Декамерон (Боккаччо; Трубачёв)/1898 (ДО)/Шестой день/Вступление

[333]
Шестой день.

Кончается пятый день Декамерона и начинается шестой, въ которомъ, подъ управленіемъ Элизы, ведутся разсказы о тѣхъ, что, задѣтые какой-ливо шуткой, даютъ отпоръ или избѣгаютъ быстрымъ ответомъ, либо своею находчивостью грозящей гибели, бѣды или позора.

Находясь посреди небосклона, луна уже утратила свой блескъ, и каждый уголокъ въ нашей области озарился лучами разсвѣта, когда королева, вставъ съ ложа, велѣла будить остальныхъ; затѣмъ всѣ разбрелись потихоньку отъ прохладнаго бассейна по росистой травѣ. Они удалились, толкуя о всякихъ предметахъ и споря, какая новелла была лучше, какая хуже другихъ; при этомъ приводилось еще множество разныхъ примѣровъ, и всѣ снова смѣялись до тѣхъ поръ, пока солнце совсѣмъ не поднялось и не начало припекать. Тогда всѣмъ показалось, что пора возвратиться домой. Они повернули назадъ и пришли къ фонтану.

Здѣсь уже были разставлены столы и все усыпано душистыми травами и цвѣтами. Пока зной не усилился, общество, по приказанію королевы, сѣло кушать. Весело покончивъ съ этимъ, прежде чѣмъ перейти къ дальнѣйшему, они пропѣли нѣсколько красивыхъ и игривыхъ пѣсенокъ, а затѣмъ кто отправился спать, кто играть въ шахматы, кто — въ шашки. Діонео спѣлъ съ Лауреттой о Троилѣ и Хризеидѣ. Но наступила пора возвратиться къ бесѣдѣ и, по призыву королевы, всѣ, какъ водилось, усѣлись въ кружокъ у фонтана.

Королева уже хотѣла приказать начать первую новеллу, когда случилось нѣчто неожиданное: всѣ, начиная съ нея самой, услыхали сильный шумъ, производившійся на кухнѣ слугами и экономами. Тотчасъ былъ призванъ сенешаль и спрошенъ, кто нарушаетъ тишину и изъ-за чего этотъ шумъ. Онъ отвѣчалъ, что это возникъ споръ между Личиской и Тиндаро; предмета спора онъ, однако, не знаетъ: только-что подошелъ онъ къ нимъ, чтобы ихъ успокоитъ, какъ королева позвала его. Та приказала немедленно привести и Личиску, и Тиндаро. Когда они явились, королева спросила, что дало поводъ къ нхъ разногласію. Тиндаро [334]хотѣлъ уже отвѣтить, но Личиска, довольно таки обидчивая старушонка и вдобавокъ разгоряченная споромъ, обратилась къ нему съ злымъ лицомъ и сказала:

— Глядите, какой дуралей, желаетъ говорить первымъ, когда я тутъ. Пусти меня!

И, обратившись затѣмъ къ королевѣ, сказала:

— Сударыня, этотъ простофиля хочетъ разсказывать мнѣ про жену Сикофанта, какъ будто я не знаю ея, и желаетъ увѣрить меня, что въ первую же ночь, которую Сикофантъ провелъ съ ней, Палица силой ворвался въ ущелье Черногоріи, съ большимъ кровопролитіемъ; а я говорю, неправда: напротивъ, онъ вступилъ безпрепятственно и къ великому удовольствію внутрь страны; онъ, болванъ, воображаетъ, будто дѣвушки такъ глупы, что теряютъ свое время, ожидая родительскаго и братняго благословенія, которое изъ семи разъ шесть запаздываетъ при ихъ замужествѣ года на три. Куда бы онѣ, братъ, годились, если бы такъ мѣшкали! Клянусь вамъ (а ужь я хорошо знаю, когда клянусь), изъ моихъ сосѣдокъ ни одна еще не вышла замужъ непорочной. Да и выйдя замужъ, знаю я, сколько разныхъ штучекъ продѣлываютъ онѣ надъ мужьями, и этотъ олухъ хочетъ наставлять меня насчетъ женщинъ, какъ будто я вчера родилась.

Пока Личиска говорила, всѣ дамы до того заливались смѣхомъ, что у нихъ можно было бы повырывать всѣ зубы, и хоть королева шесть разъ призывала къ молчанью, но ничто не помогало: старуха не успокоилась, пока не сказала всего, что хотѣла.

Остановивъ, наконецъ, краснорѣчіе Личиски, королева, смѣясь, обратилась къ Діонео и сказала ему:

— Діонео, эта задача возлагается на тебя; когда наши разсказы окончатся, ты дашь ей окончательное разрѣшеніе.

— Государыня, — тотчасъ отвѣтилъ Діонео, — заключеніе можно постановить и не выслушивая ничего болѣе. Я утверждаю, что Личиска права, и вѣрю всему, что она говоритъ, а Тиндаро — простофиля.

Услыхавъ это, Личиска начала смѣяться и, обратившись къ Тиндаро, сказала:

— Я говорила тебѣ. Ну, и ступай теперь съ Богомъ! Ты хочешь знать больше меня, когда у тебя и глаза-то еще не вылупились, какъ слѣдуетъ а я, благодаря Господу, не даромъ прожила на свѣтѣ!

Если бы королева, сдѣлавъ сердитое лицо, не приказала ей замолчать, не говорить больше ни слова и не затѣвать споровъ, если и она не хочетъ быть высѣченной, и не отослала бы Личиски и Тиндаро, то ей ничего не пришлось бы сегодня дѣлать иного, какъ слушать старуху. Когда слуги ушли, королева приказала Филоменѣ положить начало разсказамъ, и та охотно это сдѣлала.