Прошла весна, за ней и лето удалилось,
Прошла осенняя дождливая пора;
Под снежной пеленой уж мостовая скрылась,
И грохот не стоит над городом с утра.
На чистом воздухе, так долго поневоле
Скрываясь от дождей осенних взаперти́,
Шум городской теперь не оглушит нас боле,
И не раздавят нас колёса на пути.
О, чудная пора, привет тебе — здорово!..
Толпы людей себя надеждою бодрят,
Что возвратятся к ним весёлые дни снова,
Бежавшие давно от Фавнов и Дриад.
Всё радует, живит, — домашний кров бросая,
Вдыхаю ли в себя я воздух иногда,
Закинув голову смотрю ль на небеса я,
Иль пристально слежу, как мчится туч гряда.
Одна из них в выси куда-то уплывает,
Другая над землёй повисла и стоит,
Та снегом падая, равнины покрывает,
Иль зеркало реки Вилии серебрит.
Но тот, кто в эти дни в деревне видит нивы
Под саваном снегов и сумраком небес
И обнажённых гор песчаные обрывы,
И голый, ледяной корой покрытый, лес,
Тот от картин таких соскучится не в меру
И бросит сельский мир для городских забав,
Для Плутоса забыв красавицу Цереру
И золота с собой запас хороший взяв.
А в городе зато он может жить беспечно
Среди палат, где всё глаз только веселит,
И земледельца труд забудет он, конечно,
В чарующем кругу пленительных харит.
В деревне ещё свет не золотил востока,
Церера будит нас и поздравляет с днём, —
А здесь хоть солнышко давно взошло высоко,
В тени алькова я ещё сплю сладким сном.
Накинув на себя халат, встаю с постели,
С визитом молодёжь является ко мне,
И начиная день без дела и без цели,
Проводим утро мы в весёлой болтовне.
Тот перед зеркалом на кудри золотые,
Умащивая их, бальзам восточный льёт;
Тот курит, и над ним, как облака густые,
Дым носится; а тот чай ароматный пьёт.
Когда ж настанет час полудня, беззаботно
В блестящий экипаж я с кем-нибудь сажусь;
В бобры иль соболя себя закутав плотно,
Зимы холодной я и ветра не боюсь.
С блестящим обществом встречаюсь в зале; вскоре
За трапезу нас всех сажают, нам несут
Немало всяких яств на дорогом фарфоре,
И каждый пресыщен избытком вкусных блюд.
Мы пьём столетнее венгерское; в стакане
Играет крепкий пунш, коньяк и старый мёд,
А дамы пьют мускат, который, не туманя
Головок слабых их, им бодрость придаёт.
При помощи вина беседа оживится.
Посыплется острот неистощимый ряд,
И не одно лицо от страсти разгорится,
И помутится ум, поймавши нежный взгляд.
Но солнце уж зашло. Густеют тени дружно,
Под сумраком зимы погас последний свет.
Дают богини знак, что разъезжаться нужно
Шум, говор — и гостей весёлых уже нет.
Лишь те, кто с счастьем слепым запанибрата,
Играют в фараон, волнуясь от игры,
Иль длинный кий схватив (оружье без булата),
Катают по сукну точёные шары.
Когда ж ночь тёмная сойдёт на город сонный,
И в окнах кое-где огонь ещё блестит,
Кончает молодёжь день шумно проведённый,
И множество саней по улицам скользит.
