Деккер-Мультатули (Чеботаревская)/ДО
На небеса ведетъ только одинъ путь — черезъ Голгоѳу!
Ничего нѣтъ прекраснѣе правды. Кто не находитъ въ ней поэзіи, тотъ навсегда останется жалкимъ поэтишкой.
Въ послѣдніе годы все чаще и чаще мелькаетъ передъ читателемъ странно звучащее имя: Мультатули.
До тѣхъ поръ, пока страданія не создали человѣку этого имени (Мультатули — «многострадальный»), его звали Эдуардъ Деккеръ. Голландецъ по рожденію, Деккеръ — одна изъ замѣчательнѣйшихъ личностей прошлаго, а можетъ быть и многихъ будущихъ столѣтій.
Его жизнь — сплошной моральный и интеллектуальный творческій порывъ. Онъ, подобно Толстому, принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, у которыхъ «великія мысли исходятъ изъ сердца». Его произведенія, дѣйствительно, напоены кровью ихъ творца, пережиты и выстраданы.
Одинъ изъ біографовъ и лучшій знатокъ Мультатули, познакомившій съ нимъ Германію, въ слѣдующихъ словахъ характеризуетъ своего любимаго поэта и героя: «Мультатули олицетворялъ собою вѣчное стремленіе человѣка къ свободѣ и протестъ противъ стѣсненій — съ такою силою, которая грозитъ сорвать крышки съ переплетовъ его книгъ»…
Значеніе его произведеній не исчерпывается ихъ идейною стороною. Изумительная свѣжесть наблюденія соединяется въ нихъ съ необыкновенною яркостью и царственною мощью языка…
Родился Эдуардъ Деккеръ 2-го марта 1820 года въ Амстердамѣ, въ семьѣ капитана купеческаго судна. Обучался въ гимназіи, но, не окончивъ курса, занялся, по настоянію отца, торговлей. Сословіе купцовъ онъ ненавидѣлъ, впрочемъ, съ дѣтства, и занятіе торговлей вскорѣ бросилъ. Восемнадцатилѣтнимъ юношей онъ отплылъ въ Остъ-Индію, съ цѣлью поступить тамъ на службу въ голландскихъ колоніяхъ.
Съ этой минуты для него начинается бурная жизнь, полная трудовъ, разочарованій и борьбы. Уже въ дѣтствѣ Деккеръ отличался исключительно дѣятельною натурой. Ребенкомъ, вездѣ и во всемъ проявляетъ онъ иниціативу. Этимъ свойствомъ онъ увлекаетъ за собою всѣхъ, кто встрѣчается ему на пути, и противиться обаянію его безпокойной, полной любви и самопожертвованія натуры — безполезно. «Когда приближаешься къ Эдуарду», пишетъ про него одинъ юноша, «то чувствуешь себя словно увлеченнымъ въ какой-то водоворотъ».
Несмотря на всю жизнь, прожитую въ лишеніяхъ и бѣдности, Деккеръ чувствовалъ себя всегда господиномъ, человѣкомъ, призваннымъ защищать угнетенныхъ и обездоленныхъ и принять на себя все зло, всѣ грѣхи міра. Онъ былъ еще ребенкомъ, когда ему уже казалось, что всякая нужда, всякая несправедливость взываютъ къ нему: «Ты не долженъ допустить, чтобы это совершилось!» Отсюда, по его собственному признанію, въ немъ вырастаютъ жажда власти и огромное честолюбіе, но не въ смыслѣ стремленія къ славѣ, а въ смыслѣ стремленія къ положенію, которое давало бы ему возможность всѣмъ помогать, всѣхъ спасать.
Опасности и трудности не существовали для его натуры борца. «Пусть идетъ дождь», часто говаривалъ онъ, «а мы наперекоръ ему буденъ дѣлать хорошую погоду!» Въ бытность его въ колоніяхъ начальство возлагало на него самыя отвѣтственныя порученія, посылало его въ тѣ округа, гдѣ дѣла, были наиболѣе запутаны, поручало ему возстанавливать порядокъ въ мѣстностяхъ, доведенныхъ до открытаго возстанія. Безоружный, отправлялся онъ въ самую глубь страны, въ нѣдра возставшаго населенія, надѣясь только на свое вліяніе, на свое краснорѣчіе — наиболѣе могучее свое орудіе. И онъ оставался побѣдителемъ.
Онъ любилъ этихъ темнокожихъ, наивныхъ, какъ дѣти, людей, и зналъ, что если ему не удастся овладѣть ихъ умами, убѣдить ихъ силою своего слова, то эта роль будетъ выполнена винтовками его соотечественниковъ. И Деккеръ дѣлалъ чудеса храбрости, ловкости, краснорѣчія, и — побѣждалъ. Всякій зналъ, какимъ громаднымъ вліяніемъ пользовался онъ на туземцевъ, и въ минуту опасности его дружбы искали, чтобы укрыться подъ ея защитою. Въ одномъ изъ писемъ онъ сознается, что «на Суматрѣ имъ нѣсколько разъ овладѣвало искушеніе принять сторону туземцевъ противъ правительства».
Семнадцать лѣтъ провелъ Деккеръ въ голландскихъ колоніяхъ, пройдя всѣ ступени колоніальной іерархической лѣстницы отъ мелкаго канцеляриста до помощника начальника округа. Въ эти годы, наряду съ минутами счастья, взятыми съ бою этой богато одаренной натурой, онъ перенесъ и иного страданій, лишеній и нужды. Немало враговъ создала ему его страсть принимать сторону слабыхъ, поднимать до себя угнетенныхъ. Не разъ враги обвиняли его въ мелкихъ упущеніяхъ по службѣ, заставляли выходить въ отставку и голодать по недѣлямъ и мѣсяцамъ… Деккеръ былъ довѣрчивъ, какъ ребенокъ. Онъ думалъ, что можетъ беззаботно уснуть, положивъ голову на колѣна любому человѣку. Только въ зрѣлыхъ лѣтахъ, и цѣною большой муки, онъ разстался съ этими мечтами…
Большую поддержку въ этотъ періодъ времени оказывала поэту его жена, Эвердина Винбергенъ, съ которою онъ встрѣтился въ 1845 году. Тина, какъ онъ ее называлъ, безгранично вѣрила въ Деккера и поддерживала въ немъ надежду на то, что онъ изо всѣхъ битвъ выйдетъ побѣдителемъ. Вмѣстѣ переживали они часы счастья и покоя и вмѣстѣ боролись противъ царившаго кругомъ произвола. Дневникъ, относящійся къ ихъ пребыванію въ Менадо (на о. Целебесѣ), заключаетъ въ себѣ чуть ли не самыя свѣтлыя страницы ихъ жизни.
Въ 1851 году Деккера перевели ассистентъ-резидентомъ въ Амбойну. Условія жизни здѣсь были весьма тяжелыя. Постоянные, не прекращавшіеся безпорядки въ этой мѣстности, климатъ и служба такъ подорвали его нервную систему, что онъ долженъ былъ взять двухгодичный отпускъ въ Европу для поправленія здоровья. По возвращеніи въ Индію Деккеръ былъ назначенъ ассистентъ-резидентомъ въ Лебакъ (или Южный Бантамъ, Бантанъ-Кидулъ) на островъ Яву.
Индо-голландскіе острова, изъ которыхъ самый большой и цвѣтущій — Ява, насчитываютъ болѣе тридцати милліоновъ туземныхъ жителей. Всѣ они — голландскіе подданные. Во главѣ правленія стоитъ генералъ-губернаторъ, вице-король Индіи, живущій въ столицѣ Явы, Батавіи. Островъ раздѣленъ весь на резидентства. Резидентства, изъ которыхъ нѣкоторыя охватываютъ милліонъ душъ, распадаются на три, на четыре, на пять округовъ, во главѣ которыхъ стоятъ ассистентъ-резиденты. Послѣдніе пользуются большою самостоятельностью, ибо резиденты живутъ не въ округахъ, а въ столицѣ. Особые чиновники состоятъ при ассистентъ-резидентахъ и наблюдаютъ за земледѣліемъ, домостроительствомъ, государственнымъ водопроводомъ, полиціей, судомъ. Каждому ассистентъ-резиденту дается въ помощь туземный начальникъ, носящій титулъ регента и происходящій изъ старѣйшей мѣстной знати. Личность регента, съ его вліяніемъ на туземное населеніе, имѣетъ огромное значеніе въ глазахъ правительства, которое всѣми силами старается поддержать съ нимъ хорошія отношенія. Положеніе европейскаго чиновника въ роли ассистентъ-резидента необыкновенно тяжелое. Онъ долженъ выполнять приказанія правительства черезъ регента и въ то же время ухитряться, чтобы эти приказанія не казались послѣднему черезчуръ тяжелыми и навязанными. Оффиціальное предписаніе гласитъ, что «европейскій чиновникъ долженъ обходиться со своимъ туземнымъ помощникомъ, какъ съ младшимъ братомъ».
Въ такомъ положеніи очутился въ Лебакѣ и Деккеръ. Событія на о. Явѣ послужили поводомъ къ возникновенію его знаменитаго романа «Максъ Хавелааръ, или торговля кофе Голландскаго Торговаго Общества»[1].
Герой романа — одно изъ самыхъ яркихъ воплощеній мѣщанства, когда-либо существовавшихъ въ литературѣ. Филистеръ и ханжа Дрогстоппель встрѣчаетъ стараго школьнаго товарища, котораго не видалъ десять лѣтъ. Товарищъ, много думавшій, много пережившій за это время, бѣдно одѣтый, но попрежнему гордый, толкаетъ негоціанта на необычное для него дѣло. Онъ проситъ его оказать ему содѣйствіе въ печатаніи его записокъ. Купецъ сначала колеблется, но, узнавъ, что авторъ «работалъ въ кофе», соглашается помочь ему, въ надеждѣ на то, что книга, посвященная кофе, подниметъ спросъ на этотъ продуктъ. Штернъ (такъ зовутъ товарища) обязанъ писать по двѣ главы въ недѣлю; самъ Дрогстоппель время отъ времени пишетъ главу — другую, для солидности; Марія, дочь Дрогстоппеля, переписываетъ рукопись набѣло, за исключеніемъ тѣхъ дней, когда въ домѣ стирка.
Когда очередь доходитъ до Штерна, когда онъ углубляется въ связку старыхъ рукописей и замѣтокъ, голова и сердце его воспламеняются; передъ нимъ воскресаютъ бѣдствія и стоны Востока; передъ нимъ вырастаетъ герой, котораго онъ называетъ Максомъ Хавелааромъ… Онъ забываетъ все на свѣтѣ, заражаетъ своимъ вдохновеніемъ и маклерова Фрица, и дочь крупной сахарной фирмы, Луизу Роземееръ, и изъ-подъ его пера льется чудный разсказъ, въ которомъ сочетается стройная логика Запада съ пламеннымъ краснорѣчіемъ Востока. Во всей красѣ, во всемъ великолѣпіи встаютъ передъ читателемъ чуждый край и чуждая жизнь.
Обстановка, въ которую попадаетъ Хавелааръ по пріѣздѣ въ Лебакъ, не изъ пріятныхъ. Регентъ обремененъ огромною семьею, строитъ мечети для спасенія души, отправляетъ въ Мекку караваны молельщиковъ и окружаетъ себя цѣлымъ роемъ лѣнивыхъ придворныхъ, такъ что расходы на поддержаніе его двора превышаютъ его состояніе. Слѣдствіемъ этихъ обстоятельствъ являются неслыханная эксплуатація народа путемъ принудительныхъ работъ и открытаго грабежа, ужасающая нищета лебакскихъ жителей, уменьшеніе въ округѣ народонаселенія и упадокъ земледѣлія и скотоводства. Хавелааръ, тотчасъ по пріѣздѣ, употребляетъ всѣ усилія, чтобы, щадя регента и помогая ему любовно, какъ «старшій братъ», въ устройствѣ его дѣлъ, въ то же время освободить туземцевъ изъ когтей ужасающей нужды. Онъ радуется тому, что здѣсь для него найдется много работы. Его страсть — давать, обходившаяся такъ дорого и искупавшаяся собственными лишеніями, находитъ себѣ въ Лебакѣ благопріятную почву.
Разъ въ мѣсяцъ Хавелааръ устраиваетъ собранія туземныхъ начальниковъ, принимаетъ отъ нихъ отчеты и передаетъ имъ, въ свою очередь, распоряженія правительства. На первомъ таковомъ собраніи Деккеръ-Хавелааръ обращается къ туземцамъ съ рѣчью; въ сильныхъ и яркихъ словахъ проситъ онъ ихъ содѣйствія въ предстоящей ему большой и трудной задачѣ.
«Начальники Лебака», говоритъ онъ, «много работы въ вашемъ краю! Скажите, развѣ земледѣлецъ не бѣденъ! Развѣ не созрѣваетъ вашъ рисъ часто на обѣдъ тому, кто самъ не сѣялъ? Развѣ не много неправды въ вашей странѣ? Развѣ не мало число дѣтей вашихъ? Развѣ сердца ваши не исполняются стыдомъ, когда житель сосѣдняго Бандунга посѣщаетъ вашъ край и спрашиваетъ: „Гдѣ деревни, и гдѣ земледѣльцы? Почему не слышу я мѣднаго звука музыкальныхъ орудій, возвѣщающихъ радость, почему не вижу дочерей вашихъ за толченьемь риса?“ Развѣ не горько вамъ видѣть безводные склоны и равнины, по которымъ буйволъ никогда не тащитъ плуга? Да, да, говорю вамъ, и мнѣ и вамъ горько при видѣ этого! Именно потому и должны мы благодарить аллаха, давшаго намъ возможность поработать здѣсь»… «Я посланъ сюда, чтобы быть вамъ другомъ, старшимъ братомъ. Развѣ вы не остерегли бы младшаго брата, если бы увидѣли на дорогѣ тигра?.. Начальники Лебака, мы, конечно, не разъ ошибались; наша страна бѣдна, потому что мы дѣлали много промаховъ. Въ Тьиканди, и въ Болангѣ, и въ Кравангѣ, и въ окрестностяхъ Батавіи живутъ многіе уроженцы нашего края, которые его покинули. Почему уходятъ они на заработки изъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ похоронены ихъ предки? Почему покидаютъ они родныя деревни? Почему предпочитаютъ прохладу деревьевъ, растущихъ тамъ, — тѣни нашихъ рощъ? А въ сѣверо-западной части острова бродятъ люди, которые также покинули Лебакъ; они скитаются по чуждымъ мѣстамъ, съ кинжаломъ и винтовкою въ рукахъ. Они гибнутъ ужасною смертью, ибо у правительства есть силы, карающія повстанцевъ… Я спрашиваю васъ, начальники Бантанъ-Кидула, почему многіе уходятъ отсюда и не хотятъ умереть тамъ, гдѣ родились? Почему въ шелестѣ нашихъ деревьевъ слышится вопросъ: „Гдѣ люди, которыхъ мы видѣли дѣтьми, играющими у нашихъ ногъ?“»
Тутъ Хавелааръ остановился. Глаза его слушателей были опущены въ землю. «Но если между нами», продолжалъ онъ черезъ минуту, «найдутся люди, пренебрегающіе своимъ долгомъ ради выгоды, продающіе правосудіе за деньги, отнимающіе буйвола у голоднаго… кто ихъ накажетъ? Если кто-нибудь изъ васъ объ этомъ узнаетъ, то навѣрное постарается помѣшать этому. Регентъ не потерпитъ, чтобы нѣчто подобное свершалось въ его округѣ. Я также буду бороться противъ этого всѣми силами. Но если ни вы, ни регентъ, ни я — этого не узнаемъ… кто же тогда, о начальники Лебака, будетъ творить въ Бантанъ-Кидулѣ правосудіе?»
«Мы всѣ когда-нибудь умремъ, начальники Лебака! Что скажутъ тогда обитатели деревень, надъ которыми мы властвовали? Что будутъ говорить прохожіе, при видѣ нашихъ похоронъ? Какой отвѣтъ мы дадимъ, когда спросятъ у нашей души: „Почему стоитъ плачъ надъ полями, и почему не видно юношей? Кѣмъ взята изъ амбаровъ жатва, и выведены изъ стойла буйволы, которые должны пахать поле? Что сдѣлалъ ты съ братомъ твоимъ, котораго я приказалъ тебѣ охранять? Почему бѣднякъ печаленъ и клянетъ рожденіе дѣтей?“» Послѣ небольшого молчанія Хавелааръ продолжаетъ: «Я хочу жить съ вами въ мирѣ и поэтому прошу васъ смотрѣть на меня, какъ на друга. Тотъ, кто сдѣлаетъ ошибку, можетъ ожидать отъ меня самаго мягкаго отношенія, ибо, ошибаясь самъ, я не буду особенно строгъ… по крайней мѣрѣ, относительно обычныхъ служебныхъ проступковъ и упущеній. Только въ тѣхъ случаяхъ, когда небрежность обратится въ систему, я долженъ буду выступить противъ нея. О проступкахъ болѣе грубаго свойства, о притѣсненіяхъ, о грабежахъ я не говорю. Ничего подобнаго у насъ не случится, не правда ли, г. регентъ?» — «О, нѣтъ, г. ассистентъ-резидентъ, ничего подобнаго въ Лебакѣ не можетъ случиться». «Итакъ, гг. начальники Бантанъ-Кидула», продолжаетъ Хавелааръ, «порадуемся тому, что нашъ округъ такъ отсталъ и такъ бѣденъ. Передъ нами огромная и благодарная задача… Будемъ трудиться до тѣхъ поръ, пока не настанетъ всеобщее благосостояніе… Еще разъ прошу васъ смотрѣть на меня, какъ на друга… И затѣмъ считаю, что вы не откажете мнѣ въ вашемъ содѣйствіи. Начальники Бантанъ-Кидула! Я кончилъ. Вы можете вернуться каждый въ свой домъ. Всѣмъ вамъ низко кланяюсь!»
Такъ, по свидѣтельству очевидцевъ, Хавелааръ, т.-е. Деккеръ, часто говоритъ со своими малайцами. Въ этомъ же тонѣ составляетъ онъ и свои служебныя предписанія, оказывающія огромное вліяніе на населеніе. Силу для нихъ онъ черпаетъ въ общеніи съ туземцами и въ любовномъ проникновеніи въ духъ и жизнь Востока. Онъ поклялся, что съ минуты его вступленія въ должность порядки здѣсь должны измѣниться!
Тутъ разсказъ Хавелаара прерывается, чтобы дать мѣсто Дрогстоппелю. Мѣщанинъ недоволенъ Штерномъ. Онъ думалъ, что рѣчь будетъ итти о кофе, «а Штернъ написалъ… богъ знаетъ о чемъ!» За «безвкусныя изліянія» по поводу яванскихъ непорядковъ Дрогстоппель вознаграждаетъ читателя двумя главами, посвященными проповѣди пастора Вавелара «о любви Господа, явствующей изъ его гнѣва противъ невѣрующихъ». Дрогстоппель приходитъ въ восторгъ отъ мудрости пастора, никогда не бывавшаго на биржѣ, но все же знающаго, что только слово Божіе и трудъ — да, трудъ! — могутъ спасти яванца!.. Работы яванцу! таковъ и его принципъ!
Тѣмъ временемъ маленькая семья Деккера-Хавелаара, состоящая изъ супруговъ и малютки сына, живетъ тихо. Отношенія съ окружающими самыя сердечныя. Хавелааръ спокоенъ, несмотря на то, что съ каждымъ днемъ встрѣчаетъ новыя трудности. Число недовольныхъ увеличивается и жалобы на регента поступаютъ все чаще и чаще.
Хавелааръ долженъ строго обдумывать свое поведеніе, тѣмъ болѣе, что его популярность все растетъ. По яванскимъ деревнямъ разносится слухъ, что новый начальникъ намѣренъ творить правду. Несчастныя жертвы приходятъ тайкомъ къ новому начальнику жаловаться на злодѣянія регента.
Они приползали ночью, скрываясь въ рѣчныхъ заросляхъ, и Тина, сидѣвшая въ своей комнатѣ, не разъ вскакивала, испуганная внезапнымъ шумомъ. Выглянувъ въ окно, она видѣла черныя фигуры, кравшіяся боязливою поступью. Вскорѣ она перестала бояться ихъ, ибо знала, что эти фигуры, блуждающія, какъ привидѣнія, вокругъ дома, ищутъ помощи у ея Макса! Она подавала условный знакъ, и Максъ вставалъ принять просителей. Большинство ихъ приходило изъ округа Парангъ-Кудьянга, гдѣ начальникомъ былъ зять регента, грабившій его именемъ и въ его пользу.
Просители вѣрили въ то, что Хавелааръ не заставитъ ихъ на другой день повторить публично то, что было повѣдано ему наканунѣ наединѣ, ибо это грозило бы имъ истязаніями, а многимъ и смертью!
Хавелааръ записываетъ ихъ жалобы и обѣщаетъ разсудить ихъ по правдѣ. Послѣ этого онъ часто отправляется самъ въ тѣ мѣста, гдѣ было учинено насиліе, и успѣваетъ побывать тамъ до возвращенія туда просителя. Поѣздки эти держатся въ строгой тайнѣ, изъ боязни навлечь подозрѣніе и месть на просителей.
Чѣмъ дальше, тѣмъ Хавелааръ все болѣе и болѣе убѣждается, что онъ попалъ въ опасное болото, откуда трудно выбраться на твердую почву. По слухамъ, впослѣдствіи подтвердившимся, предшественникъ Деккера погибъ жертвою столкновенія съ произволомъ. Онъ требовалъ отъ властей справедливости, и чтобы избавиться отъ него, на обѣдѣ у одного старѣйшины его отравили…
Наконедъ, терпѣніе Хавелаара истощается. Парангъ-Кудьянгъ, одинъ изъ пяти округовъ Лебака, управлявшійся зятемъ регента, стонетъ подъ гнетомъ хищеній. 24 февраля 1856 года Хавелааръ пишетъ письмо резиденту, обвиняя регента въ превышеніи власти, а его зятя и сообщника — въ ограбленіи населенія и въ истязаніяхъ; Хавелааръ требуетъ разрѣшенія принять мѣры для выясненія дѣла.
Резидентъ очень недоволенъ Хавелааромъ, пріѣзжаетъ къ нему, убѣждаетъ его взять жалобу обратно, но, подучивъ въ этомъ отказъ, проситъ указать свидѣтелей, которые могли бы подтвердить обвиненія.
Хаведааръ не хочетъ тотчасъ выдавать жалобщиковъ, опасаясь за ихъ жизнь, и беретъ всю отвѣтственность на себя. Резидентъ уѣзжаетъ, а, черезъ день извѣщаетъ Хаведаара о томъ, что не находитъ возможнымъ дать ходъ его жалобѣ. Хавелааръ подавленъ. Но онъ не хочетъ вѣрить тому, что генералъ-губернаторъ взглянетъ на дѣло такъ же, какъ и резидентъ. Онъ желаетъ, чтобы генералъ-губернаторъ вызвалъ его для объясненій въ Батавію.
Настаютъ черные дни. Хавелааръ и Тина дрожатъ за жизнь ребенка. Они знаютъ, что между исполненіемъ долга и внезапною таинственною смертью есть связь.
А регентъ тѣмъ временемъ снова сгоняетъ толпы туземцевъ и заставляетъ ихъ работать на себя. Изъ Парангъ-Кудьянга пригоняютъ на работу женщинъ беременныхъ и съ грудными дѣтьми на рукахъ.
Черезъ мѣсяцъ приходитъ отвѣтъ отъ генералъ-губернатора, которому резидентъ, по настоянію Хавелаара, доложилъ, наконецъ, дѣло.
Образъ дѣйствій Хавелаара возбудилъ сильное неудовольствіе генералъ-губернатора, который «счелъ себя вынужденнымъ, въ виду этого, освободить Хавелаара отъ обязанностей ассистентъ-резидента въ Лебакѣ». Принимая, однако, во вниманіе его прежнія заслуги, онъ предлагаетъ ему таковую же должность въ Нгави.
Переводъ въ глубь страны, въ Нгави, во-первыхъ, является пониженіемъ по службѣ, а во-вторыхъ — долженъ совершиться намѣренно спѣшно, такъ что Хавелаару не пришлось бы повидать генералъ-губернатора и представить ему свои объясненія, какъ ему того хотѣлось.
Это побуждаетъ Хавелаара 29 марта 1856 года подать въ отставку изъ колоніальной службы.
На этотъ разъ отвѣтъ приходитъ быстрѣе. Прошеніе Хавелаара-Деккера принято 3 апрѣля 1856 года.
Хавелааръ съ семьею уѣзжаетъ изъ Рангказъ-Бетунга. На первой остановкѣ для перемѣны лошадей онъ встрѣчаетъ огромную толпу туземцевъ, которые тайкомъ приходятъ сюда, чтобы здѣсь въ послѣдній разъ поклониться Деккеру…
Въ Батавіи начинаются новыя мытарства. Онъ хлопочетъ объ аудіенціи у генералъ-губернатора. Его превосходительство боленъ. Хавелааръ дожидается его выздоровленія. Его превосходительство черезчуръ занятъ. Онъ ждетъ еще. На новую просьбу ему отвѣчаютъ, что его превосходительство сдаетъ дѣла передъ отъѣздомъ въ Голландію. Генералъ-губернаторъ уѣзжаетъ, не выслушавъ Хавелаара.
И онъ, и его семья выкинуты на улицу!
Въ дальнѣйшихъ страницахъ Деккеръ уже не старается сдерживать той желчи и той горечи, которыя накопились въ его душѣ.
«Довольно, мой добрый Штернъ! Теперь я, Мультатули, берусь за перо», говоритъ онъ.
«Да, я, Мультатули — „много перенесшій“, берусь за перо. Я не извиняюсь передъ публикой за форму моего романа. Эта форма кажется мнѣ пригодной для достиженія моей цѣли.
Цѣль двоякая:
Во-первыхъ, я хочу облечь дѣло въ такой видъ, чтобы маленькій Максъ и его сестренка могли сохранить его, въ качествѣ священнаго наслѣдія, когда ихъ родители умрутъ отъ нищеты. Я хочу выдать дѣтямъ дворянскую грамату, написанную собственной рукой.
Во-вторыхъ, я хочу, чтобы меня читали. Чтобы меня читали государственные дѣятели… литераторы… торговцы кофе, заинтересованные въ его сбытѣ… служанки, одолжающія мнѣ свои трудовые гроши… генералъ-губернаторы на покоѣ… министры на дѣйствительной службѣ… лакеи ихъ превосходительствъ… благочестивые пасторы, которые говорятъ, что я посягаю на Всевышняго, когда я возстаю противъ божка, созданнаго ими по своему подобію… тысячи и десятки тысячъ Дрогстоппелей, которые, сохраняя свое прежнее отношеніе къ окружающему, будутъ всѣхъ громче кричать о красотѣ моего произведенія… члены народнаго представительства, которые обязаны знать, что происходитъ за океаномъ, въ огромномъ государствѣ, принадлежащемъ Голландіи…
Да, меня будутъ читать!
Когда эта цѣль будетъ достигнута, я буду доволенъ. Ибо я заботился не о томъ, чтобы написать красиво… Я старался написать такъ, чтобы меня услышали. И подобно тому, какъ кричащій: „Держите вора!“ мало заботится о характерѣ своего импровизированнаго обращенія къ публикѣ, такъ же безразлично и для меня, какъ отнесутся къ характеру моего крика: „Держите вора!“
„Книга пестра… въ ней нѣтъ соразмѣрности частей… погоня за эффектомъ… слогъ неровенъ… авторъ неискусенъ… мало таланта… нѣтъ системы…“
Хорошо, хорошо, все хорошо! Но яванцевъ истязаютъ!
А поэтому опроверженіе главной идеи моего произведенія невозможно!
Чѣмъ громче, впрочемъ, будутъ порицать мою книгу, тѣмъ она будетъ мнѣ дороже, потому что тѣмъ болѣе будетъ расти во мнѣ надежда на то, что я буду услышанъ. А этого только я и желаю!
Но вы, министры и генералъ-губернаторы, у дѣлъ или въ отставкѣ, покой которыхъ я тревожу, не полагайтесь черезчуръ на мое неискусное перо. Оно пріобрѣтетъ опытъ и въ результатѣ нѣкоторыхъ усилій достигнетъ такого искусства выражать истину, что самъ народъ повѣритъ ему. Тогда я потребую отъ народа мѣста въ палатѣ депутатовъ, хотя бы только „съ тою цѣлью, чтобы протестовать противъ удостовѣреній въ честности, выдаваемыхъ другъ другу индійскими чиновниками; чтобы навести на необыкновенную мысль, что эту честность народные представители должны оцѣнивать сами… Чтобы протестовать противъ безконечныхъ экспедицій и геройскихъ подвиговъ надъ несчастными, измученными людьми, предварительно доведенными рядомъ угнетеній до возстанія… чтобы протестовать противъ циркуляровъ, марающихъ честь націи и призывающихъ общественную благотворительность на помощь жертвамъ систематическаго разбоя.
Правда, повстанцы — изголодавшіеся скелеты, а разбойники — способные къ самозащитѣ люди…
Если же мнѣ откажутъ въ этомъ мѣстѣ… Если мнѣ не повѣрятъ…
Тогда я переведу мою книгу на тѣ немногіе языки, которые я знаю, и на тѣ весьма многія нарѣчія, которыхъ не знаю, но которыя могу изучить, и потребую отъ Европы того, чего я тщетно добивался отъ Голландіи.
Во всѣхъ большихъ городахъ народъ будетъ распѣвать пѣсню съ припѣвомъ:
„На берегу океана лежитъ воровское государство
Между восточною Фризландіей и Шельдой!“
А если и это не поможетъ?
Тогда я переведу мою книгу на малайскій, яванскій, сундайскій, альфурскій, бугинезскій и баттакскій языки…
Я зароню кинжальные напѣвы въ умы несчастныхъ мучениковъ, которымъ я поклялся помочь, я, Мультатули!
Спасеніе и помощь законнымъ путемъ, если это возможно… и правомѣрнымъ путемъ насилія, если этому суждено быть.
И все это весьма дурно отзовется на торговлѣ кофе Голландскаго Торговаго Общества.
Ибо я не поэтъ, не кроткій мечтатель, какъ честный Хавелааръ, исполняющій свой долгъ съ мужествомъ льва и терпящій нужду и голодъ съ покорностью сурка въ зимнюю пору.
Эта книга есть лишь введеніе.
Сила и острота моего оружія будутъ возрастать, по мѣрѣ того, какъ это будетъ необходимо.
Дай Богъ, чтобы это не оказалось необходимымъ».
Такова книга «Максъ Хавелааръ», вызвавшая трепетъ ужаса по всей странѣ. Къ сожалѣнію, современники и соотечественники Хавелаара не сумѣли учесть и использовать этотъ охватившій страну трепетъ. Всѣ восхищались, но никто не поддержалъ ея автора въ его борьбѣ.
А между тѣмъ предсказанія Деккера скоро сбылись: много крови было пролито, когда вспыхнуло огромное возстаніе среди туземнаго населенія…
Оставшись безъ средствъ, Деккеръ скитается по индійскимъ островамъ, ища пропитанія себѣ и своей семьѣ. Женѣ онъ пишетъ въ эти дни: «Намъ посланы тяжкія испытанія. Поцѣлуй за меня нашего малютку. Если бы не онъ, я спокойно положилъ бы имъ конецъ». Въ ноябрѣ 1856 года передъ нимъ мелькнулъ лучъ надежды: онъ разсчитываетъ пріобрѣсти на сходныхъ условіяхъ нѣсколько мельницъ для шелушенія риса. Но эта надежда весною 1857 года рушится.
Деккеръ рѣшаетъ вернуться въ Европу. Жену и сына онъ оставляетъ временно у брата Яна, владѣющаго табачными плантаціями. Самъ, побывавъ на Сингапурѣ и Цейлонѣ, ѣдетъ далѣе Суэцкимъ каналомъ въ Каиръ, гдѣ остается нѣсколько дней въ ожиданіи парохода. Средиземнымъ моремъ онъ пріѣзжаетъ въ Марсель и черезъ южную Францію добирается до Германіи. Проведя нѣсколько мѣсяцевъ въ Германіи, въ концѣ 1857 года онъ переѣзжаетъ въ Брюссель и поселяется въ дешевой гостиницѣ, откуда, по истеченіи семи мѣсяцевъ, его, запутавшагося въ долгахъ, выручаетъ пріѣхавшій изъ Индіи братъ. Деккеръ снимаетъ въ Роттердамѣ комнату, выставляетъ въ ней собранные имъ документы для публичнаго осмотра; однако эта попытка не имѣетъ успѣха.
Но онъ все еще надѣется, что народъ возстанетъ и спасетъ яванцевъ.
Его нищета превратится тогда въ одѣяніе славы; его будутъ встрѣчать съ почетомъ; указывая на него, будутъ говорить: это — Мультатули, или: это — Максъ Хавелааръ… Когда его книга будетъ издана, онъ перестанетъ стыдиться своей бѣдности… Но, увы, то лишь мечты: филистеры, которымъ никогда въ жизни не приходилось встрѣчаться съ такимъ «вольнымъ духомъ», какимъ проникнута книга Деккера, начали противъ него настоящую агитацію. За нимъ по пятамъ ходили шпіоны… А что же дѣлало въ это время остальное общество? Въ эту минуту Мультатули не былъ еще настолько зрѣлъ, чтобы сказать ему, какъ онъ сказалъ позже: «Публика, я отъ всей души тебя презираю!»
Осенью 1858 года Деккеръ былъ въ Касселѣ. Здѣсь онъ много работалъ. Весною 1859 года въ Европу пріѣхала Эвердина съ сыномъ и малолѣтнею дочерью, родившеюся вскорѣ послѣ отъѣзда Деккера изъ Индіи. Но и по пріѣздѣ Тины супруги долгое время разлучены, благодаря тяжелымъ обстоятельствамъ, съ которыми приходилось обоимъ бороться.
Въ это время Якобъ Ванъ-Леннепъ, писатель, познакомился съ отрывками изъ «Хавелаара» и такъ увлеченъ этимъ произведеніемъ, что рѣшается помочь выходу этой книги въ свѣтъ. Деккеръ отправляется въ Амстердамъ. Ванъ-Леннепъ отдаетъ «Макса Хавелаара» издателю Рейтеру, а автору уплачиваетъ авансомъ 1.200 гульденовъ, съ твердымъ и заранѣе обдуманнымъ намѣреніемъ его обмануть. Въ маѣ 1860 года книга издана. Успѣхъ, выпадающій на ея долю, неслыханный. А между тѣмъ издатель дѣлаетъ все, чтобы затруднить ея распространеніе. Цѣна назначена имъ очень высокая (4 гульдена); въ Индію послано лишь ничтожное количество экземпляровъ, въ то время какъ спросъ на нее тамъ особенно великъ и доходитъ до того, что за экземпляръ платятъ по 100 гульденовъ.
Видя все это, Деккеръ рѣшаетъ самъ помочь распространенію книги и, если понадобится, переиздать ее. Но изъ отвѣта Ванъ-Леннепа онъ ясно видитъ, что этотъ человѣкъ самымъ низкимъ образомъ обманулъ его; что свое право собственности на эту книгу онъ употреблялъ на то, чтобы уничтожать ее… «Кто покупаетъ домъ, тотъ имѣетъ право перестраивать его, не спрашивая совѣта у его бывшаго владѣльца», пишетъ онъ между прочимъ Деккеру. Въ одной частной бесѣдѣ Ванъ-Леннепъ говоритъ, что книга «составляетъ его собственность, и что онъ купилъ ее, съ цѣлью ее уничтожить». Призванный къ отвѣту, онъ подтверждаетъ эти слова публично, пояснивъ, что считаетъ книгу способной возбудить умы въ Голландіи и Индіи, а потому опасной и вредной. Ванъ-Леннепъ отказывается выпустить новое изданіе и никому не хочетъ передать права на него.
Лишь десять лѣтъ спустя, въ 1870 году, уже послѣ смерти Леннепа, его наслѣдники продаютъ право собственности на «Хавелаара» издателю Шаду, такъ что въ ближайшіе за этимъ годы книга, наконецъ, переиздана.
Среди бѣдствій, преслѣдовавшихъ Деккера, были, однако, моменты, поддерживавшіе его и вливавшіе въ него бодрость. Деккеръ всю жизнь искалъ удовлетворенія и находилъ его въ облегченіи чужого горя. Перечислить всѣ случаи, въ которыхъ мы видимъ его утѣшителемъ и спасителемъ, — нѣтъ возможности. Интересно отмѣтить, что жена раздѣляла вполнѣ его порывъ и принимала въ немъ участіе, дѣля всѣ его заботы о несчастныхъ, покинутыхъ и угнетенныхъ. То онъ даетъ пріютъ людямъ, не имѣющимъ крова, то кормитъ голодныхъ, то защищаетъ и охраняетъ дѣтей, то спасаетъ отъ издѣвательствъ чужестранца, то выручаетъ семью бѣдныхъ странствующихъ артистовъ, то устраиваетъ торговое дѣло на занятыя деньги для обманутой и покинутой дѣвушки, и т. д. Злые толки и сплетни преслѣдуютъ Деккера и въ этой области, только онъ не обращаетъ на нихъ вниманія. Раньше, чѣмъ проповѣдывать въ своихъ произведеніяхъ, онъ борется противъ соціальной несправедливости въ жизни. Филистеры не могутъ придти въ себя отъ изумленія при видѣ того, съ какою беззаботностью Деккеръ принимается устраивать судьбу какой-нибудь покинутой женщины; еще большее удивленіе вызываетъ въ нихъ жена Деккера, когда она безъ злобы, безъ подозрѣній, безъ ревности приводитъ страдалицу въ свой домъ и энергично защищаетъ ее отъ свѣта…
Второй моментъ, спасавшій Деккера, — это поддержка, которую онъ находилъ у женщинъ. Онѣ поклонялись ему заочно, на основаніи его произведеній. Послѣ выхода въ свѣтъ «Хавелаара», по слухамъ, на сторонѣ Деккера оказались всѣ женщины. Онѣ были ему благодарны за то, что онъ протестовалъ противъ ихъ угнетенія. Въ 1863 году Деккеръ пишетъ:
«То родственное моему духу, что есть у мужчинъ, проявится лишь двадцать лѣтъ спустя, когда люди, читавшіе меня въ дѣтствѣ, превратятся въ руководителей общества…»
«Если я въ комъ-нибудь и находилъ приверженность, то это были большею частью, и даже почти исключительно, женщины. И это вполнѣ естественно. Онѣ — самарянки среди нашей Іудеи. Онѣ — паріи нашего общества. Онѣ не могутъ одного, не смѣютъ другого… Поэтому онѣ такъ жадно прислушиваются ко всякой вѣсти, сулящей освобожденіе… А я, съ моимъ безумнымъ стремленіемъ брать на себя всѣ печали міра, — я призванъ сострадать ихъ плѣну»…
Изъ этихъ настроеній возникло самое причудливое, но зато и одно изъ самыхъ сильныхъ и высокихъ произведеній Мультатули, а именно «Любовныя письма».
По поводу этого произведенія Деккеръ пишетъ Тинѣ: «Мнѣ трудно тебѣ объяснить, что это такое. Это — все: поэзія, насмѣшка, политика, наслажденіе, прозорливость, логика, религія, — все!» «Въ „Любовныхъ письмахъ“ осуществлено соединеніе поэзіи — съ дѣйствительностью, безсилія — съ нечеловѣческимъ подъемомъ, зоркая наблюдательность — съ болѣзненною мечтательностью».
Въ «Любовныхъ письмахъ» поэтъ раскрываетъ передъ читателемъ душевныя глубины. Это цѣлый міръ. Передъ нами оживаютъ тысячи противорѣчивыхъ ощущеній и настроеній, вызванныхъ чарами поэта. Примиреніе между ними проливаетъ въ душу человѣка небесную радость, которая живетъ въ немъ, однако, недѣлю, и смѣняется сомнѣніями и отчаяніемъ…
«Любовныя письма» это — душевная драма, въ которой героями являются Максъ, Тина и Фэнси. Фэнси (Fancy) — фантазія, мечта поэта, его муза и добрая фея, а также и оживляемая и поддерживаемая ею въ поэтѣ его творческая сила. Въ Максѣ живетъ стремленіе Прометея; оно не погаснетъ въ человѣчествѣ, пока послѣднее не добудетъ съ неба мира для всѣхъ людей. Макса не останавливаетъ неосуществимость того или другого. Препятствія только разжигаютъ его. Онъ схватывается за мечъ и выступаетъ противъ чудовища. Летятъ искры, бряцаетъ оружіе, далеко несутся пронзительные крики и воинственныя пѣсни… Погибнуть или побѣдить — и то и другое прекрасно! Но горе въ томъ, что приходится бороться не съ чудовищами, не съ героями, вооруженными хотя длинными, но видимыми мечами. Лицемѣры, филистеры, ханжи, низкопоклонники, пролазы, дяди, тетки, торговцы, маклеры, глупцы — вотъ враги, которые страшнѣе яда и чумы! Вооруженные шпильками и кинжалами, они заманиваютъ васъ въ щели, завлекаютъ въ трясины, гдѣ мечъ и копье безсильны… О, Боже! неужели погибнуть, погрузиться въ эту грязь… Фэнси, — день, отчизна, мать, свобода, солнце, — гдѣ ты?.. Она придетъ, когда пробьетъ ея часъ! Она притаилась гдѣ-нибудь неподалеку, въ какомъ-нибудь образѣ, въ улыбкѣ прохожаго, въ женщинѣ съ небеснымъ взоромъ… Она посылаетъ Тину, — женщину-товарища, легкое прикосновеніе руки которой охлаждаетъ пылающій послѣ битвы лобъ: «Тише… тише… прислушайся къ мѣрному дыханію дѣтей; отдохни, усни до утра. Я разбужу тебя, когда позовутъ…» И новое мужество наполняетъ грудь… И снова обнаженъ клинокъ, и бой опять въ разгарѣ, и герой на этотъ разъ дѣйствительно готовъ пасть… какъ вдругъ около него появляется она, во всей красѣ, во всемъ величіи, она, — пробудившая въ немъ волю, сообщаетъ его рукѣ въ этотъ мигъ силу и указываетъ ему путь къ побѣдѣ… «Сначала — воленіе… затѣмъ — сила… и, наконецъ, — побѣда!..»
Трудно передать красоту перваго письма къ Фэнси, въ которомъ поэтъ, смутно чувствуя ея близость, умоляетъ ее показаться, открыться ему. «Можешь ли ты видѣть солнце? Или, Фэнси, ты сама и есть солнце?» спрашиваетъ онъ, исчерпавъ всѣ догадки, всѣ предположенія и впадая въ уныніе. Его успокаиваетъ Тина, притворяясь счастливою и довольною и умоляя Фэнси не покидать поэта, быть близъ него. Фэнси все знаетъ и обѣщаетъ бодрствовать. Фэнси сама несчастна. Она умоляетъ Макса вывести ее изъ міра мелочей. Она томится по знанію. Максъ предлагаетъ ей легенды о происхожденіи власти, — и Мультатули создаетъ маленькіе перлы, въ которыхъ со сказочною яркостью и силою изливаетъ свою горечь… Фэнси жалуется на эту чрезмѣрную горечь: она хочетъ свѣта и любви, она вѣдь не болѣе, какъ дѣвушка. Въ отвѣтъ на это въ пламенномъ письмѣ Максъ бичуетъ предразсудки…
Какъ лязгъ желѣза, какъ скрипъ телѣги, въ эти строки, полныя тоски, поэзіи и чувства, врываются письма разныхъ отцовъ изъ породы Дрогстоппелей, дядюшекъ, тетушекъ, негодующихъ на Макса за то, что онъ нарушаетъ ихъ покой, за то, что сыновья и дочери покидаютъ отцовъ и матерей и идутъ за нимъ. Максъ подавленъ всѣмъ этимъ. Онъ еще не успѣлъ смыть съ себя той грязи, которою забрызгали его Дрогстоппели по выходѣ «Хавелаара»! Тѣмъ не менѣе, онъ снова собирается съ духомъ и, охваченный воспоминаніями, повѣствуетъ вновь, съ документами въ рукахъ, о страданіяхъ яванцевъ, разсказываетъ цѣлый рядъ горькихъ сказокъ: о женщинѣ, присутствовавшей при паденіи своего ребенка въ рѣку, о Хрезосѣ, играющемъ дивно на лютнѣ, о ликованіи народа при распятіи Христа…
Максъ, обремененный заботами, удрученный скорбью міра, — Максъ усталъ, смертельно усталъ. Тина утѣшаетъ его снова веселымъ письмомъ о дѣтяхъ и призываетъ къ нему Фэнси. Послѣдняя отвѣчаетъ ей: «Маловѣрная! Видѣла ли ты когда-нибудь роды безъ мукъ? Будь покойна, я подоспѣю во-время. Конецъ близокъ!»
И Фэнси, дѣйствительно, указываетъ Максу выходъ изъ его сомнѣній и колебаній, раздвигая передъ нимъ огромную, чудесную страну, Инсулинду, границы которой соприкасаются съ предѣлами человѣчества. Въ этой странѣ живутъ чудовища, съ которыми Максу предстоитъ сражаться. Фэнси является передъ нимъ во всей красѣ и ясности, — и порывы Макса получаютъ силу. Ощутивъ свою мощь, онъ съ торжествомъ говоритъ Тинѣ въ послѣднемъ письмѣ:
«Я достигъ… я знаю… я чувствую! Мое сердце теперь уже не пусто! Она послала мнѣ…
О Боже, теперь я все понимаю!
Сначала — стремленіе… затѣмъ — силу… и, наконецъ, побѣду!
Тина, я одержу побѣду! Клянусь тебѣ, я одержу побѣду! Будь покойна!»
Критика обрушилась на «Любовныя письма» цѣлымъ потокомъ нападокъ за ихъ туманность и причудливость. Что касается самого Мультатули, то онъ вѣрно понялъ призывъ Фэнси. Съ этой минуты его стремленіе къ благу Индіи выросло въ стремленіе къ благу всего человѣчества.
«Пусть не говорятъ, пишетъ онъ нѣсколько времени спустя одному издателю, что никто не пытался снять съ народа тяготѣющее на немъ проклятіе. Пусть не говорятъ, что никто не коснулся той ужасной язвы, которая его разъѣдаетъ — лжи; я постараюсь сдѣлать все, что въ моихъ силахъ. Предлагаю вамъ взять на себя изданіе моего произведенія, которое я только-что задумалъ. Въ немъ я буду искать правды. Въ этомъ вся его программа. Я буду писать: разсказы, притчи, сказки, разсужденія, воспоминанія, романы, парадоксы…
Надѣюсь, что въ каждой вещи будетъ заключена мысль, идея.
Итакъ, назовите мою работу: „Идеи“. Не иначе.
А наверху, надъ нею поставьте: „Вышелъ сѣятель сѣять“.»
Такъ зародилось это произведеніе, охватывающее семь томовъ (послѣдній томъ вышелъ въ 1877 году).
21 января 1862 года Мультатули, бодрый, со свѣжими силами и планами, переѣзжаетъ изъ Брюсселя въ Амстердамъ и приступаетъ къ работѣ. «Идеи» выходятъ выпусками величиною отъ одного до двухъ печатныхъ листовъ. Деккеръ работаетъ неутомимо, не взирая на крайне неблагопріятную обстановку. Онъ живетъ въ комнатѣ, устроенной ему его другомъ плотникомъ на чердакѣ издателя Добленга. Козла съ лежащими поверхъ досками служатъ ему письменнымъ столомъ…
«Идеи» встрѣтили хорошій пріемъ у публики. Несмотря на то, что первые выпуски печатались двойнымъ изданіемъ, понадобилось тотчасъ же переиздать ихъ. Содержаніе этихъ семи томовъ весьма разнообразно. Они охватываютъ все, что занимало въ данное время универсальный духъ Деккера. Они заключаютъ въ себѣ и мѣткіе, сжатые афоризмы величиною въ одну строчку, и пятиактную драму («Школа князей»), и длинную повѣсть, рисующую душевную жизнь ребенка… Каждая вещь есть нѣчто самостоятельное, но полную цѣнность онѣ имѣютъ все-таки лишь въ соединеніи другъ съ другомъ, образуя цѣлый особый міръ.
Въ «Школѣ князей» благородная королева ведетъ борьбу съ интригами и волокитою испорченнаго двора, выступая противъ супруга, въ лѣни и ничтожествѣ котораго находятъ себѣ опору всѣ темныя силы.
Въ «Приключеніяхъ маленькаго Вальтера» авторъ проявляетъ тщательное и детальное знакомство съ мелко-буржуазною средой, безпримѣрный даръ изображенія въ юмористическомъ духѣ, предвосхищая этимъ искусство позднѣйшихъ реалистовъ и психологовъ; надо добавить, что все это обвѣяно теплымъ субъективизмомъ, сердечнымъ участіемъ, любовью къ жизни. Самое лучшее въ этой повѣсти — психологія героя, маленькаго Вальтера. Мы видимъ душу маленькаго человѣчка, окруженную всѣмъ богатствомъ и всѣмъ убожествомъ міра, видимъ ее въ борьбѣ, среди радостей, восторговъ и опасностей.
«Идеи» пользовались особеннымъ успѣхомъ у молодежи. Каждая тетрадка ожидалась съ нетерпѣніемъ. Авторъ «Идей» сумѣлъ объединить своихъ читателей въ одну духовную общину и заставить ихъ жить одною жизнью. Въ «Идеяхъ» Мультатули выступаетъ, дѣйствительно, воспитателемъ народа и заставляетъ, независимо отъ Ницше и Ибсена, переоцѣнить многія цѣнности. «Идеи» разъясняютъ современныя событія. Это — дневникъ сильной, дѣятельной души. Въ глубинѣ этого зеркала позади смѣшного и достойнаго осужденія читатель видитъ собственную, полную недостатковъ душу. Но, несмотря на это, авторъ не лишаетъ мужества, а заставляетъ постоянно двигаться впередъ, преклоняясь передъ красотой и мыслью.
Увлеченный успѣхомъ «Идей», Мультатули задумалъ-было издавать собственную ежедневную газету, которая должна была содѣйствовать оздоровленію общества. Но предпріятіе это поглотило много средствъ и не имѣло успѣха.
Въ числѣ людей, увлеченныхъ «Идеями», была Мими Шепель, сыгравшая впослѣдствіи большую роль въ жизни Деккера. На эту дѣвушку, выросшую въ узкоэгоистической буржуазной средѣ, полной предразсудковъ, громовыя рѣчи Деккера подѣйствовали освѣжающе, какъ благодѣтельная гроза. Она первая написала Деккеру письмо, послѣ котораго завязалась оживленная переписка, обнаружившая между обоими людьми удивительное сродство душъ.
Для увеличенія средствъ Деккеръ читаетъ лекціи въ разныхъ мѣстахъ Голландіи и Германіи. Онъ обладалъ рѣдкимъ ораторскимъ даромъ. Его рѣчи производили огромное впечатлѣніе. Въ дѣлѣ выбора матеріала онъ обыкновенно пользовался полною свободой. Всего охотнѣе онъ говорилъ безъ текста, отдаваясь настроенію, которое имъ владѣло. Его называли «великимъ импровизаторомъ». Ни конспекта, ни замѣтокъ онъ не дѣлалъ. Слогъ его былъ мѣтокъ и своеобразенъ, взглядъ на самыя обычныя вещи открывалъ новыя перспективы. Его универсальность не позволяла ему быть одностороннимъ. Онъ говорилъ о философіи, о свободной наукѣ, о преподаваніи, о лжи, объ образованіи, объ отношеніяхъ Голландіи къ Пруссіи, о книгѣ Іова, о нагорной проповѣди, о предразсудкахъ, о фламандскомъ движеніи, о колоніяхъ, объ идеализмѣ, какъ міросозерцаніи, и т. д. и т. д. Публика принимала и провожала его восторженно. Въ 1880 году, въ промежутокъ времени отъ 9 января по 13 марта, т. е. за два мѣсяца, онъ прочелъ въ Голландіи 37 лекцій.
Терпя крайнюю нужду, въ разладѣ со всѣми окружающими и съ самимъ собою, переходилъ онъ изъ города въ городъ, то появляясь во Франкфуртѣ, то въ Кобленцѣ, то снова въ Кельнѣ и въ Майнцѣ. Онъ нуждается въ самомъ необходимомъ, — въ обуви, въ пищѣ, не имѣетъ экземпляра своихъ собственныхъ сочиненій, вслѣдствіе чего не можетъ отвѣчать на раздававшіяся по его адресу нападки, принужденъ занимать копѣйки на марки для отправки писемъ и рукописей…
Тинѣ, остававшейся въ Брюсселѣ съ дѣтьми, несмотря на заботы Деккера, на посильную денежную помощь, на частые пріѣзды его, — жилось не лучше. Въ 1866 году ей пришлось переѣхать въ Амстердамъ, гдѣ сынъ ея жилъ въ одной знакомой семьѣ. Лѣтомъ того же года она поѣхала въ Италію и тамъ въ теченіе двухъ лѣтъ исполняла обязанности учительницы, воспитательницы и компаньонки. Позже она переѣхала въ Венецію, гдѣ ея сынъ поступилъ на службу въ банкирскую контору. Жизнь, полная тяжелой борьбы, надломила ея силы, и 13 сентября 1874 года она скончалась.
Мультатули все еще мечтаетъ найти случай заняться дѣломъ, болѣе соотвѣтствующимъ его активному характеру. Но мало-по-малу онъ разстался съ этими иллюзіями и рѣшаетъ остаться «писателемъ ради хлѣба». Онъ много и прилежно работаетъ. Въ Висбаденѣ онъ съѣзжается съ М. Шепель, которая остается при немъ уже до самой его смерти. Въ Висбаденѣ онъ проводитъ цѣлыхъ десять лѣтъ. Впервые на закатѣ своей бурной жизни онъ достигаетъ нѣкотораго успокоенія. Въ 1871 году онъ пишетъ: «Никогда со времени пріѣзда изъ Лебака я не жилъ такъ долго на одномъ мѣстѣ, какъ здѣсь. Уже цѣлыхъ тринадцать мѣсяцевъ!»
Здѣсь имъ закончены послѣдніе пять томовъ «Идей». Здѣсь онъ набросалъ очерки своихъ путешествій и скитаній, объединенные подъ именемъ «Среди милліоновъ» («Millionen studiën»), полные жизни, юмора, живописныхъ картинъ природы. Благодаря настояніямъ одного изъ друзей и при его денежной поддержкѣ, Деккеръ пріобрѣтаетъ маленькій домикъ въ Ингельсхеймѣ, на берегу Рейна.
Исцѣлиться его раны въ это время уже не могли, но страданія значительно смягчились. Деккеръ живетъ здѣсь отшельникомъ. Онъ бесѣдуетъ охотно только съ дѣтьми, и связующимъ звеномъ между нимъ и міромъ является его жена. Ихъ общею радостью служитъ мальчикъ, — пріемный сынъ, по имени Вальтеръ. Вмѣстѣ съ нимъ въ этомъ уединеніи Деккеръ плотничаетъ, работаетъ въ саду. Онъ много читаетъ. Въ области естественныхъ наукъ, сравнительнаго языковѣдѣнія и этнологіи онъ какъ дома. Онъ находится въ оживленной перепискѣ съ артистами, учеными и общественными дѣятелями, которые впослѣдствіи съ благодарностью вспоминаютъ тотъ подъемъ, которымъ они были обязаны общенію съ Деккеромъ.
Прохожій могъ сказать: «Здѣсь живетъ отшельникъ, умершій для міра». Но въ домикѣ билась живая жизнь.
Тѣмъ, что Деккеръ въ эти годы своей жизни мирно и спокойно работалъ, мы обязаны заботамъ его второй жены.
Въ послѣдніе годы Деккера мучила астма, которою онъ страдалъ и раньше. Его состояніе, однако, не внушало серьезныхъ опасеній, и то, что онъ совершенно спокойно смотрѣлъ навстрѣчу смерти, слѣдуетъ приписать его возрасту и его постоянному стремленію проникать въ самую суть жизни. Онъ думалъ о смерти почти радостно, несмотря на то, что настоящее его уже болѣе не угнетало.
Лѣтомъ 1876 года астма усилилась. Но осенью Деккеръ снова много работаетъ, строитъ широкіе планы, и только въ январѣ слѣдующаго года чувствуетъ себя хуже. «Я нездоровъ и… готовлюсь къ смерти. Enfin[2]!» пишетъ онъ 6-го января. Онъ слабѣлъ постепенно, слабѣлъ физически, между тѣмъ какъ голова его была ясна но прежнему. 19 февраля днемъ онъ былъ еще на ногахъ, отдавалъ кое-какія приказанія, опираясь на руку жены. Въ 3 часа, послѣ успокоительнаго питья, даннаго ему врачемъ, онъ пожелалъ отдохнуть, уснулъ и болѣе не проснулся.
Всѣ произведенія Мультатули, не исключая и его сатиръ, проникнуты любовью.
Между прочимъ онъ даетъ намъ глубокій ключъ къ великимъ юмористамъ и сатирикамъ, когда пишетъ: «сильнѣйшее выраженіе горя есть сарказмъ».
Боевая поэзія рѣдко переживаетъ текущій день. Но боевая поэзія Мультатули, сумѣвшаго вдохнуть въ нее вѣчность, непреходяща.
Простой, непосредственный тонъ его произведеній оказалъ сильное вліяніе на стиль и обороты его родного языка. Многія изъ выраженій поэта еще при жизни его сдѣлались народными поговорками. Мультатули обладалъ удивительною способностью выражать ясно то, что другими лишь смутно чувствовалось.
Но кромѣ всего этого у него было одно свойство, дѣлающее человѣка одинокимъ: предчувствіе новаго порядка, новой жизни, — ощущеніе, словно онъ чужой среди окружающихъ его людей, стремленіе ясно выразить эту противоположность и этимъ самымъ воспѣть значеніе новаго, грядущаго.
Ему выпали на долю всѣ униженія мелочной нищеты, вплоть до просьбы о кускѣ хлѣба. Но этою бѣдностью онъ обогатилъ свой народъ. У ногъ этого нищаго былъ весь міръ, и изгнанникъ и скиталецъ, онъ съ большею увѣренностью велъ за собою толпы народа и указывалъ имъ путь, чѣмъ властитель Голландіи…
Примѣчанія
править- ↑ Большая часть прилагаемыхъ отрывковъ изъ сочиненій Деккера—Мультатули переведены съ нѣмецкаго; меньшая часть (какъ, напр., «Въ игорномъ залѣ», «Легенды о происхожденіи власти», «Орнисъ», «Импрессаріо» и т. д.) переведены съ голландскаго. Прим. переводчицы.
- ↑ фр. Enfin — Наконецъ. Прим. ред.