Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского/Июль/25

Жития святых по изложению свт. Димитрия Ростовского — 25 июля
Источник: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней св. Димитрия Ростовского (репринт). — Киев: Свято-Успенская Киево-Печерская Лавра, 2004. — Т. XI. Месяц июль. — С. 571—605.

[571]
День двадцать пятый

Житие
преподобныя девы
Евпраксии

Во дни благочестивого царя Феодосия Великого[1] был в Константинополе[2] один знатный сановник Антигон, родственник царю, человек разумный и в словах, и в поступках, мудрый в советах; он давал всегда добрые и полезные указания в делах государственных, кроме того, он был добр, сострадателен к людям, милостив к нищим и охотно помогал всем, кто просил его. Царь любил его не только как родственника, но и как благочестивого христолюбца и хорошего советника. Антигон был также и очень богат — настолько, что после царя не было никого богаче его. Он взял себе в супруги красивую девицу также из царского рода, по имени Евпраксию; она была благочестива и богобоязненна, любила посещать святые церкви, молилась Богу со слезами и щедро одаряла храмы Божии на украшение святынь Господних. У Антигона и Евпраксии, этой знатной, богоугодной четы, соединенной телом и душой, любимой царем и царицей, родился ребенок — девочка, и назвали ее по имени матери Евпраксией. Однажды, после ее рождения, Антигон сказал своей жене Евпраксии:

[572]— Ты знаешь, жена, что эта жизнь коротка и что богатства этого суетного мира — ничто: жизнь человеческая едва продолжается до восьмидесяти лет, богатства же, приготовленные на Небесах боящимся Бога, пребывают бесконечные века. А мы, связанные мирскими заботами и прельщаемые временными богатствами, проводим наши дни в суете, не приобретая никакой пользы своей душе.

Услышав это, Евпраксия спросила Антигона:

— Что же нам надо делать, господин мой?

Антигон отвечал:

— Мы родили о Боге одну дочь, и довольно нам одной, прекратим плотской супружеский союз — будем жить дальше без этого.

Тогда Евпраксия подняла руки к верху, возвела очи на Небо и со вздохом сказала мужу:

— Благословен Господь Бог, приведший тебя в страх Его и наставивший тебя на разум истинный. Не скрою, господин мой, я много раз молила Бога, чтоб просветил Он сердце твое и вложил тебе в ум такую благую мысль, но никогда и не решалась высказать тебе свое желание; раз ты сам заговорил об этом, то позволь и мне кое-что сказать.

— Скажи, госпожа моя, что ты хочешь, — согласился Антигон.

— Ты знаешь, господин мой, — продолжала Евпраксия, — что говорит Апостол: вре́мѧ прекраще́но є҆́сть про́чее, да и҆ и҆мꙋ́щїи жены̀, ꙗ҆́коже не и҆мꙋ́щїи бꙋ́дꙋтъ, и҆ ра́дꙋющїисѧ ѡ҆ и҆мѣ́нїѧхъ, ꙗ҆́коже не ра́дꙋющесѧ, и҆ кꙋпꙋ́ющїи, ꙗ҆́кѡ не содержа́ще: прехо́дитъ бо ѡ҆́бразъ мі́ра сегѡ̀[3]. Итак, давай проводить эту кратковременную жизнь, как ты хочешь, без плотского сношения, чтобы вместе улучить во веки нетленную жизнь. А столько богатства, как у нас теперь, и столько имения — на что нам? Разве возьмем что-нибудь из них с собою в гроб? Поэтому с добрым намерением твоим раздай и это нищим, чтоб не бесплодно было решение, принятое нами.

Услышав эти слова супруги своей, Антигон прославил Бога и начал щедро раздавать свое имение нищим; с супругою же своею он жил, как брат с сестрой, без плотского сношения, во взаимной духовной любви, единодушно и единомысленно [573]угождая Богу. Поставив себе такие добродетельные правила в жизни, Антигон преставился к Господу, прожив только один год без соития с женою; и оплакивали его царь и царица, как родственника и как праведного и благочестивого человека. Соболезновали они и о овдовевшей Евпраксии, еще очень молодой: она жила только два года и три месяца в супружеских сношениях с мужем, и один год без них. После погребения Антигона, царь и царица старательно утешали Евпраксию. Она же, взяв свою дочь, дала ее им на руки и, упав им в ноги, сказала с плачем и рыданием:

— В руки Божии и ваши отдаю эту сироту; примите ее в память родственника вашего Антигона и будьте ей вместо отца и матери.

Многие из присутствовавших при этом прослезились, и сам царь с царицей плакали. Через четыре года после этого, когда отроковице Евпраксии было пять лет, царь, посоветовавшись с матерью ее, обручил ребенка с одним из сенаторских сыновей, благородным юношей, который обещался ждать, пока подрастет отроковица; утвердив это, царь велел Евпраксии взять у него залог и обязательство. Спустя несколько времени, один сенатор захотел жениться на Евпраксии, вдове Антигона, и просил царицу через некоторых знатных женщин тайно от царя уговорить Евпраксию согласиться на брак с ним. Царица послала от себя придворных женщин ко вдове Евпраксии, советуя ей выйти замуж за помянутого сенатора. Услышав это, Евпраксия заплакала и сказала пришедшим к ней женщинам:

— Горе вам будет в будущей жизни за то, что вы подаете такой совет мне, обещавшей Богу жить в чистоте вдовства; уйдите от меня: ваш совет противен моему желанию!

[574]Получив такой укор, они со стыдом ушли и рассказали об этом царице. Когда узнал об этом царь, он сильно разгневался на царицу и стыдил ее:

— Ты сделала, — говорил он, — совсем неприличное тебе дело! Разве достойно оно христианской царицы? Так ли ты обещалась Богу царствовать благочестиво? Так ли ты помнишь Антигона, близкого нам родственника и полезного советника? Жену его, мало пожившую с ним и при нем еще, согласно с его желанием, избравшую чистую жизнь для Бога, ты убеждаешь опять возвратиться к мирской жизни! Бога ты не боишься! Над тобой, неразумной, всякий смеяться будет!

От этих слов царице стало так стыдно, что она, как камень, молчала часа два. И немалая ссора была у царя с царицей из-за Евпраксии. Услышав о том, Евпраксия очень опечалилась, скорбя смертельно; лицо у ней похудело. Она решила тайно удалиться из Царьграда и с горькими слезами сказала своей дочери Евпраксии:

— Дитя мое, у нас в Египте большое имение, пойдем туда, ты посмотришь имущество твоего отца и мое: ведь это всё твое.

Вместе с дочерью и немногими рабами и рабынями она тайно от царя ушла из города и, прибыв в Египет, стала наблюдать за своими имениями. Она отправлялась иногда во внутреннюю Фиваиду со своими слугами и экономами и, обходя церкви и монастыри, мужские и женские, делала много пожертвований, щедро раздавая золото и серебро.

Был там близ города один девический монастырь Тавенский со ста тридцатью монахинями, о богоугодных делах которых много хорошего рассказывали в народе: ни одна из них не пила вина, не вкушала масла, винограда и каких-либо плодов. Некоторые из них, которые поступили в монастырь с детства, никогда и не видели последних. Пища их была хлеб с водой, сочиво и зелень, и то без масла. Они ели один раз в день, вечером; некоторые же — через день, а иные через два дня принимали немного пищи. Они никогда не отдыхали и не мылись. О бане нечего и говорить: они и слышать не могли об обнажении тела, и самое слово баня употреблялось у них в упрек, в стыд и насмешку. Каждой постелью служило волосяное рубище на земле, трех локтей в длину и один локоть в ширину: на этом они спали и то немного. Одеждой их были власяницы, длинные до [575]земли, покрывавшие их ноги. И каждая трудилась по силе, сколько могла. Когда какой-нибудь из них случалось заболеть, то она не принимала никакого лекарства, но с благодарностью переносила болезнь, как бы принимая великое благословение от Бога, и от Него одного ждала помощи. Никто из них не выходил за монастырские стены и не разговаривал с приходившими, а все переговоры велись через одну привратницу: всё усердие их было направлено на собеседование с Богом в молитве и на угождение Ему. Потому и Бог принимал их молитвы и творил много ради них знамений, подавая исцеление всяким больным, которые стекались туда. Блаженной вдове Евпраксии очень понравился этот монастырь достойною удивления жизнью этих монахинь; она часто приходила туда с дочерью и приносила в церковь свечи и ладан. Однажды она сказала игумении и другим старшим сестрам:

— Я хочу вашему монастырю принести небольшой дар в двадцать или тридцать литр[4] золота, чтобы вы помолились Богу обо мне, о дочери моей и об умершем ее отце Антигоне.

Игумения же — она была диаконисса[5], и звали ее Феодулой — так отвечала ей:

— Госпожа моя, этим рабыням твоим вовсе не нужно ни золота, ни имущества: они всё отвергли в этом мире, чтобы сподобиться наслаждения вечными благами, поэтому мы ничего не хотим иметь на земле, чтоб не лишиться небесных богатств. Впрочем, чтоб не опечалить тебя, — принеси немножко масла в церковные лампады, свечей и ладану, и получишь за это награду от Господа.

Евпраксия так и сделала, и просила игуменью и всех сестер помолиться об ее муже Антигоне и о дочери.

Однажды, когда Евпраксия пришла, как обыкновенно, в этот монастырь, то игумения, словно по внушению от Духа Божия, сказала маленькой девочке Евпраксии:

— Госпожа моя Евпраксия, любишь ли ты этот монастырь и этих сестер?

— Да, госпожа, — отвечала та, — я люблю вас.

— Если ты любишь нас, — продолжала игумения, — то останься с нами в иноческом образе.

[576]Девочка отвечала:

— В самом деле, если не будет огорчена моя мать, я не уйду отсюда.

Тогда игумения спросила ее:

— Скажи мне правду, кого ты больше любишь: нас или своего обрученного?

— Я его не знаю, — отвечала девочка, — а вас знаю и люблю. Скажите же и вы мне, кого вы больше любите: меня или Того, как вы называете, Обручника?

Игуменья отвечала:

— Мы любим тебя и Христа нашего.

Девочка на то призналась:

— И я люблю вас и Христа вашего.

А мать ее Евпраксия сидела, слушала благоразумные речи своей дочери, и обильные слезы текли из глаз ее. Слушала и игуменья с умилением слова маленькой девочки и удивлялась, как она, еще ребенок — ей не было еще полных семи лет — так умно отвечала. Наконец, мать, которой жалко стало дочери, сказала ей:

— Пойдем, дитя мое, домой, уж вечер.

Но девочка отвечала на это:

— Я останусь здесь с госпожой игуменьей.

На это игуменья заметила ей:

— Ступай с матерью домой, тебе нельзя здесь остаться: здесь может жить только такая девушка, которая посвятила себя Христу.

— А где Христос? — спросила девочка.

Игуменья обрадовалась и показала ей пальцем на образ Христа. Девочка побежала, поцеловала икону Спасителя и, обратившись к игуменье, сказала:

— Воистину и я обещаюсь Христу и не уйду отсюда с матерью, но останусь с вами.

— Дитя, — возразила игуменья, — тебе не на чем спать, тебе нельзя остаться здесь.

— На чем вы спите, — отвечала девочка, — на том и я буду.

Уже вечер склонялся к ночи, а мать с игуменьей всё уговаривали всячески девочку уйти из монастыря и пойти домой, но ничего не могли сделать, так как она вовсе не хотела уходить оттуда. Наконец, игуменья сказала ей:

[577]— Дитя, если ты хочешь здесь жить, то ведь надо будет учиться грамоте, Псалтири и — поститься до вечера, как и другие сестры.

— И поститься буду, — согласилась девочка, — и учиться всему буду, только оставьте меня здесь.

Тогда игуменья сказала матери:

— Госпожа моя, оставь ее здесь: вижу, что воссияла в ней благодать Божия, что праведные дела отца ее и твоя чистая жизнь, и обоих вас родительские молитвы и благословение ведут ее в жизнь вечную.

Тогда стала благородная Евпраксия, подвела к иконе Спасителя свою дочь, подняла руки вверх и сказала со слезами:

— Господи Иисусе Христе, Ты позаботься об этом ребенке: Тебя желала она, Тебе отдала себя!

Потом обратилась к девочке:

— Евпраксия, дочь моя! Бог, утвердивший неподвижно горы, да утвердит тебя в страхе Своем.

С этими словами отдала она девочку в руки игуменьи, а сама плакала и била себя в грудь, и все монахини плакали с ней вместе. Итак она вышла из монастыря, отдав дочь свою Богу.

Наутро рано пришла она опять в монастырь. Игуменья взяла девочку Евпраксию, привела ее в церковь и, совершив молитву, облекла ее в ангельский иноческий образ при матери ее. Мать, увидев ее в ангельском чине, воздела руки к Небу и так начала молиться о ней Богу:

— Царь вечный, начавший в ней благое дело, Ты и доверши его, — дай ей исполнять волю Твою святую; пусть получит милость у Тебя, Творца, эта сирота, отдавшаяся Тебе с детства.

Потом она спросила дочь:

— Дитя мое, нравится ли тебе эта иноческая одежда?

— Да, я люблю ее, — отвечала девочка, — потому что я слышала от госпожи игумении и от других монахинь, что эту одежду дает Христос в залог обручения любящим Его.

Мать сказала на это:

— Христос, Которому ты обручена, дитя, Он да удостоит тебя Своего чертога.

С этими словами она поцеловала свою дочь, потом, простившись с игуменьей и всеми сестрами, вышла из монастыря. [578]По своему обыкновению, она стала посещать и другие монастыри в Египте, и пустынные и городские, а также жилища нищих, помогая своим имуществом всем бедным и нуждающимся. Повсюду разносилась слава о блаженной вдове Евпраксии, о ее добрых делах и многочисленных милостях; дошли слухи об этом и до самого царя Феодосия Великого и до его вельмож; все дивились такой жизни ее и славили Бога, Который укреплял ее. Слышно было о ней, что она ни рыбы не ест, ни вина не пьет, постится каждый день до вечера, и поздно вечером принимает очень немного постной пищи, кутьи или овощей; всех удивляло такое воздержание ее при громадных средствах. Спустя несколько лет игуменья названного выше монастыря пригласила к себе добродетельную вдову Евпраксию и сказала ей тайно:

— Госпожа моя, я тебе хочу сообщить важное дело, но не пугайся.

— Говори, госпожа моя, что ты хочешь, — отвечала она.

Игуменья сказала следующее:

— Если ты хочешь распорядиться относительно своей дочери, то делай это поскорее. Я видела в сновидении твоего мужа Антигона, в великой славе стоящего перед Владыкой Христом и молящего Его, чтоб Он велел тебе оставить тело свое и пребывать с ним вместе, наслаждаясь такою же славой, какой он сподобился за свою добродетельную жизнь.

Услышав это, благочестивая женщина не только не смутилась, но даже очень обрадовалась: она желала расстаться с телом и отойти ко Христу. Она тотчас позвала свою дочь, которой было уже около двенадцати лет, и сказала ей:

— Дитя мое, Евпраксия! Вот, меня уже зовет Христос, как сообщила мне мать игуменья, и близок день моей кончины; поэтому всё имущество твоего отца и мое я отдаю в твои руки, распорядись им честно, чтоб унаследовать тебе Царство Небесное.

Девица Евпраксия заплакала и сказала:

— Горе мне! Осталась я одна сиротой!

— Дитя, — сказала ей мать, — у тебя есть отец Христос, Которому ты обручилась; ты не остаешься одинокой сиротой: вместо матери у тебя будет госпожа игуменья, только старайся исполнить то, что обещала Христу. Бойся Бога, уважай сестер, по[579]винуясь им со смирением; никогда не думай в душе о том, что ты царского рода, и не говори: им следует работать на меня, а не мне на них, но будь смиренна, и будет тебя любить Господь; будь нищей на земле — и будешь богата на Небе. Вот, всё в твоих руках: если монастырь будет нуждаться в деньгах, дай, сколько будет нужно, и молись за меня и отца твоего, чтоб нам получить милость от Бога и избавиться от вечной муки.

Такой завет дала своей дочери блаженная Евпраксия; через три дня она преставилась ко Господу и была погребена в том монастыре.

Услышал царь, что умерла Евпраксия, жена Антигона, призвал того сенатора, с сыном которого была обручена девочка Евпраксия, и сказал ему, что она отрешилась от мира и ушла в монастырь. Он же убедительно просил царя послать за ней поскорее, чтоб она немедленно явилась в Царьград к своему жениху, и чтоб состоялся брак их. Царь поспешил это исполнить. Но невеста Христова Евпраксия, получив и прочитав письмо царя, рассмеялась, села и написала ему лично следующее:

«Владыко царь! Неужели ты прикажешь мне, рабе твоей, оставить Христа и соединиться с человеком тленным и смертным, который сегодня жив, а завтра его будут есть черви? Не заставляй меня этого делать, и пусть тот человек не беспокоит из-за меня твое величество: ведь я уже невеста Христова, и мне нельзя обмануть Его. Но я прошу ваше величество в память моих родителей взять всё их имущество и раздать святым церквам и монастырям, нищим, вдовам и сиротам; затем, отпусти на волю рабов и рабынь и прикажи управителям родительских имений простить все долги должникам: исполни всё, как следует, владыка мой, чтоб мне без заботы и препятствия служить Христу моему, Которому я вверилась всей душой. Владыко царь и царица, помолитесь и вы Господу обо мне, рабе вашей, чтоб он удостоил меня послужить Ему».

Написавши собственноручно такой ответ, Евпраксия запечатала его и отдала посланному; тот возвратился в Царьград. Получив письмо Евпраксии, царь прочел его вместе с царицею наедине, и много слез пролили они от умиления и молились Богу об Евпраксии. На другой день царь созвал всех вельмож и в числе их отца того юноши, с которым была обру[580]чена Евпраксия, и велел при всех прочесть ее письмо; все слышавшие в слезах говорили:

— Царь, поистине эта девица из твоего рода — прекрасное дитя прекрасных родителей Антигона и Евпраксии, святой отпрыск от святаго корня!

И все, как один человек, славили за нее Бога. Отец жениха тоже не посмел ничего сказать царю об Евпраксии. Царь же распорядился, как следовало, всем имуществом ее, оставшимся ей после родителей, раздав его церквам и нищим и таким образом исполнив ее желание; прожив немного после этого, царь отошел к Господу. А Евпраксия начала еще усерднее подвизаться, угождая Богу, и постилась сверх сил; ей было тогда двенадцать лет, когда она избрала себе самый суровый образ жизни. Сначала она ела один раз в день, и то вечером, а потом она стала поститься до следующего и наконец до третьего дня. Она трудилась, служа сестрам со всевозможным усердием и исполняя со смирением самую черную работу: мела трапезную комнату и другие кельи, стлала сестрам постели, носила на кухню воду и дрова, варила пищу, мыла посуду, и во всех монастырских службах не было усерднее ее. В том монастыре существовал обычай: если какая-либо сестра подверглась искушению во сне от диавола, то должна была тотчас сказать об этом игумении; а та со слезами молилась Богу, чтоб Он отогнал от той сестры диавола, и приказывала ей набрать каменьев, насыпать их под волосяную постель и спать на ней, а сверху на постель насыпать пеплу и спать так десять дней. Однажды и Евпраксия подверглась во сне некоторым соблазнам от искусителя; тогда она набрала каменьев под свою волосяную постель и посыпала ее сверху пеплом. Увидев это, игумения улыбнулась и сказала одной из старших сестер:

— Вот, и эта девушка начала страдать от диавола!

И стала молиться о ней:

— Боже, сотворивший ее по образу Твоему, — говорила она, — и повелевший ей избрать этот иноческий чин, Ты утверди ее в страхе Твоем и от бесовских наветов сохрани ее!

Потом она призвала к себе Евпраксию и спросила:

— Почему ты мне не сказала, что тебе было искушение от диавола, а скрыла это от меня?

[581]А та упала игумении в ноги со словами:

— Прости меня, госпожа моя, что постыдилась сказать тебе.

— Дочь моя, — внушала ей игумения, — это начало твоей борьбы со врагом; крепись, чтоб одолеть его и получить венец!

Спустя несколько времени Евпраксия опять подверглась искушению диавола и рассказала одной сестре Юлии, которая очень ее любила и наставляла в подвигах. А Юлия сказала ей:

— Госпожа моя Евпраксия, не скрывай этого от игумении, но расскажи ей, как следует, чтоб она помолилась о тебе; говорят, она сама в юности много претерпела искушений от диавола. Рассказывают, что она однажды ночью после сильного искушения вышла из кельи, стала под открытым небом, подняла руки к небу и пробыла так сорок дней и ночей без еды, без питья, без сна, стоя и молясь Богу, пока не победила диавола. И мы все бываем искушаемы врагом, но надеемся, что с помощью Христовой одолеем нашего искусителя. Поэтому, сестра, не удивляйся этому, не смущайся, но расскажи поскорее игумении о случившемся с тобою, не стыдись!

Услышав это, Евпраксия поблагодарила Юлию:

— Помоги тебе Бог, сестра, за то, что ты наставила меня и укрепила мне душу: я пойду и расскажу госпоже великой о том, что случилось со мной.

— И не только расскажи, — прибавила Юлия, — но и попроси ее помолиться о тебе и прибавить тебе подвига.

Евпраксия пошла и рассказала игумении об искушении диавольском. Игумения сказала ей:

— Не удивляйся этому, дочь моя; со всяким оружием нападает на нас диавол, но не бойся, стань мужественно и непоколебимо, чтоб он не одолел тебя. Много еще тебе предстоит искушений от него; а ты подвизайся, чтоб победить его и получить от Христа, Жениха твоего, победные венцы. Усиль свой пост, сколько можешь: за подвиги получают честь. Скажи мне, дитя, как ты постишься?

— Я принимаю пищу через два дня, — отвечала Евпраксия.

— Прибавь еще один день к своему посту, — сказала игуменья, — и ешь на четвертый день после захода солнца.

Евпраксия приняла этот наказ с радостию.

Евпраксии исполнилось двадцать лет от роду; она возмужала телом и была красива, — обнаруживая знатность своего рода. [582]Подвергшись опять искушению, она сообщила о том игумении, а игумения сказала ей:

— Не бойся, дитя мое, ведь Бог с тобой!

На одном месте в монастыре лежала куча камней; желая испытать послушание и смирение Евпраксии и побудить ее к бо́льшему труду, игумения сказала ей:

— Пойди, дитя, и перенеси эти каменья сюда и сложи их около печи.

Евпраксия тотчас начала носить эти каменья. Среди них попадались большие, которые с трудом можно было бы поднять двум сильным сестрам. Она же их одна поднимала, клала на плечо и несла: она была сильна телом, а еще сильнее послушанием, и ни к кому не обращалась с просьбой помочь ей, потому что тяжелы камни, или потому что она голодна, или выбилась из сил, — но с усердием исполняла приказание. Когда же она перенесла все каменья, то игуменья через несколько дней опять сказала ей:

— Нет, нехорошо, что эти каменья лежат около печи, отнеси их опять на прежнее место.

Она ничуть не ослушалась, а снова принялась за дело и тщательно выполняла то, что ей было приказано. Удивлялись сестры такому послушанию ее, терпению и трудолюбию, а некоторые из молодых смеялись, другие же говорили:

— Крепись, сестра Евпраксия, будь тверда!

А она же была весела и пела за работой. Труд ее продолжался тридцать дней, когда игумения приказала ей оставить это дело и послала ее на послушание в пекарню. Она исполняла с великой радостью всякие приказания; иногда сеяла в пекарне муку, месила тесто и пекла хлебы, иногда в кухне варила пищу и колола дрова, иногда в столовой прислуживала сестрам: и ни в каком деле она никогда не заленилась, не ослушалась, не отнеслась небрежно, не роптала, но во всякой службе была добра, послушна, тщательна и терпелива. При всем том она никогда не пропускала обычного молитвенного правила в полночь, ни утреннего пения, ни первого, третьего, шестого и девятого часов; после же вечернего пения она подавала кушанье постницам.

Диавол попытался еще раз потревожить ее ночным искушением. Однажды ночью он явился ей во сне в виде того юноши, с которым она было обручена: будто бы с множеством воинов [583]он пришел похитить ее и насильно тащил из монастыря. Она лежала на своей постели и во сне начала кричать и звать сестер, чтоб помогли ей избавиться из рук похитителя. От ее крика проснулись сестры, сбежались к ней, разбудили ее и стали спрашивать, почему она кричала. Она рассказала про виденное во сне искушение диавольское, и все начали о ней молиться. Так как и снова ее тревожил искуситель, то игумения сказала ей:

— Смотри, дитя мое Евпраксия, как бы диавол не подействовал на твой разум, как бы не пропал труд твой; потерпи еще немного, борись с ним мужественно, и он убежит от тебя.

И Юлия также говорила Евпраксии:

— Сестра, если мы теперь, пока юны и сильны, не станем бороться с нашим врагом и не победим его, то как нам победить его в старости?

Евпраксия отвечала ей:

— Жив Господь, сестра моя Юлия, если прикажет мне игумения, то я не стану принимать пищи целую неделю, пока с помощью Господа, не одержу победы над врагом, искушающим меня.

— Право, сестра моя, — возразила Юлия, — я не могу столько поститься, а ты, если можешь, то хорошо сделаешь; во всем монастыре нет никого, кто бы мог не принимать пищи целую неделю, кроме матери нашей игумении.

Тогда Евпраксия отправилась к игумении и попросила у нее разрешения назначить себе такой пост, чтоб не есть целую неделю. Игумения сказала ей на это:

— Делай всё, что можешь, дитя мое; да укрепит тебя Творец твой Бог и даст тебе одолеть диавола!

И начала Евпраксия поститься по целой неделе, принимая пищу только по воскресеньям и не оставляя в то же время ни монастырских работ, ни услуг сестрам, так что все дивились столь великим подвигам ее. «Вот, целый год следим мы за Евпраксией, — говорили некоторые из сестер, — ну, видали ли мы, чтоб она сидела, хоть бы когда ест? Нет, и не могли видеть, — только разве когда ночью ляжет отдохнуть на постель, — а то и пищу вкушает стоя».

И все сестры любили ее за то, что она так трудилась и была так скромна, хоть и царского была рода, и молились о ней Богу, чтоб Он даровал ей крепость и спасение.

[584]В числе сестер была одна, по имени Германа, которая, как говорили, происходила от простой и бедной рабыни; она одна не любила всеми любимой Евпраксии: диавол разжигал в ней зависть. Однажды Германа нашла в кухне Евпраксию одну за работой и начала браниться:

— Евпраксия постится всю неделю, а мы не можем; что мы станем делать, если игуменья велит нам так поститься?

Евпраксия возразила ей:

— Извини, сестра, великая госпожа наша велела каждой подвизаться по своим силам, и на меня не насильно возложила этот труд.

Германа, разгневавшись, сказала:

— Обманщица, много в тебе разных хитростей! Кто не знает, что ты нарочно это делаешь из стремления к суетной славе, чтоб все видели и хвалили тебя: ты хочешь, чтоб по смерти игумении к тебе перешел ее сан; но я уверена, ей-Богу, что тебе никогда не начальствовать над нами!

Евпраксия со смирением упала ей в ноги.

— Прости меня, госпожа моя, — сказала она, — согрешила я перед Богом и тобой!

Когда узнала об этом игумения, она позвала Герману и стала ей выговаривать при всех сестрах:

— Раба лукавая и безбожная! Какое зло тебе сделала Евпраксия, что ты ей мешаешь в ее богоугодном деле? Ты будешь отлучена от церковных служб и трапезы с сестрами, как недостойная!

Евпраксия со слезами долго упрашивала игумению просить Герману и в течение тридцати дней не могла упросить; на тридцатый день Евпраксия взяла с собой Юлию и просила старших сестер похлопотать у игумении о прощении Германы. Игумения позвала Герману и сказала ей:

— Разве ты не поняла, окаянная, какое великое зло мешать кому-либо в добром деле? Ты не подумала и о том, что она — дочь сенатора, из царского рода — и так смиренна, так отдалась Богу и служит тебе, недостойной.

Тогда все сестры стали просить игумению за Герману; насилу умолили ее, и Герману простили. Таким образом, видимый враг на время оставил свою злобу, а враг невидимый, диавол, не переставал бороться с Евпраксией, злобствуя на нее за то, что [585]был побеждаем ее смирением. Так, однажды ночью он навел на нее скверные мирские мечты, чем глубоко смутил ее. Она, как почуяла лютое нападение вооружившегося на нее врага, вскочила с постели, осенила себя крестным знамением и вышла из своей кельи; на дворе, на особом месте стала она, простерла руки свои к Небу, вперивши в Небо очи и ум, и стояла так молясь день и ночь, ничуть не двигаясь с места, как врытая в землю, сорок дней; в это время она не пила, не ела, не говорила ни с кем, не спала и не опускала рук. В начале ее стояния игумения, узнав об этом, пришла к ней и сказала:

— Да утвердит тебя, Бог, дитя, и подаст тебе терпение!

Евпраксии было тогда двадцать пять лет от роду. Когда она простояла две недели, игумения и сестры с улыбкой смотрели на такое терпение ее и радовались за нее. Прошло тридцать дней и стали удивляться сестры и говорили игумении:

— Матушка, как видно, Евпраксия хочет совершить твой сорокадневный труд, как ты бывало стояла так же.

— Да утвердит ее Бог, — отвечала игумения, — будем все молиться о ней!

По прошествии сорока дней она простояла еще пять дней, и потом в изнеможении упала на землю, и лежала как мертвая. Собрались сестры, внесли ее в комнату и не могли пригнуть ее рук: она вся была как деревянная и не могла произнести ни одного слова. Игумения принесла ей пищи, поднесла к ее устам и сказала:

— Дитя мое Евпраксия! Во имя Господа нашего Иисуса Христа, съешь!

И тотчас она, взяв пищу, съела и заговорила, немного укрепилась и встала; ее повели в церковь, благодаря Христа Бога, укрепившего рабу Свою на такой подвиг. После этого Евпраксия стала понемногу принимать пищи и поправляться.

С этого времени диавол уже не мог более смущать Евпраксию скверными мечтаниями и разжением плотских страстей: невеста Христова одержала окончательную победу над его искушениями; тогда он начал изобретать против нее иные козни, как человекоубийца искони[6]: он захотел совсем лишить ее жизни следующим образом. Однажды блаженная Евпраксия при[586]шла с водоносом к колодцу почерпнуть воды; а диавол, по попущению Божию, схватил ее и бросил в колодец; она, как потом сама рассказывала, дошла головой до дна колодца, но, всплывши наверх, ухватилась за веревку, свесившуюся с ведра в колодец, и воскликнула:

— Господи Иисусе Христе, помоги мне!

Раздались крики, что Евпраксия упала в колодец, собрались сестры с игуменией и вытащили ее. Она же перекрестилась и сказала с улыбкой:

— Жив Христос мой! Не победишь меня, диавол, не уступлю тебе: до сегодняшнего дня носила воду в одном сосуде, теперь стану носить двумя.

И стала так делать. После этого случилось ей колоть дрова для кухни; когда она взмахнула топором, чтоб ударить по полену, диавол свел ее руки; она ударила топором себе по ноге и рассекла голень; рана была очень глубока, и текло много крови. Она в изнеможении упала на землю и лежала словно мертвая. Это видела Юлия; она испугалась, закричала и, прибежав к сестрам, рассказала, что Евпраксия поранила себя в ногу топором и умерла. Сошлись сестры и обступили ее с плачем: игумения пришла, полила холодной воды ей на лицо и сказала ей, осенив ее крестным знамением:

— Дитя мое Евпраксия! Что ты помертвела? Взгляни и скажи что-нибудь сестрам: они скорбят о тебе.

Она открыла глаза и сказала игумении:

— Не плачь, госпожа моя матушка, душа во мне.

Игумения тогда обратилась с молитвой к Господу:

— Господи Иисусе Христе! Исцели рабу Твою, за Тебя она так много страдает.

Потом, обвязав ей ногу волосяным платком, игумения подняла Евпраксию и хотела вести в келью. Она же, посмотрев и увидев лежащие дрова, сказала:

— Жив Господь мой! Не пойду отсюда, пока не соберу дрова и не отнесу их на кухню.

— Я соберу, — сказала Юлия, — а ты ступай, ляг.

Но Евпраксия не дала Юлии собрать дрова, а сама набрала полную охапку поленьев и понесла. В кухню надо было взбираться по лестнице; когда Евпраксия взошла на верхнюю ступеньку, диавол заплел ей ноги и помешал ей: она наступила ногой на [587]край своей одежды и упала лицом на поленья, которые несла в руках; лучина возилась ей в лицо около глаза; Юлия закричала, подбежала к ней и стала говорить:

— Не говорила ли я тебе, что ты не можешь нести дров, ляг, а ты не послушала меня.

— Не печалься, сестра, — возразила Евпраксия, — вытащи осторожно занозу из моего лица, а глаз мой невредим, по милости Божией.

Занозу вынули; много крови текло из раны; игумения взяла масла и соли и, помолившись, помазала рану, а Юлия стала уговаривать Евпраксию:

— Пойди, госпожа моя, ляг на постель и отдохни, а я послужу госпожам сестрам.

Но Евпраксия отвечала:

— Жив Господь мой, не буду отдыхать, пока не окончу послушание мое сестрам.

Все сестры много упрашивали ее отдохнуть, так как рана ее болит, но она не захотела отдыхать; она стояла и варила пищу, а из обеих ран струилась кровь; она не легла, пока не кончила прислуживать сестрам и в трапезе; только, окончив совсем свою службу, поздно вечером пришла она к своей постели. Бог, видя такое терпение ее, скоро исцелил ее раны, и она выздоровела. А диавол разрывался от зависти и еще раз попробовал погубить ее. Однажды она вошла зачем-то на высокое здание вместе с сестрами; диавол сбросил ее сверху вниз. Сестры, бывшие с ней, поспешили спуститься вниз по лестнице: они думали, что Евпраксия разбилась до смерти, упавши с такой высоты. А она поднялась с земли невредимая и шла им навстречу; на их вопрос, не разбилась ли она, она отвечала:

— Не знаю, как я упала и как встала.

И все славили Бога, сохранившего рабу Свою от смерти. — В другой раз, когда она варила для сестер зелень в котле и хотела отставить кипящий котел от огня, диавол подкосил ей ноги; она упала назад, а котел с кипящим кушаньем опрокинулся ей на лицо. Помощница ее Юлия закричала, что Евпраксия обварилась, и сбежались все бывшие поблизости сестры; а Евпраксия быстро поднялась с земли и сказала улыбаясь Юлии:

— Что ты наделала, сестра? Понапрасну ты встревожила сестер и игумению!

[588]И все видели, что лицо ее невредимо, ничуть не обожжено. Игумения заглянула в котел и увидела, что остатки кипятка на дне еще клокочут; тогда она спросила Евпраксию:

— Разве на тебя не попал кипяток?

— Жив Господь, — отвечала она, — я почувствовала словно холодную воду, а не кипяток на своем лице.

Удивилась игумения и сказала:

— Да сохранит тебя Бог до конца, дитя мое!

Потом старшим сестрам она сказала наедине:

— Видите, Евпраксия сподобилась благодати Божией: упала с крыши и не разбилась, облила лицо себе кипятком и осталась невредима.

— Видим, — отвечали сестры, — что Евпраксия — истинная раба Божия и что хранит ее Господь: от стольких искушений спас Он ее.

В этот монастырь приходили из ближнего города и окрестных селений женщины — мирянки, приносили своих больных детей, а также приводили и бесноватых: Господь, как сказано было выше, подавал исцеление больным и изгонял бесов по молитве богоугодной игумении и сестер, живших по-Божьи. Они собирались в церковь и устраивали совместные моления о разных больных, и те получали исцеление и возвращались домой здоровыми. Была в том монастыре одна бесноватая, которую с юных лет ее мучил живший в ней лютый демон, князь других нечистых духов. Эта женщина была связана цепями по рукам и ногам; она скрежетала зубами, свистела, испускала пену и громко кричала, так что все пугались ее крика. Много раз игумения со старицами молилась в церкви Богу, чтоб отогнал Он беса от этой страдающей женщины, но молитвы их не были услышаны: по Божьей воле это оставалось для бо́льшего чуда и для показания святости невесты Христовой Евпраксии, как об этом будет сказано ниже. В этой женщине был такой лютый бес, что никто не мог к ней близко подойти; она была привязана в одной подвальной комнате к столбу, и пищу и питье ей подавали издали: привязывали посуду к длинной палке, клали туда хлеб, бобы и какую-либо зелень и протягивали к ней; а она часто, схватив посуду с палкой, бросала их в лицо подававших. Так держали ее долгое время в монастыре. Однажды привратница пришла к игумении сказать, что явилась [589]в монастырь какая-то женщина и плачет, а с ней восьмилетний ребенок, расслабленный и глухонемой, и просит она помолиться об исцелении своего ребенка. Игуменья, зная по откровению от Бога, что Евпраксии уже дана благодать исцелений и власть над нечистыми духами, призвала ее к себе и сказала:

— Пойди, возьми ребенка у матери, которая стоит у ворот, и принеси сюда.

Она пошла и, увидев совсем расслабленного ребенка, глухонемого, сжалилась над ним, вздохнула и, перекрестив его, сказала:

— Бог, сотворивший тебя, да и исцелит тебя, дитя!

С этими словами она взяла его на руки и пошла с ним к игумении. Ребенок, пока она несла его на руках, тотчас исцелился, начал говорить и звать свою мать. Евпраксия, услышав, что ребенок заговорил, пришла в ужас и положила его на землю; а ребенок встал и побежал к воротам, зовя мать. Привратница пошла и рассказала об этом игумении. Игумения тогда позвала к себе мать этого ребенка и сказала ей:

— Что же это, сестра, ты искушать нас пришла со здоровым ребенком?

— Владыка Христос свидетель мне, госпожа моя, — отвечала мать, — что до настоящего часа ребенок мой не говорил, не слышал, не действовал руками, ногами ступить не мог, а когда эта честна́я девица взяла его на руки, тотчас заговорил, выздоровел и начал ходить.

Тогда игумения сказала этой женщине:

— Милостью Христовой выздоровел у тебя ребенок, иди с миром и благодари Бога.

Когда женщина с исцеленным ребенком ушла, игумения сказала Евпраксии:

— Я хочу, дочь моя, чтоб ты кормила из своих рук ту страдающую беснованием сестру в нашем монастыре, если ты не боишься ее.

— Не боюсь, госпожа моя, — отвечала Евпраксия, — и если прикажешь, буду это делать.

После того Евпраксия взяла хлеба и вареной пищи в посуде и принесла к бесноватой; та тотчас заскрежетала зубами, бросилась на нее и, схватив посуду, хотела разбить. Евпраксия же, взяв ее за руку, сказала ей:

[590]— Жив Господь, я повалю тебя на землю, возьму посох нашей госпожи игумении и буду жестоко тебя бить, чтоб ты больше не бесчинствовала!

Бесноватая увидела, что Евпраксия гораздо сильнее ее, — Господь укрепил рабу Свою, — испугалась и замолчала. А святая начала ласково увещевать ее:

— Сядь, сестра моя, — говорила она, — ешь, пей и не смущайся.

Та села, ела и пила и заснула. С этого времени перестали подавать ей пищу издали на палке, она брала ее из рук Евпраксии, и дивились все сестры. Если же когда бесноватая начинала смущаться, рваться и кричать, то сестры говорили ей:

— Замолчи, вот Евпраксия придет к тебе с посохом и прибьет тебя!

И тотчас бесноватая усмирялась и умолкала. Вышеупомянутую Герману опять стала грызть в сердце зависть; она говорила другим сестрам:

— Разве никого нет еще из сестер, кроме Евпраксии, которая бы носила бесноватой пищу; дайте мне хлеб, и я так же буду служить бесноватой, как и Евпраксия.

Она взяла хлеб и кутью, подошла к бесноватой и сказала:

— Возьми, сестра, поешь!

Бесноватая же крепко схватила ее, разорвала на ней одежду донага, заскрежетала на нее зубами, повалила ее на землю, села на нее и, навалившись, начала кусать и есть ее тело на плечах и шее. Раздался ужасный вопль, но никто не решался подойти к ней; тогда Юлия поспешила в кухню и сказала Евпраксии:

— Германа совсем погибает от бесноватой!

Прибежала Евпраксия, схватила бесноватую за руки и за шею, и так избавила Герману, всю израненную и окровавленную.

— Разве хорошо ты сделала, — обратилась Евпраксия к бесноватой, — так изранила сестру?

А она стояла, скрежеща зубами и испуская пену.

— Жив Господь, — прибавила Евпраксия, — с этого времени, если ты причинишь зло какой-либо сестре, я не пощажу тебя, а возьму у игумении посох и без жалости буду бить тебя.

Тогда та легла и замолчала.

На следующее утро рано пришла Евпраксия навестить больную. Оказалось, что она разодрала на себе все одежды и, сидя нагая на земле, собирала свой гной и ела. Сжалилась над ней блажен[591]ная Евпраксия и прослезилась; потом одела ее в другую одежду, принесла ей хлеба, воды, накормила и напоила ее. Возвратившись в свою келью, она весь день плакала тайно от сестер и молилась, чтобы Господь исцелил страдающую; так и всю ночь пробыла она в молитве, а Бог открыл ее молитву игумении; на утро игуменья позвала ее к себе и спросила:

— Дитя мое Евпраксия, почему ты скрыла от меня свою молитву о страдалице; если б ты мне сказала, и я бы потрудилась вместе с тобой.

— Прости меня, госпожа моя, — отвечала Евпраксия, — я видела ее в таких мерзостях и сжалилась над ней.

— Дочь моя, — сказала ей игумения, — мне нужно тебе кое-что сказать; но смотри, не возгордись. Вот, Христос дал тебе власть изгнать того беса, и на всех других бесов дана тебе сила.

Услышав это, Евпраксия упала на землю, посыпала себе голову землей и восклицала, говоря:

— Как мне, окаянной и такой скверной, изгнать беса, если вы столько лет молились и не могли до сих пор этого сделать?

Игумения сказала:

— Дитя мое, это дело дожидалось тебя, чтоб узнали, какая великая награда приготовлена тебе на Небе; не прекословь, исполни, что тебе приказывают.

Евпраксия пошла сначала в церковь, бросилась на землю перед образом Господа нашего Иисуса Христа, омочила землю слезами, прося помощи свыше. Потом, помня приказание игумении, она отправилась к бесноватой; за ней шли все сестры, чтобы посмотреть, что будет. Подошедши к больной, Евпраксия сказала:

— Исцеляет тебя Господь наш Иисус Христос, создавший тебя.

И осенила ее крестным знамением. Бес закричал страшным голосом: «Что это за лживая и скверная монахиня! Сколько лет уже я живу в этой женщине, и никто меня не изгнал, а эта нечистая хочет изгнать!»

— Не я тебя изгоняю, — сказала Евпраксия, — но Христос Бог мой, Жених мой!

А бес кричал:

— Не выйду, нечистая, у тебя нет силы меня выгнать!

— Я нечистая, — отвечала святая, — много во мне всякой сквер[592]ны, как ты говоришь, но выйди из нее, тебе повелевает Христос Бог мой! А если не хочешь выйти, то я возьму посох у госпожи нашей игумении и буду бить тебя.

Бес долго возражал и всё не хотел выходить. Тогда Евпраксия взяла у игумении жезл и пригрозила ему, говоря:

— Выходи, а то буду бить тебя.

— Как же я выйду из нее, — возражал бес, — когда я заключил с ней условие и не могу его нарушить?

Святая ударила три раза жезлом со словами:

— Выйди из создания Божия, дух нечистый — Христос Господь повелевает тебе.

Зарыдал бес:

— Куда мне идти? — говорил он.

— Иди в тьму кромешную, — отвечала святая, — и в вечный огонь, на бесконечную муку, приготовленную тебе и отцу твоему сатане и всем, исполняющим вашу волю.

Все сестры стояли и смотрели издали, не смея подойти. Так как бес не хотел выходить и всё спорил, то святая Евпраксия подняла глаза к Небу и воскликнула:

— Господи Иисусе Христе! Не постыди меня в этот час, чтоб не порадовался из-за меня нечистый бес!

И тотчас бес закричал громким голосом и вышел, а женщина стала с тех пор совсем здоровая. Евпраксия взяла ее с собой, обмыла, одела в чистую одежду и повела в церковь; там все вместе прославляли и благодарили Христа Бога. А Евпраксия с того дня стала отличаться еще большим смирением и служила всем сестрам, как рабыня. Когда матери приносили в монастырь больных детей, игумения отсылала их к святой Евпраксии, а она, хотя и не хотела, но, повинуясь приказанию начальствующей, исцеляла их благодатию Христовой.

Когда приближалось время блаженной кончины святой Евпраксии, игумении было откровение от Бога во сне, что невеста Христова уже призывается в Небесный чертог; очень встревожилась игумения этим видением, — ей жалко было расставаться с любимой Евпраксией; она стала плакать и никому не хотела говорить о своем видении. Старицы, увидев, что она тужит и плачет каждый день, сначала не смели спросить ее, почему она так тужит; потом сами так опечалились ее печалью, что обратились к ней с вопросом:

[593]— Скажи нам, госпожа наша, матушка, почему ты так печальна? У нас сердце разрывается, глядя на твою печаль и слезы.

— Не заставляйте меня открыть вам до завтра, — отвечала игумения.

— Жив Господь, — сказали старицы, — если ты не откроешь нам, матушка, то очень опечалишь нас.

Тогда игумения сказала:

— Я не хотела вам говорить до утра, но, если уж вы так просите меня, то слушайте: нас покидает Евпраксия, — завтра уходит она из этой жизни. Но пусть никто из вас сегодня об этом не говорит ей, чтоб не смущать ее, — пусть она не знает этой тайны, пока не наступит ее время.

Услышав эти слова игумении, сестры горько расплакались: все очень любили Евпраксию и чтили, зная ее за великую угодницу Божию и истинную рабу и невесту Христову; лишиться ее для них была большая потеря. Одна из сестер услышала, что старицы плачут, проведала причину, побежала тотчас в пекарню и застала там Евпраксию вместе с Юлией за печением хлебов.

— Знаешь, госпожа, — сказала она, — игумения со старицами о тебе плачут.

Евпраксия и Юлия удивились этим словам и молча стояли. Потом Юлия сказала Евпраксии:

— Уж не упросил ли царя тот, твой бывший жених, взять тебя из монастыря силой, — не об этом ли скорбят игумения со старицами?

— Жив Господь мой Иисус Христос, — отвечала святая, — хоть все царства земные соберутся, не смогут принудить меня оставить Христа моего; однако, госпожа моя Юлия, поди, узнай повернее, о чем это плачут; очень мне неспокойно на душе.

Юлия пошла, стала у дверей и слушала, что говорят, а игумения в это время рассказывала старицам свое видение.

— Видела я, — говорила она, — двух честны́х мужей в светлой одежде; вошли они в монастырь и говорят мне: пусти Евпраксию, Царь ее требует; потом пришли другие два, еще светлее, и сказали: возьми Евпраксию и веди ее к Царю. Я тотчас взяла ее и повела; когда мы пришли к каким-то чудным воротам, — я их красоту и описать не могу, — они отворились сами собой, и мы вошли внутрь; там увидели нерукотворную палату, полную несказанного блеска, и высокий трон; на нем [594]сидел сияющий Царь. Я не могла войти внутрь, а Евпраксию взяли и повели к Царю; она поклонилась Ему в ноги и поцеловала его пречистые стопы. Я увидела там бесконечное множество Ангелов и святых, и все стояли и смотрели на Евпраксию. Потом я увидела Матерь Божию, Пречистую деву Марию, Владычицу нашу; Она взяла Евпраксию и показала ей прекрасный чертог и приготовленный венец, сияющий славою и честию. И слышала голос, который говорил ей:

— Евпраксия! Вот награда тебе и покой; но теперь иди, а через десять дней приходи и будешь наслаждаться этим всем бесконечные века.

Так рассказывала игумения старицам о своем видении, а сама плакала и, наконец, сказала:

— Вот, нынче десятый день с тех пор, как я видела, и завтра Евпраксия преставится.

Услышав это, Юлия стала бить себя в грудь и пошла в пекарню с плачем и рыданием. Увидала ее плачущую Евпраксия и сказала:

— Заклинаю тебя Сыном Божиим, скажи мне, что ты слышала, что так плачешь?

— Я плачу, — отвечала она, — потому, что сегодня мы расстаемся с тобой: я слышала от великой госпожи нашей, что завтра ты скончаешься.

Евпраксия, как услышала это, тотчас лишилась сил и упала на землю, словно мертвая. Юлия сидела над нею и плакала. Потом Евпраксия сказала Юлии:

— Дай мне руку, сестра моя, подними меня и отведи меня в дровяной сарай; там положи меня.

Юлия так и сделала. Евпраксия лежала на земле, плакала и говорила Господу:

— За что, Владыка, ты погнушался мною, странницей, сиротой? За что презираешь меня? Теперь бы мне время трудиться и бороться с диаволом, а Ты теперь берешь у меня душу! Смилуйся надо мной, рабой Твоей, Господи, и оставь меня по крайней мере на один этот год, чтоб мне покаяться в грехах моих, потому что не покаялась я, нет у меня добрых дел и нет у меня надежды на спасение. Умершим нет покаяния, ни слез, и не мертвые хвалят Тебя, Господи, и не сходящие в ад, но живые благословляют Имя Твое святое; дай мне один год, как бесплодной смоковнице.

[595]Когда она так рыдала, одна из сестер услыхала, пошла и сказала игумении со старицами:

— Кто рассказал ей, — спросила игумения, — о нашем разговоре и смутил ее душу? Не запретила ли я вам сообщать ей эту тайну, пока не придет ее час? Что вы наделали! Прежде времени смутили ее! Пойдите, приведите ее сюда!

Когда привели святую, она упала в ноги игумении, говоря:

— Отчего не сказала ты мне, матушка, что близка моя кончина; я бы поплакала о моих грехах! И вот, теперь я отхожу без надежды на спасение: нет у меня благих дел. Пожалей меня, владычица моя, помолись обо мне Богу, чтоб Он дал мне пожить один год, дабы мне покаяться в грехах. Я отхожу без покаяния и не знаю, какая тьма обымет меня и какая мука ожидает меня.

Игумения на это сказала ей:

— Жив Господь, дочь моя Евпраксия, нетленный Жених твой Христос удостоил тебя Небесного Царствия и приготовил тебе прекрасный чертог и венец вечной славы.

И начала игумения рассказывать ей всё свое видение о ней и так утешала ее, вселяя в ее душу надежду; кроме того, она просила Евпраксию помолиться о ней Богу, чтоб Он и ее сподобил такой же участи. Евпраксия, лежа у ног игумении, занемогла: сначала у ней сделался озноб, а потом жар объял ее.

— Возьмите ее, — сказала тогда игумения сестрам, — и внесите в молельню, приходит ее час.

Ее взяли, положили в молельню и сидели возле нее, скорбя и плача до вечера; вечером игумения приказала сестрам принять пищи, а при Евпраксии остаться одной Юлии, так как та никогда не оставляла ее. Юлия затворилась с нею и пробыла до утрени. Она просила Евпраксию:

— Сестра, не забудь меня перед Господом! Вспомни, что я не расставалась с тобою; вспомни, что и грамоте я научила тебя; вспомни, что и к подвигу я побуждала тебя; умоли Христа, чтобы Он и меня взял с тобою!

С наступлением утра увидела игумения, что Евпраксия уже при последнем издыхании, и послала Юлию к сестрам сказать:

— Идите, проститесь в последний раз с Евпраксией: она кончается.

Собрались сестры, стали прощаться с ней, плача и говоря:

[596]— Помяни нас, сестра, во царствии Христовом!

Она же не могла говорить и молчала. После всех пришла и та, которую Евпраксия избавила от мучившего ее беса; она целовала руки ее со слезами и говорила:

— Эти святые руки много послужили мне, недостойной, ради Бога, ими отогнан был от меня мучивший меня диавол.

Евпраксия же ничего ей не отвечала, и сказала игуменья:

— Разве не жаль тебе этой сестры, Евпраксия, она так плачет, а ты ничего не скажешь ей?

Евпраксия взглянула на эту сестру и сказала:

— Что ты беспокоишь меня, сестра, оставь меня в покое, я при кончине уже; но бойся Бога, и Он сохранит тебя!

Потом, посмотрев на игумению, она сказала:

— Молись за меня, матушка, так как трудно душе моей в эту минуту.

И все сестры с игуменией стали молиться о ней и, когда, кончив молитву, сказали аминь, предала честную и святую свою душу в руки Божии святая и преподобная невеста Христова Евпраксия. Прожила она тридцать лет[7]. Много плакали над ней сестры, погребли ее подле матери ее и прославляли Бога за то, что сподобил их иметь в своей среде такую богоугодную сестру и проводить ее к Богу. Юлия же не покидала ее гроба в течение трех дней, плача и рыдая, а на четвертый день пришла к игумении веселая и радостная и сказала:

— Помолись обо мне, матушка; меня уже зовет Христос, Которого умолила за меня госпожа Евпраксия быть вместе с нею.

Сказав это, она простилась со всеми сестрами и скончалась на пятый день. Ее похоронили возле гроба святой Евпраксии. Через тридцать же дней преподобная игумения диаконисса Феодула созвала сестер и сказала им:

— Выберите себе мать вместо меня, которая бы могла управлять вами: меня зовет Господь; много молила Его обо мне госпожа Евпраксия, чтоб Он учинил меня вместе с нею и Юлией: Юлия вместе с Евпраксией также сподобилась Чертога Небесного; к ним отхожу уже и я.

[597]Сестры все радовались за Евпраксия и Юлию, что они вошли в радость Господа своего, и молились, чтоб Он и их сподобил той же участи. О матери же, оставляющей их, плакали они и выбрали себе начальницей одну из сестер, по имени Феогнию. Ее позвала к себе перед кончиной игумения и сказала ей:

— Ты знаешь хорошо весь порядок и устав монастырской жизни, заклинаю тебя Пресвятою Единосущною Троицей, не приобретай для монастыря никаких имений, ни богатств, чтоб не занимать ум сестер земными заботами, чтоб из-за земных они не лишились благ Небесных, но пусть они, оставив без внимания всё временное, получат вечное.

А сестрам она сказала:

— Вы знаете жизнь святой Евпраксии. Подражайте ей, чтоб вместе с нею сподобиться Чертога Небесного.

Потом она, простившись со всеми в последний раз, велела ввести себя в молельню, затворить двери и никому не входить к ней до завтра. Наутро рано вошли к ней сестры, и нашли ее скончавшейся о Господе, и с плачем погребли ее подле святой Евпраксии. С того времени никого более не хоронили на том месте; а от честны́х мощей этих угодниц Божиих бывало много чудес: подавалось исцеление всяких болезней, изгонялись бесы, которые громко кричали:

— О Евпраксия! Ты и по смерти побеждаешь и изгоняешь нас!

Таковы были жизнь и подвиги преподобной Евпраксии, которая сподобилась Небесной славы. Постараемся и мы подражать ей: будем приобретать смирение, послушание, кротость, трудолюбие, терпение, чистоту ее и целомудрие, чтоб и нам ее молитвами оказаться достойными вечных благ, радости и пребывания с ангельскими ликами, — чтоб сподобиться нам наслаждения славой Господа нашего Иисуса Христа в Царствии Его Небесном со всеми святыми в бесконечные веки, аминь.

[598]
Житие святыя
Олимпиады диакониссы

Родиной святой Олимпиады, названной так в честь своей матери, был Царьград, где жили ее известные и знатные родители. Отец ее, Анисий Секунд, был один из самых почтенных сенаторов, а мать ее была дочерью того знаменитого епарха Евлавия, который упоминается в рассказе о чудесах святителя Христова Николая и который в царствование Константина Великого был первым лицом после царя. Олимпиада, дочь Евлавия, сначала была обручена с младшим сыном Константина Констою, который после отца царствовал в древнем Риме; но он был убит до брака, а она была выдана за Арсака, царя армянского, с которым недолго пожила и овдовела. Тогда Олимпиада вышла замуж за вышеназванного сенатора Анисия Секунда и родила святую Олимпиаду, которая еще не достигла совершеннолетия, как родители уже обручили ее с благородным юношей, сыном епарха Невридия; самый же брак был отложен. Но прошло двадцать месяцев, жених умер, и осталась Олимпиада девицей и в то же время вдовою; она не захотела уже, хотя и достигла совершеннолетия, выходить замуж за другого, но пожелала пребывать в девстве и целомудрии всю свою жизнь.

По смерти своих родителей Олимпиада осталась наследницей великих богатств и бесчисленного имения; всё это она посвятила Богу и стала раздавать щедрою рукою нуждающимся: церквам, монастырям, пустынножителям, больницам, приютам для убогих и странников, сиротам и вдовам, и впавшим в нищету; посылала она щедрую милостыню также и заключенным в тюрьмах, и сосланным в заточение; так по многим местам распространялась ее щедрость. Сама же она постоянно молилась и постилась, всячески умерщвляя свое тело и порабощая его духу.

[599]В то время царствовал Феодосий Великий[8], отец Аркадия и Гонория; у него был один родственник, по имени Елпидий, за которого он желал выдать блаженную Олимпиаду, молодую и красивую, но она не хотела. Царь обращался к ней с просьбами, всячески стараясь уговорить ее выйти замуж за его родственника Елпидия, но она никак не соглашалась, несмотря на то, что ей грозили, и она знала, что царь разгневался. Она послала царю такой ответ:

«Государь! Если б Бог хотел, чтоб я была замужем, то не взял бы у меня моего первого мужа; но, так как Он знал, что не на пользу мне в этой жизни быть замужем, то освободил мужа от совместной жизни со мною, а меня избавил от тяжелого ига мужней власти и Свое благое иго[9] положил на мои помыслы».

Царь разгневался и приказал начальнику города отнять у нее всё ее имение и хранить его, пока Олимпиаде не минет тридцать лет от роду. Начальник не столько по царскому приказанию, сколько по наговору Елпидия, так обижал и стеснял ее, что она не только в имуществе своем, а даже и в себе самой не была властна: он не позволял ей ни беседовать с богоугодными святителями, ни посещать церковь, добиваясь чтоб с тоски она пошла замуж, но Олимпиада радовалась и благодарила Бога. Через несколько времени она написала царю следующее:

«Ты оказал мне, владыка, царскую милость и поступил истинно по-епископски[10], приказав другому заботиться и беречь [600]мое бремя, о котором я заботилась сама; еще бо́льшее благодеяние сделаешь ты мне, если прикажешь твоему чиновнику раздать всё мое имение церквам, нищим и недостаточным людям, чтобы я избегла суетной славы, раздавая то сама, и тогда не буду пренебрегать настоящим своим богатством[11], свободная от забот о богатствах земных и скоро погибающих».

Царь прочел ее письмо и, размыслив сам с собою, позволил ей опять владеть своим имением: он наслышался о ее добродетельной и богоугодной жизни, о великом ее воздержании и жестоком умерщвлении тела. Действительно, она совсем не ела мяса, не ходила в баню; если же нужда ее заставляла, по нездоровью, вымыться, то она в одной рубашке садилась в ванну с теплой водой и мылась не раздеваясь, так как она стыдилась не только служанок, но и самой себя и не хотела видеть своего нагого тела.

По такой целомудренной и честно́й жизни святая Олимпиада, добродетелям которой удивлялись и святители, была взята на служение Церкви — Святейшим Патриархом Нектарием[12] она назначена была диакониссою[13]. И служила она Господу честно и праведно вместе с другими диакониссами, подобно евангельской вдове святой Анне, ꙗ҆́же не ѿхожда́ше ѿ це́ркве, посто́мъ и҆ моли́твами слꙋжа́щи де́нь и҆ но́щь[14]. Жизнь блаженной Олимпиады была настолько беспорочна, что даже и враги ее не могли найти в ней чего-либо заслуживающего порицания. Враждовавшие со [601]святым Иоанном Златоустом[15], патриаршествовавшим после Нектария, враждебно относились и к этой неповинной рабе [602]Христовой, и из них более всего Феофил, Патриарх Александрийский: он гневался на нее за то, что изгнанных им из египетской пустыни честны́х иноков (о них подробно рассказывается в житии Златоуста)[16] она приняла, когда они яви[603]лись в Царьград, и кормила Христа ради. Она вообще весьма радушно давала приют и покой приходившим в город странникам, монахам и епископам, уделяя им от своего имущества, и сам Феофил прежде часто пользовался ее гостеприимством и щедростью. Впоследствии же он враждебно относился к ней и за вышесказанных иноков, и за святаго Иоанна Златоустого и старался обесславить ее несправедливыми обвинениями, но никто не верил его злобной лжи и клеветам, — все знали ее чистую и святую жизнь. Слава об этой истинной рабе Христовой распространялась по всем церквам; она поступала подобно тому упоминаемому в Евангелии самарянину, который человека, израненного разбойниками и оставленного всеми прохожими без внимания, посадил на своего осла, привез в гостиницу и приложил заботы к его выздоровлению[17], — действительно, она давала пристанище всем, не имевшим где главу приклонить; о нищих и больных, пораженных язвами, брошенных на улицах и всеми оставленных, она усердно заботилась и вообще непритворно и всецело была предана делу милосердия. Сколько она истратила на добрые дела — золотом и серебром, одеждой и ежедневной раздачей пищи нищим — и сказать невозможно. Она много помогала и великим святителям, которые приезжали в Царьград по своим делам, и всячески удовлетворяла их нужды. Так, она пришла на помощь своим имуществом, пожертвовав много золота, серебра и церковных украшений святому Амфилохию, епископу Иконийскому, и Онисиму Понтийскому (а раньше и Григорию Богослову, святительствовавшему в Царьграде перед Нектарием), и Петру Севастийскому, брату Василия Великого, и Епифанию Кипрскому. Оптиму — он умер в Царьграде — она закрыла глаза своими руками. Не только святым и добродетельным людям делала она добро, но и крамольникам и врагам, как Антиоху, епископу Птолемаидскому, Акакию Веррийскому, Севериану Гавалийскому и их подобным. Она была незлобива и всю себя отдала Богу, потому и имение свое она считала не своим, а Божиим. Ее уважал святый Иоанн Златоуст как великую рабу Божию и любил ее духовною любовью, как некогда святый Апостол Павел Персиду, о которой пишет: цѣлꙋ́йте персі́дꙋ возлю́бленнꙋю, ꙗ҆́же [604]мно́гѡ трꙋди́сѧ ѡ҆ гдⷭ҇ѣ[18]. И Олимпиада святая сделала не менее Персиды, много трудясь ради Господа и служа святым с великою и теплою любовью.

Когда ни в чем неповинного святаго Иоанна Златоуста несправедливо свергли с престола, блаженная Олимпиада горько плакала об этом вместе с другими диакониссами. Выходя в последний раз из церкви, Иоанн Златоуст вошел в крестильню, позвал блаженную Олимпиаду с диакониссами Пентадиею, Проклиею и Сальвиною, добродетельною вдовою, и сказал им:

— Подите сюда, дети мои, и послушайте меня. Что против меня ведется, вижу я, подходит к концу. Я свое дело сделал и думаю, едва ли вы еще увидите меня. Поэтому прошу вас, не оставляйте церкви из-за епископа, которого поставят на мое место, по принуждению ли, или общим советом, но повинуйтесь ему, как повиновались Иоанну: церковь не может быть без епископа. Итак, да будет с вами милость Божия, поминайте меня в своих молитвах!

Они же, обливаясь слезами, упали ниц перед ним; и отправился святый в путь к месту своего заточения.

После его изгнания загорелась соборная церковь; и немалая честь города выгорела; поэтому все сторонники святаго Иоанна, неповинные, допрашивались начальником города об этом пожаре: предполагалось, что они подожгли церковь. Тогда пострадала и святая Олимпиада, как будто бы и она была виновна в том поджоге; ее приводили на суд и сурово допрашивали (начальник был жесток и бессердечен). Хотя и не нашлось за ней никакой вины, однако он несправедливо присудил Олимпиаду уплатить большое количество золота за поджог, в котором она не была виновна.

После этого святая покинул Царьград и отправилась в Кизик[19]; однако враги не оставили ее в покое и там; ее осудили на изгнание и заточили в Никомидию[20]; узнав об этом, святый Иоанн Златоуст написал ей из своего заточения послание, утешая ее в ее скорби[21]. Пробыв долгое время в за[605]точении и претерпев много горя, блаженная преставилась[22] ко Господу. После кончины, когда ее честно́е тело не было еще погребено, святая явилась во сне епископу Никомидийскому и сказала:

— Положи мое тело в деревянный ковчег и брось в море; куда выбросит его на берег волнами, там и пусть будет оно погребено.

Епископ так и сделал. Ковчег выбросило волнами на сушу в местности близ Царьграда, называемой Врохти, где была церковь святаго Апостола Фомы. Местным жителям было извещение от Бога о теле святой Олимпиады; они вышли на берег, нашли ковчег и положили его в церкви Апостола. И стали подаваться исцеления от всяких болезней. Спустя много лет напали на это место варвары, сожгли церковь, а святые мощи, оставшиеся невредимыми от огня, хотя ковчег и сгорел, бросили в море; и сделалась вода кровавою в том месте, куда были брошены мощи: так Бог возвещал о страдании рабы Своей. Но чудотворные мощи опять были взяты из моря верными. Узнав об этом, Патриарх Цареградский Сергий[23] послал пресвитера Иоанна, приказав принести их с честию в Царьград. Когда пресвитер прибыл на то место и поднял святые мощи, множество крови вытекло из них: и весьма дивились все, как через двести лет течет кровь из сухих костей, словно из живого тела. Так перенесены были эти святые и чудотворные мощи в царствующий город и положены в девичьем монастыре, который основала святая Олимпиада; и много было чудес от святых ее мощей: исцелялись всякие болезни и изгонялись бесы молитвами святой Олимпиады и благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Ему же со Отцем и Святым Духом честь и слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.


В тот же день успение праведной Анны, матери Пресвятой Богородицы. (Житие ее, вместе с прав. Иоакимом, см. 9-го сентября).


В тот же день преставление преподобного Макария Желтоводского в 1444 г.


  1. Феодосий Великий — император в 379—395 гг.
  2. См. стр. 87, примеч. 3-е.
  3. Сравн.: 1 Посл. к Коринф., гл. 7, ст. 29—31.
  4. Литра — мера веса около фунта.
  5. См. стр. 600, примеч. 3-е.
  6. Еванг. от Иоан., гл. 8, ст. 44.
  7. Св. Евпраксия скончалась около 413 г.: когда Евпраксия, написав царю письмо с отречением от брачного союза, избрала еще строжайшие прежних подвиги, ей было 12 лет, царь около того времени умер в 395 г.; Евпраксия же скончалась 30 лет, подвизаясь еще 18 лет, отсюда 18+395 дают 413 г.
  8. — император в 379—395 гг.
  9. Сравн. Еванг. от Матф., гл. 11, ст. 30.
  10. Византийский император, между прочим, носил титул «епископа внешних дел Церкви»; слово епископ в переводе с греческого значит надсмотрщик, наблюдатель, надзиратель.
  11. Т. е. заботами о спасении души.
  12. — патриарх Константинопольский в 381—397 гг.
  13. Диакониссы были уже во времена Апостолов. Апостол Павел в послании к Рим. (16, 1) упоминает о Фиве, бывшей «служительницею церкви Кенхрейской»; в послеапостольское время о диакониссах упоминают часто Соборы (I Всел. Соб., прав. 19; IV Всел. Соб., прав. 15; VI Всел. Соб., прав. 14), а также отцы и учители церкви и императоры в своих законах (Юстиниан, новелл. 3, 6 и 123). В диакониссы сначала избирались преимущественно девы, а из вдов лишь «верные и благоговейные, бывшие замужем только один раз» (Постанов. Апостольск., кн. VI, 18); но при императоре Юстиниане дозволено было избирать из тех и других и притом ранее 40 лет, хотя действительное служение поручалось им по достижении этого возраста. (IV Всел. Соб., пр. 15. Юстиниан нов. 123); лишь женщины, отличавшиеся благочестивою жизнью, сразу назначались в диакониссы без всякого испытания. Обязанности диаконисс заключались в следующем: 1) они приготовляли женщин к Крещению, 2) помогали служителям церкви при самом Крещении женщин, 3) исполняли разные поручения епископа касательно женщин, — посещали больных и впавших в несчастия, 4) наблюдали за благочинием в храме среди женщин и детей.
  14. Еванг. от Луки, гл. 2, ст. 37.
  15. Великий отец Церкви св. Иоанн Златоуст родился в 347 г. в Антиохии. Получив лучшее, по тому времени, научное образование под руководством своей матери, выдающейся по уму и добродетельной жизни женщины, св. Иоанн закончил его в школе известного ритора Ливания; пробыв потом недолгое время адвокатом, Иоанн занялся изучением христианского богословия под руководством антиохийского епископа, св. Мелетия. Последний и крестил Иоанна; в 380 г. он возвел его в должность чтеца. Свое богословское образование Иоанн Златоуст завершил у Картерия, лучшего христианского ученого [того] времени, и у Диодора, впоследствии епископа Тарсийского. После этого Иоанн удалился в пустыню и здесь провел сначала четыре года в сообществе монахов, а потом два года в совершенном уединении. В пустыне Иоанном Златоустом, написано «Слово о священстве», вызванное укорами его товарища — епископа Василия за бегство Златоуста от епископства. Это слово, лучшее произведение среди святоотеческих писаний, изображает, каков должен быть христианский пастырь и каковы его обязанности. Расстроенное подвигами здоровье заставило Иоанна покинуть пустыню и возвратиться в Антиохию. В 381 г. он был посвящен в диакона и через пять лет — во пресвитера. Побуждаемый милосердием Иоанн Златоуст часто посещал богатых, испрашивая подаяние для бедных, которым он, обходя дома, раздавал милостыню. При этом он сам наблюдал картины нищеты и голода в богатом городе, что, поражая любящую душу Златоуста, находило отклик в его проповедях, дышащих любовью, особенно к обиженным и угнетенным. Свои проповеди, собиравшие огромное число слушателей, св. Иоанн произносил не менее раза в неделю, а иногда и каждый день; большею частью он говорил их без предварительной подготовки, и настолько велика была сила его проповеднического дара, что слушатели нередко, по обычаю времени, прерывали поучение рукоплесканиями. Но часто увещание и обличение проповедника вызывали в них слезы и стоны раскаяния. Лучшие проповеди, сказанные Златоустом в Антиохии, были те 19, которые он произнес после низвержения недовольными новым налогом антиохийцами находившихся на улице статуй императрицы Плациллы. Такое оскорбление величества угрожало городу полным истреблением; еп. Флавиан отправился к императору ходатайствовать за город, и в его отсутствие смятенную паству утешал Златоустый проповедник. В 397 г. Иоанн, смиренный пресвитер Антиохийский, был избран архиеп. Константинополя, по указанию приближенного к императору вельможи Евтропия. Из боязни, что антиохийцы не отпустят любимого священника, Иоанна Златоуста увезли из города обманом. Тяжелое бремя возложил на себя Иоанн с саном епископа Константинопольского. Чуждый и незнакомый двору и вельможам епископ, не устраивавший, как делали это его предшественники, у себя пиров и сам не ходивший на них, возбуждал против себя недовольство многих. Недовольно было и духовенство столичного города, распущенное и непривыкшее к должной дисциплине, которой подчинил его Златоуст. Большую часть денег, отпускаемых на его содержание, св. Иоанн издерживал на бедных, причем выстроил в Константинополе несколько больниц и богаделен. Любовь к бедным св. Златоуста, побуждавшая его увещевать богатых к милостыни и ходатайствовать за них, возбудила в состоятельных слоях населения недовольство, — св. архиепископа стали обвинять в возбуждении вражды в бедных против богатых. Вооружил св. Златоуст против себя и императрицу Евдоксию, которая в обличении Златоустом роскоши и суетности Константинопольских женщин увидела намёк на себя. Всё это повело к тому, что в 403 г. составлен был из личных врагов св. Златоуста Собор, известный в истории под именем «Собора под дубом», который несправедливо осудил Златоуста (между прочим и за то, что он «не знает гостеприимства»), после чего он был отправлен в ссылку. Но последовавшее за этим народное возмущение и страшное землетрясение, в котором Евдоксия увидела выражение гнева Божия за гонение невинного архиепископа, заставили императрицу вернуть Златоуста. Но так как и по возвращении Иоанн не изменял своего образа жизни, обличая пороки двора и защищая бедных, то в 404 г. его постигла 2-я ссылка. Сначала он пробыл 2 года в Кукузе в Армении, отсюда его отправили было в новое место ссылки, но по дороге он скончался (14 сент. 407 г.) со словами «слава Богу за всё!»

    Творения св. Иоанна Златоуста еще в IV и V веках приобрели большую известность во всём христианском мире: они хранились как драгоценность в царских чертогах и писались золотыми буквами. До нашего времени многие из его творений не дошли, тем не менее от него сохранилось столько творений, сколько не осталось ни от одного отца и учителя Церкви. По греческому часослову всех творений Иоанна Златоуста, дошедших до нашего времени, насчитывается до 1447 и писем до 244. Больше всего сохранилось от Иоанна Златоуста проповедей и церковных бесед. Проповеди св. Иоанна поражают своею стройностью, глубиною мысли и разнообразием содержания. «Не говорю о других, — писал св. Исидор о Златоустом, — сам Ливаний, столь известный по красноречию, изумлялся языку знаменитого Иоанна, изяществу его мыслей и силе доказательств». Лучшими из проповедей св. Иоанна Златоустого справедливо считаются Беседы антиохийскому народу о статуях, Слово о Евтропии, Слово «за нищих», Слово по удалении из столицы и по возвращении в столицу, похвальные слова Апостолу Павлу. В своих проповедях Златоустый учитель предлагал наставления почти о всех частных предметах деятельности христианской. Сверх того, во всё продолжение своего общественного служения он объяснял в беседах Священное Писание, преимущественно Нового Завета. Каждая из объяснительной беседы Златоуста состоит из двух частей: в одной он занимается объяснением текстов Слова Божия, в другой — предлагает нравственные наставления. Собственно догматических сочинений у святаго Иоанна Златоуста немного, и все они дышат заботливостью его о нравственном исправлении верующих. Среди последнего рода сочинений до́лжно отметить книгу к Стагирию, где решается вопрос, почему страдание постигает и праведников, несмотря на существование Промысла Божия. Заслуживают также внимания 5 Слов о непостижимом, сказанные в обличение еретиков аномеев, которые стремились на основании собственных умствований уяснить отношение Бога-Отца к Богу-Сыну и учили, что Сын Божий есть тварное существо и сотворен Отцом из ничего. Кроме того, замечательна еще книга Иоанна Златоуста о Св. Духе по учению об исхождении Св. Духа от Отца. В сочинении против Иудеев и язычников доказывается Божественность учения христианского исполнением пророчеств и действиями христианского благовестия на сердца людей, а в 8 Словах против Иудеев показывается, что обряды иудейские отменены, и потому совершать их теперь значит поступать вопреки воле Божией. Св. Иоанн Златоуст славен еще тем, что учредил особый чин Литургии, которая и теперь носит его имя. Св. Прокл, ученик Златоустого и впоследствии один из его преемников по Константинопольской кафедре, так пишет об этом установлении святаго: «св. Василий (Великий), поступая с людьми как с больными, представил Литургию в сокращенном виде. Спустя немного времени отец наш, златый по языку Иоанн, с одной стороны, как добрый пастырь, ревностно заботясь о спасении овец, с другой, взирая на слабость человеческой природы, решился исторгнуть с корнем всякий предлог сатанинский. Потому он, опустив многое, учредил совершение Литургии сокращеннейшее». Сокращенная Иоанном Литургия первоначально не имела всех песнопений, какие она имеет теперь, но они не изменили существенного порядка Литургии.

  16. См. Жития Святых, изд. Московск. Синодальн. Типограф., кн. III (месяц Ноябрь), день тринадцатый, стр. 341—342.
  17. Еванг. от Луки, гл. 10, ст. 30—37.
  18. Посл. к Рим., гл. 16, ст. 12.
  19. Кизик находился на полуострове Пропонтиды (Мраморного моря) Арктониссе.
  20. Никомидия — город в области Вифинии на берегу Мраморного моря, в северо-западной части Малой Азии. Св. Олимпиада была заточена в Никомидии в 405 г.
  21. От св. Иоанна Златоуста дошли 17 писем к Олимпиаде.
  22. Около 409 г. 25 июля.
  23. Сергий — первый патриарх этого имени в Константинополе, в 610—638 гг.