[20]— Бедные мои цветочки совсем завяли! — сказала Идочка. — Вчера, вечером, они были такие красивые, а теперь совсем повесили головки! Отчего это? — спросила она студента, сидевшего на диване.
Она очень любила этого студента, — он умел рассказывать чудеснейшие истории и вырезывать презабавные фигурки:
[21]сердечки с крошками-танцовщицами внутри, цветы и великолепные дворцы с дверями и окнами, которые можно было открывать; большой весельчак был этот студент!
— Что же с ними? — спросила она опять и показала ему свой завянувший букет.
— Знаешь, что? — сказал студент. — Цветы были сегодня ночью на балу, вот и повесили теперь головки!
— Да, ведь, цветы не танцуют! — сказала Идочка.
— Танцуют! — отвечал студент. — По ночам, когда кругом темно, и мы все спим, они так весело пляшут друг с другом, такие балы задают — просто чудо!
— А детям нельзя прийти к ним на бал?
— Отчего же, — сказал студент: — маленькие маргаритки и ландыши тоже танцуют.
— Где танцуют самые красивые цветы? — спросила Идочка.
— Ты, ведь, бывала за городом, там, где большой дворец, в котором летом живёт король, и где такой чудесный сад с цветами? Помнишь, там много лебедей, которые подплывали к тебе за хлебными крошками? Вот, там-то и бывают настоящие балы!
— Я ещё вчера была там с мамашей, — сказала Ида: — но на деревьях нет больше листьев, и во всём саду ни одного цветка! Куда они все девались? Их столько было летом!
— Они все во дворце! — сказал студент. — Надо тебе сказать, что как только король и все придворные переезжают в город, все цветы сейчас же убегают из сада прямо во дворец, и там у них начинается веселье! Вот бы тебе посмотреть! Две самые красивые розы садятся на трон, это — король с королевой. Красные петушьи гребешки становятся по обеим сторонам и кланяются, это — камер-юнкеры. Потом приходят все остальные прекрасные цветы, и начинается бал. Голубые фиалки, это — маленькие морские кадеты и танцуют с барышнями—гиацинтами и крокусами, а тюльпаны и большие жёлтые лилии, это — пожилые дамы и наблюдают за танцами и вообще за порядком.
— А цветочкам не может достаться за то, что они танцуют в королевском дворце? — спросила Идочка.
— Да, ведь, никто же не знает об этом! — сказал студент. — Правда, ночью заглянет иной раз во дворец
[22]старик-смотритель с большою связкою ключей в руках, но цветы, как только заслышат звяканье ключей, сейчас присмиреют, спрячутся за длинные занавески, что висят на окнах, и только чуть-чуть выглядывают оттуда одним глазком. «Тут что-то пахнет цветами!» — говорит старик-смотритель, а видеть ничего не видит!
— Вот забавно! — сказала Идочка и даже в ладоши захлопала. — И я тоже не могу увидеть их?
— Можешь, — сказал студент: — стоит только, как опять пойдёшь туда, заглянуть в окошки. Вот, я сегодня видел там длинную жёлтую лилию; она лежала и потягивалась на диване, воображая себя придворною дамой.
— А цветы из Ботанического сада тоже могут прийти туда? Ведь, это далеко!
— Не бойся, — сказал студент: — они могут летать, если захотят! Ты видела красивых красных, жёлтых и белых мотыльков, похожих на цветы? Они, ведь, и были прежде цветочками, только соскочили со своих стебельков, забили в воздухе лепесточками, точно крылышками, и полетели. Они вели себя хорошо, за то и получили позволение летать и днём; другие должны сидеть смирно на своих стебельках, а они летают, и лепестки их стали, наконец, настоящими крылышками. Ты сама видела их! А, впрочем, может быть, цветы из Ботанического сада и не бывают в Королевском дворце! Может быть, они даже и не знают, что там идёт по ночам такое веселье. Вот что я скажу тебе, — то-то удивится потом профессор ботаники, который живёт тут рядом! — Когда придёшь в его сад, расскажи какому-нибудь цветочку про большие балы в королевском дворце; тот расскажет об этом остальным, и они все убегут; профессор придёт в сад, а там ни единого цветочка, и он в толк не возьмёт, куда они девались!
— Да как же цветок расскажет другим? У цветов нет языка!
— Конечно, нет, — сказал студент: — зато они умеют объясняться пантомимой![1] Ты сама видела, как они качаются и шевелят своими зелёными листиками, чуть подует ветерок. Это у них так мило выходит, — точно они разговаривают!
— А профессор понимает их пантомиму? — спросила Идочка.
[23]— Как же! Раз, утром, он пришёл в свой сад и видит, что большая крапива делает листочками знаки прелестной красной гвоздике; этим она хотела сказать гвоздике: «Ты так мила, и я очень люблю тебя!» Профессору это не понравилось, и он сейчас ударил крапиву по листочкам, — листочки у крапивы всё равно, что пальцы, — да обжёгся! С тех пор и не смеет трогать её.
— Вот забавно! — сказала Идочка и засмеялась.
— Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями? — сказал скучный советник, который тоже пришёл в гости и сидел на диване.
Он терпеть не мог студента и вечно ворчал на него, особенно, когда тот вырезывал затейливые и забавные фигурки, вроде человека на виселице и с сердцем в руках, — его повесили за то, что он воровал сердца — или старой ведьмы на помеле, с мужем на носу; всё это очень не нравилось советнику, и он всегда повторял:
— Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями? Глупые выдумки!
Но Идочку очень позабавил рассказ студента о цветах, и она думала об этом целый день.
«Так цветочки повесили головки потому, что устали с бала!» И Идочка пошла к своему столику, где стояли все её игрушки; ящик столика тоже битком был набит разным добром. Идочкина кукла Соня лежала в своей кроватке и спала, но Идочка сказала ей:
— Тебе придётся встать, Соня, и полежать эту ночь в ящике: бедные цветы больны, их надо положить в твою постельку, может быть, они и выздоровеют!
И она вынула куклу из кровати; Соня посмотрела на Идочку очень недовольно и не сказала ни слова, — она рассердилась за то, что у неё отняли постель.
Ида уложила цветы в постельку, укрыла их хорошенько одеяльцем и велела им лежать смирно, — за это она обещала им напоить их чаем, и тогда они встали бы завтра утром совсем здоровыми! Потом она завернула по́лог, чтобы солнышко не светило цветочкам в глаза.
Рассказ студента не шёл у неё из головы и, собираясь идти спать, Идочка не могла удержаться, чтобы не заглянуть за спущенные на ночь оконные занавески; на окошках стояли
[24]чудесные мамашины цветы — тюльпаны и гиацинты — и Идочка шепнула им:
— Я знаю, что у вас ночью будет бал!
Но цветы стояли себе, как ни в чём ни бывало, и даже не шелохнулись; ну, да Идочка что знала, то знала.
В постели Ида долго ещё думала о том же и всё представляла себе, как это должно быть мило, когда цветочки танцуют! «Неужели и мои цветы были на балу во дворце?» Тут она заснула. Но посреди ночи Идочка вдруг проснулась; она видела сейчас во сне цветы, студента и советника, который бранил студента за то, что тот набивает ей голову пустяками. В комнате, где лежала Ида, было тихо, на столе горел ночник, и папа с мамой крепко спали.
— Хотелось бы мне знать: спят ли мои цветы в Сониной постельке? — сказала Идочка про себя и слегка приподнялась с подушки, чтобы посмотреть в полуоткрытую дверь, за которой были её игрушки и цветы; потом она прислушалась, — ей показалось, что в той комнате играют на фортепьяно, да так тихо и нежно, как она никогда ещё не слыхала.
— Это верно цветы танцуют! — сказала Ида, — Господи, как бы мне хотелось посмотреть!
Но она не смела встать с постели, чтобы не разбудить папы с мамой.
— Хоть бы они вошли сюда! — сказала она.
Но цветы не входили, а музыка всё продолжалась, такая тихая, нежная, просто чудо! Тогда Идочка не выдержала, потихоньку вылезла из кроватки, прокралась на цыпочках к дверям и заглянула в ту комнату. Что за прелесть была там!
В той комнате не горело ночника, а было всё-таки светло, как днём, от месяца, глядевшего из окошка прямо на пол, где в два ряда стояли тюльпаны и гиацинты; на окнах не оставалось ни единого цветка, там стояли одни горшки с землёй. Цветы очень мило танцевали друг с другом, взявшись за длинные зелёные листочки, точно за руки. На фортепьяно играла большая жёлтая лилия, — это, наверное, её Идочка видела летом! Она хорошо помнила, как студент сказал: «Ах, как она похожа на M-elle[2] Лину!» Все засмеялись тогда над ним, но теперь Иде и в самом деле показалось, что длинная жёлтая лилия была похожа на Лину; она и играла так же, как Лина: то поворачивала
[25]своё продолговатое лицо в одну сторону, то в другую и кивала в такт чудесной музыке. Никто не заметил Иды.
Вдруг, Идочка увидала, что большой голубой крокус вскочил прямо на середину стола с игрушками, подошёл к кукольной кроватке и отдёрнул полог; там лежали больные цветы, но они живо встали и кивнули головками, давая знать, что и они тоже хотят танцевать. Старый Курилка с сломаною нижнею губой встал и поклонился прекрасным цветам; они совсем не были похожи на больных, прыгали и веселились не хуже других. В эту минуту где-то стукнуло, как будто что-то упало на пол. Ида посмотрела в ту сторону, — это была верба; она тоже спрыгнула со стола к цветам, считая себя сродни им. Верба была довольно мила; на верхушке её сидела восковая куколка в большой широкополой чёрной шляпе, точь-в-точь, как у советника. Верба прыгала посреди цветов и громко топала своими тремя деревянными ходульками, — она танцевала мазурку, а другие цветы не могли, потому что были слишком легки и не могли так топать.
Но вот восковая куколка на вербе вдруг вытянулась, завертелась над бумажными цветами и громко закричала:
— Ну, можно ли набивать ребёнку голову такими бреднями! Глупые выдумки!
Теперь кукла была точь-в-точь сам советник, в его чёрной широкополой шляпе, такая же жёлтая и сердитая! Но бумажные цветы ударили её по тонким ножкам, и она опять съёжилась в маленькую восковую куколку. Это было так забавно, что Ида не могла удержаться от смеха. Верба продолжала плясать, и советнику волей-неволей приходилось плясать вместе с нею, всё равно — вытягивался ли он во всю длину, или оставался маленькою восковою куколкой в чёрной широкополой шляпе. Наконец, уж цветы, особенно те, что лежали в кукольной кроватке, стали просить за него, и верба оставила его в покое. Вдруг, что-то громко застучало в ящике, где лежала кукла Соня и другие игрушки. Курилка побежал по краю стола, прилёг на живот и приотворил ящик. Соня встала и удивлённо огляделась.
— У вас бал? — сказала она. — Что же это мне не сказали?
— Хочешь танцевать со мной? — спросил Курилка.
[26]— Хорош кавалер! — сказала Соня и повернулась к нему спиной, потом уселась на ящик и стала ждать, — авось её пригласит кто-нибудь из цветов, но никто и не думал. Она громко кашлянула, но и тут никто не подошёл к ней. Курилка плясал один и очень недурно!
Видя, что цветы не глядят на неё, Соня вдруг свалилась с ящика на пол и наделала такого шума, что все сбежались к ней и стали спрашивать, не ушиблась ли она? Все разговаривали с ней очень ласково, особенно те цветы, которые только что спали в её кроватке; Соня нисколько не ушиблась, и Идочкины цветы стали благодарить её за чудесную постельку, потом увели её с собой в лунный кружок на полу и принялись танцевать с ней, а другие цветы кружились около них. Теперь Соня была очень довольна и сказала цветочкам, что охотно уступает им свою кроватку, — ей хорошо и в ящике!
Но цветы сказали:
— Спасибо! Но мы не можем жить так долго! Утром мы совсем умрём! Скажи только Идочке, чтобы она схоронила нас в саду, где зарыта канарейка; летом мы опять вырастем и будем ещё красивее!
— Нет, вы не должны умирать! — сказала Соня и поцеловала цветы.
В это время дверь отворилась и в комнату вошла целая толпа цветов. Ида никак не могла понять, откуда они взялись, — должно быть из королевского дворца. Впереди всех шли две прелестные розы, с золотыми воронками на головках; это были король с королевой. За ними, раскланиваясь на все стороны, шли чудесные левкои и гвоздики, а потом музыканты: крупные маки и пионы дули в шелуху от горошка и совсем покраснели с натуги, а маленькие голубые колокольчики и беленькие подснежники звенели, точно на них были надеты бубенчики. Вот была забавная музыка! Затем, шла целая толпа других цветов, и все они стали танцевать: и голубые фиалки, и красные ноготки, и маргаритки, и ландыши. Цветы так мило танцевали и целовались между собой, что просто заглядение!
Наконец, цветы пожелали друг другу доброй ночи, а Идочка тихонько пробралась в свою кроватку, и ей всю ночь снились цветы и всё, что она сейчас видела.
[27]Утром она встала и побежала к своему столику посмотреть, там ли её цветочки.
Она отдёрнула полог — да, они лежали в кроватке, но совсем, совсем завяли! Соня тоже лежала на своём месте, в ящике, и смотрела настоящею «соней».
— А ты помнишь, что тебе надо передать мне? — спросила её Идочка.
Но Соня глупо смотрела на неё и не раскрывала рта.
— Какая же ты нехорошая! — сказала Ида. — А они ещё танцевали с тобой!
Потом она взяла бумажную коробочку, с хорошенькою нарисованною птичкой на крышке, раскрыла её и положила туда мёртвые цветы.
— Вот вам и гробик! — сказала она. — А когда придут мои норвежские кузены, мы вас зароем в саду, чтобы вы выросли опять на следующее лето ещё красивее!
Ионас и Адольф, норвежские кузены, были бойкие мальчуганы; отец подарил им по новому луку, и они пришли показать их Иде. Она рассказала им про бедные, умершие цветы и позволила им помочь ей похоронить их. Мальчики шли впереди с луками на плечах; за ними Идочка с мёртвыми цветами в коробочке. Вырыли в саду могилку, Ида поцеловала цветочки и опустила коробочку в ямку, а Ионас с Адольфом выстрелили над могилкой из луков, — ни ружей, ни пушек у них, ведь, не было.
