что она отравила его, а Симона, пораженная внезапною смертью любовника, рыдаетъ внѣ себя отъ горя, всѣ порѣшили, что Страмба говорить правду. Поэтому рыдавшую Симону схватили и отвели во дворецъ подеста [1]. Тутъ ее въ одинъ голосъ стали обвинять Страмба и сбѣжавшіеся пріятели его, Аттичато и Маладжеволе, такъ что судья тотчасъ приступилъ къ ея допросу. Но онъ не могъ себѣ уяснить, какое злое намѣреніе могло руководить въ этомъ случаѣ дѣвушкою; ничего не понимая изъ ея словъ и объясненій, онъ захотѣлъ видѣть мертвое тѣло и на мѣстѣ разспросить ее, какъ было дѣло. Онъ приказалъ отвести ее туда, гдѣ все еще лежало тѣло Пасквино, вспухшее и отекшее, какъ бочка. Судья съ удивленіемъ смотрѣлъ на этотъ трупъ и сталъ ее разспрашивать, какъ было дѣло. Дѣвушка, подойдя къ кусту шалфея и разсказавъ все предшествовавшее для того, чтобы показать во всей подробности, на дѣлѣ, какъ все произошло, повторила то, чтб сдѣлалъ Пасквили: сорвала листъ шалфея и стала имъ натирать зубы. Въ то время, какъ она говорила это и показывала, Страмба, Аттичато, а также другіе друзья и знакомые Пасквино глумились надъ нею и старались увѣрить судью, что все это однѣ пустыя отговорки и что она должна быть осуждена, какъ убійца, что ее надо по меньшей мѣрѣ сжечь живою за ея злодѣйство: бѣдняжка стояла, терзаемая горемъ, причиненнымъ смертью любовника и страхомъ передъ казнью, которой требовалъ Страмба. И вотъ скоро послѣ того, какъ Симона натерла зубы шалфеемъ, она вдругъ упала на то самое мѣсто, гдѣ передъ тѣмъ скончался Пасквино, къ великому изумленію всѣхъ при этомъ присутствовавшихъ. О, счастливыя души, которымъ въ одинъ и тотъ же день довелось извѣдать пылъ любви и покончить земную жизнь! Еще болѣе счастливы, если оба пойдутъ въ загробную жизнь неразлучно, и сто кратъ счастливы, если тамъ будутъ такъ же любить другъ друга, какъ любили здѣсь!
По нашему мнѣнію, — мнѣнію людей, пережившихъ Симону, счастлива душа ея! Судьба не дала ей пасть подъ обвиненіями подлѣйшихъ изъ людей — Страмбы, Аттичато и Маладжеволе; она нашла себѣ оправданіе въ этой честной смерти, которая повела ея душу вслѣдъ за отлетѣвшею душою ея возлюбленнаго Пасквино!
Судья, совершенно опѣшившій при видѣ всего происшедшаго, равно какъ и всѣ другіе свидѣтели происшествія, очень долго стоялъ молча, не зная, что сказать. Прійдя, наконецъ, въ себя, онъ сказалъ:
— Этотъ кустъ, навѣрное, обладаетъ какими-нибудь особенными ядовитыми свойствами, потому что, вообще, шалфей безвреденъ. А для того, чтобы онъ не могъ болѣе наносить никому вреда, надо его вырыть съ корнями и сжечь.
Сторожъ, присматривавшій за садомъ, все это и сдѣлалъ въ присутствіи судьи; но не успѣли еще вырыть куста, какъ причина смерти обоихъ этихъ несчастныхъ уже обнаружилась: подъ кустомъ шалфея сидѣла громадныхъ размѣровъ жаба [2], ядъ которой и проникъ въ растеніе.
- ↑ Podesta — такъ въ средніе века назывались правители, нѣчто вродѣ административныхъ судей, существовавшихъ въ нѣкоторыхъ городахъ Италіи.
- ↑ Шалфей — одна изъ популярнѣйшихъ травъ въ народныхъ сказаніяхъ южной Европы. Въ Пьемонтѣ существуетъ повѣрье, что если шалфей посадить на кучу навоза, то подъ его корнями родится какое-то весьма ядовитое животное; многіе думаютъ, что въ каждомъ большомъ листѣ шалфея сидитъ маленькая жаба. На этихъ повѣрьяхъ и основанъ разсказъ Боккаччіо.
