Вот слово о гибели и разрушении славы Вукуб-Какикса, Семи-Попугайного, двумя Юными погубленного, из коих один назывался Гунахпу, а другой назывался Сбаланкэ: Гунахпу, Метальщик Шаров, Стрелок из Сарбакана, и Сбаланкэ, Тигр Малый, Тигренок-Ягуар.
Поистине, это были боги. И видя надменного, как высокомерился он, и видя всё зло, им замысленное пред ликом Сердца Небес, сказали они, эти Юные: Не благо, чтоб было так, и не жив еще человек на земле.
И вот попытаемся мы и метнем шар, и внедрим недуг в его яства, он положит конец богатствам его, драгоценным его камням, драгоценным его металлам, изумрудам его, всем украшениям его, которыми столь кичится он. Или все будут так?
Не для того, чтоб раздуть его славу, существуют в мире богатства. Так да будет, сказали Юные, и каждый из них положил на плечо сарбакан.
Было же у этого Семипопугайного два сына, и первый был Ципакна, и второй был Кабракан: Ципакна, Петушья Шпора, Кабракан, Землетрясение. Имя же их матери, супруги Вукуб-Какикса, было Чимальмат, что значит Спешная.
Делом Ципакны было — катать великие горы, Чикак, Макамоб, Гулицнаб, и другие горы, что возникли с воссиянием зари, в ночь одну их создало могущество Ципакны.
Также и Кабракан двигал горами по воле своей, и великие горы и малые были им сотрясаемы.
Итак, сыновья Вукуба-Какикса сочетались с ним в деле надменности. Смотрите, это я, что есмь Солнце, говорил Семипопугайный. — Это я, что сотворил землю, говорил Петушья Шпора. — Это я, что сотрясаю небеса, это я, что сотрясаю землю, говорил он, что звался Землетрясение.
Так сыновья Вукуба-Какикса присваивали себе всё величие, по примеру отца своего.
И в этом увидели зло те Юные. Но в те времена наша первая мать и наш первый отец еще не были созданы. И решена была этими Юными смерть надменных вместе с их разрушением.
Вот теперь слово о выстреле из сарбакана, что направлен был двумя Юными в Семипопугайного. Мы расскажем о гибели каждого из них, этих надменных, что так величались.
У этого Вукуба-Какикса было огромное дерево, из тех, что зовутся Нанцэ, и плод имеют круглый, и малый, и желтый цветом, и сладкий вкусом, и очень благовонный. В этом было питание Семипопугайного. Каждое утро он приходил к дереву Нанцэ, и всходил на вершину его, чтоб взглянуть на плоды, а плоды были съедены Гунахпу и Сбаланкэ.
И подстерегая Вукуба-Какикса, у подножия дерева, спрятались Юные в листву, меж тем как Вукуб-Какикс приходил, чтоб броситься на плоды, в чём было его пропитание.
И метнул Метатель Шаров свой шар из сарбакана, и попал он шаром Вукубу-Какиксу в щеку: тотчас же тот испустил великие вопли, и упал с вершины дерева на землю.
Гунахпу побежал к нему быстро, чтоб поскорей овладеть им, но Вукуб-Какикс схватил его за руку, и дернул, и с силою вырвал ее из плеча.
Тогда отпустил Гунахпу Семипопугайного, но не были Юные им побеждены.
А Вукуб-Какикс, неся руку Гунахпу, направился домой, куда прибыл, держась за свою челюсть.
Что приключилось с милостью твоей? — спросила его Чимальмат, супруга его. — Что же иного? — ответил он. Эти два злые метнули в меня шар из сарбакана, и сдвинули челюсть мою.
Вот отчего сдвинута челюсть моя, и зубы мои болят нестерпимо; руку несу я виновного в этом; вырвал ее и несу в огонь, чтоб висела она над очагом, пока не придут ее взять эти духи злые, сказал Вукуб-Какикс, вешая руку Гунахпу над огнем.
А Метальщик Шаров и Тигренок-Ягуар, посоветовавшись меж собою, заговорили со Старцем, а волосы этого Старца поистине были все белые, и со Старицею, а Старица была поистине вся согнута и вдвое перегнута старостью.
Великий-Вепрь-Белый было имя Старца, Великий-Белый-Дикобраз было имя Старой. И Юные так им сказали: — Соизвольте сопроводить нас, чтоб взять нашу руку у Семипопугайного. Мы же пойдем сзади вас, а вы скажете: Это дети детей наших, что нас сопровождают; отец их и мать их умерли. Потому они следуют за нами повсюду, куда нам угодно позволить им следовать; ибо наше ремесло — вытаскивать червей из зубов.
Так скажете вы, и Вукуб-Какикс взглянет на нас как на детей, и мы будем там, чтоб давать вам советы наши, сказали Юные. — Весьма хорошо, отвечали им Старые.
Тут они отправились в путь, к той окраине, где Семипопугайный лежал на передней части своего трона; Старец и Старица прошли тогда пред ним, а Юные шли сзади, и когда проходили они перед домом царя, чу, крики и вопли послышались, которые по причине зубов своих испускал Вукуб-Какикс.
И увидел Старых. Откуда идете вы, предки мои? — тотчас сказал им царь. — Мы идем дорогою, чтоб чем-нибудь промыслить, — отвечали они. — А чем же вы промышляете? И не дети ли это ваши сопровождают вас? — Отнюдь нет, господин наш: то дети детей наших; но вот мы прониклись к ним жалостью, и, разделяя нашу пищу, даем им половину.
И царь встал по причине боли зубовной, и с усилием он заговорил: Заклинаю вас, имейте жалость и ко мне. В чём ваше знанье, и что вы врачуете? — Мы только вытаскиваем червей из челюсти; и мы врачуем боли глазного шара, и мы вправляем кости, владыка наш, — ответили Старые.
Это весьма хорошо. Излечите же меня возможно скорее, прошу вас, вылечите зубы мои, которые поистине заставляют меня мучиться каждый день; ибо я не имею ни отдыха, ни сна из-за зубов моих и из-за глаз моих, которые болят.
Два злые духа метнули в меня шаром из сарбакана и оттого не могу я более есть ничего; сжальтесь же вы надо мною, ибо всё движется во рту моем, зубы мои и челюсти.
Весьма хорошо, владыка наш. Это червь заставляет тебя страдать; довольно переменить твою челюсть, вынув дурные зубы твоего величества. — Хорошо ли это будет — вынимать мои зубы? Ибо лишь с зубами — я царь, и вся краса моя — в зубах и в круглом шаре глаз моих.
Мы вставим тотчас другие в обмен, кости чистые и светлые на место старых. А эти кости чистые и светлые были ничем иным, как зернами белого маиса.
Весьма хорошо: извлекайте же зубы мои, и придите мне на помощь. И тогда извлекли зубы у Семипопугайного. Но ему не вставили ничего, кроме зерен белого маиса в обмен, и тотчас все увидели, как блестят эти зерна маиса во рту его.
Тотчас величие его пало, и перестал он казаться царем. Вырвали у него его зубы, что были из драгоценных камней и сияли ослепительно во рту его. А когда врачевали глаза Вукуба-Какикса, исцарапали шар его глаз, и вовсе лишили его богатств его.
Но не был он в состоянии это почувствовать: еще видел он хорошо, но то, в чём была его гордость, было у него отнято, по совету Гунахпу и Сбаланкэ, двух Юных.
И умер тогда Вукуб-Какикс, надменный, между тем как Гунахпу вернул себе руку свою, и умерла, равно, Чимальмат, жена Семипопугайного.
Таково было разрушение роскошеств Вукуба-Какикса; взял у него врачеватель изумруды и камни самоцветные, коими он величался на земле.
Старец и Старица, это соделавшие, были существами чудесными. И взявши вырванные руки Юных, они вправили их и укрепили, и всё было хорошо.
Единственно, чтоб смерть Вукуба-Какикса удостоверить, пожелали они действовать так: ибо им неугодно было, чтобы столь кичился он. И отправились в путь после сего Юные, свершивши всё по слову Сердца Небес.
И вот деяния Ципакны, первородного сына Вукуба-Какикса. Я создатель гор, — говорил Петушья Шпора.
И вот, когда купался Ципакна у берега реки, проходили четыреста Юных, влача ствол великого дерева, чтоб сделать из него столб для дома своего; четыреста Юных вместе шли, срубив исполинское дерево, чтобы было оно главным стропилом дома их.
И тогда Ципакна, выйдя из воды, пришел к тому месту, где было четыреста Юных, и сказал: Что делаете вы, о, дети? — Лишь влачим вот это дерево, которое не можем мы поднять на плечи наши. — Я отнесу его, — ответил он. Куда нужно идти мне, и какую услугу должен я вам оказать?
Лишь главное стропило для дома нашего просим мы тебя отнести к нам. — Весьма хорошо, — отвечал он. И, с силою поднявши древо, он взвалил его себе на плечи и принес его ко входу в дом, к дому четырехсот.
Хорошо, оставайся же с нами, юноша. Есть ли у тебя отец и мать? — Более нет их у меня, отвечал он. — Ах, так, продолжали они, завтра тебя мы возьмем еще, чтоб отметить другое дерево для стропила нашему дому. — Хорошо, ответил Ципакна.
Тут четыреста Юных держали совет: Вот этот юноша, говорили они, как поступим мы, чтобы могли мы убить его? Ибо не благо это, чтобы он творил такое, и один поднимал бы такое древо.
Выроем великий ров, и мы уроним и бросим его в тот ров. Спустись в ямину и выбрось землю оттуда, скажем мы ему; и когда он туда спустится, мы сбросим вниз большое дерево, и быстро умрет он в овраге том.
Так говорили между собою четыреста Юных, и вырыли ров они весьма глубокий, и призвали потом Ципакну. По-истине, мы тебя почитаем, сказали они; спустись же и рой еще землю, ибо больше мы уже не можем, было сказано ему.
Весьма хорошо, ответил он. И спустился в ров. И, воззвали к нему: Глубоко ли ты спустился? — Да, ответил он и начал рыть землю, но начал он рыть другой ров, чтобы спастись.
Он знал, что его искали убить, в то время как будет он рыть этот ров, и сбоку он вырыл другой. Скоро ли будет готово? — спросили его сверху четыреста Юных. — Еще рою, ответил он, еще рою, но я вас позову снизу, когда кончу рыть, — сказал Ципакна из глубокого рва.
Но совсем он не рыл глубокого рва, который был им нужен, чтоб ему предназначить в гробницу; ров спасения рыл он себе. И воззвал к ним Ципакна, но не прежде, чем он вошел в это углубление другое.
Придите, чтоб вынести землю вместе с обломками скал; — ибо поистине глубоко я сошел вниз. Или не слышите голос мой, к вам кричащий? Но вот доходит до меня ваш голос, как звук и как два звука, в своем отражении, слышу два отзвука эха, и знаю, где вы.
Так говорил изо рва Ципакна, и продолжал кричать из глубины.
И вот то великое древо, что они принесли для дома своего, с силой примчали юные, это великое древо, и вниз они бросили его в глубину изрытого рва.
Пусть никто ничего не говорит; подождем, чтобы он закричал и умер, говорили они один к другому, шепча и прикрывая рот и глядя друг другу в глаза, меж тем как низвергали древо.
И вот Ципакна заговорил еще и испустил крик, но лишь однажды дал он услышать свой голос, когда падало древо вниз.
О, как преуспели мы в том, что мы ему сделали. Умер он, умер. Если б он продолжал начатую работу свою, конец был бы нам: первый он стал между нами, первый над нами, коих четыреста Юных.
Так говорили они, веселясь и ликуя: Что нам делать теперь еще? Делать вино три дня, и три дня его пить, при основании дома нашего, дома, в котором четыреста Юных.
И молвили: Завтра мы увидим; и послезавтра мы еще посмотрим, не сойдут ли муравьи в землю, чтоб унести этот труп: тогда успокоится сердце наше, и изопьем мы нашего вина, сказали они.
Ципакна же слышал во рву всё, что говорили Юные. И на второй день внезапно пришли муравьи, идя и уходя великими толпами, чтоб собраться под древом, и одни несли волосы Ципакны, а другие — его ногти.
И, видя это, воскликнули Юные: Что ж, он покончен, злосчастный? Видите, как муравьи показались и собрались великими толпами, одни несут его волосы, а другие влачат его ногти, вот какое свершили мы. Вот что они говорили друг другу. Но Ципакна был жив. Он обрезал себе волосы на голове, и отпилил себе ногти своими зубами, чтобы дать их муравьям. И потому Юные думали, что он умер.
И на третий день начался их праздник, и все Юные опьянились. И все четыреста Юных были пьяны, и не оставалось у них больше разумения. И хижина их была опрокинута над головою их Петушьей Шпорой, и все они были разрушены.
Ни один, и ни два не спаслись из этих четырехсот Юных, ибо были убиты они Ципакной, сыном Вукуба-Какикса.
Такова была смерть этих четырехсот, о которых говорят, равно, что вошли они в созвездие, именующееся Множеством, хотя, быть может, это лишь вымысел.
Мы расскажем здесь также о поражении Ципакны двумя юными, чье имя Гунахпу и Сбаланкэ.
Вот, в свой черед, поражение и смерть Ципакны, который был побежден Гунахпу и Сбаланкэ.
Что ранило сердце этих двух Юных, это, что четыреста Юных были убиты Ципакной. Лишь рыбой и раками питался он, и это была его пища единственная каждого дня. Днем он гулял, ища пищи, а ночью взваливал горы на плечи свои.
И сделали Гунахпу и Сбаланкэ притворного рака весьма огромного, и украсили голову его широколиственным растением, которым означаются в сих странах дни побед. Листы этого растения, что зовется эк, распространяются в лесах повсюду.
И сделали ему из этого большие клешни, а малые сделали из съестного, и сделали ему панцирь из камня, и придали ему вид настоящего рака.
И ввели они этого рака-черепаху в глубину пещеры у подножья великой горы, и имя той горы Меаван, и чаяли они победы над Петушьей Шпорой.
Потом пошли эти Юные навстречу Ципакне, идя по берегу реки. — Куда идешь ты, юноша? спросили они Ципакну. — Никуда не иду, сказал он, лишь пищи себе я ищу, о, юноши, ответил Петушья Шпора. А какая такая пища? — Лишь рыба и раки; но ничего не могу я найти здесь; вот уж второй день, как перестал я есть, и прямо помираю от голода, сказал он двум Юным.
Есть там рак в глубине рытвины, сказали они; поистине огромный это рак, и славная это была бы для тебя закуска. Только он нас укусил, когда мы хотели его взять, и страх напал на нас. Ни за что не пойдем мы теперь его брать, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
Пожалейте меня, подите покажите мне его, о, юноши, сказал им Ципакна. — Ни за что в мире мы на это не согласимся. Поди ты сам; потеряться тут невозможно; иди по берегу реки, и придешь ты к подножью высокой горы; звенит она в глубине рытвины; иди туда и придешь, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.
Горе мне, горе мне! Где же находится она, о, юноши? Подите покажите мне ее; здесь много есть птиц, вы можете, идя, стрелять в них из сарбакана, а я уж знаю, где они, сказал Петушья Шпора.
Смирение его умягчило Юных. Сумеешь ли взять его, сказали они, ежели мы возвратимся из-за тебя? Ибо мы более не пытались, он хотел укусить нас, когда мы сошли туда и наклонились, чтоб взять его. И страх овладел нами, а уж вот почти что его ухватили. Поэтому ты наклонись, и ты войди сам туда.
Весьма хорошо, ответил Ципакна, приближаясь вместе с ними к горе. Потом, придя, он спустился в стремнину, на дно её, где, в стороне, лежал большой рак, являя спину очень красную; на дне стремнины спрятали они колдование свое.
Весьма хорошо, промолвил Ципакна, обрадованный. Хотелось бы мне, чтоб он уже был во рту у меня. Ибо поистине он помирал от голода. И он хотел попытаться лечь плашмя на живот, чтобы так войти в пещеру, а рак начал двигаться пред ним.
Тогда он отодвинулся. Что же, не взял еще ты его? — спросили Юные. — Нет, еще начал он двигаться, а то бы я совсем уж его схватил. Но быть может лучше мне войти туда.
И снова он начал входить в пещеру ползком, и видны уже были только концы его ног, — как великая гора, снизу подрытая, сорвалась и покрыла его грудь. И не вернулся более Петушья Шпора, и был он превращен в камень.
Таково было, в свой черед, поражение Ципакны, юными Гунахпу и Сбаланкэ. Это он, говорит древнее сказание, был тот, что делал горы, и был первородным сыном Вукуба-Какикса, Семипопугайного.
У подножья горы, чье имя Меаван, был побежден он, и способом сверхприродным был побежден второй из тех, что величались. Остается еще один, и вот слово о нём.
Так, третий из тех, что величались, был вторым сыном Вукуба-Какикса, Семипопугайного, и имя его было Кабракан, Землетрясение. Это я тот, что разрушаю горы, говорил он.
И его победили также Гунахпу и Сбаланкэ, поразили Кабракана Метальщик Шаров и Тигренок-Ягуар.
Возговорил Ураган, Молния в изломе и Ударная Молния, возговорили они к Гунахпу и Сбаланкэ: —
Да будет, в свой черед, принижен и второй сын Семипопугайного; такова наша воля: ибо не благо это, то, что они делают на земле, не благо, что возвеличивают славу свою, до этой степени величия и могущества; так да не будет более.
Привлеките его кротостью туда на Восток, сказал еще Ураган, говоря к Юным.
Весьма хорошо, могучий владыка, ответили они. Дурно это, то, что мы видим. Ибо не вы ли — Мир, не вы ли — Сердце Неба? прибавили Юные, слушая то, что сказал им Ураган.
А Кабракан в это время двигал горами и шевелил горы. Чуть ударит ногой по земле, и разорвутся тотчас великие горы, и малые горы тотчас разорвутся по причине удара ноги его.
Тогда-то он встречен был Юными. Куда идешь ты, о юноша? — сказали они Кабракану, Земли Сотрясателю. — Я не иду никуда: я лишь сокрушаю здесь горы, ибо я тот, что их низлагает, и в этом мое беспрерывное занятие, был его ответ.
И сказал Кабракан, в свой черед, Гунахпу и Сбаланкэ: В чём есть цель прихода вашего? Не знаю я этого лица. Как называетесь вы?
Нет у нас имени, молвили они, мы лишь охотимся, мечем шары из сарбакана, ловим клеем птиц в горах; мы сироты, и нет у нас ничего, о, юноша. Мы лишь пробегаем горы, большие и малые, юноша. Но заприметили мы великую гору, и там, где она, видно великие пропасти; истинно, высится она на великую высоту, и так высока она, что превышает вершины всех гор.
Так что мы не могли там взять ни одну птицу, ни две, перед этой горою, о, юноша. Но верно ли это, что ты опрокидываешь все горы? сказали Гунахпу и Сбаланкэ Кабракану.
А верно ли, что вы видели такую гору, как вы говорите? Где она? Я увижу ее и брошу на землю. Где вы ее видели? — Там, вон там она, в стороне восходящего Солнца, ответили Юные.
Хорошо. Покажите же мне дорогу, идите вперед. — Нет, нет: нужно, чтоб ты был посреди нас, мы справа и слева пойдем, ибо несем мы с собою сарбаканы наши, и если увидим птиц, будем стрелять в них.
И веселые пошли они, пробуя свои сарбаканы. И нацеливаясь из сарбаканов, не клали они в дуло земляного шара, лишь сами дули в него и так сбивали птиц.
И весьма был удивлен Кабракан. Тут Юные развели костер, и принялись жарить птиц на огне; но они натерли тех птиц беловатою рыхлой землей, что зовут тицатэ, и белою пылью их осыпали.
Вот что ему мы дадим, чтоб возбудить в нём аппетит этим вкусным дымком, что отсюда выйдет. Эта птица будет погибелью его. Подобно тому, как земля, нашими заботами, облечет ее всю кругом, на земле сразим мы его и землею покроем его, как облачением.
Пора подумать о том, чтоб создать разумное создание в час, когда скоро взойдут посевы и покажется белый день, сказали про себя Юные.
И так как свойственно живому желать есть и растирать пищу зубом, возжелает сердце Кабракана этой птицы, говорили между собою Гунахпу и Сбаланкэ.
Итак жарилась эта птица и принимала цвет, вращаясь на вертеле, сок из неё тек во все стороны вместе с жиром, испуская приятный дымок.
И вот овладело Кабраканом весьма сильное желание поесть этой птицы, так что слюною наполнился рот его, и зевота раскрыла хотящий рот его, и слюни и пена оттуда потекли, по причине весьма вкусной птицы. Тогда спросил он: Что же это за яство, что приготовили вы там? Поистине, нет ничего такого вкусного, как дымок, который я обоняю. Дайте же мне земного этого, прибавил он.
Тогда дали Кабракану птицу, и в этом была его погибель. Только что кончил он есть ее, как снова пустились они в путь, направляясь к той стороне, где восходит Солнце, к месту, где была великая гора.
И вот Кабракан не имел уже силы, шатались его ноги, тряслись его руки, по причине того, что натерта была птица той беловатой рассыпчатой землей: и не мог он ничего сделать с горами, и был бессилен сокрушить их.
Тогда связали его Юные, руки его связали они за спиною его, и так на него смотрели, и шею связали вместе с ногами, и растянули его на земле, и похоронили в ней.
Таково было поражение Кабракана, чье имя было Землетрясение, поразили его Метальщик Шаров и Тигр Малый, юные Гунахпу и Сбаланкэ. Но нельзя сосчитать всего, что сотворили они на земле, ибо весьма были велики их деяния.