Полкъ идетъ въ Слонимъ, а меня отпустили на 28-мъ дней въ Петербургъ. Мѣсто графа Аракчеева заступилъ Барклай-де-Толли; будетъ ли онъ столько же обязателенъ ко мнѣ, какъ былъ Аракчеевъ! врядъ-ли! Говорятъ, онъ человѣкъ очень суровый. Впрочемъ странно было бы, если бъ сыскался кто-нибудь еще суровѣе графа; но Аракчеевъ имѣлъ два неоцѣненныя качества — искреннюю привязанность къ Государю, и слѣпое повиновеніе воли Его.
Я опять увидѣла прекрасную столицу нашу! очаровательное жилище обожаемаго Царя! нѣжно любимаго Отца — кроткаго, милостиваго! Нѣтъ, языкъ человѣческій бѣденъ выраженіями для столькихъ соединенныхъ добродѣтелей! Каждый день слышу, съ какимъ чувствомъ любви говорятъ о нашемъ Александрѣ! Вижу слезы умиленія въ глазахъ тѣхъ, кто разсказываетъ какое-нибудь изъ Его дѣйствій; и всѣ они исполнены милости, и всѣ они имѣютъ цѣлію счастія людей! Должно сдѣлать усиліе надъ собою, чтобъ перестать писать о Немъ. Я не кончила бы никогда, если бъ слушалась того сердечнаго чувства, которымъ дышатъ къ Нему всѣ жители обширнаго Петербурга!
Барклай-де-Толли приказалъ мнѣ явиться къ нему, и когда я пришла въ его кабинетъ, онъ отдалъ мнѣ 500 рублей съ весьма вѣжливымъ видомъ, говоря, что Государь Императоръ полагаетъ эту сумму достаточною для моей обмундировки. Что̀ жъ мнѣ было дѣлать? Я взяла деньги, поклонилась, и пошла заказывать себѣ мундиръ и другія вещи; на эти деньги, по одному только чуду можно бъ было сдѣлать гусарскій мундиръ; но какъ время чудесъ прошло уже, то я и рѣшилась перейти въ уланы. Написала объ этомъ желаніи и причинѣ его военному министру, прося, какъ это было мнѣ позволено, довесть просьбу мою до свѣдѣнія Государя, и сверхъ этого дать мнѣ нѣкоторую сумму денегъ для переѣзда изъ одного полка въ другой, и полную уланскую обмундировку. Написавъ и пославъ эту записку къ военному министру, я поспѣшила уѣхать изъ Петербурга, полагая, что министръ разбранилъ бы меня съ горяча, и не доложилъ бы ничего Государю; но какъ меня уже нѣтъ, бранить некого, то въ продолженіи времени онъ обдумаетъ самъ, что денегъ дали мнѣ мало; въ гусарахъ служить дорого. Да и что̀ ему тутъ! такъ угодно Государю!
— Возвратясь въ Слонимъ, я не нашла еще своего полка; онъ не прибылъ. Жиды обступили меня съ предложеніями услугъ; но узнавъ, что золото у меня только на мундирѣ, ушли, и я одна, безъ всякой прислуги, живу въ домѣ стараго, отставнаго Гвардіи сержанта, который съ утра до вечера разсказываетъ мнѣ анекдоты своей молодости и службу при Екатеринѣ.
— Наконецъ я дождалась полка; эскадроны разошлись по квартирамъ, которыя всѣ почти въ прелecтныxъ, романическихъ мѣстахъ. Какъ мила Польша по многому! веселые, гостепріимные Поляки! прекрасныя и ласковыя Польки! благорастворенный климатъ! картинныя мѣста, и покорный услужливый народъ!
— Весь нашъ полкъ теперь вмѣстѣ. — Первый баталіонъ, квартировавшій въ Одессѣ, пришелъ сюда же въ Слонимъ.