Очерк истории военного искусства в России до Петра Великого
I. От начала русского государства до половины XI века
ачалом нашей истории и первым толчком к основанию наших ратных сил, по мнению профессора Ключевского, послужило образование в VI в. по Р. Х. наступательного военного союза против Восточной Римской империи племен восточных славян.
Племена эти до II в. обитали по Среднему и Нижнему Дунаю, в царстве даков, а затем были вытеснены римлянами после разорения ими этого царства в Карпатский край.
Отсюда, направляясь по течению рек Днепра, Зап. и Южн. Буга и притоков Припяти и Верхней Вислы, молодые, полные сил и предприимчивости племена восточных славян двинулись в VII—VIII вв. в более доступную их натиску т. н. «Русскую равнину», где, естественно, они и осели прежде всего на богатом водном пути «из варяг в греки», — т. е. из р. Волхова к р. Днепру.
Но в одно время с расселением восточных славян по западной, лесистой части Русской равнины, в восточной, степной ее части распространилась новая азиатская орда, хозары, которая в VIII в. покорила зашедших более к востоку славян — полян, северян и вятичей.
Однако в начале IX в. сквозь хозар прорвались с востока на запад, за Дон, новые орды: печенегов и за ними узов-торков. Хозарская власть оказалась не в состоянии оберегать наших купцов на востоке. Пришлось об этом заботиться купцам самим (торговые города — вооруженные убежища).
Почти тогда же в городах по Днепру стали появляться пришельцы из Скандинавии. Преимущественно вооруженные купцы, стремящиеся пробраться в богатую Византию, они задерживались в больших торговых городах и входили в состав местного вооруженного купечества. Таким образом, в городах образовалась из туземцев и пришельцев военно-промышленная сила, которая не только сделалась сама независимой от хозар, но и подчинила себе несколько соседних племен.
В части городов варяги забрали власть, а их вожди стали военачальниками, называясь князьями и витязями (княжество Рюрика в Новгороде, Синеуса — на Белом озере, Трувора — в Изборске, Аскольда — в Kиeве).
Из всех городов восточных славян наибольшее значение проявил Киев («стольный град», «мать городов русских»). Владелец Киева держал в руках ключ русской торговли и обороны всей страны. Отсюда все варяжские князья, появлявшиеся на севере, и стремились владеть Киевом и отсюда же Киев неминуемо должен был стать узлом объединения русских славян.
Первые же русские князья в Киеве, поняв это, стремились подчинить соседние племена и расширить свои владения, причем у подчинившихся сажали наместников, «посадников», — своих сыновей и родственников или особо выбранных лиц.
Наместники эти, по существу, были такие же князья, как и киевский, но он считался старшим, «великим князем» русским, а все подвластные ему племена и земли — Великим княжеством Киевским или Русским государством, в половине XI в. довольно обширным и с весьма пестрым населением.
Но за свои права великие князья также и обязывались охранять торговые пути к заморским рынкам, оборонять подвластные земли и расширять все дальше торговлю. Это в итоге привело нас к желанию — покорением Византии — овладеть выходом из Черного моря в Средиземное.
В общем, первое время нашей истории было все тою же борьбой нашей на все стороны, борьбой мощной и стойкой, — то наступательной, то наступательно-оборонительной, как и во все остальное время нашего существования, — и для такой борьбы, с ее замыслами на уничтожение чужого могущества и на выход в широкий морской простор и на севере, в воды фряжские (варяжские), и на юге, в воды Средиземные, нужно было иметь надлежащую вооруженную силу.
Уже у варяжских князей в половине IX в. была военная сила — приводимые с ними вооруженные люди (варяги). Позднее в нее вошли славяне, а к концу X — половине XI вв. дружины уже были преимущественно из славян.
Дружина была высшая (княжие мужи, или бояре) и низшая (дети их и отроки, под именем сначала грид, или гридьба, — а после — двор, или слуги).
Старшая дружина — бояре, — служа князю для управления и защиты земли, составляла думу, его государственный совет. Обязанная князю службой за содержание, состоя всегда в готовности к боевым трудам, во всем остальном дружина была свободна.
Дружина, таким образом, была военным сословием, занятым исключительно войной и торговлей, но до конца XI в. вовсе не земледельческим.
Наряду с дружиною было еще и земское городское войско, вои, — как следствие военного устройства торговых городов, — т. е. горожане, способные носить оружие, кроме младшего из взрослых в семье. Сельчане же привлекались редко в войска и всегда в ограниченном числе.
Земско-городское войско (вои) созывалось, когда княжая дружина была недостаточна. Созыв и количество воев решались вечем; при несогласии шли только охотники.
По миновании надобности вои расходились по домам.
Главный род войск была пехота. Лишь отдельные лица: сами князья, бояре, знатные и богатые люди, — сражались верхом[1]. До Святослава вообще, если и встречается конница, то почти исключительно наемная и невысокого качества.
Вооружение сразу резко обозначилось как рукопашное (копья, мечи, секиры, топоры, ножи), так и метательное (луки со стрелами), причем пехота разделилась на лучников, или стрелков, и копейщиков.
Оборонительное снаряжение было: кольчужная броня, остроконечные шлемы с кольчужными сетками на лицо и плечи и большие, часто во весь рост, деревянные щиты.
Простые бедные войны имели оружие беднее, проще и хуже; знатные и богатые люди вооружались богаче, сложнее и лучше.
Тяжелое оружие и снаряжение обыкновенно хранились в княжьих складах и выдавались перед походом, а после похода вновь отбирались.
В первое время князья раздавали коннице и лошадей из собственных табунов.
Соединение воинов области или города называлось дружиною; несколько дружин давали рать или полки.
Все они носили имена областей или городов. Во главе стоял великий князь, под ним местные князья, воеводы, тысяцкие, сотники и десятники.
Количество войск определить трудно. С полной уверенностью можно только сказать, что оно не превосходило 50 000—60 000, обыкновенно же было гораздо меньше. Так, у Аскольда в походе на Византию было 8 тыс. человек, у Олега и Игоря — значительно больше, у Святослава — своих только 10 тыс. человек, а наемных венгров, печенегов и других 40—50 тыс. человек, у Ярослава в IX веке против Болеслава Храброго — 50—60 тыс. человек.
Строй и образ действий войск сразу определились высоко целесообразные и полные лучших основ.
Войска шли в поход от заранее назначенного сборного места, обыкновенно все вместе. Впереди шла «сторо́жа», или передовая стража. Она охраняла главные силы, разведывала о путях и неприятеле и добывала «языков» (пленных). За главными силами шли довольно многочисленные обозы с продовольствием и другим имуществом.
На ночлег становились станом и окружали себя повозками или тыном и часто окапывались, выставив стражей, выслав дозоры и приняв другие меры предосторожности.
В бою сражались холодным оружием, пешком, преимущественно в глубоких строях, но частью и в рассыпном строю, метательным оружием.
Рать строила большой полк, или чело, из наемников или воевод[2] и два крыла из дружины: понимание значения удара во фланг и лучшие войска здесь, для решительного удара.
Перед началом боя иногда происходило единоборство отборнейших воинов, часто самих князей. Общий бой, крайне ожесточенный и кровопролитный, начинался по приказу князя; первый удар — копьями, затем — мечами. Победу решали: превосходство в числе, сила, ловкость владения оружием, мужество. Однако в бою прибегали к охватам, окружению, притворным отступлениям, засадам. И здесь, в этом маневрировании, крылья имели решающее значение.
Единственная слабая сторона, свойственная, однако, всем народам Европы того времени и на Западе оставшаяся весьма надолго, — победители оставались на поле сражения, празднуя победу на «костях», и только редко преследовали всеми силами до последней крайности.
Наряду с полевыми действиями мы видим также и укрепления по границе. Уже Олег строил их вокруг Киева. С течением времени дело развивалось, и укрепленные места заселялись боевыми людьми, или, как говорит летопись, «служами лучшими», из разных славянских и финских племен. Укрепленные города, городцы и острожки состояли из деревянных стен толстого леса, со рвами и валами. Позднее валы и лесные засеки образовали вдоль границ укрепленные рубежи.
Брали города русские войска приступом, внезапным нападением, хитростью. При неудаче принуждали к сдаче голодом. Осадное искусство, как и везде тогда, было развито слабо.
По духу дружина обладала высокими воинскими доблестями: мужеством, храбростью, твердостью, терпением в перенесении трудов, лишений и опасности, суровостью в образе жизни, верностью и преданностью своим князьям и начальникам. Земское войско (вои) и особенно наемники этими качествами обладали меньше.
Князья (вожди) владели ратным делом и сердцами своих людей в большинстве — мастерски. Будучи первым примером во всем сами, они часто водили дружины на подвиги почти сказочные.
Войны и бои велись на уничтожение, разоряя и опустошая пределы врага и уничтожая его в сече.
Как примеры — византийские походы Олега Вещего, Игоря и необычайные по своей мощи деяния и походы Святослава.
Византийские походы. Еще Аскольд и Дир, не получившие от Рюрика городов и надеявшиеся утвердиться в Греции, направились со своими родами на юг по великому Днепровскому водному пути. Здесь, в земле полян, они овладели Киевом, где и остановились. К ним стали стекаться все недовольные и искатели приключений. Скоро у них образовалась многочисленная дружина, с которой они и предпринимают в 865 году внезапно для греков поход к Царьграду на 200 ладьях (8 тыс. человек).
В это время Константинополь был сильно укреплен, особенно с суши.
«Поход этих варваров, — замечает патриарх Фотий, — был так схитрен, что и молва не успела оповестить, и что мы услыхали о них уже тогда, когда видели их»…
Ужас, охвативший всю столицу, был неописанный.
Немедленно к императору был отправлен гонец.
Между тем Царьград был уже обложен русскими, как вдруг, без всякой видимой причины, руссы сняли осаду и, захватив громадную добычу, ушли на своих ладьях. По всем вероятиям, они получили известие о приближении императора Михаила III с греческими легионами и флотом, с которыми он пошел было против сарацин, но, получив известие о нападении руссов, поспешил вернуться для выручки столицы.
Далее, по 907 год, т. е. 42 года, отношения Руси к Византии были, по-видимому, мирного свойства. Руссы находились даже на греческой службе, но, вероятно, со стороны греков последовало какое-либо крупное нарушение договоров с Русью, так как в 907 году, т. е. на двадцать девятом году своего правления, Олег (Вещий) предпринял поход против греков. Это было уже не набег шайки варягов, а предприятие соединенных сил всех славянских и частью финских племен, населявших тогдашнюю Русь. По свидетельству летописей, поход был на конях и ладьях. Последних было 2000; на каждой, якобы, по 40 человек. Конница отправлена сухим путем.
Поход Олега увенчался полным успехом. Греки согласились на потребованные Олегом условия мира, уплатили по 12 гривен на ладью и заключили предварительный, а впоследствии окончательный, мирный договор, по которому руссы приобрели существенные права в греческих областях. В знак победы щит Олега был прибит к вратам Царьграда. Увы, он больше не нашел себе продолжателей!..
Из преданий об Олеге видно, что он являлся не столько храбрым воином, сколько мудрым, искусным и хитрым — «вещим». Он же — первый собиратель племен. Под его общим знаменем племена впервые познают свое единство и соединенными силами участвуют в походе.
Игорь (912—945 г.) предпринимал два похода в Византию, не имевшие по своим последствиям никакого значения.
Походы Святослава. Сын Игоря Святослав первые 10 лет своего княжения ведет, — это из Киева, при тогдашних условиях знания и сообщений, — победоносные войны с народами на Дону, Кубани и при Каспийском море! В летописи под 964 г. стоит: «Когда князь вырос и возмужал, он начал вокруг себя собирать много храбрых воев, ибо и сам был храбр и быстр, как пардус (леопард), и потому много воевал. Котлов за собою не возил, мясо в походе не варил, но, тонко изрезав конину или зверину, испекал на углях и ел. Шатров у него не было, ложась спать, клал под себя потник, положив седло под голову. Таковы были и вои его».
В 967 г. греческий император Никифор Фока в ожидании войны с болгарами вследствие отказа платить им дань отправил патриция Калокира в Киев к Святославу склонить его (дар в 26 пудов золота) на набег на Болгарию. Отважный Святослав охотно согласился, убежденный ловким Калокиром, мечтавшим с помощью храбрых руссов занять шаткий престол.
На клич для похода, обещавшего много добычи, золота и девиц, русская молодежь скоро стеклась под стяги Святослава.
Посадив на ладьи около 10 тыс. человек, Святослав в 967 г. двинулся в Болгарию Черным морем и Дунаем. 30 тыс. болгар пытались сопротивляться, но руссы, сомкнув щиты и обнажив мечи, нанесли им поражение. Болгары, отступив к Доростолу, заперлись, но были и там побеждены.
Вскоре вся страна, а также Македония и Фракия до Филипополя попали под власть Святослава. Тогда Фока, поняв, какого опасного союзника он пригласил, и узнав о замыслах Калокира, стал готовиться к войне, принял меры по обороне Царьграда, загородил цепью вход в Золотой рог и отправил посольство к болгарам под видом переговоров о брачном союзе между лицами царственных домов, но на самом деле — с целью возмущения болгар. Печенеги, вероятно, подкупленные Никифором, напали на Киев. Это заставило Святослава поспешить домой. Здесь, усилив свою дружину воями, он прогнал печенегов. Но когда его стали упрашивать остаться в Киеве, он отвечал: «Не любо мне жить в Киеве, хочу жить в Переяславце на Дунае (вероятно, нынешний Рущук); там — среда земли моей, туда сходится все хорошее: от греков — паволоки, золото, вино и различные овощи, из Чехии — серебро, из Угрии — кони, из Руси — скора (меха) и воск». Вскоре по смерти матери своей св. Ольги, Святослав опять отправился в Болгарию, — и снова началась борьба, придавшая героический образ князю и заставившая потомство забыть весь вред его болгарских походов.
Святослав предпринимает набеги к югу от Балкан и в 970 г., овладев Филипополем, подступает к Адрианополю.
Между тем Никифор был убит знаменитым полководцем Иоанном Цимисхием, который, вступив на престол, старался переговорами склонить Святослава возвратить завоеванные области, иначе грозил войною. На это Святослав отвечал: «Да не трудится император путешествовать в нашу землю: мы скоро поставим шатры свои перед Византийскими воротами, обнесем город крепким валом и, если он решится выступить на подвиг, мы храбро его встретим». При этом Святослав советовал Цимисхию удалиться в Малую Азию[3].
Война возгорелась, и Святослав понес вскоре поражение под Адрианополем, причем, имея громадные потери, отступил к Дунаю.
Между тем войска греков из Адрианополя пришлось отозвать в Малую Азию против восставшего Варды Фоки, брата убитого Никифора. Положение Цимисхия стало крайне затруднительным, и надо было предпринять решительные действия для обуздания все увеличивающейся смелости руссов. Но для этого требовались значительные приготовления, окончить которые нельзя было ранее весны следующего года; да к тому же в наступившее зимнее время переход через Гемский хребет (Балканы) считался невозможным. Ввиду этого Цимисхий снова завел переговоры со Святославом, послал ему значительные подарки, обещая остальные прислать весною, и, по всем вероятиям, дело закончилось заключением предварительного договора о мире. Этим и объясняется оставление Святославом незанятыми горных проходов (клиссур) через Балканы.
Между тем весною 971 года Цимисхий, пользуясь разбросанным положением сил Святослава по Болгарии и его уверенностью в мире, неожиданно выслал из Суды флот из 300 судов, с приказанием войти в Дунай, а сам с войсками двинулся к Адрианополю. Здесь император был обрадован известием, что горные проходы не заняты руссами, вследствие чего Цимисхий, во главе бессмертных телохранителей (конные латники числом до 2000 человек) и имея сзади 15 000 пехоты и 13 000 конницы, а всего 30 000, беспрепятственно прошел страшные клиссуры и 12 апреля совершенно неожиданно для руссов подошел к Преславе, занятой воеводою Святослава Сфенкелом. На другой день Цимисхий, построив густые фаланги, двинулся к городу, перед которым его ожидали на открытом месте руссы. Завязался упорный бой, но руссы, не имея конницы, не могли устоять против греческих всадников, и, когда бессмертные охватили их левое крыло, они вынуждены были отступить в город.
14-го прибыли к Цимисхию остальные войска с каменометными и стенобитными машинами. Торопясь взять Преславу до прибытия на выручку Святослава, греки, без труда разбив деревянные стены, пошли на приступ и после отчаянного боя овладели городом. Сфенкел отступил и заперся в царском дворце, где продолжал обороняться, пока Цимисхий не приказал зажечь дворец. Выгнанные пламенем из дворца, руссы вышли и отчаянно отбивались от окружавших их греков. Почти все были истреблены, только самому Сфенкелу всего с несколькими воинами удалось пробиться к Святославу в Доростол.
В Преславе греками был взят в плен болгарский царь Борис, которого Цимисхий отпустил на свободу, даже заключив с ним союз.
В это время усилия Святослава собрать войска к Доростолу не могли увенчаться успехом, если только принять во внимание, с одной стороны, неожиданность для него войны, а с другой — быстроту действий Цимисхия: уже через 10 дней сам Святослав был застигнут греками под Доростолом. Этим и объясняется, почему Святослав, всегда первым нападавший на врага, даже не выступил навстречу Цимисхию. Это было теперь даже благоразумно, так как с наличными силами и без конницы он легко мог быть окружен и отрезан от Доростола превосходною многочисленною греческою конницей. Между тем в Доростоле находились все его ладьи, а Дунай был для него единственным путем отступления.
23-го произошел передовой бой у Доростола.
24-го Цимисхий был встречен общей вылазкой.
25 апреля Цимисхий попытался, но неудачно, овладеть городом приступом. Вечером же руссы снова произвели сильную вылазку, причем, по сказаниям византийцев, они в первый раз попробовали действовать в конном строю, но, имея дурных коней, набранных в крепости и не привыкших к бою, были опрокинуты греческою конницею. В этот же день подошел греческий флот и расположился на Дунае против города, вследствие чего руссы были окончательно обложены и не смели более выходить на своих ладьях, боясь греческого огня. Для безопасности Святослав приказал вытащить лодки из воды и поставить их на берегу.
26-го числа руссы опять сделали вылазку, но уже всеми силами. С длинными, до самых ног, щитами и покрытые кольчугами и бронями, руссы, выйдя в сумерки из крепости и соблюдая полную тишину, подошли к греческому стану и неожиданно напали на греков. Бой длился с переменным успехом до полудня 27-го числа, когда был убит Сфенкел, доблестный защитник Преславы, после чего руссы отступили.
В ночь с 27-го на 28-е Святослав, ожидая, в свою очередь, нападения, приказал вырыть глубокий ров вокруг городских стен и решился обороняться до последней крайности. Цимисхий сначала ограничился одним обложением, надеясь голодом заставить Святослава сдаться, но в скором времени, благодаря постоянным вылазкам руссов, все дороги и тропинки были перекопаны рвами и заняты, а на Дунае флот усилил свою бдительность. Вся конница греческая была выслана для наблюдения дорог, ведущих с запада и с востока в крепость.
Положение осажденных стало весьма затруднительным. К 28 июня прошло уже 65 дней осады с почти ежедневными боями. В городе скопилось множество раненых, и наступал положительный голод. Между тем стенобитные машины греков все время действовали и разрушали стены города, а каменометные орудия причиняли большие потери в людях.
С 29 июня последовал трехнедельный перерыв в действиях.
Положение Святослава становилось, однако, безвыходным. На помощь извне невозможно было рассчитывать, а выходы все заперты. Войско Святослава умирало с голоду и быстро таяло, у Цимисхия же не было ни в чем недостатка. При таких обстоятельствах Святослав созвал 21 июля на совет свою дружину; но это было им сделано не столько для совета, сколько для того, чтобы воодушевить ее к предстоящему и уже решенному им последнему бою: прием, позднее, Александра Невского, Дмитрия Донского, Петра, Суворова, — у нас… и всех, в общем, крупных и сильной воли вождей.
Одни советовали выждать темной ночи, спустить в Дунай бывшие на берегу лодки и, соблюдая возможную тишину, плыть, незаметно, вниз по Дунаю. Другие советовали просить у греков замирения. Но не так думал Святослав. Тут-то и были произнесены им те бессмертные слова, которые стали гордостью русского народа и русского воина во всех случаях, где приходилось делать выбор между доблестью и смертью. Святослав сказал: «Выбирать нам не из чего. Волей или неволей мы должны драться. Не посрамим же земли русские, но ляжем костьми — мертвые бо срама не имут. Станем крепко. Я пойду впереди вас, и если глава моя ляжет, то поступите, как заблагоразсудите (то промыслите собою)»[4].
Наэлектризованные этою геройской речью, вожди решили победить — или умереть со славою…
Святослав вывел в поле всех способных владеть оружием и приказал запереть все городские ворота, чтобы никто не мог вернуться в крепость[5]…
Завидя выступление руссов, Цимисхий также вывел свои войска из укреплений построился к бою, а потом двинулся против русских, стоявших под крепостью. Начался жестокий бой.
Обе стороны дрались отчаянно, и хотя Святослав был ранен и сшиблен с лошади, но победа стала явно склоняться в нашу сторону.
Однако, Цимисхий умело отвел Святослава от крепости и охватил его тогда с обеих сторон конницей: обычная судьба всех, не умеющих оценить значения местного предмета… Но здесь русских поразила еще и другая неожиданность…
Внезапно налетевшая гроза с вихрем, неся тучи пыли, ослепила войска Святослава. Пораженные неожиданностью, они дрогнули, начали отступать и, пробиваясь через греческую конницу, успели, хотя с большими потерями, проложить себе путь к крепости и укрыться в ней. Потери Святослава в этом последнем бою были очень велики: по словам византийцев они простирались даже до 15 тыс. человек.
Потерпев столь решительное поражение и не имея никакой возможности рассчитывать на успех впоследствии, Святослав вступил в переговоры с Цимисхием и получил право возвратиться Дунаем в Россию, а войска его (их оказалось будто бы 22 тысячи) были даже снабжены довольствием от греков. Святослав двинулся Дунаем и затем морем в Днепр. Но здесь, у порогов, печенеги преградили ему путь.
Пробиваясь уже весною 972 года, но с еще более слабою дружиною, Святослав был убит, и только воеводе Свенельду с малым числом воинов удалось вернуться в Киев.
По признанию византийских писателей, руссы сражались храбро и отчаянно и давно уже пользовались славою победителей надо всеми соседними народами. Продолжительность происходивших в эту войну сражений, из которых некоторые, как, например, 26-го и 27 апреля, длились около суток, выясняют всю стойкость наших предков в бою, — свойство, и до сих пор составляющее отличительную нашу черту. К тому же положение руссов было затруднительно еще и вследствие полного отсутствия у них конницы, — следовательно, условия борьбы с превосходною тяжелою конницей Цимисхия были крайне невыгодные.
Что касается самого Святослава, являющегося суровым воином, смелым и предприимчивым, то его предприятие в Болгарии не может быть признано безрассудным. Во всяком случае, Святослав представляется тут отнюдь не искателем приключений. Как уже указано выше, его поход в Болгарию имел основною целью утвердиться на Дунае, и уже поэтому нельзя отвергать чрезвычайной важности преследуемой им задачи как для военного, так и для политического и торгового могущества России. Не мешает, казалось бы, при обсуждении этого вопроса вспомнить и столь сложную современную обстановку, в которой тот же Балканский полуостров и Константинополь являются нашей конечной целью. Не Святослав ли первый стремился исчерпать до дна именно эту задачу?
Однако, в самых военных действиях Святослава нельзя не видеть недостатка осторожности. Оставление незанятыми проходов в Балканах, бесспорно, составляет крупную его ошибку, хотя, как видно было выше, есть много оснований предполагать, что она была следствием уверенности Святослава в том, что войны не будет, и последняя оказалась для него неожиданною. Зато трехмесячная оборона Доростола, и притом оборона в высшей степени деятельная, представляется в полной мере доблестною и, несомненно, служит доказательством далеко недюжинных военных способностей Святослава, а, главное, того его духа, того сознания своего превосходства над другими, которое позволяло ему гордо бросать врагу вызов: «Иду на вы»…
Походы Владимира Св. и Ярослава Мудрого. Гибель многочисленной русской рати вместе со Святославом, а еще более — междоусобия его сыновей — сильно потрясли начавшее возрастать могущество Руси. Часть покоренных племен успела уже отложиться; соседи спешили воспользоваться удобным случаем пограбить Русь и на ее счет увеличить свои пределы. Надо было вновь покорять отложившиеся племена и усмирять соседей. Это и выполняет Владимир, почти все княжение которого было занято войнами, и притом удачными. Владимир вел войны не для добычи, а для установления и утверждения русского владычества в восточной Европе, и по отношению Руси, как государства, его войны имеют бесспорно большое значение.
Первое время, за убылью своих войск, Владимиру были необходимы наемные дружины варягов, от которых он избавился, когда Киевский престол перешел в его руки.
При нем Русь принимала широкое участие в делах Византии уже не как враг, а как союзник, военная помощь которого выручает империю из затруднительных обстоятельств, хотя в 988 году и он воевал с греками.
Но в этом случае Владимир не предпринял, подобно своим предшественникам, дальнего и рискованного похода на Царьград, а избрал более близкую цель — греческие колонии на берегу Черного моря, в Крыму. Войска его направились в ладьях к Корсуню и, высадившись в окрестностях его, расположились сначала в расстоянии полета стрелы. Это был по счету восьмой поход русских в Черное море в течение 122 лет. Получив на требование сдачи города решительный отказ, Владимир приказал приступить к стенам и делать примёт. Осадные работы подвигались, однако, весьма медленно, — как говорит летопись, потому будто бы, что граждане Корсуня подрыли ход под стеною и уносили в город землю, присыпаемую русскими к стенам. Наконец измена помогла великому князю овладеть городом. Ему было сообщено о возможности отнять у города воду. Исполнив этот совет, Владимир действительно вскоре принудил город к сдаче.
Осада и взятие Корсуня, в военном отношении не имеющие существенного значения, не лишены его по своим последствиям.
Как известно, Владимир по взятии Корсуня принял в 988 г. крещение и женился на Анне, сестре императоров византийских Василия II и Константина Багрянородных. Это привело к тому, что наши войска появились в рядах византийцев.
С принятием христианства и крещением Руси, т. е. во второй половине княжения Владимира, прекратились войны с западными державами, но далеко еще не прекратилась его военная деятельность. Ему пришлось до последних дней вести упорную и трудную борьбу с печенегами, набеги которых не давали покоя всему югу России. Владимир предпринял против них целый ряд походов, а для преграждения им доступов в Россию он устроил ряд новых укрипленных городов по рекам: Десне, Остру, Трубежу, Суле и Стугне, а также поправляет и укрепляет старые. Для ограждения Киева, Владимир, между прочим, окружил его рядом укрепленных мест, как бы крепостцами. В эти города Владимир посадил лучших мужей, собирая их из славян, т. е. новгородцев, кривичей и вятичей. С целью наблюдения за кочевниками и своевременного извещения об их набегах стали пользоваться также бесчисленными курганами, т. е. искусственно насыпанными горками, которые и теперь еще часто встречаются в наших южных степях. Новые пограничные городки и сторожевые курганы были связаны между собою валом и частоколом. Таким образом впервые образуется укрепленная черта, защищавшая, хотя далеко и не в достаточной мере, пределы Руси от набегов хищников.
Княжение Ярослава I Мудрого имеет, вообще, вид постоянных войн его с братьями, для чего он нанимает на службу варягов.
Княжения Владимира I и в особенности Ярослава I по многим причинам представляют наиболее данных для изучения военного дела и искусства в древней Руси. В это именно время Русь является государством, достигшим наибольших могущества, силы и международного значения за всю домонгольскую ее историю. Целым рядом удачных войн эти два славные князя достигают объединения Руси в столь обширных пределах. Сильная внутри, Русь пользуется соответственным международным значением. Ее соседи наперерыв стараются заручиться союзами с нею. Ярослав был женат на Ингигерде, дочери шведского короля Олафа, сестра его Мария была за королем польским Казимиром, а сестра последнего — за сыном Ярослава, Изяславом. Дочь Ярослава Елизавета была замужем за норвежским королем Гаральдом Смелым (Гардрагом), другая дочь, Анна, за французским королем Генрихом I и, наконец, третья, Анастасия, за венгерским королем Андреем I. Сын же Ярослава, Всеволод, был женат на дочери византийского императора Константина Мономаха… Какая мощь, и что бы было, если бы не татарское иго и приведшие к нему собственные грехи…