НИЗОВЬЯ РЕКИ КУСУНА
Следующие пять дней я отдыхал и готовился к походу на север вдоль берега моря.
Приближалась зима. Голые скелеты деревьев имели безжизненный вид. Красивая листва их, теперь пожелтевшая и побуревшая, в виде мусора валялась на земле. Куда девались красочно-разнообразные тона, которыми ранней осенью так богата растительность в Уссурийском крае? В лесу и на лугах, в море и на гребнях скалистых гор, словом, всюду, куда бы ни падал взор, можно было видеть покорность судьбе и невыразимую на человеческом языке скорбь о потерянном.
Кормить мулов становилось все труднее и труднее, и я решил оставить их до весны у староверов.
20-го октября утром мы тронулись в путь. Старообрядец Нефед Черепанов вызвался проводить нас до реки Соена.
На этом пути в море впадает несколько мелких рек, имеющих только инородческие названия. Это будут: Мэяку (по-китайски — Михезуйза), Найна, Калама, Гианкуни и Лоси.
Горный хребет, с которого они берут начало, называемый староверами Караминским, тянется параллельно берегу моря и является водоразделом между рекой Амагу и вышеперечисленными реками. Наивысшие точки Караминского хребта будут: Киганкуни (1225 футов), Лысуха (832 фута), Водолей (2648 футов) и Три Брата (2437 футов). Все они имеют сглаженные контуры и состоят из мелафиров, базальтов и их туфов.
Растительность на горах, как травяная, так и кустарниковая — пышная; зато древесная, как и везде по морскому побережью, очень бедна. Редколесье состоит главным образом из лиственницы, ольхи, дуба, черной и белой березы.
С реки Амагу мы выступили довольно поздно, поэтому не могли уйти далеко и заночевали на реке Соен.
Река эта (по-удэхейски Суа или Соага) состоит из двух речек, Гага и Огоми, длиною каждая 7—8 верст, сливающихся в 1½ версты от моря. Речка Гага имеет два притока: справа Нунги, с притоком Дагадасу, и Дуни, а слева один только ключ Ада с перевалом на Кусун. Речка Огоми имеет два притока: Канходя и Цагдаму. Около устья Соен образует небольшую, но глубокую заводь, соединяющуюся с морем узкою протокою. Эта заводь и зыбучее болото рядом с ним есть остатки бывшей ранее лагуны.
Когда мы подошли к реке, было уже около двух часов пополудни. Со стороны моря дул сильный ветер. Волны с шумом бились о берег и с пеной разбегались по песку. От реки в море тянулась отмель. Я без опаски пошел по ней и вдруг почувствовал тяжесть в ногах. Хотел было я отступить назад, но, к ужасу своему, почувствовал, что не могу двинуться с места. Я медленно погружался в воду…
— Зыбучий песок! — закричал я не своим голосом и оперся ружьем в землю, но и его стало засасывать.
Стрелки не поняли, в чем дело, и в недоумении смотрели на мои движения. Но в это время подошли Дерсу и Чжан-Бао. Они бросились ко мне на помощь: Дерсу протянул сошки, а Чжан-Бао стал бросать мне под ноги плавник. Ухватившись рукой за валежину, я высвободил сначала одну ногу, потом другую и не без труда выбрался на твердую землю.
Зыбуны на берегу моря, по словам Черепанова и Чжан-Бао, явление довольно обычное. Морской прибой взрыхляет песок и делает его опасным для пешеходов. Когда же волнение успокаивается, тогда по нему свободно может пройти не только человек, но и лошадь с полным вьюком. Делать нечего, пришлось остановиться и в буквальном смысле ждать у моря погоды.
На реке Гага, как раз против притока Ада, в пяти верстах от моря есть теплый ключ. Окружающая его порода — диабаз. Здесь, собственно говоря, два ключа: горячий и холодный. Оба они имеют выходы на дне небольшого водоема, длина которого равна 7, ширина 5 и глубина 2-м футам. Со дна с шипением выделяется сероводород. Температура воды равна +28.1 °C, на поверхности земли, около резервуара, было +12 °C. Температура воздуха 7,5 °C тепла.
Ночью море успокоилось. Черепанов сказал правду: утром песок уплотнился так, что на нем даже не оставалось следов ног.
Около реки Соен Караминский хребет отходит несколько вглубь материка, постепенно повышаясь на север, а около моря выступает цепь холмов, отмытых водою вдоль оси их простирания.
В последовательном порядке они располагаются так: гора Соя (236 футов), Голая (475 футов), гора Трех скал (793 фута) и Гребенчатая (1220 футов).
На этом протяжении до реки Кусуна в море впадают следующие горные ручьи: Тюхе, Ада, Омулунга, Чжуоля, Ала и Эхе.
Из мысов, с которыми у инородцев связаны какие-либо сказания, можно отметить два: Омулен-Гахани и Сугдэма-Оногони. Здесь морским прибоем в береговых утесах выбило глубокие пещеры, порода обрушилась, и во многих местах образовались одиноко стоящие каменные столбы.
Верстах в десяти от реки Соен тропа оставляет берег и через небольшой перевал выходит на реку Витухе — первый правый приток Кусуна. Она длиной около 18 верст, течет вдоль берега в направлении с юго-запада к северо-востоку и по пути принимает в себя один только безымянный ключик. Окрестные горы покрыты березняком, порослью дуба и сибирской пихтой.
Время стояло позднее, осеннее, но в воздухе было еще настолько тепло, что люди шли в одних мундирах. По утрам бывали заморозки, но днем температура опять поднималась до +4 и 5 °C. Длинная и теплая осень является отличительной чертой Зауссурийского края.
Несмотря на столь позднее время, в лесу еще можно было видеть кое-где перелетных и неперелетных птиц. На полях, где паслись лошади староверов, в сухой траве копошились серые скворцы. Вид у них был веселый, игривый. Далее, в редколесье я заметил большого пестрого дятла — птицу всюду распространенную и действительно пеструю. Тут же с места на место перелетали белобрюхие синицы. К ним присоединились и другие мелкие птицы, в числе которых я узнал белоголовую овсянку. По времени ей надлежало бы уже давно отлететь к югу, но, вероятно, в прибрежном районе, вследствие длинной осени и запаздывания весны, перелеты птиц также запаздывают. Попадались еще какие-то пестренькие птички с красными пятнами на голове. Быть может — чечетки. Столь раннее появление этой северной гостьи можно объяснить тем, что в горах Зауссурийского края после лесных пожаров выросло много березняков, где она и находит для себя обильный корм. Вероятно, реки Амагу и Кусун будут южной границей ее распространения в Зауссурийском крае. Эта розовая птичка держится в лесистых горных местах и ведет скрытный образ жизни. Потом я увидел двух азиатских канюков. Эти проворные хищники все время носились по воздуху и описывали большие круги. Завидев подходящих людей, они бросались нам навстречу и, испуская пронзительные крики, кружились над головами. На дереве, на берегу ручья, сидела обыкновенная сорока. Я узнал ее по чекотанью и черному с белым оперенью. При приближении отряда она снялась с дерева и полетела неровным полетом, распустив свой длинный хвост.
За перевалом тропа идет по болотистой долине реки Витухе. По пути она пересекает четыре сильно заболоченных распадка, поросших редкой лиственницей. На сухих местах царят дуб, липа и черная береза с подлесьем из таволги вперемежку с даурской калиной. Тропинка привела нас к краю высокого обрыва. Это была древняя речная терраса. Редколесье и кустарники исчезли, и перед нами развернулась широкая долина реки Кусун. Приблизительно в одной версте впереди виднелись китайские фанзы.
Когда после долгого пути вдруг перед глазами появляются жилые постройки, люди, лошади и собаки начинают идти бодрее[изд. 1]. Собака моя бежала впереди и старательно осматривала кусты по сторонам дороги. Вскоре мы подошли к полям; хлеб был уже убран и сложен в зароды. Вдруг Альпа сделала стойку. «Неужели фазаны?» — подумал я и приготовил ружье.
Я заметил, что Альпа была в сильном смущении: она часто оглядывалась и как будто спрашивала, продолжать работу или нет. Я подал знак; она осторожно двинулась вперед, усиленно нюхая воздух. По стойкам ее я видел, что тут были не фазаны, а кто-то другой. Вдруг с шумом поднялись сразу три птицы. Я стрелял и промахнулся. Полет птиц был какой-то тяжелый; они часто махали крыльями и перед спуском на землю неловко спланировали. Я следил за ними глазами и видел, что они спустились во дворе ближайшей к нам фанзы. Это оказались домашние куры. Так как инородцы их не кормят, то они вынуждены сами добывать себе корм на полях. Для этого им приходилось уходить далеко от жилищ. Очевидно, способность летать развилась у них постепенно, вследствие постоянного упражнения. Будучи испуганы какими-либо животными, они должны были спасаться не только бегством, но и при помощи крыльев.
Куры и тропа привели нас к фанзе старика-удэхейца Люрл. Семья его состояла из пяти мужчин и четырех женщин.
Инородцы на реке Кусуне сами огородничеством не занимаются, а нанимают для этого китайцев. Одеваются они наполовину по-китайски, наполовину по-своему, говорят по-ман-зовски и только в том случае, если хотят посекретничать между собой, говорят на родном языке. Женские костюмы отличаются пестротой вышивок, а на груди, подоле и рукавах украшаются еще светлыми пуговицами, мелкими раковинами, бубенчиками и разными медными побрякушками, отчего всякое движение обладательниц этих костюмов сопровождается шелестящим звоном.
Мне очень хотелось поближе познакомиться с кусунскими удэхейцами. Поэтому я, несмотря на усиленные приглашения китайцев, остановился у инородцев. Мне скоро удалось заручиться их доверием; они охотно отвечали на мои вопросы и всячески старались услужить. Особенно же они ухаживали за Дерсу.
Лет сорок тому назад удэхейцев в прибрежном районе было так много, что, как выражался сам Люрл, лебеди, пока летели от Императорской Гавани до залива Св. Ольги[изд. 2], от дыма, который поднимался от их юрт, из белых становились черными. Больше всего инородцев жило на реках Тадушу и Тетюхе. На Кусуне было 22 юрты, на Амагу — только 3 и на Такеме — 18. Тогда граница их поселений спускалась до реки Судзухе и даже южнее.
Как и везде, кусунские удэхейцы находились в неоплатных долгах у китайцев. Первобытная честность их теперь стала падать. Они теперь уже не говорят, сколько поймали соболей: худших отдают кредиторам, а лучших оставляют у себя и потом торгуют ими тихонько где-нибудь на стороне. Такой обман является единственным средством борьбы с китайцами, немилосердно их эксплуатирующими. Затем, они стараются набрать в кредит как можно больше, в расчете, что кредитор, опасаясь совсем потерять долг, соглашается на уступки и делает скидку. Иногда это им удается, но иногда китайцы выходят из терпения и жестоко расправляются со своими должниками.
Следующий день я посвятил осмотру окрестностей.
Река Кусун (по-китайски — Кусун-гоу и по-удэхейски — Куи или Куги) впадает в море немного севернее мыса Максимова. Между устьем Витухе и устьем Кусуна образовалась длинная заводь, отделенная от моря валом из гальки и песка шириною в сорок саженей. Обыкновенно в этой заводи отстаиваются китайские лодки, застигнутые непогодой в море. Раньше здесь также скрывались хищнические японские рыбалки. Несомненно, нижняя часть долины Кусуна раньше была тоже лагуной, как и в других местах побережья, о чем уже неоднократно говорилось.
Река Кусун придерживается левой стороны долины. Она идет одним руслом, образуя по сторонам много сухих рукавов, играющих роль водоотводных каналов, отчего долина Кусуна в дождливое время года не затопляется водой. По показаниям удэхейцев, за последние тридцать лет здесь не было ни одного наводнения.
Левый, возвышенный, террасообразный берег реки имеет высоту около 100 футов и состоит из белой глины, в массе которой можно усмотреть блестки колчедана. Где-то в горах туземцы добывают довольно крупные куски обсидиана. Растительность в низовьях Кусуна довольно невзрачная и однообразная. Около реки, на островах и по сухим протокам — густые заросли тальников (Salix acutifolia. Wild. et S. viminalis. L.), имеющих вид высоких пирамидальных тополей, с ветвями, подымающимися кверху чуть ли не от самого корня. Среди них попадается осина (Populus tremula. L.), немало и ольхи (Alnus hirsuta. Turcz.).
Все удобные земли располагаются с правой стороны реки, где почва весьма плодородная и состоит из ила и чернозема с прослойками гальки и песку, вследствие чего травы развиваются весьма пышно, в особенности тростники Phragmites communis. Trin., достигающие 9-10 футов высоты. В сообществе с ними, а иногда отдельно, целыми площадями растет обыкновенная полынь (Artemisia vulgaris. L.), а около реки, на галечниковых и песчаных наносах, другая полынь — Artemisia campestris. L., с ветвистым высоким стеблем и с густой пышной метелкой. Тут было много и еще каких-то злаков и цветковых растений, но все они настолько завяли, что определить их по внешнему виду даже приблизительно было нельзя. Дальнейшее гербаризирование не имело смысла.
Кусунские туземцы находились в переходном состоянии от охотничьего образа жизни к земледельческому. Вследствие отдаленности влияние китайцев сказалось на них неглубоко. Поэтому здесь мне удалось увидеть много того, чего нет на юге Уссурийского края. Так, например, в одном месте, около глубокого пруда, стояло фигурное дерево «Тхун». Оно все было покрыто резьбою, а на ветвях его были укреплены идолы, изображающие людей, птиц и зверей. Это место запретное: здесь обитает злой дух «Огзо».
История дерева такова: несколько лет тому назад около пруда поселилась семья удэхейцев, состоящая из трех мужчин, трех женщин и семерых детей. Однажды ночью один из братьев, выйдя из фанзы, услышал всплески воды в пруде и чье-то сопение. Подойдя поближе, он увидел какое-то большое животное, похожее на сивуча. Пруд не сообщался ни с рекой, ни с морем. В страхе удэхеец убежал домой. Тогда все решили, что это был черт. Спустя немного времени один за другим начали умирать дети. Позвали шамана. В конце второго дня камлания он указал место, где надо поставить фигурное дерево, но и это не помогло. Смерть уносила одного человека за другим. Очевидно, черт поселился в самом жилище. Оставалось последнее средство — уступить ему фанзу. Так и сделали. Забрав все имущество, они перекочевали на реку Уленгоу.
В версте от фигурного дерева находилось жилище шамана. Я сразу узнал его по обстановке. Около тропы стояли четыре кола с грубыми изображениями человеческих лиц. Это — «цзайгда», охраняющие дорогу. Они имеют на головах ножи, которыми и поражают черта. На деревьях красовались медвежьи черепа и деревянные бурханы. Тут же стояли древесные пни, вкопанные в землю острыми концами и корнями кверху. На них тоже были сделаны грубые изображения человеческих лиц. Против самого входа в жилище стоял большой деревянный идол «Мангни-Севохи» с мечом и копьем в руках, а рядом с ним — две оголенные от сучьев лиственницы, с корою, снятою кольцами.
Внутреннее устройство фанзы ничем не отличалось от фанз прочих инородцев. На стене висел бубен с колотушкой, пояс с погремушками, шаманская юбка с рисунками и деревянная маска, отороченная мехом медведя. Шаман надевает ее во время камлания для того, чтобы страшным видом запугать черта.
От старика Люрл я узнал, что в прибрежном районе Кусун будет самой южной рекой, по которой можно перевалить на Бикин, а самой северной — река Един (мыс Гладкий). По этой последней можно выйти и на Бикин и на Хор, смотря по тому, по которому из двух верхних притоков идти к перевалу. Он также сообщил мне, что в прибрежном районе Зауссурийского края осень всегда длинная и рекостав наступает на месяц, а иногда и на полтора месяца позже, чем к западу от водораздела. Поэтому я решил идти по берегу моря до тех пор, пока не станут реки, и только тогда направиться к Сихотэ-Алиню.
В заводях Кусуна мы застали старого лодочника, маньчжура Хей Ба-тоу, что в переводе значит «морской старшина». Это был опытный мореход, плававший по Японскому морю с малых лет. Отец его занимался морскими промыслами и с детства приучал сына к морю. Раньше он плавал у берегов Южно-Уссурийского края, но в последние годы под давлением руссских перекочевал на север.
Хей Ба-тоу хотел еще один раз сходить на реку Самарги и затем вернуться обратно. Чжан-Бао уговорил его сопровождать нас вдоль берега моря. Решено было, что завтра удэхейцы доставят наши вещи к устью Кусуна и с вечера перегрузят их в лодку Хей Ба-тоу.
Когда мы вернулись назад, были уже глубокие сумерки. В фанзах засветились огоньки. В наш дом собрались почти все китайцы и инородцы. Было людно и тесно. Дерсу сообщил мне, что «все люди» собрались чествовать экспедицию за то, что я отнесся к ним дружелюбно. Китайцы принесли водку, свинину, муку, овощи и устроили ужин.
Я не дождался конца пирушки и рано лег спать. Ночью сквозь щели в дверях я видел свет и слышал людские голоса, но пьянства, ссор и ругани не было. Манзы мирно разговаривали и рассуждали о грядущих событиях.
Утром на другой день я поднялся рано и тотчас же стал собираться в дорогу. Я по опыту знал, что если туземцев не торопить, то они долго не соберутся. Так и случилось. Удэхейцы сперва починяли обувь, потом исправляли лодки, и выступить нам удалось только около полудня.
На Кусуне нам пришлось расстаться с Чжан-Бао. Обстоятельства требовали его возвращения на реку Санхобе. Он не хотел взять с меня денег и обещал помочь, если на будущий год я снова приду в прибрежный район. Мы пожали другу другу руки и расстались друзьями[изд. 3]. Я пошел на запад, а он к югу. Переправившись через Кусун, мы поднялись на террасу и направились к реке Тахобе, находящейся от реки Кусуна в семи верстах.
Эта часть побережья до самой реки Тахобе состоит из туфов и базальтовой лавы. Первые под влиянием пресной воды и лучей солнца приняли весьма красивую пеструю окраску.
Утром был довольно сильный мороз (−10 °C), но с восходом солнца температура стала повышаться и к часу дня достигла +3 °C. Осень на берегу моря именно тем и отличается, что днем настолько тепло, что смело можно идти в одних рубашках, к вечеру приходится надевать фуфайки, а ночью — завертываться и меховые одеяла. Поэтому я распорядился всю теплую одежду отправить морем на лодке, а с собой мы несли только дневной запас продовольствия и оружие. Хей Ба-тоу с лодкой должен был придти к устью реки Тахобе и там нас ожидать.
От реки Кусун до реки Тахобе 7 верст. На этом протяжении в море впадает несколько горных ручьев, которые удэхейцы называют: Догум, Тохонкси, Сюнды, Ампо и Диенсу.
Примечания издательства и редактора
- ↑ Имевшаяся в изданиях 1923, 1926 и 1928 годов фраза «Спустившись с террасы, мы прибавили шагу» вычеркнута автором при правке. — Примечание издательства «Альманах „Рубеж“», 2007.
- ↑ Так в первом издании (1923 года), которое менее всех подверглось цензурным правкам. В изданиях 1926 и 1928 годов — «от реки Кусуна до залива Ольги», в окончательном варианте — «от реки Самарги до залива Ольги» — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Вариант 1923 года. В тексте последующих изданий советского периода — «Мы пожали другу другу руки и разошлись». — Примечание редактора Викитеки.