Испанские атриды (Гейне; Мей)/РС 1860 (ВТ:Ё)

Испанские атриды
автор Генрих Гейне (1797—1856), пер. Л. А. Мей (1822—1862)

Оригинал: нем. Spanische Atriden («Am Hubertustag des Jahres…»). — Из цикла «Ламентации», сб. «Романсеро». Перевод созд.: 7 июля 1860, опубл: 1860^[1]. Источник: «Русское слово», 1860, № 8, отд. I, с. 270—278 (Google).

Испанские атриды

В день блаженного Губе́рта,
В лето тысяча и триста
Тридцать третье, королём
На обед мы были званы

5 В пышный замок Сегови́и…
Одинаковы и гости,
Одинакова и скука
На придворных всех обедах:

Та ж посуда золотая;
10 Те же редкостные яства,
И во всём свинцовый вкус…
Пахнет кухнею Локусты.

И прислуга всюду та же:
Всё пестро, всё гнётся чинно,
15 Словно две гряды тюльпанов…
Только соусы различны.

И шушуканье, и шёпот
Усыпляют, крепче мака,
Всех гостей, доколе трубы
20 Не рассеют одуренья.

К счастью сел со мною рядом
Дон-Диего Альбукерке, —
И из вещих уст его
Речь лилася непрерывно.

25 Рассказал он очень складно
Про кровавые интриги,
В дни, как властвовал Дон-Педро,
По прозванию «Свирепый».

На вопрос: «За что Дон-Педро
30 Своего родного брата
Дон-Фредре́го обезглавил?»
Отвечал он мне со вздохом:

— «О, сеньор! не верьте песням,
Что, под треньканье гитары,
35 Распевает чернь на рынках,
На базарах и гуляньях.

Вы не верьте про любовь
Дон-Фредрего к Донье-Бланке,
К чаровнице-королеве
40 И супруге Дона-Педро.

Нет, не ревность, — просто зависть
Погубила Дон-Фредрего,
Лишь его своим магистром
Выбрал орден калатравский.

45 Не прощал ему Дон-Педро
Одного проступка — славы,
Славы той, что Донья Гата
По вселенной протрубила.

Не прощал ему Дон-Педро
50 И души высоких качеств,
И телесной красоты,
Неземной красы зерцала.

Ярко в памяти моей
Впечатлелся этот стройный,
55 Свежий рыцарства цветок,
Этот юношеский образ,

Этот образ, милый феям
И любимый ими нежно —
За таинственные грёзы
60 На задумчивом челе.

В голубых глазах сверкали
Искры чистого сапфира,
Но сверкали эти искры
Ослепительно-упорно.

65 Крупно в кольца завитые
Кудри чёрные с отливом,
Словно ворона крыло,
Распадалися на плечи.

В славном городе Коимбре,
70 Им же отнятом у мавров,
Видел я в последний раз
Злополучнейшего принца.

На коне, вдоль улиц узких,
Ехал он из Алькандзора;
75 Любовались мавританки
На него из-за решёток.

Развивалися призывно
У него на шлеме перья,
Хоть магистра крест невольно
80 Отженял греховный по́мысл.

Рядом с ним, хвостом виляя,
Прыгал пёс, его любимец,
Кличкой Аллан, а породы
Пресловутой — из Сиерры.

85 Не смотря на страшный рост
Был оленя он быстрее,
Благородно нёс он морду
Хоть похожую на лисью.

Чище снега, мягче шёлка
90 Шерсть лежала лепестками;
Был рубинами осыпан
Золотой его ошейник.

В нём хранился, по преданью,
Талисман: и точно верен
95 До того был Аллан принцу,
Будто был к нему прикован.

Ох, уж лучше б мы не знали
И вочию б не видали
Этой верности! Ужасно
100 Про неё теперь и вспомнить…

Лучше б в жизни не бывало
Рокового дня!.. Сидел я
Здесь, на этом самом месте,
За трапе́зой королевской;

105 Там, вверху стола, где ныне
Восседает Дон-Генрико
И стучат о кубок кубком
С цветом рыцарей — кастильских,

Там сидел тогда Дон-Педро,
110 Нем и сумрачен, а рядом,
С ним Мария де-Падиллья, —
Светозарна, как богиня.

Здесь, в конце стола, где дама
С полотняными брыжами,
115 Округлёнными крахмалом,
Словно белая тарелка,

И с лицом таким же жёлтым,
И с улыбкой также кислой,
Как морщинистый лимон,
120 Положённый на тарелку.

Здесь, в конце стола, тогда
Было пусто это место;
Но по креслу золотому
Было видно: гость почётный.

125 Этот гость был Дон-Фредрего;
Но пустым осталось кресло:
Не́ был он!.. Ах, мы узнали —
Что причиной промедленья?..

Ах! В те самые мгновенья
130 Исполнялся чёрный замысл,
И безвинного героя
Брали, именем Дон-Педро,

Королевские клевреты,
И под тайною изменой
135 Отвозили в крепкий склеп,
Где светил за солнце факел.

Там вдоль стен стояла стража,
И стоял эаплечный мастер,
Опершися на секиру,
140 И промолвил он сурово:

«Вам, гроссмейстер, пять минут
Остаётся жить: готовьтесь
И напутственной молитвой
Дух направьте к жизни вечной».

145 Дон-Фредрего, на коленях,
Помолился, и спокойно,
Он промолвил: «Совершилось!..»
И удар смертельный пал.

В то же самое мгновенье,
150 Как скатилась голова,
Прыгнул к плахе верный Аллан,
Незамеченный никем.

Он схватил её зубами,
Эту голову, за кудри,
155 И, с добычей дорогою,
Он мелькнул стрелой из склепа.

Тщетно вслед ему неслися
Крик и свист — по коридорам,
Залам, лестницам, площадкам,
160 От ступени — до ступени…

После пира Вальтасара,
Никогда потрясены
Не бывали больше гости,
Чем в трапе́зном этом зале,

165 Как чудовище ворвалось
К нам с казнённой головою
Дон-Фредрего, орошавшей
Неостылой кровью кудри.

На оставленное кресло
170 Для мило́го господина
Вспрыгнул Аллан, как истец,
С головою усеченной.

Ах! мы сразу распознали
Этот юношеский о́блик!
175 Только был он помертвее,
Побледнее… И казалось

Нам, что вкруг чела свивались
Кудри чёрные, как змеи
Вкруг чела самой Медузы,
180 И что всех нас каменили.

Да, мы все окаменели;
Всех повытянулись лица
И прильнул язык к гортани —
Из боязни к этикету.

185 Но Мария де-Падиллья
Прервала молчанье наше —
Подняла, рыдая, руки
И сказала покаянно:

— «Богу ведомо! Убийство
190 Отклонить я и могла бы,
Да сробела… Наши дети
Неповинные ответят

За меня!..»
Тут Дон-Диего
Речь покончил: нам пришлося
195 Встать, затем — что уж вставали
Гости все из-за стола

И из зала выходили…
Он мне вежливо дал руку,
И вдвоём мы с ним бродили
200 По готическому залу.

На одном из перекрёстков,
Завыванием и лаем
Означавшем, что ведёт он
Прямо к псарне королевской,

205 Я приметил тотчас келью,
Прорублённую в стене,
Прорублённую, как клетка
За железною решёткой.

В этой клетке были люди —
210 Двое отроков, и оба,
Бедняки, в ножных железах
На пуке соломы гнили.

Лет двенадцати был младший,
А другой немного старше;
215 У обоих благородны
Были лица, только бледны.

Юных узников недугом
Сокрушило; было явны
На плечах рубцы ударов
220 И трясла их лихорадка…

Из глуби, из-за решётки,
На меня они глядели,
Словно призраки, и право —
Ужасал меня их взгляд.

225 — «Кто они?» спросил я, быстро
Взяв за руку Дон-Диего,
И почувствовал тотчас же,
Как рука затрепетала.

Дон-Диего был смущён,
230 Осмотрелся — нет ли лишних?
И потом, с приличным вздохом,
Речь ко мне повел придворно:

— «Кто они? Конечно — дети
От родителей: Дон-Педро,
235 Овдовевшего так рано,
И Марии де-Падилльи.

За побоищем при На́рвас,
Где Генрико Транстамарре,
Короля Дон-Педро, брата
240 Своего, освободил

От двойного груза, то есть —
От короны и от жизни,
За побоищем за этим,
Взял племянников, как дядя,

245 Он к себе в наследный замок,
С помещением и пищей —
Взял к себе он их прилично, —
Без возмездия и платы! —

Помещение хоть тесно
250 Но за то оно прохладно
Жарким летом, а зимою
Уж не так ведь, холодно́.

Пища — хлеб ржаной — и как же
Вкусен! Будто бы сама
255 Испекла его Церера
Для любимой Прозерпины!

Иногда он посылает
Им лепёшки! пусть же дети
Знают, что такое праздник
260 Воскресения в Мадриде.

Только это воскресенье
Не всегда для них бывало,
А по будням доезжачий
Угощал их ловко плетью,

265 Потому что доезжачий
Все смычки, все своры, стаи,
И племянничью конурку
Кстати, взял от короля…

Вот — он здесь, супруг злочастный
270 Этой кислой Цитронеллы,
Что своею головою,
Как лимоном на тарелке,

Удивляет целый стол…
Зла она подчас бывает
275 Так, что горестный супруг
Со стены снимает плетку

И бежит считаться ею
И со псами, и с детями…
Но король наш сердоболен —
280 Он недавно повелел:

От племянников отчислить
Тотчас псарню, чтоб не смели
Чуждой дланью прикасаться
К ним никто, опричь его».

285 Дон-Диэго вдруг замолкнул,
Потому — что сенешаль
К нам приблизился с вопросом:
«Как довольны мы обедом?»

7 июля 1860 года

---

Примѣчанія.

1. Впервые(?) — в журнале «Русское слово», 1860, № 8, отд. I, с. 270—278 (Google) с подписью «Л. Мей» датой «7 июля 1860 года».