В игорном зале (Доувес Деккер; Чеботаревская)/ДО

Въ игорномъ залѣ
авторъ Эдуардъ Доувесъ Деккеръ, пер. Александра Николаевна Чеботаревская

Оригинал: нидерландскій. — Перевод опубл.: 1873. Источникъ: Мультатули. Повѣсти. Сказки. Легенды. — СПб.: «Дѣло», 1907. — С. 38. • Отрывокъ изъ «Среди милліоновъ»

Одинъ на семь

— Теперь взгляни на эту даму, у trente-et-quarante^[1], — сказалъ мнѣ на ухо одинъ изъ сопровождавшихъ меня гномовъ. — Ея мужу, чтобы не обанкротиться, нужно достать сорокъ тысячъ франковъ… да еще въ короткій срокъ! Посмотри, какъ она старается!..

Я уже нѣсколько разъ обращалъ вниманіе на эту даму и на ея мужа, ходившаго взадъ и впередъ по залѣ, и ворчавшаго всякій разъ, когда она проигрывала. Пріятная наружность обоихъ супруговъ внушала мнѣ интересъ къ нимъ. При каждомъ выигрышѣ молодой женщины я радовался, а когда счастье измѣняло ей, я огорчался, словно самъ проигрывалъ. Вообще бываетъ трудно слѣдить за перепитіями игры какого-нибудь игрока, не становясь или на его сторону, или противъ него. Невольно принимаешь участіе въ его волненіяхъ, являющихся неизбѣжнымъ слѣдствіемъ капризовъ судьбы. Иногда каждый выигрышъ или проигрышъ является актомъ цѣлой драмы. Той дамѣ, которую я выбралъ себѣ въ героини, не везло. Она то-и-дѣло, одинъ за другимъ, мѣняла тысячефранковые билеты и рѣдко-рѣдко получала какой-либо изъ нихъ обратно. Я замѣтилъ, что у нея было четыре или пять билетовъ. Приливъ смѣнялъ отливъ, но въ общемъ количество ихъ не мѣнялось. Еще задолго до дружескаго сообщенія, сдѣланнаго мнѣ гномами, я угадалъ, что ей нужна опредѣленная сумма, которая никакъ не давалась ей въ руки!..

Дама играла не какъ человѣкъ, который хочетъ, а какъ человѣкъ, который долженъ выиграть. Нѣсколько тысячъ франковъ, составлявшихъ весь ея капиталъ, хранились у нея въ хорошенькомъ портмонэ, за корсажемъ. Двадцать разъ на день доставала она оттуда свой сверточекъ, чтобы размѣнять часть денегъ, или чтобы пополнить ихъ послѣ небольшого выигрыша, затѣмъ клала опять на мѣсто, всякій разъ сопровождая это движеніемъ, означавшимъ: «теперь ужъ, въ самомъ дѣлѣ, больше до него не дотронусь!» — и всякій разъ билеты вынимались снова, чтобы снова быть размѣненными на золото, и упорная борьба продолжалась.

Все время, пока она играла, мужъ, казалось, говорилъ ей: «Перестань, перестань же! Ты не выиграешь. Ради Бога удержімъ эти пять тысячъ франковъ!» Но молодая женщина была упряма… или быть можетъ настойчива и храбра; эпитеты часто опредѣляются исходомъ дѣла.

Когда ея глаза встрѣчались со взглядомъ мужа, то она каждый разъ обѣщала ему или то, что постарается удержать три или четыре тысячи франковъ, или что, какъ только она пополнитъ свой маленькій капиталъ, то больше его не тронетъ. Иногда, впрочемъ, и другое выраженіе мелькало на ея лицѣ въ тѣ минуты, когда ей не везло, и когда ей снова приходилось мѣнять билетъ. Оно означало: «Но, другъ мой, на что же намъ эти двѣ—три тысячи франковъ? Намъ нужно гораздо больше! Или все или ничего!» Онъ отворачивался въ смертельной тревогѣ, огорченный, недовольный. Казалось, онъ страдалъ сильнѣе, чѣмъ она, или переносилъ свое несчастье съ меньшимъ мужествомъ.

Она отложила теперь четыре билета, а на столѣ передъ нею лежало десятка два луидоровъ. Была ли то система, но она неизмѣнно ставила три золотыхъ на черный цвѣтъ, оставляла выигрышъ на столѣ, пока число луидоровъ не достигало двадцати четырехъ, а потомъ прибавляла къ нимъ еще луидоръ, чтобы довести ставку до пяти сотъ франковъ. Для этого ей нужно было выиграть три раза кряду. При четвертомъ выигрышѣ ставка равнялась тысячѣ франковъ, и только при пятомъ къ ставкѣ присоединялся еще билетъ въ тысячу франковъ. Такихъ билетовъ ей надо было добыть штукъ сорокъ, чтобы не очутиться на мостовой съ мужемъ и дѣтьми…

За все то время, что она играла, только разъ встрѣтилась ей серія въ шесть выигрышей и ровно столько серій по пяти выигрышей, сколько было необходимо, чтобы держать въ извѣстномъ равновѣсіи ея капиталъ. На седьмомъ выигрышѣ она могла бы сказать: «половина»… какъ было условлено съ мужемъ. Но случая къ этому еще ни разу не представлялось.

Сегодня, какъ и въ предшествовавшіе дни, дѣла бѣдной женщины не были блестящи. Сколько перерывовъ! Три золотыхъ превращались въ шесть, а шесть превращались… въ ничто! Новая ставка трехъ луидоровъ. Скоро они стали шестью… Потомъ ничего! А эти несносные выигрыши по два раза подрядъ! Три, шесть, потомъ двѣнадцать… и опять ушли всѣ двѣнадцать! Снова перерывы: выигрышъ… проигрышъ! выигрышъ… проигрышъ!.. выигрышъ… проигрышъ!.. Ахъ, все напрасно!

Четыре выигрыша кряду! Три золотыхъ… шесть… двѣнадцать, — на этотъ разъ, быть можетъ, удастся. — Двадцать четыре… да, дѣло пойдетъ! Скорѣй, еще луидоръ, чтобы пополнить ставку до пятисотъ франковъ…

— Rouge gagne!^[2]

— Вамъ, сударыня, слѣдовало, бы взять деньги — напоминаетъ запоздалый прорицатель, стоящій позади нея.

Гдѣ только нѣтъ, этихъ людей, стоящихъ, сидящихъ или лежащихъ, — и всегда, хотя и поздно, но знающихъ, что надо дѣлать!

Не обращая вниманія на эту несносную мудрость, она продолжаетъ ставить три золотыхъ въ надеждѣ дождаться длиннаго ряда выигрышей.

Я спрашиваю васъ еще разъ: какъ назвать это, упрямствомъ или мужествомъ?

Кто одолѣетъ, она или судьба? Увы, ея маленькому капиталу уже много разъ грозила опасность исчезнуть, а «судьба» неистощима въ перерывахъ и даже въ цѣлыхъ серіяхъ красныхъ выигрышей… если все это можетъ послужить къ испытанію терпѣнія у бѣдняка, забравшаго себѣ въ голову играть на черное.

Rouge^[3]! Rouge^[3]! Rouge^[3]! Сплошь проклятый красный цвѣтъ! Кто-нибудь могъ бы выиграть на немъ цѣлое состояніе.

А моя бѣдная протеже (она стала таковою, вслѣдствіе интереса, съ которымъ я слѣдилъ за ея игрой и ея волненіями) мѣняла билетъ за билетомъ, и теперь у нея оставался уже всего одинъ. «Этого она ужъ ни за что не тронетъ», говорила она кивкомъ головы мужу…

Но мужъ былъ печаленъ и, казалось, не былъ болѣе въ состояніи выносить этой игры. Онъ вышелъ изъ залы, сѣлъ у столика, позади кургауза, взялъ сигару, которую не курилъ, и заказалъ стаканъ лимонаду, котораго не сталъ пить…

— Этотъ человѣкъ не глупъ, — вскричалъ умный маленькій гномъ Semi-ur^[4]. — Лимонадъ принесетъ ему пользу.

Мнѣ казалось, что въ такомъ случаѣ, онъ неправъ, оставляя свой стаканъ нетронутымъ. Я замѣтилъ это.

— О, это не имѣетъ большого значенія, — сказалъ пріятель Semi-ur’а^[4], маленькій кристаллизаторъ. — Будетъ ли онъ выпитъ или нѣтъ, но лимонадъ скристаллизуетъ событія, когда наступитъ время. Semi-ur^[4] правъ; лимонадъ несомнѣнно принесетъ пользу.

Честное слово, если судить по выраженію лица несчастнаго человѣка, то давно пора бы облегчить его! Равнодушнымъ взоромъ смотрѣлъ онъ въ землю, чертя на пескѣ причудливые узоры. Повидимому онъ дѣлалъ усиліе, чтобы улыбнуться, но напрасно. По движенію губъ его было видно, что онъ разговаривалъ самъ съ собою, а что могъ онъ себѣ сказать, кромѣ того, что онъ разоренъ? Разоренъ не потому, что жена его проиграла почти всѣ пять тысячъ, а потому что имъ не удался ихъ смѣлый планъ, и что они не завоевали этихъ сорока тысячъ франковъ, которые были необходимы ему, чтобы не погибнуть.

Гномъ и я, мы вернулись въ залу наблюдать молодую женщину, продолжавшую свою упорную борьбу. Кромѣ послѣдняго билета за корсажемъ у нея оставалось всего два золотыхъ. Она встала, бросивъ эти двѣ монеты на свой любимый цвѣтъ, который такъ не благоволилъ къ ней.

Первая серія картъ, упавшихъ на столъ имѣла мало очковъ. Шансы были за черный цвѣтъ…

Но что изъ того, что два золотыхъ превратятся въ четыре, въ восемь или даже въ шестнадцать?

Тѣмъ не менѣе, она стояла на прежнемъ мѣстѣ, опершись рукой о спинку стула, и до послѣдней минуты какъ бы ожидала «счастія». Когда она покинетъ это мѣсто, эти столы, эту залу… то это будетъ значить, что судьба высказалась противъ нея. И она принуждена будетъ пойти сказать это мужу, она, которая была такъ непоколебима въ своихъ желаніяхъ и надеждахъ!

Ни системы, ни расчета у нея не было. Недѣлю тому назадъ она совсѣмъ не знала этой игры. Но она была храбра и настойчива. Въ этомъ заключалась вся ея сила; и этого оказалось недостаточно!

Она ждала.

Возможно, что въ концѣ концовъ, эти два послѣдніе луидора…

Въ сущности, они вѣдь не послѣдніе. У нея есть еще банковый билетъ. Нѣтъ, у нея нѣтъ его! Развѣ она не обѣщала мужу не мѣнять его? Быть можетъ, онъ и не понадобится: первая сдача картъ дала мало очковъ… Черный цвѣтъ, навѣрное, на этотъ разъ выиграетъ…

— Et trente points!^[5] — провозгласилъ крупье, отодвигая послѣднія карты законченной таліи.

Выигрышъ былъ ничей, такъ какъ вторая сдача картъ дала менѣе тридцати одного очка.

Два луидора лежали нетронутые, и судьба повидимому на этотъ разъ не желала ими заниматься. Что дѣлать? Если бы она проиграла, то конечно ей ничего не оставалось бы, какъ уйти. Но теперь? Ждать ли новой таліи, или нѣтъ? Могла ли она надѣяться на эти два несчастные луидора, послѣ цѣлаго ряда упорныхъ неудачъ?

А… банковый билетъ? Тоже послѣдній, какъ и золотые!

Нѣтъ, нѣтъ, она обѣщала мужу…

Сердце у нея билось, словно хотѣло разорваться.

Уйти? Теперь?

Не могла же она, въ самомъ дѣлѣ, подарить банку свои сорокъ франковъ?

Конечно, нѣтъ. Но… разъ, что это ея деньги, она могла взять ихъ обратно…

Нѣтъ, это поставило бы ее въ глупое положеніе передъ публикой! Развѣ это не имѣло бы вида, что она нуждается въ двухъ луидорахъ, что ей нужно сегодня на нихъ ѣсть, спать, жить? Развѣ необходимо, чтобы всѣ знали о ея бѣдности?

Колеблясь и не рѣшаясь, она, однако, приняла рѣшеніе. Ибо колеблясь уйти, она оставалась; а остаться въ данную минуту значило рѣшиться. Въ концѣ концовъ, она могла, конечно, «подождать еще, чтобы посмотрѣть, что станется съ ея двумя луидорами въ слѣдующую талію; а больше она не будетъ играть ни за что!»

Что же касается окружавшихъ ее людей, то отчего бы ей не размѣнять свой билетъ? Вслѣдъ за этимъ она могла бы уйти съ 50-ю луидорами, и «всѣ видѣли бы, что она не проигралась, такъ какъ уходила съ кошелькомъ, полнымъ золота».

Такъ и слѣдуетъ поступить! Но она обѣщала мужу…

Да, конечно, обѣщала… не играть на послѣдній билетъ… Но размѣнять его она всегда можетъ. При этомъ она ничѣмъ не рискуетъ. Вѣдь это только для вида, для того, чтобы показать публикѣ, что она еще не все потеряла.

Ахъ, какъ хотѣлось бы ей объявить мужу о благопріятномъ исходѣ своего рискованнаго предпріятія! Избавиться отъ опасности казалось ей менѣе пріятнымъ, чѣмъ сказать ему, что онъ спасенъ… спасенъ ею. Безъ сомнѣнія онъ найдетъ ее прекрасной, будетъ любить ее въ эту минуту…

Напрасныя иллюзіи! Въ самомъ дѣлѣ, было бы слишкомъ глупо возлагать надежды на эти послѣдніе луидоры. А еще пятьдесятъ… нѣтъ, нѣтъ, она до нихъ не дотронется! Она по опыту знаетъ, какъ быстро можно спустить тысячефранковый билетъ, дѣлая ставки по шестидесяти франковъ!

Къ тому же надо оставить немного денегъ, чтобы заплатить въ отелѣ по счету, который былъ, вслѣдствіе ея твердой увѣренности въ выигрышѣ, довольно великъ. А на обратный путь!..

Обратный путь! Куда? Домой? Развѣ ея мужъ можетъ вернуться въ домъ, гдѣ его ожидаетъ протестъ векселей, позоръ банкротства, раззореніе, отчаяніе? Но… если не домой, то куда же они дѣнутся?

Роковая минута приближалась! Сорокъ тысячъ франковъ должны быть выиграны сегодня, самое позднее сегодня, не то…

И все-таки она не тронетъ тѣхъ пятидесяти луидоровъ, которые она получитъ взамѣнъ билета… если только она его размѣняетъ!

Нѣтъ, конечно, она не будетъ играть на эти деньги, она никогда этого не сдѣлаетъ! Она размѣняетъ билетъ только «для публики».

Она вынула его изъ-за корсажа, сложенный вшестеро… теплый, измятый, немного влажный. Лордъ Ci-devant^[6] заплатилъ бы за него тысячу фунтовъ… во времена своего великолѣпія. Этотъ клочекъ бумаги свидѣтельствовалъ о томъ, какъ трепетно билось ея сердце!

Съ тщетнымъ усиліемъ казаться спокойной, она развернула билетъ…

Руки ея дрожали…

«O, fortune, à ton caprice^[7][8]»… — играла музыка въ паркѣ за курзаломъ.

Какъ бы съ цѣлью замаскировать дрожь какимъ-либо другимъ движеніемъ, она слегка отбивала билетомъ тактъ мелодіи: «tiens, je livre mon destin^[9][8]».

«L’or n’est qu’une chimère!^[10][8]»… — отвѣчали хоромъ товарищи Роберта.

Имъ хорошо было говорить! Они не имѣли дѣлъ съ банкротствами и протестомъ векселей! Въ ихъ времена можно было съ нѣкоторою готовностью къ борьбѣ и чисто животною храбростью далеко уйти!

«Sachons nous en servir^[11][8]»…

«Пользоваться?» Чѣмъ? Храбростью? Храбрости у нея было достаточно. Деньгами? Денегъ у нея почти уже не было…

Колѣни подгибались подъ нею.

«Grâce… grâce!..^[12][8]» — Молила или, быть можетъ, обѣщала музыка.

«Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ», — ревѣлъ Робертъ.

Рѣшивъ ждать, она могла теперь сѣсть. Она заняла мѣсто на томъ самомъ стулѣ, съ котораго только-что встала… Но не стоитъ усаживаться, какъ слѣдуетъ: она не настолько оптимистка, чтобы надѣяться еще. Она скользнула и опустилась. на самый кончикъ стула, приблизительно, какъ сидѣлъ Мольеръ за завтракомъ у Людовика XIV… И стала ждать!

— Ожиданіе — самая мучительная вещь, выпадающая на долю людей, сказалъ Semi-ur^[4]. — Тотъ, кто умѣетъ ждать, обладаетъ большой силой.

— Размѣняетъ ли она билетъ? — спросилъ я.

— Нѣтъ.

— Будетъ ли играть?

— Нѣтъ.

— Броситъ?

— Нѣтъ.

— Уйдетъ?

— Нѣтъ.

— Она раззорена?

— Нѣтъ.

— Но… Но… что же тогда?

— Кристаллизація, мой другъ. Она будетъ ждать. Тотъ, кто умѣетъ ждать…

«Къ чему бѣгать, волноваться, утомляться?

Счастье по преимуществу благопріятствуетъ тѣмъ, кто умѣетъ ждать»… — продекламировалъ я вполголоса.

— Такъ? — спросилъ я у гномовъ.

— Гм… ерунда! Все дѣло въ лимонадѣ.

— Но онъ же не пьетъ его.

— Это не необходимо.

— Впрочемъ, кто нуждается въ успокоительномъ, такъ это она. Посмотрите, какъ она дрожитъ… Я ничего не понимаю…

— Слѣпой человѣкъ, — воскликнулъ маленькій кристаллизаторъ, съ выраженіемъ презрѣнія, превосходящимъ мой описательный талантъ… — Слѣпой, совершенно слѣпой человѣкъ! Человѣкъ!

Гномы иногда отпускаютъ ужасныя ругательства! Я счелъ бы себя обиженнымъ, если бы не съ такимъ захватывающимъ любопытствомъ ожидалъ исхода этого приключенія.

Считаю своимъ долгомъ прибавить для любознательнаго читателя, что на языкѣ гномовъ «человѣкъ» означаетъ, повидимому, нѣчто очень глупое. Въ добрый часъ!

Нѣтъ, не въ добрый часъ! Я съ этимъ не согласенъ!

Rouge perd^[13]

Между тѣмъ крупье занялись приготовленіемъ картъ для новой таліи. Они выбрали всѣ шесть колодъ изъ углубленія стола, куда ихъ бросаютъ послѣ игры. Они ихъ складывали маленькими пачками, мѣшали, перекладывали изъ одной руки въ другую, и, въ концѣ концовъ, сдѣлали изъ нихъ одну колоду.

Затѣмъ одинъ изъ крупье предложилъ «подрѣзать». Эта операція обыкновенно исполняется кѣмъ-либо изъ присутствующихъ въ залѣ, который этимъ самымъ играетъ передъ банкомъ роль публики. Вы наугадъ всовываете кусочекъ бѣлаго картона въ кучу картъ, содержащую въ себѣ всѣ шесть колодъ, и раздѣляете ее такимъ образомъ на двѣ части, изъ которыхъ нижняя послѣ этого накладывается на верхнюю. Само собой разумѣется, что эта операція оказываетъ непосредственное, — хотя и неизвѣстное, — дѣйствіе на ближайшую талію, которая опредѣляется расположеніемъ картъ.

— Кто же подрѣжетъ? — спросилъ крупье, послѣ того какъ нѣсколько лицъ отказались играть роль безсознательнаго повелителя судьбы.

Игроки суевѣрны и часто воображаютъ, что у нихъ несчастливая рука. Иные боятся разсердить судьбу слишкомъ дерзкимъ вмѣшательствомъ въ ея дѣла. Есть и такіе, которыхъ удерживаетъ перспектива неудовольствія со стороны тѣхъ, которымъ талія окажется не по вкусу.

Молодая женщина грустно смотрѣла на столъ, выкалывая узоры на кусочкѣ картона. Поэтому вопросительный взглядъ крупье, обходившій игроковъ, не встрѣтился съ ея взоромъ. Въ концѣ концовъ, удивленная этой долгой паузой, причина которой была ей неизвѣстна, она подняла глаза. Чиновникъ поднесъ ей колоду.

«Et viens diriger ma main!^[14][8]» — пѣла въ саду музыка.

Почти безсознательно, какъ бы въ гипнозѣ взяла она кусочекъ картона.

«Grâce… grâce!.. Non… non!^[15][8]»

… и всунула его въ колоду, между тремя стами картъ. Теперь она сама опредѣлила талію!

Увы!

Первая ставка оказалась красной. Два луидора, такъ долго ожидавшіе своей очереди, и бывшіе причиной того, что она не ушла въ концѣ предыдущей таліи, были взяты однимъ изъ чиновниковъ. Теперь ей слѣдовало какъ разъ встать.

— Rouge perd!^[13] — провозгласилъ крупье.

Конечно, теперь, когда она не играетъ, черный цвѣтъ будетъ выигрывать!

Еще разъ: Rouge perd!^[13]

Еще!

И затѣмъ еще разъ!

Черный цвѣтъ выигралъ семь или восемь разъ кряду.

— Похоже на то, что черный пойдетъ теперь выигрывать. Вамъ, сударыня, слѣдовало бы играть на черный, — сказалъ за ея спиной одинъ изъ прорицателей, умѣющихъ такъ точно предсказывать совершившіяся уже событія.

Въ самомъ дѣлѣ, ей слѣдовало бы играть! Но стоитъ ли играть теперь?

— Rouge perd!^[13] Еще разъ черный цвѣтъ…

— Десять выигрышей кряду, — сказалъ прорицатель. — Я говорилъ… Это — цѣлая серія черныхъ. Лишь бы только она не слишкомъ скоро истощилась, а то будутъ еще выигрыши.

Совершенно вѣрно. Если черный будетъ выигрывать, то серія будетъ длинная. Если серія будетъ длинная, то на сторонѣ чернаго будутъ еще выигрыши. Этотъ человѣкъ былъ рожденъ журналистомъ.

— Rouge perd!^[13] — объявилъ крупье.

— Что я говорилъ? — хвасталъ прорицатель.

— Rouge perd!^[13]

— Полная дюжина! Двѣнадцать черныхъ! И даже… э… э… вы увидите! Подождите!

— Rouge perd!^[13]

— Тринадцать черныхъ! Э… э… вѣдь я говорилъ! Развѣ я не говорилъ? Смотрите, сударь! Смотрите, сударыня! Это серія въ тринадцать, а, быть можетъ, и больше черныхъ выигрышей!.. Кто знаетъ, если черный цвѣтъ не измѣнитъ, то ихъ будетъ… смотрите… подождите!..

Вытянувъ шею, онъ считалъ вполголоса карты, лежавшія на столѣ. Вся публика вокругъ стола была чрезвычайно возбуждена. Многіе встали, наклоняясь надъ срединой стола, чтобы поближе видѣть то, что происходитъ. Одинъ лордъ Ci-devant^[6], повидимому, не былъ нисколько удивленъ.

— Rouge perd!^[13]

— Четырнадцать! Не говорилъ ли я вамъ, сударь? Сударыня, развѣ я не говорилъ? Если ужъ пойдетъ одинъ цвѣтъ… и если только онъ не…

— Rouge perd!^[13]

— Вотъ вамъ и еще! Пятнадцать черныхъ! Это — чудовищно, не правда ли? Посмотрите…

Несносный болтунъ совалъ всѣмъ присутствующимъ кусочекъ картона, на которомъ онъ отмѣчалъ каждую ставку. Онъ дѣлалъ это съ нѣкотораго рода удовлетвореніемъ, словно игра сообразовалась съ его картономъ. Снова точь-въ-точь, какъ газета. «Не предсказывали ли мы, что война разразится, если миръ будетъ нарушенъ»…

— Rouge perd!^[13]

— Эге… шестнадцать! Это необычайно! Но этимъ слѣдовало бы воспользоваться! Дѣло въ томъ, что мнѣ никто не вѣритъ!

Почему же онъ не пользовался самъ?

— Теперь можно бы выиграть цѣлое состояніе!

Это можно сказать про каждую серію.

— Невѣроятно! Смотрите, сударыня! Смотрите, сударь! Уже шестнадцать выигрышей. Э… э… вотъ такъ серія! И возможно, что… кто знаетъ!.. Подождемъ еще этого раза!.. Быть можетъ…

— Rouge perd!^[13]

— Я говорилъ вѣдь! Теперь семнадцать! Это…

— Zu kolossal!^[16] — вскричалъ нашъ старый знакомый, питомецъ наукъ, герръ Фридрихъ Плумпъ, рискнувшій на этотъ разъ поставить на красное поле цѣлыхъ два флорина.

— Zu kolossal!^[16] — повторилъ онъ. — Такой серіи я не видалъ за всю мою жизнь!

Его жизнь!

Мой милый, милый Фридрихъ Плумпъ, при всемъ моемъ уваженіи къ «твоей жизни», я не могу удержаться, чтобы не спросить тебя, почему послѣ шестнадцатаго чернаго выигрыша ты не поставилъ на красное поле тѣ шесть флориновъ, которые лежатъ у тебя въ карманѣ, если серія въ семнадцать выигрышей по-твоему черезчуръ длинна и, слѣдовательно, невозможна, такъ какъ «черезчуръ» не существуетъ въ природѣ?

— Rouge perd!^[13] — прозвучало еще разъ.

— Восемнадцать! Эге! Что я говорилъ?

— Zu kolossal!^[16]

— Rouge perd!^[13]

— Девятнадцать! Не правда ли, это неслыханно! Это… баснословно! Невѣроятно!

— Но, — говорилъ Фридрихъ Плумпъ, — никогда не было ничего подобнаго! Это, въ самомъ дѣлѣ, черезчуръ…

— Невѣроятно!..

— Grossartig! Kolossal!^[17]

Догадливый читатель уже замѣтилъ, насколько философія сближаетъ людей. Герръ Фридрихъ Плумпъ никогда не зналъ французскаго языка, а прорицатель-французъ не говорилъ ни слова по-нѣмецки. Но души ихъ такъ гармонически сливались на широкомъ пути тупого удивленія, что они тотчасъ же понимали другъ друга.

За немногими исключеніями, то же самое дѣлала и остальная публика, толпившаяся вокругъ стола. Протяжное «ахъ», знакомое всякому, кто когда-либо присутствовалъ при фейерверкѣ, вытѣснило всѣ остальныя восклицанія. Еще болѣе краснорѣчивымъ являлось то молчаніе, которое предшествовало этому «ахъ», вырывавшемуся такъ единодушно. Казалось, каждый боялся помѣшать «судьбѣ» въ ту минуту, какъ она разрѣшалась этими безконечными черными выигрышами. Но зато какъ только новый отпрыскъ появлялся на свѣтъ, и какъ только объ этомъ провозглашали, то восторженное «ахъ» вырывалось у присутствующихъ съ удесятеренной силой. Оно сливалось въ одинъ вздохъ, представлявшій нѣчто среднее между симптомомъ близкаго обморока и облегченіемъ отъ слишкомъ большого восторга.

Пусть читатель не думаетъ, что интересъ публики имѣлъ какое-либо отношеніе къ выигрышамъ или проигрышамъ. Почти никто не игралъ. Всѣ были подавлены, не исключая и Фридриха Плумпа. Онъ растерянно сжималъ бывшіе у него въ карманѣ шесть флориновъ, но не отважился рискнуть ни однимъ изъ нихъ. Игроками въ подобныхъ случаяхъ овладѣваетъ иногда робость. Вновь приходившія лица, ничего не знавшія о кризисѣ, и, слѣдовательно, невольно пренебрегавшія тайнами «судьбы», бросали на столъ маленькія ставки.

Остальные испытывали страхъ передъ тѣмъ, что черный цвѣтъ вотъ-вотъ кончится. Ставить же на красный, пока черный выигрываетъ… гм… это было рискованно, весьма рискованно!

Не игралъ и лордъ Ci-devant^[6], такъ какъ это была послѣдняя недѣля его триместра. Онъ ничѣмъ, однако, не обнаруживалъ того, что находилъ эту талію болѣе необыкновенной, чѣмъ всякую другую. Это и понятно. Онъ давно уже свелъ самую тѣсную дружбу съ nil admirari^[18]; это знакомство обошлось ему въ сто тысячъ фунтовъ. Съ безстрастнымъ видомъ вертѣлъ онъ въ рукахъ зубочистку, замѣнявшую ему въ этотъ день обѣдъ.

Двадцатый выигрышъ упалъ снова на черный цвѣтъ.

— Теперь очень опасный моментъ, — сказалъ прорицатель. — Если черный цвѣтъ повторяется съ такимъ упорствомъ… то это — колоссально. Двадцать черныхъ! Если позволите, сударь, я объясню вамъ, что это значитъ. Надо знать игру, въ этомъ все дѣло. Это — талія, заключающая въ себѣ безконечное количество черныхъ… Вотъ что это такое. А причина этого явленія… Подождемъ этой сдачи…

— Rouge perd!^[13]

— Что я говорилъ? Двадцать одинъ, сударь, двадцать одинъ. Это… сплошь черная серія. Надо знать игру. Черный цвѣтъ отсталъ, сударь, и теперь онъ нагоняетъ свое. Вотъ причина этого явленія. Это madame^[19] подрѣзала. Отставшій цвѣтъ всегда нагонитъ, и вы увидите… на этотъ разъ… если только красный не возьметъ снова верхъ…

— Rouge perd!^[13]

— Не такъ ли я говорилъ? Не правда ли, что это…

— Это дѣйствительно ужъ черезчуръ, — проговорилъ Плумпъ.

И у прорицателя, и у маленькаго тупоголоваго философа истощился запасъ прилагательныхъ… А восторженные вздохи остальной публики звучали глуше, словно ихъ испускали съ извѣстной осторожностью. Публика экономила дыханіе. Ибо, что пришлось бы ей дѣлать, если бы у судьбы оказалось большее количество «черныхъ», чѣмъ то, которымъ люди въ состояніи были восхищаться.

— Rouge perd!^[13]

— Двадцать второй. Что я вамъ говорилъ? Черный цвѣтъ…

А бѣдная молодая женщина все еще стояла у стола, съ неразмѣннымъ билетомъ въ рукахъ! О! какая мука для нея слушать выкрикиванія всѣхъ этихъ черныхъ, для нея, которая такъ долго и такъ напрасно ждала хоть маленькой частицы такой длинной серіи! Какъ это жестоко, низко, больно! Казалось, судьба прямо смѣется надъ нею. «Видите, у меня много черныхъ, но не для васъ!»

Ахъ, она съ радостью ушла бы сейчасъ изъ зала, но у нея не хватало силъ. Зачѣмъ не размѣняла она билетъ вслѣдъ за тѣмъ, какъ проиграла свои золотые? Тогда она не пропустила бы этой партіи, и ея цѣль была бы достигнута. Торжествующая и радостная, она могла бы уйти изъ этого мѣста, гдѣ теперь выносила такую пытку! Она могла бы…

— Это madame^[19] подрѣзала, — говорилъ снова прорицатель, все еще стоявшій за ея спиной. Она чувствовала, что онъ указываетъ на нее пальцемъ, какъ на автора этого чуда.

— Вы неправы, сударыня, что не пользуетесь этой таліей! Э… хе… хе… Если бы вы пожелали, сударыня, доставить мнѣ еще такую талію… э… хе-хе… то честное слово я превосходно зналъ бы, что мнѣ дѣлать!… Э… хе-хе!..

Этотъ лукавый смѣшокъ означалъ повидимому его намѣреніе играть на черный въ случаѣ, если бы онъ зналъ заранѣе, что повторится подобная серія. Затѣмъ онъ снова указалъ на бѣдную мученицу, какъ на виновницу этихъ необычайныхъ явленій.

— Эта дама умѣетъ подрѣзать… — Указательный палецъ ненавистнаго болтуна жегъ ей спину.

Она сидѣла уничтоженная, не имѣя силъ подняться. Она чувствовала, что упадетъ, какъ только встанетъ со стула. Что касается до размѣна билета, то она больше объ этомъ не думала. Къ чему? Стоило ли продолжать игру теперь? На какой цвѣтъ ставить? Она дождалась того ряда черныхъ выигрышей, на которомъ основывала всѣ свои надежды, и онъ оказался даже гораздо длиннѣе того, чѣмъ это было нужно для ея цѣли. То, о чемъ она мечтала, осуществилось, но, увы, не для нея! Какая горькая иронія судьбы!

А теперь, что дѣлать?

Ей хотѣлось бы уѣхать, быть вдали отсюда, умереть… Кромѣ того, что рухнули ея надежды, ей предстояла еще пытка: пойти сказать мужу, что все кончено, и что въ будущемъ и онъ, и она, и дѣти…

Нѣтъ, она не можетъ ни о чемъ думать! Горе сдѣлало ее безчувственной.

Вдругъ кто-то слегка дотронулся до ея плеча. Одинъ изъ служителей пришелъ попросить у нея «луидоръ для ея супруга, который изволилъ сидѣть въ саду».

Не разъ случалось, что общій кошелекъ бывалъ у нея, въ то время, какъ мужъ заказывалъ себѣ что-нибудь въ ресторанѣ. Сейчасъ мы слышали, что онъ заказалъ себѣ стаканъ лимонаду.

Будничный характеръ этой просьбы вернулъ ее къ дѣйствительности. Въ теченіе многихъ часовъ она уже мечтала о тысячахъ, или, вѣрнѣе, о сорока тысячахъ франковъ, и деньги совершенно утратили въ ея глазахъ то значеніе, которое имѣли въ повседневной жизни. Три, шесть и двѣнадцать луидоровъ, которые она то-и-дѣло ставила, казались ей не деньгами, имѣвшими цѣну сами по себѣ, а какими-то фишками, билетами для входа въ то мѣсто, гдѣ находились знаменитыя сорокъ тысячъ. Посолъ ея мужа, просившій луидоръ для уплаты маленькаго счета, разрушилъ сразу эту иллюзію, часто овладѣвающую приверженцами зеленаго стола. Она понимала, что ему нуженъ не весь луидоръ, но онъ не могъ просить черезъ мальчика нѣсколько крейцеровъ… А что если… о, Боже, неужели это такъ? Ему хотѣлось узнать, остался ли у нея хоть одинъ луидоръ?

Надо его поскорѣй успокоить. Быстрымъ движеніемъ она бросила билетъ крупье, чтобы попросить его размѣнять… но не могла произнести ни слова. Волненіе душило ее…

Знаменитая серія давно уже кончилась, и за той таліей, которую она подрѣзала, послѣдовала другая. Любители оставили себѣ на память кусочки картона, на которыхъ была отмѣчена эта серія, долженствовавшая въ качествѣ курьеза служить долгое время для разсужденій на тему о капризахъ «судьбы».

— Баринъ проситъ всего одинъ луидоръ, — повторилъ служащій, думая, что она не слыхала.

— Конечно, — прошепталъ Semi-ur^[4], — надо платить за лимонадъ…

— И образовать кристаллы, — прибавилъ другой гномъ.

Билетъ, который она собиралась размѣнять, упалъ на черное поле.

— Все? — любезно освѣдомился крупье, привыкшій къ менѣе крупнымъ ставкамъ съ ея стороны.

Она хотѣла объяснить, что бросила билетъ только съ цѣлью размѣнять его, но голосъ ей не повиновался. Она попыталась достать лопаточку, чтобы сдвинуть съ опаснаго мѣста драгоцѣнную бумажку. Но лопаточка была занята другимъ игрокомъ. Когда наконецъ она освободилась, и когда молодая женщина взяла ее дрожащею рукой:

— Tout va au billet!^[20] — вскричалъ крупье, отчаявшись получить какой-либо отвѣтъ. — Rien ne va plus!^[21] — своей лопаточкой онъ отстранилъ лопаточку молодой женщины.

— Pardon, madame, il est trop tard. Le point est connu.^[22]

Дѣйствительно, для первой серіи картъ уже было объявлено «сорокъ». Самая высокая цифра и снова на красномъ.

— Что я говорилъ? Въ настоящую минуту чрезвычайно опасно ставить на черный… Понимаете… Послѣ такой таліи, какъ предыдущая, черный истощился! Теперь будетъ преобладать красный… если только… на этотъ разъ… э… э… Что я вамъ говорилъ?

Въ самомъ дѣлѣ, вторая серія картъ дала тоже «сорокъ». Выигрышъ былъ ничей.

— Этотъ билетъ счастливо спасся, — сказала молодая амстердамка, обращаясь къ толстому почтенному господину, должно быть отцу, «торговавшему кофе и сахаромъ» и рисовавшемуся своимъ отвращеніемъ къ игрѣ. Правда, время отъ времени онъ жертвовалъ парой флориновъ, «о, съ единственной цѣлью позабавиться» и не иначе всякій разъ какъ въ отсутствіе дочерей. Дочери также не играли при отцѣ. Эта семья была полна добродѣтельныхъ принциповъ. Одна изъ дѣвицъ занимала въ эту минуту отца у стола съ trente-et-quarante^[1], чтобы тѣмъ временемъ дать возможность сестрамъ поиграть въ рулетку. Для облегченія себѣ этой скучной обязанности она обратила вниманіе отца на нашу героиню.

— Посмотри, на кого она похожа. Съ нея струится потъ! Ей бы лучше уйти!

Въ самомъ дѣлѣ потъ каплями выступалъ у нея на лбу. Она была блѣдна, какъ смерть. Не знаю, насколько основательно былъ истощенъ черный цвѣтъ, какъ о томъ толковалъ прорицатель, но бѣдная героиня наша была, несомнѣнно, доведена до послѣдней крайности. Она едва сознавала, что творилось вокругъ нея; она слышала лишь какое-то смутное жужжаніе и едва поняла послѣ слова «quarante et quarante après^[23]», что выигрышъ былъ ничей. У нея не хватало сознанія взять назадъ свою ставку. Она была совсѣмъ разбита и навѣрное упала бы, если бы толпа не поддерживала ее.

Прорицатель наконецъ рѣшился рискнуть… это былъ его первый смѣлый шагъ за день…

— Вотъ уже тридцать лѣтъ, какъ я слѣжу за игрой, — сообщилъ онъ присутствующимъ, — и я постоянно замѣчалъ, что…

Короче говоря, по той или иной причинѣ, но онъ рѣшилъ поставить цѣлыхъ два флорина. Эта было очень деликатно съ его стороны. Онъ, которому, благодаря его знанію тайнъ зеленаго стола, только и оставалось что загребать деньги, — онъ довольствуется минимальной ставкой. Благородная личность не хотѣла, очевидно, сорвать банкъ.

— Это вѣрный выигрышъ… только бы…

— Rouge perd!^[13]

— Проклятіе! Это только со мною и бываетъ! Надо же ухитриться, чтобы такъ не везло! Посмотрите, сударь! Взгляните, сударыня! Я, безошибочно предсказавшій всѣ выигрыши, и вдругъ въ первый же разъ, что играю самъ… Боже, какой ударъ! Взгляните, пожалуйста… взгляните, сударыня!

Съ помощью полдюжины просверленныхъ кусочковъ картона онъ доказывалъ, что по всѣмъ законамъ божескимъ и человѣческимъ этотъ выигрышъ долженъ бы принадлежать ему…

На черномъ полѣ лежало теперь два билета по тысячѣ франковъ. Обладательница этой ставки, повидимому не знала, что эти деньги принадлежатъ ей…

— Rouge perd!^[13]

Къ двумъ билетамъ присоединилось еще два.

— Я бы скорѣй взяла ихъ, — сказала амстердамка. — Видишь ли папа, если она снова ихъ потеряетъ, то у нея уже ничего не останется, и это будетъ ея вина.

Вѣрно. Но она ихъ не потеряла. Къ выигрышу присоединилось еще четыре билета. Теперь ихъ было восемь… максимальная ставка на simple chance^[24]. Черный выигралъ еще четыре раза, и съ каждымъ разомъ состояніе молодой женщины все увеличивалось.

— Сколько здѣсь теперь билетовъ? — пробормотала она, словно просыпаясь отъ мучительнаго сна.

— Сорокъ, сударыня, отвѣчалъ крупье. — Угодно вамъ взять ихъ?

— О, Боже, благодарю тебя! Да, да, давайте ихъ всѣ сорокъ. Сорокъ… О, Боже, благодарю тебя!

Эти слова были произнесены по-голландски, такъ какъ она была голландка, и отъ радости позабыла всѣ языки кромѣ того, на которомъ съ такимъ жаромъ молила о счастливомъ исходѣ.

— Гм… Богъ тутъ не причемъ, — сказалъ Semi-ur^[4]. — Это сдѣлалъ лимонадъ. Если бы мужъ не прислалъ за луидоромъ…

Крупье любезно улыбнулся ей. Видимо, онъ былъ доволенъ, выплачивая ей такую большую сумму. Онъ сгребъ билеты лопаточкой и въ восемь пріемовъ передвинулъ ей шуршавшее сокровище. Она схватила ихъ, смяла въ безформенный комокъ и, слегка расталкивая присутствовующихъ, бросилась къ выходу.

— Что съ вами! Вы свалите меня съ ногъ! — воскликнула ея соотечественница болѣе рѣзкимъ тономъ, чѣмъ того заслуживалъ полученный ею легкій толчекъ. — Что съ ней? И на какомъ вульгарномъ нарѣчіи она говоритъ! Богъ знаетъ, изъ какого грязнаго квартала она родомъ! Быть можетъ изъ Bois-le-Duc^[25] или изъ Девентера? Ей-Богу жаль такихъ большихъ денегъ! Что она съ ними сдѣлаетъ!

— Very nice, indeed^[26], — сказалъ про себя лордъ Ci-devant^[6], и въ первый разъ я увидѣлъ на его лицѣ нѣчто въ родѣ изумленія.

— А я-то былъ увѣренъ, что черный цвѣтъ истощился, — простоналъ нашъ прорицатель. Но вслѣдъ за этимъ онъ тотчасъ же объяснилъ, почему въ тѣхъ случаяхъ, когда черный цвѣтъ подходитъ къ концу… если принять въ соображеніе… словомъ, онъ все предвидѣлъ и, конечно, игралъ бы на черный, если бы не…

— Zu kolossal!^[16] — сказалъ Фридрихъ Плумпъ.

— Лимонадъ, — проговорилъ Semi-ur^[4].

— Кристаллизація, — подтвердилъ маленькій кристаллизаторъ.

«Все во всемъ!» — ликовала на всѣ лады моя свита гномовъ.

Въ общее ликованіе вмѣшалась и музыка: «Heil dir im Siegeskranz!^[27]» Въ первый разъ въ жизни я съ удовольствіемъ слушалъ этотъ жалобный мотивъ.

Я послѣдовалъ за моей героиней. Я вмѣстѣ съ нею страдалъ и хотѣлъ насладиться ея торжествомъ. Не имѣлъ ли я на это права?

Мужъ ея сидѣлъ все на томъ же мѣстѣ, гдѣ мы покинули его часъ тому назадъ. Она подбѣжала къ нему, бросила на столъ завоеванное сокровище и крѣпко его поцѣловала.

— Спасены, спасены! Вотъ деньги, всѣ сорокъ тысячъ! Сочти ихъ… О, Боже мой, спасены! О, Боже мой, благодарю тебя! А теперь… Никогда больше нога моя не будетъ въ этомъ ужасномъ аду!

— Гм! Она не очень благодарна, — сказалъ Semi-ur^[4]. — Смотрите, она опрокидываетъ тотъ самый стаканъ лимонаду, который сдѣлалъ ей столько добра! До чего люди глупы! Вотъ что значитъ не умѣть связать причину со слѣдствіемъ… какъ глупо!

— Она храбро боролась за свое золотое руно, — замѣтилъ я.

— Возможно, но она завоевала его лишь тогда, когда уже бросила бороться. Она упала духомъ и опустила руки. Она не могла уже двигаться. Что вышло бы изъ ея героизма безъ этого лимонада?

— Это правда! Но скажите, зачѣмъ вы заставили меня озаглавить предшествующую главу «одинъ на семь»?

— Очень просто… ваша госпожа Язонъ, желавшая на пять билетовъ выиграть тридцать пять, должна была одолѣть семь враговъ. Это удается одинъ разъ на восемь… мы гномы ведемъ этому счетъ. Когда же у нея остался всего одинъ билетъ, то это былъ одинъ шансъ на тридцать девять. Она выиграла, но если бы кто другой захотѣлъ попытать вслѣдъ за нею что-либо подобное, не долженъ надѣяться на успѣхъ!

Скажите ей это, если вы когда-либо ее увидите. Или лучше разскажите эту исторію въ вашихъ очеркахъ… еще одинъ случай кристаллизаціи…

Примѣчанія

1. фр. trente-et-quarante — карточная игра «тридцать и сорокъ»
2. фр. Rouge gagne — красное выигрываетъ.
3. фр. Rouge — красный
4. фр.
5. фр. Et trente points — и тридцать очковъ.
6. фр. Ci-devant — бывшій.
7. фр. O, fortune, à ton caprice — О Фортуна, твоему капризу…
8. Изъ оперы Дж. Мейербера «Робертъ-Дьяволъ».
9. фр. tiens, je livre mon destin — …я ввѣряю свою судьбу.
10. фр. L’or n’est qu’une chimère! — Золото — всего лишь химера.
11. фр.
12. фр.
13. фр. Rouge perd — красное проигрываетъ.
14. фр. Et viens diriger ma main! — и води моей рукой.
15. фр.
16. нѣм. Zu kolossal — слишком колоссально.
17. нѣм. Grossartig! Kolossal! — Грандиозно! Колоссально!
18. фр. nil admirari — ничему не удивляйся.
19. фр. madame — мадамъ
20. фр.
21. фр. Rien ne va plus! — Больше ставокъ нѣтъ!
22. фр.
23. фр.
24. фр.
25. фр. Bois-le-Duc — Хертогенбосъ
26. англ. Very nice, indeed — Очень хорошо, конечно
27. нѣм. Heil dir im Siegeskranz — Славься ты въ вѣнцѣ побѣдномъ.