Декамерон (Боккаччо; Трубачёв)/1898 (ДО)/Четвёртый день/Новелла VII

[253]
НОВЕЛЛА VII.
Запоздалое оправданіе.

Симона любитъ Пасквино. Во время прогулки въ саду Пасквино натираетъ себѣ зубы листьями шалфея и умираетъ. Арестованная Симона, желая показать судьѣ, какъ погибъ Пасквино, натираетъ себѣ зубы тѣми же листьями и также умираетъ.

 

Не проявивъ никакого состраданія къ Андреолѣ, король, лишь только Памфило окончилъ свою повѣсть, сдѣлалъ знакъ Эмиліи, показывая ей, что онъ возлагаетъ на нее очередь дальнѣйшаго повѣствованія. Та немедленно начала свой разсказъ такъ:

— Дорогія подруги! Новелла Памфило навела меня на мысль разсказать вамъ исторію, схожую съ нею въ томъ отношеніи, что какъ тутъ, такъ и тамъ, дѣвушка теряетъ своего возлюбленнаго, будучи съ нимъ въ саду; и въ моей исторіи дѣвушку арестуютъ но подозрѣнію въ убійствѣ, но не силою и добродѣтелью освобождается отъ суда, а собственною смертью. У насъ уже говорилось, что Амуръ посѣщаетъ по преимуществу обители знатныхъ и богатыхъ, однако, онъ заглядываетъ и въ хижинки бѣдняковъ, которые такъ же трепещутъ подъ его властью, какъ и знатнѣйшіе господа, Все это, если не вполнѣ, то въ достаточной мѣрѣ будетъ показано въ моей повѣсти; приступая къ ней, я возвращаюсь въ нашъ родной городъ, отъ котораго мы успѣли ужасно далеко уѣхать въ нашихъ исторіяхъ, происходившихъ чуть ли не во всѣхъ частяхъ свѣта.

  [254] 

Итакъ, нѣсколько времени тому назадъ, во Флоренціи жила молодая дѣвушка, дочь небогатаго человѣка, очень милая и хорошенькая, при всей скромности своего происхожденія. Звали ее Симоною. Ей приходилось снискивать себѣ хлѣбъ насущный трудами рукъ своихъ; она занималась пряденіемъ шерсти. Но ея бѣдность не распространялась на ея сердце, которое было богато одарено способностью любить. Амуръ вступилъ въ ея мысли съ сладкими словами и взглядами одного юноши, одинаковаго съ нею происхожденія. Онъ занимался раздачею шерсти для пряжи, и Симона получала черезъ него свою работу; тутъ-то онъ и проявилъ свою склонность къ ней и желаніе понравиться. Но дѣвушка, наполнивъ свое сердечко образомъ этого юноши, котораго звали Пасквино, несмотря на весь пылъ свой, не рѣшалась выказать ему свою любовь. Сидя за работою, она тяжко вздыхала надъ каждымъ клочкомъ шерсти, надъ каждою выпряденною ниткою, вспоминая юношу, приносившаго ей эту шерсть. Съ своей стороны и Пасквино, радѣя объ интересахъ хозяина и желая, чтобы у него была пряжа наилучшей работы, старался давать, какъ можно больше матеріала Симонѣ, словно все тканье должно было состоять изъ одной только ея пряжи. Итакъ, одинъ искалъ любви, а другая только того и хотѣла, чтобы искали ея любви; одинъ становился все болѣе и болѣе смѣлъ, а другая все болѣе и болѣе отгоняла страхъ и смущеніе. Оба, наконецъ, сошлись въ исполненіи обоюдныхъ пламенныхъ желаній. Они были такъ очарованы своимъ взаимнымъ счастьемъ, что имъ не приходилось ждать, пока одинъ позоветъ другого къ наслажденію, а оба наперерывъ къ тому стремились. Такъ росла ихъ любовь со-дня-на-день, все болѣе и болѣе разгораясь.

И вотъ однажды случилось, что Пасквино попросилъ Симону, чтобы она непремѣнно постаралась придти въ одинъ садъ: тамъ они могли быть вмѣстѣ на свободѣ, почти внѣ всякихъ подозрѣній. Симона согласилась, и въ воскресенье послѣ обѣда отпросилась у отца, сказавъ, что пойдетъ въ церковь, а сама вмѣстѣ съ одною подругою, которую звали Ладжина, отправилась въ тотъ садъ, куда ее звалъ Пасквино. Тотъ пришелъ въ садъ, захвативъ съ собою пріятеля, Пуччино, но прозванію Страмба. И такъ какъ между Страмбою и Ладжиною тоже начиналась своя любовная исторія, то обѣ парочки разбрелись по разнымъ уголкамъ сада. Въ той части сада, гдѣ были Пасквино и Симона, росъ большой и очень красивый кустъ шалфея; около него влюбленные и усѣлись, долго наслаждаясь взаимными ласками и разговаривая о прогулкѣ съ закускою, которую намѣревались устроить въ этомъ саду. Во время этого разговора Пасквино повернулся къ кусту шалфея, сорвалъ съ него листъ и сталъ имъ тереть себѣ зубы и десны, увѣряя, что шалфей очень хорошо очищаетъ зубы отъ остатковъ пищи. Потомъ они опять заговорили о своей увеселительной прогулкѣ. И вдругъ Пасквино началъ замѣтно мѣняться въ лицѣ, затѣмъ слѣпнуть, потомъ у него отнялся языкъ, а еще черезъ нѣкоторое время онъ испустилъ духъ. Видя это, Симона подняла плачъ и крикъ и стала звать на помощь Страмбу и Ладжину. Тѣ тотчасъ прибѣжали, и Страмба, видя, что Пасквино не только мертвъ, но весь распухъ и покрылся черными пятнами по лицу и тѣлу, тотчасъ закричалъ на Симону:

— Это ты, злодѣйка, отравила его! На шумъ и крикъ сбѣжался весь пародъ, бывшій въ то время въ саду; слыша, какъ Страмба кричитъ на Симону, обвиняя ее въ томъ, [255]что она отравила его, а Симона, пораженная внезапною смертью любовника, рыдаетъ внѣ себя отъ горя, всѣ порѣшили, что Страмба говорить правду. Поэтому рыдавшую Симону схватили и отвели во дворецъ подеста [1]. Тутъ ее въ одинъ голосъ стали обвинять Страмба и сбѣжавшіеся пріятели его, Аттичато и Маладжеволе, такъ что судья тотчасъ приступилъ къ ея допросу. Но онъ не могъ себѣ уяснить, какое злое намѣреніе могло руководить въ этомъ случаѣ дѣвушкою; ничего не понимая изъ ея словъ и объясненій, онъ захотѣлъ видѣть мертвое тѣло и на мѣстѣ разспросить ее, какъ было дѣло. Онъ приказалъ отвести ее туда, гдѣ все еще лежало тѣло Пасквино, вспухшее и отекшее, какъ бочка. Судья съ удивленіемъ смотрѣлъ на этотъ трупъ и сталъ ее разспрашивать, какъ было дѣло. Дѣвушка, подойдя къ кусту шалфея и разсказавъ все предшествовавшее для того, чтобы показать во всей подробности, на дѣлѣ, какъ все произошло, повторила то, чтб сдѣлалъ Пасквили: сорвала листъ шалфея и стала имъ натирать зубы. Въ то время, какъ она говорила это и показывала, Страмба, Аттичато, а также другіе друзья и знакомые Пасквино глумились надъ нею и старались увѣрить судью, что все это однѣ пустыя отговорки и что она должна быть осуждена, какъ убійца, что ее надо по меньшей мѣрѣ сжечь живою за ея злодѣйство: бѣдняжка стояла, терзаемая горемъ, причиненнымъ смертью любовника и страхомъ передъ казнью, которой требовалъ Страмба. И вотъ скоро послѣ того, какъ Симона натерла зубы шалфеемъ, она вдругъ упала на то самое мѣсто, гдѣ передъ тѣмъ скончался Пасквино, къ великому изумленію всѣхъ при этомъ присутствовавшихъ. О, счастливыя души, которымъ въ одинъ и тотъ же день довелось извѣдать пылъ любви и покончить земную жизнь! Еще болѣе счастливы, если оба пойдутъ въ загробную жизнь неразлучно, и сто кратъ счастливы, если тамъ будутъ такъ же любить другъ друга, какъ любили здѣсь!

По нашему мнѣнію, — мнѣнію людей, пережившихъ Симону, счастлива душа ея! Судьба не дала ей пасть подъ обвиненіями подлѣйшихъ изъ людей — Страмбы, Аттичато и Маладжеволе; она нашла себѣ оправданіе въ этой честной смерти, которая повела ея душу вслѣдъ за отлетѣвшею душою ея возлюбленнаго Пасквино!

Судья, совершенно опѣшившій при видѣ всего происшедшаго, равно какъ и всѣ другіе свидѣтели происшествія, очень долго стоялъ молча, не зная, что сказать. Прійдя, наконецъ, въ себя, онъ сказалъ:

— Этотъ кустъ, навѣрное, обладаетъ какими-нибудь особенными ядовитыми свойствами, потому что, вообще, шалфей безвреденъ. А для того, чтобы онъ не могъ болѣе наносить никому вреда, надо его вырыть съ корнями и сжечь.

Сторожъ, присматривавшій за садомъ, все это и сдѣлалъ въ присутствіи судьи; но не успѣли еще вырыть куста, какъ причина смерти обоихъ этихъ несчастныхъ уже обнаружилась: подъ кустомъ шалфея сидѣла громадныхъ размѣровъ жаба [2], ядъ которой и проникъ въ растеніе. [256]Никто изъ присутствовавшихъ не осмѣлился приблизиться къ этой жабѣ; поэтому на нее накидали большую кучу сухого дерева и сожгли вмѣстѣ съ шалфеемъ.

Такъ-то несчастливо окончился судъ по поводу смерти бѣднаго Пасквино. Его тѣло, вмѣстѣ съ тѣломъ его милой Симоны, въ сопровожденіи Страмбы, Аттичато, Гуччо Имбратта и Маладжеволо было отнесено въ церковь св. Павла, которой покойные были прихожанами, и тамъ предано землѣ.

Примѣчанія

править
  1. Podesta — такъ въ средніе века назывались правители, нѣчто вродѣ административныхъ судей, существовавшихъ въ нѣкоторыхъ городахъ Италіи.
  2. Шалфей — одна изъ популярнѣйшихъ травъ въ народныхъ сказаніяхъ южной Европы. Въ Пьемонтѣ существуетъ повѣрье, что если шалфей посадить на кучу навоза, то подъ его корнями родится какое-то весьма ядовитое животное; многіе думаютъ, что въ каждомъ большомъ листѣ шалфея сидитъ маленькая жаба. На этихъ повѣрьяхъ и основанъ разсказъ Боккаччіо.