хотѣлъ уже отвѣтить, но Личиска, довольно таки обидчивая старушонка и вдобавокъ разгоряченная споромъ, обратилась къ нему съ злымъ лицомъ и сказала:
— Глядите, какой дуралей, желаетъ говорить первымъ, когда я тутъ. Пусти меня!
И, обратившись затѣмъ къ королевѣ, сказала:
— Сударыня, этотъ простофиля хочетъ разсказывать мнѣ про жену Сикофанта, какъ будто я не знаю ея, и желаетъ увѣрить меня, что въ первую же ночь, которую Сикофантъ провелъ съ ней, Палица силой ворвался въ ущелье Черногоріи, съ большимъ кровопролитіемъ; а я говорю, неправда: напротивъ, онъ вступилъ безпрепятственно и къ великому удовольствію внутрь страны; онъ, болванъ, воображаетъ, будто дѣвушки такъ глупы, что теряютъ свое время, ожидая родительскаго и братняго благословенія, которое изъ семи разъ шесть запаздываетъ при ихъ замужествѣ года на три. Куда бы онѣ, братъ, годились, если бы такъ мѣшкали! Клянусь вамъ (а ужь я хорошо знаю, когда клянусь), изъ моихъ сосѣдокъ ни одна еще не вышла замужъ непорочной. Да и выйдя замужъ, знаю я, сколько разныхъ штучекъ продѣлываютъ онѣ надъ мужьями, и этотъ олухъ хочетъ наставлять меня насчетъ женщинъ, какъ будто я вчера родилась.
Пока Личиска говорила, всѣ дамы до того заливались смѣхомъ, что у нихъ можно было бы повырывать всѣ зубы, и хоть королева шесть разъ призывала къ молчанью, но ничто не помогало: старуха не успокоилась, пока не сказала всего, что хотѣла.
Остановивъ, наконецъ, краснорѣчіе Личиски, королева, смѣясь, обратилась къ Діонео и сказала ему:
— Діонео, эта задача возлагается на тебя; когда наши разсказы окончатся, ты дашь ей окончательное разрѣшеніе.
— Государыня, — тотчасъ отвѣтилъ Діонео, — заключеніе можно постановить и не выслушивая ничего болѣе. Я утверждаю, что Личиска права, и вѣрю всему, что она говоритъ, а Тиндаро — простофиля.
Услыхавъ это, Личиска начала смѣяться и, обратившись къ Тиндаро, сказала:
— Я говорила тебѣ. Ну, и ступай теперь съ Богомъ! Ты хочешь знать больше меня, когда у тебя и глаза-то еще не вылупились, какъ слѣдуетъ а я, благодаря Господу, не даромъ прожила на свѣтѣ!
Если бы королева, сдѣлавъ сердитое лицо, не приказала ей замолчать, не говорить больше ни слова и не затѣвать споровъ, если и она не хочетъ быть высѣченной, и не отослала бы Личиски и Тиндаро, то ей ничего не пришлось бы сегодня дѣлать иного, какъ слушать старуху. Когда слуги ушли, королева приказала Филоменѣ положить начало разсказамъ, и та охотно это сдѣлала.
