Вот летопись о юной девушке, изошедшей от владыки, чье имя Кучумаквик, Кровь Соединенная.
И вот одна девственница, дочь властителя, прослышала про чудеса, свершившиеся с древом чудесным, скрывшим голову Гунгуна-Ахпу и явившим обильные плоды внезапно. Кучумаквик было имя отца её, Кровь Соединенная. Сквик было имя девушки, Быстрая Кровь. И когда услышала она рассказ о плодах древа, от отца своего, весьма она дивилась на рассказанное.
Почему бы не пойти мне взглянуть на это дерево, о котором столько говорят? подумала она. Поистине, плоды его должны быть весьма вкусны, согласно с тем, что я слышу, прибавила она.
И пошла она одна, и приблизясь к древу, что росло посреди Усыпальницы, восхищенная, воскликнула: А! а! так вот плод этого дерева. Не удивительно ли, как покрыто это дерево плодами? Что же, разве умру я и будет в том моя погибель, ежели сорву я один? Так промолвила девушка.
Тогда мертвая голова, что была посреди древа, возговорила: Ты воистину хочешь? Эти круглые шары, что среди ветвей, суть лишь мертвые головы, сказала голова Гунгуна-Ахпу, говоря к юной девушке.
Всё еще хочешь? прибавила она. — Хочу, отвечала девушка. — Хорошо, так протяни же лишь край руки своей, сказала мертвая голова. — Да, ответила девушка, выдвигая свою руку и протягивая ее перед мертвой головой.
Тогда мертвая голова, с усилием, устремила плевок в руку юной девушки, в протянутую руку: девушка тотчас взглянула в углубление ладони своей, взглядом пристальным и любопытным, но уже не было более в руке её слюны от мертвой головы. Эта слюна и эта влага есть потомство мое, которое даю тебе, сказала мертвая голова. — Вот голова моя перестанет говорить, ибо это лишь мертвая голова, уже не имеющая плоти.
И голова самых великих владык, ежели мертвая, есть такова же; ибо только плоть есть то, что украшает лицо: отсюда-то страх, что нападает на людей в час смертный, по причине костей, которые одни остаются по смерти.
Есть точно так же сыны, существо коих есть как слюна и влага, будут ли то сыны властителя, или художника, или глашатая красноречивого, влага, что не теряется, но переходит из рода в род, так что не гаснет в народе потомство властителя и художника и красноречивого; и остаются так дочери и сыновья, и так я поступил с тобой.
Вернись же к свету Солнца и будь на земле; ты не умрешь. Верь слову моему, и так да будет, промолвила голова Гунгуна-Ахпу и Вукуба-Гунахпу. Всё же это было так устроено по воле и повелению Урагана, Молнии в изломе и Ударной Молнии.
И вернулась домой юная девушка, в тот, многими наполненный предвещаниями, дом. И тотчас же зачала она в чреве своем одною силою слюны; и таково было зачатие Гунахпу и Сбаланкэ.
Домой прибыла девушка, и по истечении шести месяцев с подозрением стал смотреть на нее отец её, и Кучумаквик было имя её отца, Кровь Соединенная.
И потом отец её стал смотреть на девушку с наибольшим вниманием, ибо заметил он, что носит ребенка она во чреве своем. И тогда цари Гун-Камэ и Вукуб-Камэ собрались на совет с Кучумаквиком.
Вот моя дочь — с тяжестью в чреве своем, о, цари, сказал Кучумаквик, и поистине в том для меня есть поношение. — Хорошо, — ответил их рот, — её рот исследуй, и если не скажет, да будет предана она смерти и да принесут ее в жертву далеко отсюда. — Весьма хорошо, владыки мои, — ответил он.
И тогда спросил он у дочери своей: От кого это ребенок, что ты носишь во чреве своем, дочь моя? — Но она отвечала: У меня нет ребенка, о, владыка и отец мой, нет мужчины, коего лицо я бы познала.
Он прибавил: А, так ты значит воистину блудница! Унесите ее, Мужи Повелительные, и смертью заставьте ее помереть; принесите ее сердце в урне и возвратитесь сюда сегодня, да пребудете с царями, — сказал он Совам.
Четыре было их, что пошли взять урну, и отправились в путь, унося на плечах своих юную девушку, и кремневый унося с собою нож, предназначенный для заклания её.
Вы не убьете меня, о, вестники Ксибальбы, промолвила девушка; ибо не преступление это, что ношу я во чреве своем; но это зародилось, когда пошла я поклониться голове Гунгуна-Ахпу, что в Усыпальнице; итак, не принесете вы меня в жертву, о, вестники Края Теневого, сказала юная девушка, говоря им.
Но что же положим мы вместо сердца твоего? Так сказал нам твой отец: Принесите её сердце: вы возвратитесь к царям; будьте точны и свершите это; быстро принесите в урне свидетельство верности вашей. Что же положим мы в урну, на дно её? Однако же, лучше хотели бы мы, чтоб ты не умерла, сказали вестники Ксибальбы.
Хорошо. Это сердце не может принадлежать им; равно и жилище ваше не может быть здесь, и не только в вашей власти — умерщвлять людей, но истинно вашим рукам достанутся истинные прелюбодеи, мне достанутся позднее Гун-Камэ и Вукуб-Камэ. Кровь говорит за себя сама, так пусть же она будет пред лицом их.
Что до того, чтоб сжечь это сердце пред ними, не будет того. Положите в урну, на дно её, то, что дает вот это древо, прибавила девушка. И красный из дерева вышел сок, и потек в урну: он сгустился в комок и стал как бы шар: вместо сердца её, — чтоб заменить её сердце, — выбрызнул сок этот, жидкость красного дерева.
Подобный крови исходил из дерева сок, заменою жертвенной крови; и эта древесная кровь сгустилась на дне урны, эта жидкость красного дерева, и кровеподобный вид её был блистателен, была красновата она и вся сцеплена в урне, а древо стало знаменитым, по причине той юной девушки.
Древо Кровавое — названо было оно, и еще Кошениль Красного Дерева, и Кровь Договора — также было имя его еще.
И вот теперь будете вы любимы, и всё, что есть на земле, будет вашим наследием, сказала она Совам. Они же были лишены наследства, всё себе брали знатные.
Хорошо, юная девушка. Что до нас, мы уходим, чтобы дать отчет, как мы исполнили, что́ нам поручено; иди своею дорогою, меж тем как мы пойдем и явим пред глазами царей образ твоего сердца и подобие его, сказали вестники Края Теневого.
Когда они прибыли пред царей, все были в ожидании тревожном. Кончено ли? спросил Усопший. — Кончено, о, цари, вот здесь сердце её в этой урне, на дне её. — Это весьма хорошо, что я его вижу, промолвил Усопший.
Тут он, тихонько касаясь, поднял его концом пальцев, и кровавая жидкость, блестящая, цвета красноватого, начала распространяться кровью: Разожгите головни, сказал Гун-Камэ, и поместите его над огнем.
Когда же было брошено на огонь это сердце, и люди Ксибальбы почуяли запах, который оно издавало, сразу все встали на ноги и повернулись с изумленьем беспокойным к благовонию сердца, исходившему с дымом от него.
Меж тем как они пребывали, ошеломленными, в оцепенении, предупрежденные юною девушкой Совы, восходя из стремнин, великой толпою шли к свету Солнца, чтобы быть на светлой земле. И тотчас же стали они её приверженцами.
Так были уловлены в сеть владыки Ксибальбы, Края Крота Разрисованного, этою юною девушкой, которою были ослеплены все.
Праматерь Гунбатца и Гунчуэна была между тем у себя, когда женщина Сквик, Быстрая Кровь, пришла к прародительнице Гунбатца и Гунчуэна; она была тяжелая, и вот-вот должно было совершиться рождение тех, что были названы Гунахпу и Сбаланкэ.
Когда женщина-девушка прибыла к старой, сказала она старухе: Я прихожу, о, моя госпожа и мать; я невестка твоя, и дочь я приемная милости твоей, госпожа моя и мать. Так сказала она, приходя к старой.
Откуда приходишь ты? где мои сыновья? не умерли ли они в Ксибальбе? и порождения их, знамения их слов, что зовутся Гунбатц и Гунчуэн, не видишь ли ты их перед собой? Иди же отсюда, ступай, ответила Старая Юной.
Истину я говорю, поверь мне, истинно я твоя невестка; ибо я супруга Гунгуна-Ахпу; вот приношу их живыми, Гунгуна-Ахпу и Вукуба-Гунахпу, жив Метатель Шаров, жив Тигр Малый, Тигренок-Ягуар, живы они и не умерли; приговор, что их поразил, сделал их только еще более славными. Ты моя мать нареченная. Увидь же их образ любимый в тех, что я приношу, сказала она Старой.
И в гнев тут пришли, великий, Гунбатца и Гунчуэн; играть на флейте и петь, только это они и делали; живописать и ваять, этим весь день занимались они, и были они утехой для Старой.
И тут ответила Старая: Нет мне в тебе, никакой нет мне надобности, и ты не невестка моя; это твой блуд, что ты заключила в лоно свое; лгунья ты; умерли дети мои, о которых ты говоришь.
И старуха добавила: Истинно, слишком истинно всё, что тебе я сказала. Но пусть. Как понимаю, верно: ты мне невестка. Иди же, сбери еду для тех, что едят; выжни поди большую полосу полную; выжав, наполни большую сеть, и приди, потому что ты ведь невестка моя, как я понимаю.
Хорошо, ответила Юная. И пошла она в поле, где были посевы Гунбатца и Гунчуэна, и дорога была открыта и расчищена ими; девушка шла по ней и пришла в поле.
Но она нашла там один лишь сноп; не два и не три, лишь один там был сноп, являл он свой лик над поверхностью поля: и сердце у девушки сжалось.
Горе мне, горькой, — сказала она, — куда же пойду я искать, чтоб наполнить большую сеть полную, как мне повелено? Тут, помыслив, воззвала она к Хранителю яств, чтоб его умолить и принес бы он то, что нужно.
Сто, Сканиль, Скакао, воззвала она, Дождь Плодоносный, Желтая Нива, Волшебный Какао, вы, что готовите маис вместе с золою, и ты, Хранитель яств Гунбатца и Гунчуэна, что хранишь их, чтобы сыты были Обезьяна-Ткач и Пригожий, что прихорашивается, придите ко мне на помощь, воскликнула юная девушка.
И взяла она мякину и концы колосьев, щетинистые усики снопа, и вырвала и сложила их осторожно, не лишая снопа вида его, и усики эти в колосья обратились на дне её сети, и успела она наполнить большую сеть.
Тогда отправилась в путь юная девушка; но грубые взяли сеть и отяжелевшую поставили в угол дома, как обычную тяжесть дня. Прибежала Старая увидеть, и увидев такой большой мешок, возопила: Откуда взяла ты всё это? Верно, всё мое поле ты обездолила, верно, все унесла ты наши посевы? Пойду посмотрю сейчас же, промолвила Старая, и немедля отправилась в поле.
Но один там качался колос, один он стоял среди поля на том же месте, где был, и видно было еще то место, где была сеть. С тою же скоростью, возвратилась Старая в дом свой и сказала той Юной: Это есть истинно знамение, что ты невестка моя; я еще увижу твои деяния и деяния мудрых, которых ты носишь. Так сказала она той Юной, и сбылись эти слова.