Подобіе большой, правильно четырехугольной, совершенно пустой комнаты, не имѣющей ни двери, ни оконъ. Все въ ней сѣрое, дымчатое, одноцвѣтное: сѣрыя стѣны, сѣрый потолокъ, сѣрый полъ. Изъ невидимаго источника льется ровный, слабый свѣтъ — и онъ также сѣръ, однообразенъ, одноцвѣтенъ, призраченъ, и не даетъ ни тѣней, ни свѣтлыхъ бликовъ.
Неслышно отдѣляется отъ стѣны прильнувшій къ ней Нѣкто въ сѣромъ. На Немъ широкій, безформенный, сѣрый балахонъ, смутно обрисовывающій контуры большого тѣла; на головѣ Его такое же сѣрое покрывало, густою тѣнью кроющее верхнюю часть лица. Глазъ Его не видно. То, что видимо: скулы, носъ, крутой подбородокъ — крупно и тяжело, точно высѣчено изъ сѣраго камня. Губы Его твердо сжаты. Слегка поднявъ голову, Онъ начинаетъ говорить твердымъ, холоднымъ голосомъ, лишеннымъ волненія и страсти — точно наемный чтецъ, съ суровымъ безразличіемъ читающій Книгу Судебъ.
Смотрите и слушайте, пришедшіе сюда для забавы и смѣха. Вотъ пройдетъ передъ вами вся жизнь Человѣка, съ ея темнымъ началомъ и темнымъ концомъ. Доселѣ небывшій, таинственно схороненный въ безграничности временъ, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никѣмъ — онъ таинственно нарушитъ затворы небытія и крикомъ возвѣститъ о началѣ своей короткой жизни. Въ ночи небытія вспыхнетъ свѣтильникъ, зажженный невѣдомой рукою, — это жизнь Человѣка. Смотрите на пламень его — это жизнь Человѣка.
Родившись, онъ приметъ образъ и имя человѣка и во всемъ станетъ подобенъ другимъ людямъ, уже живущимъ на землѣ. И ихъ жестокая судьба станетъ его судьбою, и его жестокая судьба — станетъ судьбою всѣхъ людей. Неудержимо влекомый временемъ, онъ непреложно пройдетъ всѣ ступени человѣческой жизни, отъ низу къ верху, отъ верху къ низу. Ограниченный зрѣніемъ, онъ никогда не будетъ видѣть слѣдующей ступени, на которую уже поднимается нетвердая нога его; ограниченный знаніемъ, онъ никогда не будетъ знать, что несетъ ему грядущій день, грядущій часъ — минута. И въ слѣпомъ невѣдѣніи своемъ, томимый предчувствіями, волнуемый надеждами и страхомъ, онъ покорно совершитъ кругъ желѣзнаго предначертанія.
Вотъ онъ — счастливый юноша. Смотрите, какъ ярко пылаетъ свѣча! Ледяной вѣтеръ безграничныхъ пространствъ безсильно кружится и рыскаетъ, колебля пламя — свѣтло и ярко горитъ свѣча. Но убываетъ воскъ, съѣдаемый огнемъ. — Но убываетъ воскъ.
Вотъ онъ — счастливый мужъ и отецъ. Но посмотрите, какъ тускло и странно мерцаетъ свѣча: точно морщится желтѣющее пламя, точно отъ холода дрожитъ и прячется оно. Ибо таетъ воскъ, съѣдаемый огнемъ. — Ибо таетъ воскъ.
Вотъ онъ — старикъ, больной и слабый. Уже кончились ступени жизни, и черный провалъ на мѣстѣ ихъ, — но все еще тянется впередъ дрожащая нога. Пригибаясь къ землѣ, безсильно стелется синѣющее пламя, дрожитъ и падаетъ, дрожитъ и падаетъ — и гаснетъ тихо.
Такъ умретъ Человѣкъ. Прійдя изъ ночи, онъ возвратится къ ночи и сгинетъ безслѣдно въ безграничности временъ, не мыслимый, не чувствуемый, не знаемый никѣмъ. И Я, тотъ, кого всѣ называютъ Онъ, останусь вѣрнымъ спутникомъ Человѣка во всѣ дни его жизни, на всѣхъ путяхъ его. Невидимый Человѣкомъ и близкими его, Я буду неизмѣнно подлѣ, когда онъ бодрствуетъ и спитъ, когда онъ молится и проклинаетъ. Въ часы радости, когда высоко воспаритъ его свободный и смѣлый духъ, въ часы унынія и тоски, когда смертнымъ томленіемъ омрачится душа, и кровь застынетъ въ сердцѣ, въ часы побѣдъ и пораженій, въ часы великой борьбы съ непреложнымъ — Я буду съ нимъ. — Я буду съ нимъ.
И вы, пришедшіе сюда для забавы, вы, обреченные смерти, смотрите и слушайте: вотъ далекимъ и призрачнымъ эхомъ пройдетъ передъ вами, съ ея скорбями и радостями, быстротечная жизнь Человѣка.
