Дерева благоухаютъ;
Воды блещутъ яснымъ лономъ;
Птички сладко распѣваютъ;
Стрекоза жужжитъ съ призвономъ.
Что-же, съ думою своею,
Я грущу, весны не чуя?
Ахъ! Я сердцемъ сиротѣю:
Съ кѣмъ пиръ вешній раздѣлю я?
Передъ домомъ, въ сумракъ тонкой —
Чу! — напѣвъ… и кто-то брякнулъ
По струнамъ гитары звонкой:
Я открылъ окно — и всплакнулъ.
То съ любовью менестрели
Пѣснь любви поютъ, ликуя:
Пѣснь ихъ сладостна, — но — мнѣ-ли?
Съ кѣмъ напѣвъ ихъ раздѣлю я?
Горе я успѣлъ извѣдать;
Но — скиталецъ — тяжкой были
Никому не могъ повѣдать,
И замкну ее въ могилѣ.
Предъ свѣчой, какъ день затмится,
Сложа руки, возсѣдаю…
Часомъ въ мысляхъ пѣснь творится,
Часомъ я перо хватаю.
Мысль — что красная дѣвица!
Пѣснь — что сладость поцѣлуя!
Но душа моя — вдовица:
Съ кѣмъ ту пѣсню раздѣлю я?
Мысль родится, звукъ родится,
Но — душа полна слезами;
Грустно ей; она — вдовица —
Видитъ дѣтокъ сиротами.
При погодѣ самой ясной
Давитъ странника кручина —
Отъ того, что онъ, несчастный,
И вдовецъ, и сиротина.
