ его, пусть же и остатки ея смоются слезами! пусть умру, рыдая!
ЛЮЦІАН. Безумная ревнивица!
СЦЕНА 2.
правитьАН. СИР. Золото, отданное мною Дроміо, лежитъ цѣлехонько въ гостинницѣ Центавра, а заботливый рабъ отправился меня отыскивать. — Если сообразить, однакожь, время — да и по словамъ хозяина, я никакъ не могъ разговаривать съ Дроміо послѣ того, какъ въ первый разъ послалъ его домой. Но вотъ и онъ.
Ну что, любезный, прошло ли наконецъ твое шутливое расположеніе? Начинай опять, если нравятся побои. — Такъ ты не знаешь Центавра? не получалъ денегъ? тебя послала твой госпожа звать меня домой, обѣдать? мой домъ въ Фениксѣ? Не сумашествіе ль отвѣчать мнѣ такой чепухой?
ДР. СИР. Какъ отвѣчать? да когда жь говорилъ я все это?
АН. СИР. Какіе-нибудь полчаса назадъ; на этомъ самомъ мѣстѣ.
ДР. СИР. Да я не видалъ васъ послѣ того, какъ вы отослали меня съ деньгами домой, въ Центавръ.
АН. СИР. Негодяй, ты говорилъ, что я не давалъ тебѣ денегъ, и все болталъ о госпожѣ и объ обѣдѣ. Надѣюсь, ты и теперь чувствуешь еще, какъ мнѣ это понравилось?
ДР. СИР. Я очень радъ, что вы въ такомъ веселомъ расположеніи; скажите однакожь, что же значитъ эта шутка?
АН. СИР. Да ты рѣшительно издѣваешься надо мной. Я шучу? Вотъ какъ шучу я! (Бьетъ его).
ДР. СИР. Остановитесь, Бога ради, остановитесь! шутка ваша дѣлается чѣмъ-то очень ужь серьезнымъ; за что такой задатокъ[6]?
АН. СИР. Потому что я иногда болтаю, обхожусь съ тобой запросто, какъ съ шутомъ, такъ ты и вздумалъ, что можешь играть моей снисходительностью, надоѣдать своими глупостями, когда я совсѣмъ не расположенъ ихъ слушать. Глупые комары рѣзвятся на солнцѣ; но скрыло оно свѣтлые лучи свои, и они прячутся по щелямъ. Хочешь шутить со мной — разсмотри прежде лице мое, сообразуй свое обращеніе съ его выраженіемъ, не то я вобью это наставленіе въ окопы твоего мозга.
ДР. СИР. Это вы мою голову такъ величаете? нѣтъ, пусть ужь она остается просто головой, только вы-то оставьте проклятое свое вбиванье. Не оставите — поневолѣ надо будетъ похлопотать объ окопахъ[7], надо будетъ укрѣпить ее, чтобъ не пришлось искать остроумія въ плечахъ? Но скажите же наконецъ, за что вы били меня?
АН. СИР. Не знаешь?
ДР. СИР. Знаю только, что битъ.
АН. СИР. Такъ сказать за что?
ДР. СИР. И про что; умные люди говорятъ, что всякое дѣйствіе имѣетъ свою причину.
АН. СИР. Во первыхъ, за что: за насмѣшку; а потомъ, про что: за то, что тебѣ вздумалось повторить ее.
ДР. СИР. Не знаю, случалось ли еще кому-нибудь быть биту такъ не кстати! Въ вашихъ за что и про что, право, нѣтъ ни толку, ни смыслу; много благодаренъ вамъ.
АН. СИР. За что же?
ДР. СИР. За это нѣчто, которымъ вамъ угодно было наградить меня ни за что.
АН. СИР. Въ слѣдующій разъ я поправлю это: награжу тебя ничѣмъ за нѣчто. Не время ли, однакожь, обѣдать?
ДР. СИР. Нѣтъ, потому что жареному недостаетъ еще того, чѣмъ вы такъ щедро наградили меня.
АН. СИР. Чего же?
ДР. СИР. Подливки[8].
АН. СИР. Такъ оно совсѣмъ засохнетъ.
ДР. СИР. Въ такомъ случаѣ, прошу и не кушайте его.
АН. СИР. Почему же?
ДР. СИР. Да вы опять разсердитесь[9], и мнѣ не миновать другой сухой подливки.
АН. СИР. Умѣй впередъ шутить во время; на все есть свое время.
ДР. СИР. Ну, это я могъ бы опровергнуть еще прежде, чѣмъ вы разгнѣвались.
АН. СИР. Чѣмъ же?
ДР. СИР. Да замѣчаніемъ такъ же яснымъ, какъ ясно совершенно лысое чело отца Времени.
АН. СИР. Опровергай.
ДР. СИР. Нѣтъ времени на возвращеніе волосъ тому, кого обезволосила сама природа.
АН. СИР. А покупкой, а искусственнымъ вознагражденіемъ?
ДР. СИР. Покупкой парика — пожалуй; но это все-таки вознагражденіе потерянными волосами другаго.
АН. СИР. Отчего же скряжничаетъ такъ Время волосами, когда они ростутъ въ такомъ изобиліи?
ДР. СИР. Потому что благословило ими скотовъ; людей же надѣлило умомъ, и именно на столько, на сколько обдѣлило ихъ волосами.
АН. СИР. А сколько есть людей, у которыхъ волосъ гораздо больше, чѣмъ ума?
ДР. СИР. Но нѣтъ ни одного, у котораго недостало бы ума потерять ихъ.
АН. СИР. Такъ по твоему, чѣмъ больше у человѣка волосъ, тѣмъ онъ глупѣе?
ДР. СИР. Напротивъ, чѣмъ онъ глупѣе, тѣмъ скорѣе теряетъ ихъ. Но и теряетъ-то онъ ихъ не совсѣмъ безъ пользы.
АН. СИР. Какъ же это?
ДР. СИР. Да по двумъ причинамъ, и очень здравымъ.
АН. СИР. Ну ужь не здравымъ.
ДР. СИР. Ну такъ несомнѣннымъ.
АН. СИР. Въ такомъ сомнительномъ случаѣ?
ДР. СИР. Ну такъ достовѣрнымъ.
АН. СИР. И эти причины?
ДР. СИР. Первая: избавленіе отъ траты денегъ на прическу[10]; вторая: за обѣдомъ имъ ужь не падать въ похлебку его.
АН. СИР. И ты этимъ хотѣлъ доказать, что нѣтъ на все своего времени?
ДР. СИР. И доказалъ; нѣтъ времени на возвращеніе волосъ, потерянныхъ натуральнымъ образомъ.
АН. СИР. Но твое доказательство, почему нѣтъ времени на то, чтобъ возвратить ихъ, слишкомъ недоказательно.
ДР. СИР. Такъ я поправлю его вотъ какъ: Время само плѣшиво и потому до скончанія вѣка все будетъ хлопотать, чтобъ и весь штатъ его былъ такъ же плѣшивъ.
АН. СИР. Я зналъ напередъ, что ты дойдешь до плѣшиваго заключенія[11]. Это кто машетъ намъ рукой?
АДРІАН. Да, Антифолисъ, чуждайся меня, хмурься на меня; я знаю, другая пользуется твоими ласками, твоими привѣтными взглядами. Я ужь не Адріана, не жена твоя. А было время, что ты клялся — тогда какъ отъ тебя и не требовали этого, — что никакія слова не кажутся тебѣ музыкой, что ничто не радуетъ тебя, что ничье пожатіе руки твоей не бываетъ для тебя сладостнымъ, что никакое кушанье не кажется тебѣ вкуснымъ, если я не говорю съ тобой, не смотрю на тебя, не пожимаю руки твоей, не раздѣляю съ тобой твоей трапезы. Какъ же это случилось, о, супругъ мой, какъ же это случилось, что ты сталъ такъ чуждъ самому себѣ? Самому себѣ, говорю я, потому что ты чуждаешься меня — меня, такъ тѣсно, такъ нераздѣльно съ тобой соединенной, — меня, лучшей частички тебя самого. О, не отрывай же отъ меня души своей; потому что, знай, но, милый, скорѣй, уронивъ каплю воды въ кипучій заливъ, ты извлечешь ее оттуда въ прежней чистотѣ, нисколько ни уменьшенной, ни увеличенной, чѣмъ отторгнешься отъ меня, не увлекши меня за собою! Какъ поразило бы тебя, если бъ ты только услышалъ, что я развратилась; что это тѣло, посвященное тебѣ, осквернилось гнуснымъ развратомъ! Ты наплевалъ бы мнѣ въ глаза, растопталъ бы меня ногами, ударилъ бы въ лице именемъ супруга, содралъ бы запятнанную кожу съ безстыднаго чела моего, срѣзалъ бы обручальное кольцо съ лживой руки моей и разломилъ бы его съ грозной клятвой развода. Я знаю, ты сдѣлалъ бы это — такъ дѣлай же теперь. Я запятнана прелюбодѣяніемъ, моя кровь осквернена грѣхомъ разврата; вѣдь если мы оба составляемъ одно, а ты ведешь себя дурно — я отравлена ядомъ твоей плоти, заражена твоимъ распутствомъ. О, будь же вѣренъ союзу и дому своему, и я останусь непорочной[12], и ты не будешь опозоренъ.
АН. СИР. И все это относятся ко мнѣ, прекрасная госпожа? Я не знаю васъ; я въ Эфесѣ не болѣе двухъ часовъ, и городъ этотъ мнѣ такъ же чуждъ, какъ и всѣ ваши упреки, которыхъ, сколько ни напрягаю ума своего, рѣшительно не могу понять.
ЛЮЦІАН. Стыдись, братъ! что съ тобой сдѣлалось? ты никогда еще не поступалъ такъ съ сестрой моей. Она послала Дроміо звать тебя домой, обѣдать —
АН. СИР. Дроміо?
ДР. СИР. Меня?
АДРІАН. Да, тебя; и ты сказалъ, что онъ прибилъ тебя, что не признаетъ моего дома своимъ, а меня женой своей.
АН. СИР. Такъ ты, негодяй, разговаривалъ съ этой дамой. Что значитъ эта стачка, и къ чему она?
ДР. СИР. Да я, до сихъ поръ, никогда не видалъ ее.
АН. СИР. Врешь, бездѣльникъ; именно съ этимъ порученіемъ приходилъ ты ко мнѣ на рынокъ.
ДР. СИР. Въ жизнь мою ни разу не говорилъ я съ ней.
АН. СИР. Какъ же знаетъ она имена наши, по вдохновенію что ли?
АДРІАН. Какъ унижаешь ты себя, приворствуя такъ грубо за одно съ рабомъ своимъ, поощряя его досаждать мнѣ! Я и такъ несчастна тѣмъ, что ты чуждаешься меня; не увеличивай же моего несчастія еще большимъ пренебреженіемъ. Пойдемъ, я крѣпко, крѣпко прижмусь къ тебѣ; ты, супругъ мой, гордый вязъ, а я виноградная лоза, которой ты сообщаешь свою твердость. Все, что продирается между нами — чужеядное, какой-нибудь гадкій тернъ, плющь или безполезный мохъ; не вырви его, и онъ вопьется въ тебя, изсушитъ, будетъ жить твоей гибелью.
АН. СИР. И все это она говоритъ мнѣ; видитъ во мнѣ предметъ своей страсти[13], — да ужь не женился ли я на ней во снѣ? не во снѣ ли я и теперь, и мнѣ только кажется, что я все это слышу? Что за странное заблужденіе морочитъ и зрѣніе и слухъ нашъ? Соглашусь на все, пока не разъяснится несомнѣнное это недоразумѣніе.
ЛЮЦІАН. Ступай же, Дроміо, скажи служителямъ, чтобъ они подавали кушанье.
ДР. СИР. О, зачѣмъ нѣтъ со мной моихъ четокъ! Господи, прости мнѣ грѣшному! Мы въ странѣ волшебствъ. Горе, горе намъ! мы говоримъ съ духами, съ эльфами, съ оборотнями; не послушайся ихъ — они засосутъ насъ до смерти, изщиплютъ до синя.
ЛЮЦІАН. Что ты тамъ бормочешь про себя, вмѣсто того чтобъ дѣлать, что приказано? Слышишь, трутень, улитка, лѣнтяи, глупецъ Дроміо?
ДР. СИР. Добрый господинъ мой, вѣдь я во что-то обращенъ? вѣдь я — не я?
АН. СИР. Такъ же, какъ и я, но только умственно.
ДР. СИР. И умственно и тѣлесно.
АН. СИР. Вида своего ты не утратилъ еще.
ДР. СИР. Нѣтъ, чувствую, что превратился въ обезьяну.
ЛЮЦІАН. Превратился во что-нибудь — такъ ужь непремѣнно въ осла.
ДР. СИР. Именно; она осѣдлала меня, и я жажду ужь травы. Да, я оселъ; иначе я зналъ бы ее такъ же хорошо, какъ она — меня.
АДРІАН. Полно, полно, не буду болѣе дурачиться, не стану ни плакать, ни закрывать глазъ руками, когда господинъ и слуга смѣются надъ моими слезами. — Идемте, сударь, обѣдать. — Дроміо, ты запрешь за нами дверь. — (Антифолису) Мы обѣдаемъ нынче наверху; я заставлю тебя покаяться во всѣхъ твоихъ глупыхъ продѣлкахъ. — (Дроміо) Если кто спроситъ твоего господина, говори, что его нѣтъ дома; не впускай никого. — Идемъ, сестра. — Смотри же, Дроміо, никого не впускай.
АН. СИР. На землѣ, на небѣ, или въ аду я? сплю, или бодрствую? въ умѣ, или безъ ума? — Извѣстенъ имъ, и загадка для самого себя! Буду во всемъ соглашаться съ ними; пустимся въ этотъ туманъ на удачу.
ДР. СИР. Что жь, сударь, быть мнѣ придверникомъ?
АДРІАН. Быть и не впускать никого, если тебѣ дорога голова твоя.
ЛЮЦІАН. Идемъ же, Антифолисъ; нынче мы и такъ слишкомъ ужь поздно обѣдаемъ.
ДѢЙСТВІЕ III.
правитьСЦЕНА 1.
правитьАН. ЭФ. Добрый синьоръ Анджело, вы оправдаете насъ всѣхъ; жена моя всегда сердится, если я запоздаю. Скажите, что я засидѣлся въ вашей рабочей, смотря какъ отдѣлывали ей цѣпь, и что завтра поутру вы сами принесете ее. Этотъ бездѣльникъ увѣряетъ, что встрѣтилъ меня на рынкѣ, что я прибилъ его, что требовалъ отъ него тысячу маркъ золотомъ, и что отрекался отъ дома и отъ жены своей; — скажи, пьяница, что все это значитъ?
ДР. ЭФ. Говорите что угодно, а я знаю что знаю. На мнѣ есть еще доказательства, что вы били меня; еслибъ моя кожа была пергаментъ[14], а ваши побои чернила — ваше собственное рукоприкладство сказалобъ вамъ тоже самое.
АН. ЭФ. Сказалобъ, что ты оселъ.
ДР. ЭФ. Судя по тому сколько я вынесъ напраслинъ и побой, оно почти что такъ. Мнѣ бы лягнуть васъ хорошенько, какъ только начали драться — вы и остановились бы, поостереглись бы ослиныхъ копытъ.
АН. ЭФ. Вы что-то невеселы, синьоръ Бальтазаръ? Я желалъ бы, чтобъ мой обѣдъ вполнѣ соотвѣтствовалъ любви и радушію, съ которыми васъ принимаю.
БАЛЬТ. Синьоръ, я дорожу вашимъ расположеніемъ больше, чѣмъ обѣдомъ.
АН. ЭФ. Такъ, синьоръ, но расположеніе не рыба и не мясо; и цѣлый коробъ привѣтствій не замѣнитъ и одного блюда.
БАЛЬТ. Блюдо какого-нибудь кушанья вещь очень обыкновенная; его можетъ предложить всякой.
АН. СИР. А привѣтъ и еще обыкновеннѣе; вѣдь онъ не больше какъ слова.
БАЛЬТ. Радушіе и самый умѣренный обѣдъ дѣлаетъ роскошнымъ пиршествомъ.
АН. СИР. Да, для скупаго хозяина и для гостя еще скупѣйшаго. Впрочемъ, если мой обѣдъ и не будетъ слишкомъ роскошенъ, вы вѣрно не взыщете; въ другомъ мѣстѣ вамъ предложатъ и далеко лучшее, но не съ такимъ радушіемъ. — Это что? двери заперты. — Крикни, чтобъ отперли.
ДР. ЭФ. Матильда, Бригита, Маріана, Цецилія, Джюльетта, Джуанна!
ДР. СИР. (За сценой). Дуракъ, болванъ, чурбанъ, скотъ, бездѣльникъ, убирайся къ черту, или сиди смирно у порога! Куда тебѣ столько бабья, когда и одной слишкомъ ужь много? Проваливай.
ДР. ЭФ. Какого это болвана сдѣлали нашимъ придверникомъ? — Отпирай, господинъ ждетъ на улицѣ.
ДР. СИР. Пусть идетъ туда, откуда пожаловалъ, а то — чего добраго, простудитъ еще ноги.
АН. СИР. Что за разговоры? отпирай!
ДР. СИР. Скажите для чего, и я скажу когда.
АН. ЭФ. Какъ, для чего? обѣдать; я не обѣдалъ еще.
ДР. СИР. Да нынче вамъ здѣсь и не обѣдать; приходите какъ-нибудь въ другой разъ.
АН. ЭФ. Кто жь ты, не впускающій меня въ собственный домъ мой?
ДР. СИР. На это время придверникъ, а зовутъ меня Дроміо.
ДР. ЭФ. Ахъ, подлецъ, да ты укралъ у меня и мѣсто и имя. Оно конечно, первое никогда не доставляло мнѣ никакой выгоды, а второе навлекало только ругательства. Будь ты давича на моемъ мѣстѣ, ты промѣнялъ бы или свое лице на имя, или свое имя на лице[15].
ЛЮЦІЯ. (За сценой). Что это за шумъ, Дроміо? Кто тамъ у дверей?
ДР. ЭФ. Эй, Люція, впусти господина!
ЛЮЦІЯ. Ни за что; опоздалъ. Такъ и скажт ему.
ДР. ЭФ. Вотъ это забавно! — Позволь, однакожъ, предложить тебѣ одинъ вопросъ: хочешь, чтобъ я употребилъ силу?
ЛЮЦІЯ. Предлагай другой: не можешь ли сказать когда?
ДР. СИР. Если твое имя Люція — ты, Люція, славно ему отвѣтила.
АН. ЭФ. Послушай, любезная, надѣюсь, ты впустишь же насъ наконецъ?
ЛЮЦІЯ. Кажется я ужь спрашивала васъ объ этомъ.
ДР. СИР. И вы сказали: нѣтъ.
ДР. ЭФ. Да что тутъ разговаривать; дуйте въ двери; — такъ — ударъ за ударомъ.
АН. ЭФ. Отпирай, мерзавка!
ЛЮЦІЯ. Не угодно ли сказать: ради какой благодати?
ДР. ЭФ. Колотите въ дверь сильнѣе.
ЛЮЦІЯ. Колотите, пока она заохаетъ отъ боли.
АН. ЭФ. Выломлю ее — заговоришь другимъ голосомъ.
ЛЮЦІЯ. А нѣтъ развѣ въ городѣ колодокъ?
АДРІАН. (За сценой). Кто это такъ шумитъ тамъ?
ДР. СИР. Нечего сказать, пребезпокойный народъ у васъ.
АН. ЭФ. Ты дома, жена? давно бы пора тебѣ выдти.
АДРІАН. Твоя жена, негодяй? убирайся!
ДР. ЭФ. Вломимся — поплатитесь вы за этого негодяя.
АНДЖ. Тутъ кажется не будетъ намъ ни обѣда, ни привѣта.
БАЛЬТ. Поспоривъ что лучше, придется воротиться и безъ того и безъ другаго.
ДР. ЭФ. Что жь, сударь, гости стоятъ у дверей, просите же ихъ.
АН. ЭФ. Не знаю, въ воздухѣ есть что-то такое, что мѣшаетъ намъ войдти.
ДР. ЭФ. Хорошо еще, что вы не такъ легко одѣты. Ваша похлебка тамъ горячехонька, а вы стоите здѣсь на холодѣ. Да кто хоть кого сведетъ съ ума.
АН. ЭФ. Пошелъ, принеси, чѣмъ бы выломать дверь.
ДР. СИР. Ломайте, если хотите, чтобъ я проломалъ вамъ голову.
ДР. ЭФ. Тебѣ хотятъ сказать нѣсколько словъ, а слова вѣдь вѣтеръ, и сказать ихъ прямо въ лице, а ты все еще ломаешься.
ДР. СИР. А тебѣ ломки-то, кажется, и не хватаетъ. Убирайся къ черту.
ДР. ЭФ. Зачѣмъ же къ черту? я прошу впуститъ насъ.
ДР. СИР. Впущу, когда найдете птицу или рыбу безъ перьевъ.
АН. ЭФ. Хорошо, мы вломимся. Пошелъ, сыщи ломъ.
ДР. ЭФ. То есть ворону безъ перьевъ[16]? Вотъ тебѣ, если не рыба, такъ птица безъ перьевъ. Отворимъ ею двери — мы и тебя ощипемъ какъ ворону.
АН. ЭФ. Ступай за ломомъ!
БАЛЬТ. Успокойтесь, любезный Антифолисъ; не прибѣгайте къ насилію. Вы опозорите себя, заставивъ усомниться въ цѣломудріи вашей супруги. Испытанное ея благоразуміе, строгая добродѣтель, лѣта, благонравіе, все говоритъ въ ея пользу; есть какая-нибудь особенная причина, почему на это время двери вашего дома для васъ заперты, и повѣрьте, она оправдается передъ вами вполнѣ. Послушайтесь, пойдемте, отобѣдаемъ вмѣстѣ въ гостинницѣ Тигра, а по-вечеру вы возвратитесь домой и узнаете причину этой странности. Вламываясь же силой въ двери вашего дома теперь, днемъ, когда народъ шатается по улицамъ, вы подадите поводъ къ разнымъ толкамъ; гнусное злословіе очернитъ ничѣмъ не запятнанное еще имя ваше, и когда умрете, будетъ жить на вашей могилѣ; потому что живетъ наслѣдіемъ, навсегда остается тамъ, куда однажды проникло.
АН. ЭФ. Ваша правда. Отказываюсь отъ всякаго насилія; постараюсь, на перекоръ всему, быть даже веселымъ. Я знаю одну женщину, прекрасную и умную, немного вѣтреную, но очень милую — обѣдаемъ у ней; жена часто попрекаетъ меня ею, но, клянусь честью, безъ всякой причины, пойдемъ къ ней. Вы, любезный Анджело сходите домой, возьмете цѣпь — теперь она вѣрно готова — и принесете ее въ домъ Ежа: тамъ называется жилище этой женщины; чтобъ только досадить женѣ, я подарю эту цѣпь нашей хозяйкѣ. Прошу, поторопитесь. — Заперты для меня двери собственнаго дома — постучимся въ другія: можетъ-быть и отопрутъ мнѣ.
АНДЖ. Черезъ часъ я буду тамъ непремѣнно.
АН. ЭФ. Премного обяжете. — Не дешево однакожь обойдется мнѣ шутка эта. (Уходитъ.)
СЦЕНА 2.
правитьЛЮЦІАН. Возможно ли, чтобъ ты совершенно забылъ всѣ супружескія обязанности? чтобъ въ самой веснѣ любви вздорная размолвка побила весь цвѣтъ любви твоей[17]? чтобъ прекрасное зданіе любви обратилось въ развалину еще во время сооруженія? Женился ты на сестрѣ моей только изъ денегъ — такъ хоть изъ любви къ ея золоту обращайся съ ней поласковѣй. Любишь другую — люби въ тайнѣ; старайся скрыть свою невѣрность, чтобъ моя сестра не прочла ея въ твоихъ взорахъ, чтобъ языкъ твой не былъ глашатаемъ твоего собственнаго позора. Вѣроломству необходимы и нѣжный взглядъ и льстивое слово; убери порокъ какъ добродѣтель; кажись совершенно чистымъ, какъ бы ни было запятнано твое сердце; прикрой грѣхъ всей внѣшностью святости; будь вѣроломенъ, но скрытно: къ чему знать ей это? Какой глупый воръ будетъ хвастаться своимъ преступленіемъ? Измѣнять ложу жены своей, и за обѣдомъ давать ей возможность читать это во взорахъ твоихъ, двойное преступленіе; позоръ искусно скрываемый, можетъ еще пользоваться незаконной славой; нескромное слово дѣлаетъ дурной поступокъ вдвое дурнѣе. Бѣдныя женщины! оставьте намъ хоть только вѣру въ любовь вашу — вѣдь мы такъ довѣрчивы; отдали руку другой — показывайте намъ хоть рукавъ; мы вращаемся въ вашей сферѣ, и вы можете дѣлать изъ насъ все что хотите. — Поди же, добрый братъ мой, поди къ сестрѣ моей; приласкай, успокой ее, назови мило! женой своей. Тамъ, гдѣ сладостное дыханіе лести можетъ укротить бурю, и небольшая лживость добродѣтель.
АН. СИР. Прекрасная — я не знаю ни твоего другаго имени, ни какимъ чудомъ отгадала ты мое, — по уму и по прелестямъ ты выше всѣхъ чудесъ земли; въ тебѣ болѣе божественнаго, чѣмъ во всемъ земномъ. Научи меня, дивное созданіе, что мнѣ думать, что говорятъ; открой моему грубому, земному пониманію, подверженному столькимъ ошибкамъ, слабому, ограниченному — таинственное значеніе словъ твоихъ. Для чего возстаешь ты противъ правдивости души моей, увлекаешь ее на поприще, совсѣмъ ей незнакомое? Не божество ли ты какое? не хочешь ли пересоздать меня? Пересоздай же, и я покорюсь твоему могуществу. До тѣхъ же поръ, пока останусь самимъ собой, я все буду увѣренъ, что твоя рыдающая сестра не жена мнѣ, что я не обязанъ ей супружеской вѣрностью, что тебя — тебя люблю я! О, не завлекай меня, дивная Сирена, сладостными пѣснями въ потокъ слезъ сестры твоей; пой для себя, и я твой; распусти свои золотистые волосы по серебристымъ волнамъ, и я брошусь на нихъ, какъ на ложе, и въ сладостномъ обольщеніи все буду думать, что тотъ, кто можетъ умереть такъ, выигрываетъ смертію. Пусть тонетъ любовь, если она можетъ когда-нибудь ослабнуть!
ЛЮЦІАН. Что съ тобой? ты говоришь какъ обезумленный.
АН. СИР. Нѣтъ, развѣ какъ осупруженный; но какимъ образомъ, и самъ не знаю.
ЛЮЦІАН. Ты ослѣпъ.
АН. СИР. Отъ блеска твоихъ лучей, прекрасное солнце.
ЛЮЦІАН. Смотри куда должно, и зрѣніе возвратится.
АН. СИР. О, любовь моя! смотрѣть на темную ночь — все равно, что закрыть глаза.
ЛЮЦІАН. Къ чему называть меня своей любовью? называй такъ сестру мою.
АН. СИР. Сестру сестры твоей.
ЛЮЦІАН. Мою сестру.
АН. СИР. Нѣтъ, тебя — тебя, лучшая часть самого меня; тебя, свѣтлое око очей моихъ, сердце моего сердца, моя жизнь, мое счастіе, цѣль всѣхъ лучшихъ надеждъ моихъ, мои единственное земное небо — благо, котораго молю у неба.
ЛЮЦІАН. Для тебя всѣмъ этимъ должна бы быть сестра моя.
АН. СИР. Будь ты сестрой этой, потому что тебя люблю я, тебя хочу любить, съ тобой хочу я жить. У тебя нѣтъ мужа, у меня — жены; отдай же мнѣ твою руку.
ЛЮЦІАН. Позвольте, не спѣшите; я спрошу, могласится ли еще на это сестра моя. (Уходитъ.)
АН. СИР. Что съ тобой, Дроміо? куда бѣжишь такъ проворно?
ДР. СИР. Какъ! вы узнаете меня? неужели я въ самомъ дѣлѣ Дроміо, рабъ вашъ? неужели я точно я?
АН. СИР. Ты Дроміо, ты мой рабъ, ты точно ты.
ДР. СИР. Нѣтъ, я оселъ, я рабъ женщины, я самъ не свой.
АН. СИР. Какъ рабъ женщины и самъ не свой?
ДР. СИР. Да, сударь, самъ не свой; я принадлежу женщинѣ, которая объявляетъ меня своей собственностью, преслѣдуетъ, хочетъ во что бы ни стало сдѣлать меня своимъ.
АН. СИР. По какому жь праву?
ДР. СИР. Да по такому же, по какому вы владѣете своей лошадью. Она хочетъ завладѣть мной, какъ какой-нибудь скотиной; и хочетъ завладѣть мной не потому, чтобъ я былъ скотина, а потому что сама, будучи самымъ скотскимъ созданіемъ, вздумала имѣть на меня претензію.
АН. СИР. Кто жь эта она?
ДР. СИР. Самый непозволительный комъ мяса; комъ, о которомъ нельзя заговорить, не прибавить: съ позволенія сказать. Счастье мое совсѣмъ зачахнетъ, хотъ женитьба на ней и будетъ чудовищно жирной женитьбой.
АН. СИР. Какъ жирной женитьбой?
ДР. СИР. Рѣшительно такъ; она кухарка и состоитъ почти изъ одного жира. Я не знаю на что и употребить ее — развѣ сдѣлать изъ нея ночникъ, чтобъ при ея же свѣтѣ дать отъ нея стречка. Ручаюсь, ея лохмотья и сало, которымъ онѣ напитаны, прогорятъ цѣлую польскую зиму; сама же — если только доживетъ до страшнаго суда — прогоритъ, покрайней мѣрѣ, цѣлой недѣлей дольше, чѣмъ весь земной шаръ.
АН. СИР. А каково лице ея?
ДР. СИР. Черно, какъ мои башмаки; но далеко не такъ чисто. А отъ чего? отъ того, что потѣетъ такъ сильно, что грязи на немъ хватитъ по щиколку любаго мущины.
АН. СИР. Ну, этому недостатку можно еще помочь водой.
ДР. СИР. Нѣтъ, это ужь такъ въ ея натурѣ; тутъ и Ноевъ потопъ не поможетъ.
АН. СИР. А какъ зовутъ ее?
ДР. СИР. Нелль; но и ея именемъ съ тремя четвертями, то есть: аршиномъ съ тремя четвертями не смѣришь ее отъ бедра до бедра[18].
АН. СИР. Широковата жь она.
ДР. СИР. Одного размѣра какъ отъ головы до ногъ, такъ и отъ бедра до бедра; кругла, какъ глобусъ. Я отыскалъ на ней всѣ земли.
АН. СИР. На какой же части ея тѣла Ирландія?
ДР. СИР. На задней; я открылъ ее по топямъ.
АН. СИР. А Шотландія?
ДР. СИР. По безплодности я отыскалъ ее на ладони.
АН. СИР. А Франція?
ДР. СИР. На лбу, который вооружился, возсталъ войной противъ волосъ.
АН. СИР. А Англія?
ДР. СИР. Я искалъ ея известковыхъ екалъ, но не могъ открыть ничего бѣлаго; впрочемъ, по соленой влагѣ, протекающей между Франціей и подбородкомъ, я полагаю, что она находися на послѣднемъ.
АН. СИР. А Испанія?
ДР. СИР. Испаніи не видалъ; только чувствовалъ ея горячее дыханіе.
АН. СИР. Гдѣ жь оказались Америка и обѣ Индіи?
ДР. СИР. На носу, совершенно покрытомъ рубинами, карбункулами и сафирами; всей красой своей онѣ склонялись къ горячему дыханію Испаніи, высылавшей цѣлыя армады галеръ для нагрузки подъ носомъ.
АН. СИР. А Бельгія и Нидерланды?
ДР. СИР. Такъ далеко я не простиралъ своихъ изслѣдованій. — Коротко, эта гадина, эта всезнайка объявила, что имѣетъ на меня право, назвала меня по имени, поклялась, что я помолвилъ на ней, разсказала какіе у меня знаки на тѣлѣ — что у меня есть пятно на плечѣ, родинка на шеѣ, большая бородавка на лѣвой рукѣ, и я бросился отъ нея въ ужасѣ, какъ отъ вѣдьмы. Еслибъ моя грудь не была скована изъ чистой вѣры, а сердце изъ стали, я думаю, она непремѣнно обратила бы меня въ безхвостую собаку, да и заставила ворочать вертелъ.
АН. СИР. Бѣги сейчасъ же въ гавань; въ какую бы сторону ни дулъ вѣтеръ, только бы съ берега — я не останусь ночевать въ этомъ городѣ. Найдешь корабль готовый къ отплытію, дай мнѣ знать тотчасъ же; а я между тѣмъ поброжу по рынку. Если насъ всѣ здѣсь знаютъ, тогда какъ мы никого не знаемъ, всего лучше убраться по добру по здорову.
ДР. СИР. Какъ отъ медвѣдя, бѣгу я отъ существа, которому такъ хочется сдѣлать меня мужемъ своимъ. (Уходитъ.)
АН. СИР. Здѣсь живутъ все волшебницы; лучше скорѣй убраться отсюда. Ту, что называетъ меня мужемъ, безъ ужаса я не могу даже и вообразить женой моей; но сестра ея, одаренная такой непреодолимой прелестью, такимъ очаровательнымъ разговоромъ и обращеніемъ, чуть чуть не заставила меня измѣнить самому себѣ. Чтобъ не сдѣлаться виновникомъ собственнаго несчастія, заткну уши, только что запоетъ опять эта Сирена.
АНДЖЕЛ. Почтеннѣйшій Антифолисъ —
АН. СИР. Вы не ошиблись, это точно мое имя.
АНДЖЕЛ. Знаю. Вотъ цѣпь; я думалъ застать васъ въ домѣ Ежа, но цѣпь не была еще готова, и я опоздалъ.
АН. СИР. Что жь мнѣ дѣлать съ этой цѣпью?
АНДЖЕЛ. Все, что вамъ угодно; я приготовилъ ее для васъ.
АН. СИР. Для меня? я не заказывалъ вамъ.
АНДЖЕЛ. Помилуйте, да вы говорили о ней не одинъ, и не два, а двадцать разъ; ступайте домой и обрадуйте ей вашу супругу. Вечеромъ я зайду къ вамъ, и вы отдадите мнѣ деньги.
АН. СИР. Не худо бы вамъ взять ихъ теперь, чтобъ не лишиться и цѣпи и денегъ.
АНДЖЕЛ. Вы шутите; до свиданія. (Уходитпь.)
АН. СИР. Что жь это такое? Рѣшительно не понимаю; знаю только, что никто не будетъ такъ глупъ, чтобъ отказаться отъ такой прекрасной цѣпи. Жить здѣсь не трудно, когда на улицахъ можно получать такіе богатые подарки; теперь на рынокъ; подожду тамъ Дроміо, и если есть корабль, ѣду сейчасъ же.
ДѢЙСТВІЕ IV.
правитьСЦЕНА 1.
правитьКУПЕЦ. Вы должны мнѣ эту сумму съ Духова дня, и я не безпокоилъ васъ ни разу; не обезпокоилъ бы и теперь, еслибъ не поѣздка въ Персію и не нужда въ деньгахъ на дорогу. Прошу же удовлетворить меня сейчасъ, или этотъ господинъ отведетъ васъ въ тюрьму.
АНДЖЕ. Именно такую же сумму долженъ мнѣ Антифолисъ. Когда вы встрѣтили меня, я только что отдалъ ему цѣпь; въ пять часовъ я получу за нее деньги. Не угодно ли пожаловать со мной къ нему, и я съ благодарностью уплачу вамъ долгъ мой.
ПРИСТ. Можете и не ходить къ нему, онъ самъ идетъ сюда.
АН. ЭФ. Пока я схожу къ золотыхъ дѣлъ мастеру, ты купишь хорошенькой линекъ; я попотчую имъ жену и прислугу, чтобъ впередъ не запирали для меня дверей, какъ нынче. — А, да вотъ и золотыхъ дѣлъ мастеръ; ступай же, купи линекъ и отнеси его домой.
ДР. ЭФ. Купить линекъ — добыть тысячу фунтовъ ежегоднаго дохода! (Уходитъ.)
AН. ЭФ. Вотъ какъ можно полагаться на ваше слово! Я сказалъ, что вы придете, принесете цѣпь — и ни васъ, ни цѣпи. Вѣроятно вы вообразили, что наша дружба будетъ слишкомъ ужь прочна, если скрѣпится еще цѣпью.
АНДЖЕ. Шутки въ сторону; вотъ записка, въ которой вычисленъ вѣсъ вашей цѣпи до послѣдняго карата, означена проба золота и что стоитъ работа; вся сумма превышаетъ только тремя дукатами мой долгъ этому господину. Прошу васъ удовлетворить его сейчасъ же, потому что ему надо ѣхать, и онъ дожидатся только уплаты.
АН. ЭФ. Со иной нѣтъ такой суммы; кромѣ того, у меня есть еще дѣла въ городѣ. Потрудитесь, любезнѣйшій Анджело, сходить вмѣстѣ съ этимъ господиномъ въ женѣ моей, отдайте ей цѣпь; она заплатитъ вамъ что слѣдуетъ. Можетъ быть я еще застану васъ.
АНДЖЕ. Такъ вы сами принесете ей цѣпь?
АН. ЭФ. Нѣтъ, возьмите ее съ собой; я могу и опоздать.
АНДЖЕ. Прекрасно; она съ вами?
АН. ЭФ. Не у меня, такъ, надѣюсь, у васъ; безъ нея вамъ воротиться безъ денегъ.
АНДЖЕ. Перестаньте, давайте же цѣпь; и приливъ и вѣтеръ торопятъ этого господина — я и такъ задержалъ его.
АН. ЭФ. Послушайте, вы думаете этой шуткой загладить измѣну данному слову; мнѣ слѣдовало бы журить васъ за то, что не принесли ея въ домъ Ежа, а вы, какъ вздорная женщина, начинаете ворчать первые.
КУПЕЦ. (Анджело). Время идетъ; прошу кончите.
АНДЖЕ. Вы слышите какъ онъ понуждаетъ меня? Цѣпь —
АН. ЭФ. Вы отдадите женѣ моей и получите деньги.
АНДЖЕ. Да полноте же; вы знаете, что я отдалъ ее вамъ какіе-нибудь полчаса тому назадъ. Пошлите ее, или какой-нибудь другой знакъ.
АН. ЭФ. Ваша шутка заходитъ слишкомъ ужь далеко. Гдѣ цѣпь? дайте хоть взглянуть на нее.
КУПЕЦ. Мнѣ право не время слушать эти забавные перекоры; скажите прямо: угодно вамъ удовлетворить меня, или нѣтъ? Нѣтъ — этотъ господинъ отправится въ тюрьму.
АН. ЭФ. Мнѣ удовлетворить васъ! Чѣмъ же?
АНДЖЕ. Деньгами, которыя вы должны мнѣ за цѣпь.
АН. ЭФ. Какъ же могъ я задолжать вамъ, не получивъ ея?
АНДЖЕ. Но я отдалъ вамъ ее съ полчаса тому назадъ.
АН. ЭФ. Вы мнѣ не отдавали ея; вы оскорбляете меня, утверждая это.
АНДЖЕ. Вы еще болѣе оскорбляете меня, отрицая это; вспомните, что тутъ страждетъ мой кредитъ.
КУПЕЦ. Господинъ приставъ, исполняйте вашу обязанность.
ПРИСТ. Я арестую васъ именемъ нашего герцога.
АНДЖЕ. Арестъ этотъ обезчеститъ меня; заплатите, или я арестую васъ.
АН. ЭФ. Заплатить за то, чего никогда не получалъ[19]. Арестуй меня, безумный, если осмѣлишься.
АНДЖЕ. Господинъ приставъ, вотъ кормовыя деньги; возьмите его. Я не пощажу и роднаго брата, если ему вздумается безчестить меня такъ безсовѣстно.
ПРИСТ. Милостивый государь, я арестую васъ; вы слышали жалобу.
АН. ЭФ. Пока не доставлю достаточнаго поручительства, я долженъ повиноваться тебѣ. Но ты, негодяй, ты заплатишь мнѣ за эту обиду такъ дорого, что недостанетъ и всего золота твоей лавки.
АНДЖЕ. Въ Эфесѣ есть законы; они защитятъ меня и покроютъ васъ еще большимъ срамомъ.
ДР. СИР. Въ гавани я нашелъ корабль изъ Эпидамна, совсѣмъ готовый пуститься въ море; я отправилъ на него всѣ наши пожитки; закупилъ еще масла, бальзама и водки. Вѣтеръ съ берега, самый попутный; ждутъ только хозяина корабля, шкипера и васъ.
АН. ЭФ. Это что такое? съ ума что ли ты сошелъ? корабль изъ Эпидамна ждетъ меня?
ДР. СИР. Корабль, на которомъ вы приказали взять для себя мѣсто.
АН. ЭФ. Пьяница, я приказалъ тебѣ купить линекъ; сказалъ даже для чего.
ДР. СИР. О линькѣ вы не говорили ни слова; вы послали меня въ гавань отыскать корабль.
АН. ЭФ. Я разберу это послѣ, на досугѣ, и научу тебя слушать внимательнѣе. Теперь же, бѣги, бездѣльникъ, къ Адріанѣ, отдай ей этотъ ключь и скажи, чтобъ изъ стола, покрытаго ковромъ, она вынула мѣшокъ съ дукатами и прислала ко мнѣ. Скажи, что я взятъ подъ стражу, и что эти деньги замѣнятъ поручительство; проворнѣй же! — Ну, идемте въ тюрьму; подождемъ тамъ его возвращенія. (Все уходятъ, кромѣ Дроміо.)
ДР. СИР. Къ Адріанѣ? то есть туда, гдѣ мы обѣдали, гдѣ толстая красота хочетъ сдѣлать меня своимъ мужемъ. Да нѣтъ, она слишкомъ ужь необъятна для моихъ объятій. Впрочемъ, нечего дѣлать; хоть и противъ воля, а надобно побывать тамъ еще разъ; вѣдь слуга обязанъ исполнять приказанія господина.
СЦЕНА 2.
правитьАДРІАН. Ахъ, Люціана, и онъ въ самомъ дѣлѣ обольщалъ тебя? и ты замѣтила по глазамъ его, что онъ не шутилъ? Что онъ, былъ красенъ въ это время, или блѣденъ? мраченъ, или веселъ? Какими явленіями выражалось сердечное волненіе на лицѣ его?
ЛЮЦІАН. Прежде всего онъ сказалъ, что ты не имѣешь на него никакого права.
АДРІАН. Вѣрнѣй, что не хочетъ, чтобъ я имѣла на него какое-нибудь право; о, это еще гнуснѣе.
ЛЮЦІАН. Потомъ началъ клясться, что онъ здѣсь чужестранецъ.
АДРІАН. И клялся справедливо, хоть и клятвопреступно.
ЛЮЦІАН. Тутъ я стала говорятъ въ твою пользу.
АДРІАН. Что же онъ?
ЛЮЦІАН. Онъ сказалъ, что этой любви, которой я молю для тебя, онъ молитъ у меня.
АДРІАН. Чѣмъ же добивался отъ любви твоей?
ЛЮЦІАН. Словами, которыя при другомъ, не такъ преступномъ исканіи, могли бы тронуть. Во первыхъ онъ хвалилъ мою красоту, потомъ мои рѣчи.
АДРІАН. А ты говорила съ нимъ ласково?
ЛЮЦІАН. Да имѣй же терпѣніе выслушать меня.
АДРІАН. Не могу, не хочу молчать; если не сердцу, такъ, покрайней мѣрѣ, языку дамъ полную волю. Онъ уродъ, cropбленъ, старъ, тощь, гадокъ, отвратителенъ, пороченъ, грубъ, глупъ, жестокъ, чудовище тѣломъ и еще болѣе душой.
ЛЮЦІАН. Какъ же ревновать чудовище? и кто жь станетъ стенать о потерѣ дурнаго.
АДРІАН. Ахъ, для меня онъ совсѣмъ не такъ дуренъ, какъ говорю; но другимъ пусть кажется и еще хуже. Только вдали отъ гнѣзда кричитъ пигалица: «прочь»; языкъ клянетъ, а сердце все-таки болитъ за него.
ДР. СИР. Эй! столъ, кошелекъ! Живо, проворнѣй[20]!
ЛЮЦІАН. Отчего такъ запыхался ты?
ДР. СИР. Оттого что бѣжалъ сломя голову.
АДРІАН. Гдѣ господинъ твой? здоровъ онъ?
ДР. СИР. Нѣтъ, онъ въ нѣдрахъ тартара, хуже, чѣмъ въ аду. Имъ завладѣлъ демонъ въ неизносимой одеждѣ[21], каменное сердце котораго застегнуто сталью, чуждый состраданія, неспособный чувствовать; злой духъ, фурія жестокая, безжалостная[22], волкъ — нѣтъ, хуже — бездѣльникъ въ буйволовой кожѣ; тайный врагъ, ложный другъ, преграждающій намъ путь и на улицѣ и на площади и на пристани; собака, которая, бросаясь изъ стороны въ сторону, все-таки не теряетъ слѣда; существо, которое еще до суда повергаетъ бѣдныя души въ адъ.
АДРІАН. Да въ чемъ дѣло?
ДР. СИР. Въ чемъ дѣло, не знаю; знаю только что его повели въ тюрьму.
АДРІАН. Въ тюрьму? по чьей же жалобѣ?
ДР. СИР. И по чьей жалобѣ не знаю; знаю только, что его схватилъ человѣкъ въ буйволовой кожѣ. Угодно вамъ послать на выкупъ его деньги, что лежатъ въ столѣ?
АДРІАН. Принеси ихъ, сестра. (Люціана уходить.) — Такъ у него есть долги, неизвѣстные мнѣ! — Скажи, его взяли за неуплату по какому-нибудь обязательству?
ДР. СИР. Не за платокъ, а за вещь, гораздо прочнѣйшую — за цѣпь[23]. Слышите звенитъ?
АДРІАН. Что, цѣпь?
ДР. СИР. Нѣтъ, колоколъ; мнѣ давно пора бы ужь воротиться. Было два часа, какъ я оставилъ моего господина, и вотъ пробилъ ужь и часъ.
АДРІАН. Стало часы идутъ назадъ? я никогда этого не слыхивала.
ДР. СИР. Да любой часъ, встрѣтившись съ полицейскимъ, струхнетъ, да и назадъ.
АДРІАН. Какъ будто время должникъ? Какая глупость!
ДР. СИР. Время? да оно совсѣмъ обанкрутилось; оно задолжало болѣе, чѣмъ само стоитъ. Къ тому жь оно и воръ; развѣ не говорится, что и днемъ и ночью оно идетъ крадучись? Какъ же, бывши и должникомъ и воромъ, не попятиться ему при встрѣчѣ съ приставомъ, хоть на одинъ часъ въ сутки?
АДРІАН. Вотъ деньги, Дроміо; бѣги скорѣй, и сейчасъ же приведи своего господина домой. Пойдемъ, сестра; воображеніе мое, этотъ источникъ и столькихъ наслажденій и столькихъ мученій, встревожено такъ сильно, что я совсѣмъ какъ бы разбита. (Уходитъ.)
СЦЕНА 3.
правитьАН. СИР. Всѣ кланяются мнѣ, какъ короткіе знакомые; всѣ называютъ меня по имени. Одинъ предлагаетъ деньги, другой приглашаетъ къ себѣ, тритій благодаритъ за какое-то одолженіе, четвертый предлагаетъ товаръ; — вотъ, сейчасъ еще, какой-то портной зазвалъ меня въ свою лавку, принялся показывать матеріи, которыя купилъ будто бы для меня и, несмотря ни на что, снялъ съ меня мѣрку. Нѣтъ сомнѣнія, все это какое-нибудь дьявольское навожденіе, и весь этотъ городъ населенъ лапландскими чародѣями.
ДР. СИР. Вотъ золото, за которымъ вы посылали меня; куда жь дѣвали вы изображеніе стараго Адама въ новомъ нарядѣ[24]?
АН. СИР. Что это за золото, и о какомъ Адамѣ говоришь ты?
ДР. СИР. Разумѣется не о томъ, что жилъ въ раю, а o томъ что сторожитъ тюрьму, что одѣтъ въ шкуру теленка, котораго убили для блуднаго сына; о томъ, что шелъ за вами, какъ злой духъ, и лишилъ васъ свободы.
АН. СИР. Я не понимаю тебя.
ДР. СИР. Какъ не понимаете? это такъ ясно; я говорю о томъ, что ходитъ въ кожаномъ футлярѣ, какъ віолончель; о томъ, что увидитъ усталаго, ударитъ его по плечу, да и посадитъ; о томъ, что даетъ промотавшимся бѣднякамъ даровое пристанище; о томъ, чья палочка дѣлаетъ болѣе чудесъ, чѣмъ мавританское копье.
АН. СИР. Ты говоришь о приставѣ?
ДР. СИР. Именно о приставѣ, объ этомъ обязательнѣйшемъ человѣкѣ, который всякаго нарушителя обязательства обязываетъ пріятнымъ заключеніемъ.
АН. СИР. Прошу же и тебя заключить свои глупости. Есть ли въ гавани корабль, готовый къ отплытію? можно ли намъ отправиться нынче же ночью?
ДР. СИР. Съ часъ тому назадъ я докладывалъ уже вамъ, что корабль Поспѣшность поднимаетъ якорь нынѣшней ночью; но приставъ задержалъ васъ, заставилъ ждать галеру Отсрочка. Вотъ ангелы[25], которые должны васъ выкупить.
АН. СИР. Онъ въ бреду, да и я также; мы рѣшительно въ царствѣ призраковъ и заблужденій. О, еслибъ какой-нибудь добрый духъ высвободилъ насъ поскорѣй отсюда!
ФРИНА. Очень рада, что встрѣтила васъ, Антифолисъ. Вижу, вы отыскали золотыхъ дѣлъ мастера? эту цѣпь обѣщали вы мнѣ нынче?
АН. СИР. Прочь, сатана! не обольщай меня!
ДР. СИР. Да это госпожа сатана.
АН. СИР. Это самъ дьяволъ!
ДР. СИР. Хуже — это мать дьявола; она подъѣзжаетъ къ намъ въ видѣ блудницы. Отъ этого-то и происходитъ, что если женщина скажетъ: «да разразитъ меня богъ!» тамъ это все равно, что: «да содѣлаютъ меня блудницей»; и писано вѣдь, что онѣ являются намъ свѣтлыми духами, а свѣтъ происходитъ отъ огня, а огонь жжетъ, ergo и блудницы жгутся[26]. Не подходите къ ней слишкомъ близко.
ФРИНА. И вы и вашъ слуга въ превеселомъ нынче расположенія. Хотите, пойдемте ко мнѣ; все нужное для ужина мы можемъ закупить здѣсь же.
ДР. СИР. Послушайте, будетъ за ея ужиномъ какая-нибудь похлебка — запаситесь ложкой подлиннѣе.
АН. СИР. Для чего же?
ДР. СИР. Да безъ длинной ложки нельзя же ѣсть съ дьяволомъ.
АН. СИР. Прочь, злой духъ[27]! что говоришь ты мнѣ объ ужинѣ? Ты, какъ и всѣ вы здѣсь, вѣдьма; заклинаю: оставь меня, изчезни!
ФРИНА. Отдайте же мнѣ или перстень, который взяли у меня за обѣдомъ, или цѣпь, которую за него обѣщали, и я оставлю васъ, не буду болѣе безпокоить.
ДР. СИР. Другіе дьяволы требуютъ только обрѣзокъ какого-нибудь ногтя, капельку крови, соломенку, булавку, орѣшекъ, вишенную косточку — этотъ несравненно корыстолюбивѣе, давай ему цѣпь. Берегитесь; дадите — дьяволъ загремитъ своей собственной, и перепугаетъ насъ на смерть.
ФРИНА. Прошу васъ, отдайте или перстень, или цѣпь; я никакъ не воображала, чтобъ вы рѣшились обмануть меня такъ безсовѣстно.
АН. СИР. Изчезни, гнусная вѣдьма! — Идемъ, Дроміо, идемъ!
ДР. СИР. Избѣгай гордости, говоритъ павлинъ; извѣстно это вамъ, сударыня? (Уходятъ.)
ФРИНА. Антифолись рѣшительно сошелъ въ ума; иначе никогда не поступилъ бы онъ такъ низко. Онъ взялъ у меня перстень въ сорокъ дукатовъ, обѣщая подарить за него. цѣпь, и теперь отрекается и отъ того и отъ другаго. Еще давича, за обѣдомъ, дивилась я страннымъ разсказамъ его о томъ, какъ его не впустили въ собственный домъ его; теперь эта понятно: вѣроятно жена знаетъ когда на него находитъ, и заперлась отъ него нарочно. Пойду къ ней сейчасъ же, и разскажу, что онъ въ безуміи ворвался въ мой домъ и отнялъ у меня перстень. Да, это будетъ лучше всего; что за охота потерять сорокъ дукатовъ.
СЦЕНА 4.
правитьАН. ЭФ. Не безпокойся, любезный другъ, я не убѣгу; не оставлю тебя, пока не вручу всей суммы, за которую арестованъ. Жена моя въ прескверномъ нынче расположеніи, и едва ли повѣритъ слугѣ, что въ Эфессѣ меня взяли подъ стражу. Скажу тебѣ, это и не можетъ не показаться ей страшной нелѣпицей.
Но вотъ и слуга мой; онъ вѣрно съ деньгами. Что, принесъ?
ДР. ЭФ. Какъ же. Этого будетъ достаточно, чтобъ заплатить имъ всѣмъ.
АН. ЭФ. А деньги?
ДР. ЭФ. Отдалъ за линекъ.
АН. ЭФ. Какъ, негодяй, пятьсотъ дукатовъ за небольшой кончикъ каната?
ДР. ЭФ. Нѣтъ, на эту сумму, если угодно, я доставлю вамъ еще пятьсотъ такихъ.
АН. ЭФ. Да зачѣмъ посылалъ я тебя?
ДР. ЭФ. За линькомъ, и я принесъ его.
АН. ЭФ. Такъ вотъ же тебѣ и награда за трудъ твой. (Бьетъ его.)
ПРИСТ. Успокойтесь, вооружитесь терпѣніемъ.
ДР. ЭФ. Терпѣніе нужно мнѣ; въ бѣдѣ-то вѣдь я.
ПРИСТ. Воздержи языкъ свой.
ДР. ЭФ. Уговори-ка лучше его, воздержать руки.
АН. ЭФ. Безчувственный бездѣльникъ!
ДР. ЭФ. Желалъ бы я быть и безчувственнымъ, чтобъ не чувствовать вашихъ ударовъ.
АН. ЭФ. Ты, какъ оселъ, чувствителенъ только къ ударамъ.
ДР. ЭФ. Да, я въ самомъ дѣлѣ оселъ; вы можете доказать это моими оттянутыми ушами. Я служилъ ему съ самаго моего рожденія до сихъ поръ, и за всю мою службу не получалъ еще ничего, кромѣ побой. Прозябну — онъ отогрѣваетъ меня побоями; разгорячусь — онъ прохлаждаетъ меня побоями; онъ будитъ меня ими если сплю, поднимаетъ съ мѣста если сижу, выгоняетъ за двери когда иду со двора, привѣтствуетъ ими когда возвращаюсь. Я ношу ихъ за плечами, какъ нищая своего сынишку, и наконецъ, когда онъ сдѣлаетъ меня калекой, мнѣ, въ самомъ дѣлѣ, придется ходить съ ними по міру.
АН. ЭФ. Идемте. — А, да вотъ и жена моя.
ДР. ЭФ. Respiee finem, помните конецъ, сударыня; или, какъ говоритъ попугай: берегись линька[28].
АН. ЭФ. (Бьетъ его). Замолчишь ли ты!
ФРИНА. Видите? не сошелъ вашъ мужъ съ ума?
АДРІАН. Буйство его достаточно доказываетъ это. — Добрый докторъ Пинчь, вы заклинатель; возвратите ему потерянный разсудокъ, и я заплачу вамъ сколько хотите.
ЛЮЦІАН. Какъ яростно сверкаютъ глаза его.
ФРИНА. Онъ дрожитъ отъ бѣшенства.
ПИНЧЬ. Дайте мнѣ вашу руку, позвольте пощупать вашъ пульсъ.
АН. ЭФ. Изволь; (Давая ему пощечину) но она прежде пощупаетъ твою рожу.
ПИНЧЬ. Демонъ вселившійся въ этого человѣка, заклинаю тебя уступить святымъ молитвамъ моимъ и возвратиться, сейчасъ же, въ твое мрачное царство; заклинаю тебя всѣми святыня неба!
АН. ЭФ. Молчи, глупый заклинатель, молчи! я не сошелъ еще съ ума.
АДРІАН. О, бѣдный, еслибъ это было справедливо!
АН. ЭФ. А, мое сокровище, такъ вотъ твои любезные! такъ эта-та шафранная рожа пировала и веселилась нынче въ моемъ домѣ, тогда какъ я напрасно стучался въ преступныя двери?
АДРІАН. О, супругъ мой, клянусь Богомъ, ты обѣдалъ дома; еслибъ ты остался со мной и послѣ обѣда, ты не подвергся бы такому позору.
АН. ЭФ. Я обѣдалъ дома! Ну ты, негодяй, что скажешь ты на это?
ДР. ЭФ. Говорить правду, такъ вы не обѣдали дома.
АН. ЭФ. И не были двери заперты? и не отказали мнѣ на отрѣзъ?
ДР. ЭФ. Дверя были заперты, и васъ не впустили.
АН. ЭФ. И она сама не обругала меня?
ДР. ЭФ. Обругала, ей-богу, обругала.
АН. ЭФ. И ея кухарка не осыпала меня всякими насмѣшками, не наговорила всякихъ дерзостей?
ДР. ЭФ. Какъ же, и кухонная Весталка ругала васъ.
АН. ЭФ. И не ушелъ я въ бѣшенствѣ?
ДР. ЭФ. Въ ужаснѣйшимъ; свидѣтели мои кости, которымъ пришлось испытать всю силу его.
АДРІАН. Хорошо ли потакать его безумію?
ПИНЧЬ. Не дурно. Этотъ малой весьма догадливъ; соглашаясь съ нимъ, онъ укрощаетъ его бѣшенство.
АН. ЭФ. Ты научила золотыхъ дѣлъ мастера, посадить меня въ тюрьму.
АДРІАН. Напротивъ, я послала денегъ на выкупъ тебя, Ты присылалъ за ними Дроміо, я я отдала ихъ ему.
ДР. ЭФ. Деньги? мнѣ? — можетъ быть вы думали послать ихъ со мной, со я не получалъ отъ васъ ни полушки.
АН. ЭФ. Развѣ ты не приходилъ къ ней за мѣшкомъ дукатовъ?
АДРІАН. Приходилъ, и я отдала ему.
ЛЮЦІАН. Я свидѣтель.
ДР. ЭФ. Богъ и канатный мастеръ свидѣтели, что вы посылали меня только за линькомъ.
ПИНЧЬ. Нѣтъ никакого сомнѣнія, и господинъ и слуга оба одержимы бѣсомъ. Я вижу это по блѣдности лицъ и по мертвенности взоровъ ихъ; ихъ необходимо связать и посадить въ какое-нибудь темное мѣсто.
АН. ЭФ. (Адріанѣ). Говори, для чего заперла ты для меня двери дома моего? (Дроміо) А ты, негодяи, для чего отпираешься отъ мѣшка съ золотомъ?
АДРІАН. Супругъ мой, я не запирала тебѣ дверей.
ДР. ЭФ. А я не получалъ мѣшка; но что двери намъ заперли, это совершенно справедливо.
АДРІАН. Поддый рабъ, ты лжешь въ обоихъ случаяхъ.
АН. ЭФ. Распутная, ты лжива во всемъ; ты сговорилась съ своей сволочью обезчестить меня, наругаться надо мной; но я ногтями выцарапаю лживые глаза твои, чтобъ они не видали моего позора.
АДРІАН. О, свяжите, свяжите его, не подпускайте ко мнѣ. (Пинчь и служители вяжутъ Антифолиса и Дроміо.)
ПИНЧЬ. Дружнѣй; силенъ бѣсъ овладѣвшій имъ.
ЛЮЦІАН. Бѣдный, какъ онъ блѣденъ, какъ мутны глаза его.
АН. ЭФ. Что жь это, хотели вы убить меня? Приставъ, я твой узникъ, неужели ты позволишь имъ вырвать меня изъ рукъ твоихъ?
ПРИСТ. Господа, оставьте его; онъ мой узникъ, и я не отдамъ вамъ его.
ПИНЧЬ. Вяжите и этого, и онъ сумасшедшій.
АДРІАН. Безразсудный приставъ, чего тебѣ хочется? Пріятно тебѣ видѣть, какъ этотъ несчастный позоритъ, губитъ себя?
ПРИСТ. Онъ мой узникъ; упущу — съ меня взыщутъ весь долгъ его.
АДРІАН. Я отвѣчаю за все; сведи меня къ его заимодавцу, онъ скажетъ сколько онъ долженъ ему, и я заплачу. Любезный докторъ, потрудитесь отвести его ко мнѣ. — О, злосчастный день!
АН. ЭФ. О, злосчастная потаскушка!
ДР. ЭФ. Любезный господинъ, что жь я-то тутъ, порука что ли по васъ?
АН. ЭФ. Молчи, бездѣльникъ! хочется тебѣ, чтобъ я въ самомъ дѣлѣ взбѣсился?
ДР. ЭФ. Да если связали, такъ пусть ужь не даромъ. Бѣснуйтесь, любезній господинъ мой, кляните, неистовствуйте!
ЛЮЦІАН. Бѣдные, что за вздоръ говорятъ они.
АДРІАН. Ведите ихъ. Сестра, ты пойдешь со мной. (Пинчь и служители уводятъ Антифолиса и Дроміо эфесскихъ.) Теперь скажи, по чьей жалобѣ взялъ ты его?
ПРИСТ. По жалобѣ золотыхъ дѣлъ мастера Анджело; вы знаете его?
АДРІАН. Знаю; а сколько онъ долженъ?
ПРИСТ. Двѣсти дукатовъ.
АДРІАН. За что же?
ПРИСТ. За взятую у него цѣпь.
АДРІАН. Онъ заказывалъ цѣпь для меня, но не получалъ
ФРИНА. Вскорѣ послѣ того, какъ вашъ супругъ, въ совершенномъ безуміи, ворвался въ домъ мой и отнялъ у меня перстень — перстень этотъ я сейчасъ видѣла на рукѣ его, — я встрѣтила его на улицѣ, и съ цѣпью.
АДРІАН. Можетъ быть; но я не видала ея. Идемъ къ золотыхъ дѣлъ мастеру; мнѣ хочется узнать все подробнѣе.
ЛЮЦІАН. Боже мой, они вырвались!
АДРІАН. И спѣшатъ сюда съ обнаженными мечами. Скорѣй за людьми, чтобъ связать ихъ опять.
ПРИСТ. Бѣжимъ, они убьютъ насъ. (Убѣгаютъ.)
АН. СИР. Вѣдьмы испугались обнаженныхъ мечей.
ДР. СИР. И та, что хочетъ быть вашей женой, утекаетъ теперь отъ васъ.
АН. СИР. Скорѣй, въ гостинницу Центавра; возьмемъ пожитки, и на корабль.
ДР. СИР. Да ужь не переночевать ли намъ здѣсь? Опасно эти рѣшительно никакой не предвидится: онѣ такъ ласковы, даютъ деньги. Народъ такой, кажется, здѣсь добрый, что еслибъ не эта гора мяса, что требуетъ меня въ мужья, я, право, рѣшился бы остаться и совсѣмъ, обратиться даже въ колдуна.
АН. СИР. Нѣтъ, я ни за что не останусь ночевать здѣсь; скорѣй за пожитками, и на корабль.
ДѢЙСТВІЕ V.
правитьСЦЕНА 1.
правитьАНДЖЕЛ. Мнѣ досадно, что я задержалъ васъ; клянусь честью, я отдалъ ему цѣпь; онъ запирается безстыднѣйшимъ образомъ.
КУПЕЦ. И онъ пользуется у васъ хорошей славой?
АНДЖЕЛ. Прекраснѣйшей; онъ почитается первымъ гражданиномъ, любимъ всѣми, кредитъ его безпредѣленъ; я самъ все мое состояніе повѣрилъ бы ему на слово.
КУПЕЦ. Говорите тише; это кажется онъ идетъ сюда.
АНДЖЕЛ. Онъ; и на шеѣ та самая цѣпь, отъ которой отпирался такъ нагло. Подойдемте къ нему поближе; мнѣ хочется поговорить съ нимъ. — Синьоръ Антифолисъ, я удивляюсь, какъ могли вы оскорбить меня такъ жестоко, нанести мнѣ столько непріятностей и не безъ вреда для собственной чести, увѣряя клятвенно, что не получали отъ меня этой цѣпи, которую выставляете теперь на показъ такъ безсовѣстно? Кромѣ всего этого, вы сдѣлали еще большую непріятность и другу моему, который, еслибъ не задержалъ его раздоръ нашъ, давно поднялъ бы уже паруса и пустился въ море. Вѣдь эту цѣпь вы получили отъ меня? неужели и теперь отопретесь?
АН. СИР. Кажется отъ васъ; я никогда не отпирался.
КУПЕЦ. Отпирались, синьоръ, и еще клятвенно.
АН. СИР. Кто жь слышалъ, что я отпирался, и еще клятвенно?
КУПЕЦ. Я, и ты очень хорошо знаешь это. Стыдись, презрѣнный! ты долженъ бы бѣгать тѣхъ мѣстъ, гдѣ бываютъ честные люди.
АН. СИР. Безумный, я сейчасъ же докажу тебѣ и честь и честность мою, если ты только осмѣлишься принять вызовъ мой.
КУПЕЦ. Осмѣлюсь, безчестный человѣкъ. (Они обнажаютъ мечи.)
АДРІАН. Остановитесь, ради Бога, остановитесь! онъ сумасшедшій! — Схватите его, отнимите у него мечъ; свяжите и Дроміо, и отведите обоихъ домой!
ДР. СИР. Бѣжимъ, бѣжимъ, синьоръ; ради Бога, спасайтесь куда-нибудь — хоть въ это аббатство. Скорѣй, иначе мы пропали! (Убѣгаетъ съ Антифолисомъ въ аббатство.)
АББАТ. Тише, тише, добрые люди! зачѣмъ тѣснитесь на сюда?
АДРІАН. Къ вамъ скрылся мой сумасшедшій мужъ; пустите, мы свяжемъ и отведемъ его домой.
АНДЖЕЛ. Я такъ и думалъ, что онъ не въ своемъ умѣ.
КУПЕЦ. Мнѣ теперь досадно, что я обнажилъ противъ нихъ мечь мой.
АББАТ. А давно лишился онъ разсудка?
АДРІАН. Всю эту недѣлю онъ былъ мраченъ, угрюмъ, печаленъ, совсѣмъ не таковъ, какъ прежде; нынче же, послѣ обѣда, вдругъ имъ овладѣло ужаснѣйшее бѣшенство.
АББАТ. Не лишился ли онъ имущества на морѣ? не похоронилъ ли друга? не увлекся ли какой преступной страстью — грѣхомъ, которому такъ часто подвергаются молодые люди, давая слишкомъ большую волю глазамъ своимъ? — Которому же изъ этихъ несчастій подвергся онъ?
АДРІАН. Ни которому, кромѣ развѣ послѣдняго; какая-то преступная любовь заставляла его бѣгать дома своего.
АББАТ. И ты укоряла его за это?
АДРІАН. О, какъ же.
АББАТ. Впрочемъ, вѣрно не слишкомъ жестоко?
АДРІАН. Сколько позволяла кротость моя;
АББАТ. Но только съ глазу на глазъ?
АДРІАН. Нѣтъ и въ обществѣ.
АББАТ. Однакожь не часто?
АДРІАН. Почти безпрестанно. Въ постелѣ мои упреки не давали ему спать, за столомъ не давали ѣсть; наединѣ это былъ единственный предметъ нашихъ разговоровъ; въ обществѣ я то и дѣло намекала на это; я безпрестанно говорила ему, что это гадко, низко.
АББАТ. И вотъ причина его сумасшествія; ядовитый крикъ ревнивой жены отравляетъ смертельнѣе зуба бѣшеной собаки. Ты не давала ему спать своимъ ворчаньемъ — и голова его омрачилась. Ты говоришь, что не было кушанья, котораго бы не приправила упреками — непріятности разстроиваютъ пищевареніе, а это разстройство родитъ жгучій пылъ горячки, а горячка что же такое, какъ не припадокъ безумія? Ты говоришь, что не давала ему покоя безпрестаннымъ брюжжаньемъ — недостатокъ спокойствія накликаетъ мрачную меланхолію, эту родственницу жестокаго, безутѣшнаго отчаянія, а вслѣдъ за ней и всю толпу блѣдныхъ немощей и другихъ враговъ жизни. Лишеніе всякаго удовольствія, ѣды и сна, поддерживающаго жизнь, сведетъ съ ума и звѣря, не только что человѣка; ты сама, своей ревностью, лишила своего мужа разсудка.
ЛЮЦІАН. Она всегда выговаривала ему кротко, дружественно, тогда какъ онъ обращался съ ней грубо, жестоко, буйно. — Что съ тобой, сестра? тебя обвиняютъ, а ты молчишь?
АДРІАН. Слова ея встревожили мою совѣсть. — Добрые люди, войдите и возьмите его.
АББАT. Нѣтъ, никто не смѣй войдти въ обитель мою.
АДРІАН. Такъ пусть выведутъ его ваши служители.
АББАТ. И этого не будетъ; онъ вошелъ къ намъ, какъ въ святое прибѣжище, и вамъ не видать его, пока я не возвращу ему потеряннаго разсудка.
АДРІАН. Да я сама хочу ходить за моимъ мужемъ, сама буду его нянькой, его врачемъ; это моя обязанность; я не повѣрю его никому. Позвольте же мнѣ взять его домой.
АББАТ. Успокойся; я не отпущу его, пока не испытаю всѣхъ извѣстныхъ мнѣ средствъ, чтобъ возвратить ему прежнее здоровье. Это мой долгъ, одна изъ обязанностей моего ордена; оставь его у меня.
АДРІАН. Нѣтъ, никогда; и вы не стыдитесь разлучать мужа съ женой?
АББАТ. Удались, я не выдамъ его тебѣ. (Уходитъ.)
ЛЮЦІАН. Пожалуйся герцогу на такое ужасное оскорбленіе.
АДРІАН. Идемъ; я упаду къ ногамъ его, не встану до тѣхъ поръ, пока онъ не тронется моими слезами, и не вырветъ моего мужа изъ рукъ аббатисы.
КУПЕЦ. Кажется стрѣлка показываетъ ровно пять; Герцогъ сейчасъ пройдетъ здѣсь — вѣдь грустное мѣсто казней тотчасъ за рвомъ монастыря.
АНДЖЕЛ. Зачѣмъ же пойдетъ онъ туда?
КУПЕЦ. Чтобъ присутствовать при казни почтеннаго сиракузскаго купца, котораго несчастная судьба привела въ этотъ заливъ, противъ законовъ и постановленій нашего города.
АНДЖЕЛ. Да вотъ и они; посмотримъ на казнь его.
ЛЮЦІАН. Упади къ ногамъ его.
ГЕРЦОГ. Провозгласите еще разъ, что онъ не умретъ, если кто-нибудь заплатитъ за него положенную сумму. Болѣе я ничего не могу сдѣлать.
АДРІАН. Правосудія, великій герцогъ! правосудія противъ аббатисы!
ГЕРЦОГ. Аббатиса женщина почтенная, добродѣтельная; не можетъ быть, чтобъ она нанесла тебѣ какое-нибудь оскорбленіе.
АДРІАН. Молю, выслушай меня! — Антифолисъ, супругъ, господинъ мой и всего моего имущества, лишился нынче — о, день несчастнѣйшій! — разсудка; началъ бѣгать по улицамъ вмѣстѣ съ своимъ служителемъ, который также помѣшался, оскорбляя, въ неистовствѣ, честныхъ гражданъ, врываясь въ ихъ дома, похищая кольца, драгоцѣнности и все, что правилось его безумству. Наконецъ мнѣ удалось связать и отослать его домой; но между тѣмъ какъ я ходила по городу, поправляя и вознаграждая убытки, причиненные его безуміемъ, онъ какъ-то освободился. Нѣсколько минутъ тому назадъ онъ и безумный рабъ его, оба съ обнаженными мечами, встрѣтились намъ на улицѣ и бросились на насъ въ дикомъ остервенѣніи; мы должны были бѣжать, но возвратились тотчасъ же съ подоспѣвшими къ намъ служителями. Тогда они скрылись въ эту обитель, и аббатиса заперла за ними ворота, не впускаетъ насъ и не выдаетъ его. Молю, благородный герцогъ, прикажи ей выдать мужа моего.
ГЕРЦОГ. Твой мужъ, когда еще служилъ подъ моими знаменами, оказалъ мнѣ много услугъ, и когда ты согласилась отдать ему свою руку, я далъ тебѣ мое герцогское слово, что осыплю его моими милостями, сдѣлаю для него все что могу. — Позвать аббатису, я не удалюсь отсюда, пока не рѣшу этого дѣла.
СЛУЖИТ. Бѣгите, сударыня, спасайтесь! Господинъ мой и слуга его освободились, перебили всѣхъ служанокъ одну за другой, связали доктора, подпалили ему бороду горящими головнями, окачивая цѣлыми ушатами помой, когда борода вспыхивала. Теперь господинъ мой уговариваетъ его быть потерпѣливѣе, а слуга стрижетъ голову, какъ сумасшедшему; если вы сейчасъ не пошлете помочь ему, они убьютъ его.
АДРІАН. Молчи, глупецъ, твой господинъ и слуга его здѣсь; все, что ты наговорилъ, чистая ложь.
СЛУЖИТ. Клянусь жизнію, я говорю правду; увидѣвъ его, я бросился къ вамъ, сломя голову. Онъ зоветъ васъ и клянется, если только попадетесь ему, спалить вамъ все лицо, обезобразить васъ совершенно — (Шумъ за сценой.) Слышите? это его голосъ; спасайтесь!
ГЕРЦОГ. Станьте подлѣ меня и не бойтесь ничего. Стража, впередъ!
АДРІАН. Боже мой, это въ самомъ дѣлѣ мужъ мой! Неужели онъ невидимкой пролетѣлъ по воздуху? онъ сейчасъ, при всѣхъ, вошелъ въ аббатство, а теперь бѣжитъ оттуда, — непоcтижимо.
АН. СИР. Правосудія, правосудія, великій герцогъ! Заслугами, ранами, которыя получилъ, заслоняя тебя собою; кровью, которую за тебя пролилъ, заклинаю — даруй мнѣ правосудіе!
ГЕРЦОГ. Если страхъ смерти не лишилъ меня разсудка, это мой сынъ Антифолисъ и Дроміо.
АН. ЭФ. Правосудія, великій герцогъ! Эта женщина, которую ты самъ даровалъ мнѣ въ жены, обезчестила меня, наругалась надо мной, покрыла ужаснѣйшимъ позоромъ! Оскорбленіе, которое она нынче нанесла мнѣ, выше всего, что можно вообразить.
ГЕРЦОГ. Скажи, что сдѣлала она, и ты увидишь, что я правосуденъ.
АН. ЭФ. Нынче, великій герцогъ, она заперла для меня домъ мой, тогда какъ сама пировала въ немъ съ какими-то негодяями.
ГЕРЦОГ. Тяжкое преступленіе; женщина, ты сдѣлала это?
АДРІАН. Нѣтъ, государь; я, сестра и онъ обѣдали нынче вмѣстѣ; пусть умру, если справедливо его обвиненіе!
ЛЮЦІАН. Пусть я никогда не.увижу дня, не сомкну глазъ ночью, если она сказала вамъ неправду.
АНДЖЕЛ. Клятвопреступница! Онѣ лгутъ обѣ. Это обвиненіе сумасшедшаго вполнѣ справедливо.
АН. ЭФ. Герцогъ, я очень хорошо знаю, что я говорю; я не отуманенъ ни винными парами, ни запальчивостью, ни безумнымъ бѣшенствомъ, хотя такое оскорбленіе могло бы свести съ ума и мудрѣйшаго изъ мудрецовъ. Эта женщина не впустила меня нынче въ домъ мой, когда я возвратился обѣдать; золотыхъ дѣлъ мастеръ, еслибъ онъ не былъ съ ней заодно, могъ бы это засвидѣтельствовать, потому что былъ тогда со мною; послѣ этого онъ пошелъ за цѣпью, которую обѣщалъ принести въ домъ Ежа, гдѣ мы обѣдали вмѣстѣ съ Бальтазаромъ. Пообѣдавъ, такъ какъ онъ не пришелъ туда, я отправился отыскивать его, и вскорѣ встрѣтилъ на улицѣ съ этимъ господиномъ. Тутъ, лживый человѣкъ этотъ началъ клясться, что вручилъ мнѣ цѣпь, которой, клянусь Богомъ, совсѣмъ не видалъ, и отдалъ меня подъ стражу, бывшему съ нимъ приставу. Я покорился необходимости и послалъ слугу домой за деньгами. Слуга не возвращался, и я уговорилъ пристава сходить вмѣстѣ со иной ко мнѣ въ домъ. На пути туда мы встрѣтили мою жену съ ея сестрой и съ толпой ея подлыхъ coyмышленниковъ; съ ними былъ какой-то докторъ Пинчь — голодный, блѣднолицый бездѣльникъ, ходячій скелетъ, шарлатанъ, оборванный фигляръ, гадатель, уродъ съ ввалившимися глазами, живой трупъ, — и мерзавецъ этотъ вздумалъ разыгрывать заклинателя, поглядѣлъ мнѣ въ глаза, пощупалъ пульсъ и безъ всякой совѣсти заоралъ мнѣ прямо въ лице, что я одержимъ злымъ духомъ. Тутъ они бросились на меня, связали, привели домой и посадили вмѣстѣ съ моимъ рабомъ, также связаннымъ, въ какой-то темный и сырой подвалъ. Когда насъ оставили однихъ, я перегрызъ веревки и, освободившись такимъ образомъ, тотчасъ же бросился сюда, къ вашему величеству; молю полнаго удовлетворенія за всѣ гнусности которыя со мной дѣлали.
АНДЖЕЛ. Герцогъ, что онъ не обѣдалъ дома, что его не впустили въ домъ — я свидѣтель.
ГЕРЦОГ. А цѣпь, получилъ онъ отъ тебя?
АНДЖЕЛ. Получилъ, мой повелитель; всѣ видѣли, что она была у него на шеѣ, когда онъ вбѣжалъ въ аббатство.
КУПЕЦ. Кромѣ того, я могу показать подъ присягой, что собственными ушами слышалъ, какъ онъ признавался, что цѣпь получилъ отъ него; тогда какъ на рынкѣ, за какіе-нибудь полчаса до этого, отрекался клятвенно. Это заставило меня обнажить противъ него мечъ, и онъ бросился въ аббатство, изъ котораго вышелъ какимъ-то чудомъ.
АН. ЭФ. Клянусь небомъ, я никогда не входилъ въ аббатство, никогда не получалъ цѣпи, никогда не обнажалъ онъ противъ меня меча. Все это гнусная клевета.
ГЕРЦОГ. Странно! мнѣ кажется, что всѣ вы напились изъ чаши Цирцеи. Еслибъ его заперли въ аббатствѣ — онъ былъ бы и теперь тамъ; еслибъ онъ былъ сумасшедшій — онъ не говорилъ бы такъ обстоятельно. Вы говорите, что онъ обѣдалъ дома — золотыхъ дѣлъ мастеръ отрицаетъ это. — Что скажешь ты?
ДР. ЭФ. Государь, онъ обѣдалъ въ домѣ Ежа, вотъ у ней.
ФРИНА. Да, онъ обѣдалъ у меня, и сорвалъ съ руки моей вотъ этотъ самый перстень.
АН. ЭФ. Дѣйствительно, этотъ перстень я взялъ у нея.
ГЕРЦОГ. Ты видѣла, какъ онъ вошелъ въ аббатство?
ФРИНА. Такъ вѣрно, какъ вижу васъ, мой повелитель.
ГЕРЦОГ. Непостижимо. — Позовите аббатису; мнѣ кажется, всѣ вы въ престранномъ заблужденіи, если не сошли съ ума совершенно.
ЭГЕОН. Великій герцогъ, позвольте мнѣ сказать нѣсколько словъ. Я нашелъ друга, который спасетъ мнѣ жизнь, заплатитъ за меня назначенную сумму.
ГЕРЦОГ. Говори.
ЭГЕОН. Вѣдь ваше имя Антифолисъ, а вашего раба зовутъ Дроміо?
ДР. ЭФ. Да, съ полчаса тому назадъ я былъ рабъ его невольный; но онъ перегрызъ веревки, и теперь я Дроміо, рабъ его вольный.
ЭГЕОН. Я увѣренъ, вы оба поменте меня?
ДР. ЭФ. Помнимъ себя, глядя на васъ; недавно и мы были связаны точно такъ же, какъ вы. Ужь и вы не попались ли въ руки Пинча?
ЭГЕОН. Что жь смотрите вы на меня съ такимъ недоумѣніемъ? вы знаете меня очень хорошо.
АН. ЭФ. Въ первый разъ вижу васъ.
ЭГЕОН. О, сильно же измѣнило меня горе съ тѣхъ поръ, какъ я съ вами разстался; заботы и сокрушительная рука времени вѣрно совсѣмъ ужь исказили лице мое. Но скажите, неужели вы я по голосу не узнаете меня?
АН. ЭФ. Нѣтъ.
ЭГЕОН. И ты, Дроміо?
ДР. ЭФ. И Я.
ЭГЕОН. Не можетъ быть; я знаю, что ты узналъ меня.
ДР. ЭФ. Я? я очень хорошо знаю, что не знаю васъ; а если человѣкъ отрицаетъ что-нибудь, такъ вы ужь обязаны вѣрить ему.
ЭГЕОН. Не узнать даже и моего голоса! О, всемогущее время! неужели въ какіе-нибудь семь лѣтъ ты такъ надорвало и ослабило бѣдный голосъ мой, что я родной сынъ не узнаетъ разстроенныхъ звуковъ моей грусти? Пусть убійственная зима засыпала уже холодными снѣгами чело, изрытое глубокими морщинами, пусть заморозила всю кровь въ жилахъ моихъ; но и въ этой мрачной ночи жизни моей сохранилось еще нѣсколько памяти, догарающая лампа моя бросаетъ еще слабый отсвѣтъ, полуоглохшія уши мои слышатъ еще звуки, и всѣ эти дряхлые свидѣтели — я не могу ошибиться — говорятъ, что ты мой сынъ, мой Антифолисъ.
АН. ЭФ. Я никогда не зналъ отца моего.
ЭГЕОН. Но дитя мое, вѣдь нѣтъ еще и семи лѣтъ, какъ мы разстались съ тобой въ Сиракузахъ. Послушай, можетъ быть ты стыдишься нищеты моей и потому не хочешь придать меня?
АН. ЭФ. Герцогъ и всѣ граждане Эфеса могутъ засвидѣтельствовать, что я никогда не бывалъ въ Сиракузахъ,
ГЕРЦОГ. Двадцать лѣтъ живетъ уже Антифолисъ въ Эфесѣ, и не все это время ни разу не былъ въ Сиракузахъ; видно старость и страхъ смерти помрачили разсудокъ твой.
АББАТ. Герцогъ, вотъ человѣкъ несправедливо преслѣдуемый. (Всѣ тѣснятся смотрѣть на Антифолиса сиракузскаго.)
АДРІАН. Я вижу двухъ мужей, если меня не обманываютъ глаза мои.
ГЕРЦОГ. Одинъ изъ нихъ духъ другаго; (Показывая на слугу) точно то же и тутъ. Которыя человѣкъ, который духъ — кто разберетъ ихъ?
ДР. СИР. Я, государь, я Дроміо; прикажите этому убираться.
ДР. ЭФ. Нѣтъ, государь, я Дроміо; прикажите мнѣ остаться.
АН. СИР. Эгеонъ! ты, или это только духъ твой?
ДР. СИР. Ахъ, старый господинъ мой, кто же это связалъ васъ?
АББАТ. Кто бы ни связалъ, я расторгаю узы моего супруга. Говори, старикъ, вѣдь у тебя была жена Эмилія? вѣдь она родила тебѣ двухъ близнецовъ? о, если ты этотъ Эгеонъ — отвѣчай, отвѣчай же твоей Эмиліи!
ЭГЕОН. Ты, ты моя Эмилія, если это только не сонъ! О, скажи, гдѣ же сынъ, плывшій съ тобой на роковомъ обломкѣ мачты?
АББАТ. Насъ, вмѣстѣ съ близнецомъ Дроміо, спасли эпидамнскіе корабельщики; но жестокосердые коринѳскіе рыбаки отняли потомъ у нихъ моего сына и Дроміо, и что за тѣмъ съ ними сталось — не знаю; куда же судьба привела меня — вы видите.
ГЕРЦОГ. Давишній разсказъ начинаетъ проясняться. Эти два Антифолиса, такъ другъ на друга похожіе, — эти два Дроміо такъ же сходные, — кораблекрушеніе, которое всѣ они помнятъ — нѣтъ никакого сомнѣнія, это дѣти ихъ. Антифолисъ, ты пріѣхалъ сюда изъ Коринѳа?
АН. СИР. Я, герцогъ? нѣтъ, я изъ Сиракузъ.
ГЕРЦОГ. Стань на эту сторону; я не разберу васъ.
АН. ЭФ. Я пріѣхалъ изъ Коринѳа.
ДР. ЭФ. И я съ нимъ.
АН. ЭФ. Меня привезъ герцогъ Меноѳонъ, славный дядя твой.
АДРІАН. Кто жь изъ васъ обѣдалъ нынче со мной?
АН. СИР. Я, синьора.
АДРІАН. Вы вѣдь мужъ мой?
АH. ЭФ. Нѣтъ.
АН. СИР. И я скажу то же самое, хотя вы и называли меня мужемъ, а эта прекрасная дѣвица братомъ. (Люціанѣ.) Но то, что говорилъ вамъ давича, надѣюсь доказать на самомъ дѣлѣ, если только не сонъ все, что вижу и слышу.
АНДЖЕЛ. Эту цѣпь вы получили отъ меня?
АН. СИР. Отъ васъ, — не отопрусь.
АН. ЭФ. А вы за эту цѣпь отдали меня подъ стражу?
АНДЖЕЛ. Точно такъ, — не отопрусь.
АДРІАН. Я послала тебѣ деньги для выкупа; но Дроміо, кажется, не отдавалъ ихъ тебѣ?
ДР. ЭФ. Со мной вы не посылали денегъ.
АН. СИР. Мѣшокъ съ дукатами получилъ я; его принесъ мнѣ мой рабъ Дроміо. Теперь ясно, что каждый изъ насъ встрѣчался съ слугой другаго; меня принимали за него, а его за меня, и вотъ причина всѣхъ ошибокъ.
АН. ЭФ. Этимъ золотомъ я освобождаю отца моего.
ГЕРЦОГ. Нѣтъ надобности; твоему отцу даруется жизнь и безъ того.
ФРИНА. А мой перстень, синьоръ?
АН. ЭФ. Вотъ онъ; благодарю за обѣдъ.
АББАТ. Герцогъ, не угодно ли войдти въ аббатство; тамъ и разскажемъ вамъ всѣ наши приключенія. Прошу и васъ всѣхъ; вы всѣ болѣе или менѣе были замѣшаны въ эту путаницу, и мы вполнѣ удовлетворимъ васъ. О, дѣти, цѣлые тридцать три года мучилась я вами, и только теперь[29] разрѣшилась отъ тяжкаго этого бремени. Герцогъ, супругъ и вы, календари рожденія дѣтей моихъ, пойдемте праздновать со мной день ихъ крещенія — послѣ столькихъ мукъ, такое счастливое разрѣшеніе!
ГЕРЦОГ. И я отъ всей души радъ быть крестнымъ отцемъ на празднествѣ этомъ. (Всѣ, кромѣ двухъ Антифолисовъ, двухъ Дроміо, Адріаны и Люціаны, уходятъ.)
ДР. СИР. Что жь, синьоръ, взять наши пожитки съ корабля?
АН. ЭФ. Помилуй, Дроміо, какіе же у меня тамъ пожитки?
ДР. СИР. А что хранились прежде въ гостинницѣ Центавра?
АН. СИР. Онъ говоритъ это мнѣ; я твой господинъ, Дроміо, пойдемъ вмѣстѣ съ нами; за пожитками успѣешь сходить и послѣ. Обойми брата своего. (Оба Антифолиса уходятъ съ Люціаной и Адріаной.)
ДР. СИР. Тамъ, въ дому твоего господина, есть толстая прелесть, которая за обѣдомъ чуть-чуть не сдѣлала меня поваренкомъ; теперь она будетъ ужь не женой, а сестрой моей.
ДР. ЭФ. Мнѣ кажется, что ты не братъ мой, а мое зеркало; по тебѣ я вижу, что я хоть-куда молодецъ. Ну что жь, пойдемъ на праздникъ.
ДР. СИР. Ступай впередъ, вѣдь ты старшій.
ДР. ЭФ. Ну, это неизвѣстно еще; какъ узнать это?
ДР. СИР. Бросимъ жеребій; а пока ступай ты впередъ.
ДР. ЭФ. За чѣмъ же; вѣдь мы родились близнецами, такъ и пойдемъ рука въ руку — рядушкомъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Was wrought by nature… По Колльеу: Was wrought by fortune…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: То seek thy help… По Колльеру: То seek thy hope."
- ↑ Тутъ игра значеніями слова post — гонецъ и столбъ, служившій въ лавочкахъ и въ тавернахъ вмѣсто бирки.
- ↑ Тутъ игра значеніями слова mark — маркъ, монета, и боевой знакъ.
- ↑ Таково было мнѣніе древнихъ объ этимъ городѣ.
- ↑ Тутъ игра значеніями слова earnest — серьезное и задатокъ.
- ↑ Тутъ игра значеніями слова sconce — голова, башка и окопы.
- ↑ Basting — подливка и побои.
- ↑ Полагали, что сухое мясо развивало желчь, дѣлало сердитымъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: that he spends in tiring… По Колльеру: that he spends in trimming…
- ↑ Слово bald значитъ глупый и плѣшивый.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: I live dissetain’d… По Колльеру: I live unstain’d…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: she moves me for her theme… По экземпляру Колльера: she means me for her theme…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: If the skin were parchment… По Колльеру: If my skin were parchment…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: or thy name for an ass… По Колльеру: or thy name for а face…
- ↑ Тутъ игра значеніями слова crow — ломъ и ворона.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Shall Antipholus, hate Eves in the spring of love, thy love-springs rot?… По Колльеру: Shall unkind debate, Even in the spring of love, thy love-springs rot?…
- ↑ Тутъ игра созвучіемъ именъ: Neil съ словомъ ell — аршинъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: to pay thee that I never had… По Колльеру: to pay for that I never had…
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: sweet now, make baste… По Колльеру: swift now, make baste…
- ↑ Намекъ на кожаную одежду полицейскихъ того времени.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: One whose hard heart is button’d up with steel; А fiend, а fairy… По Колльеру: One whose hard heart if button’d up with stee], Who has no touch of mercy, cannot feel; А fiend, а fury…
- ↑ Тутъ игра значеніями слова band (bond) — обязательство и band (neckcloth) — шейный шатокъ.
- ↑ Полицейскаго, которые въ то время ходили въ кожаномъ платьѣ, какъ Адамъ, послѣ грѣхопаденія, въ звѣриныхъ шкурахъ.
- ↑ Монета.
- ↑ Тутъ игра значеніями словъ light wench — блудница, и light — свѣтлый, свѣтлая.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: Avoid then, fiend… По Колльеру: Avoid thou, fiend…
- ↑ Попугаевъ учили разнымъ предостерегательнымъ изрѣченіямъ, которыми они и кричали проходящимъ.
- ↑ Въ прежнихъ изданіяхъ: and till this present hour… По Колльеру: and at this present hour…