Еврей Авраамь, по настоянію Джанотто Чивиньи, отправляется къ папскому двору въ Римъ. Увидевъ тамъ распущенность духовенства, онъ возвращается въ Парижъ и принимаетъ христіанство.
Дамы похвалили разсказъ Памфило, по временамъ вызывавшій у нихъ веселый смѣхъ. Когда внимательно выслушанный разсказъ былъ оконченъ, королева обратилась къ Неифиле, сидѣвшей рядомъ съ Памфило, и повелѣла ей начинать новый разсказъ, согласно установленной очереди. Эта дама, блиставшая красотою и отличавшаяся пріятными манерами, весело изъявила свое полное согласіе и начала такъ:
— Памфило въ своемъ повѣствованіи показалъ намъ, что милосердіе Господне не вмѣняетъ намъ заблужденій нашихъ, когда они проистекаютъ изъ скрытыхъ отъ насъ причинъ; я же въ своемъ разсказѣ хочу показать, какъ то же милосердіе съ долготерпѣніемъ переноситъ порочность людей, которые, будучи обязаны своими дѣлами и словами служить ему явнымъ свидѣтельствомъ, совершаютъ какъ разъ обратное. Этимъ путемъ Господь преподаетъ незыблемое доказательство Своей благости и побуждаетъ насъ съ большею твердостью духа слѣдовать тому, чему мы вѣруемъ.
Слыхала я, дорогіе мои, такой разсказъ. Нѣкогда жилъ въ Парижѣ крупный торговецъ и хорошій человѣкъ, по имени Джанотто Чивиньи. Былъ онъ очень честенъ и прямодушенъ и велъ обширную торговлю суконнымъ товаромъ. Онъ былъ въ тѣсной дружбѣ съ однимъ богатѣйшимъ евреемъ, по имени Авраамомъ; онъ тоже занимался торговлею и быть человѣкъ прямой и честный. Видя добрыя качества друга, Джанотто весьма печалился, что душа такого человѣка, по неправотѣ его вѣры, должна быть обречена на гибель. Вотъ и началъ онъ его дружески убѣждать покинуть заблужденія іудейской вѣры и обратиться къ истинамъ христіанства, которое, какъ тотъ и самъ могъ видѣть, все болѣе и болѣе распространялось и процвѣтало, именно, по причинѣ его святости, тогда какъ іудейство, напротивъ, падало и угасало. Еврей отвѣчалъ, что не знаетъ другой вѣры, которая была бы-такъ полна святости и истины, какъ іудейская; что онъ въ этой вѣрѣ родился, въ ней намѣренъ жить и умереть, и что нѣтъ такой силы, которая его заставила бы измѣнить своей вѣрѣ. Джанотто этимъ не смущался. Спустя нѣсколько дней, онъ снова приступилъ къ нему съ убѣжденіями, стараясь показать ему въ самыхъ грубыхъ доводахъ, которыми такъ хорошо умѣютъ владѣть купцы, въ какомъ отношеніи наша вѣра лучше іудейской. Еврей былъ большимъ знатокомъ своего вѣроученія; однако, по дружбѣ ли, которую онъ питалъ къ Джанотто, или потому, что слова убѣжденія были внушены этому простоватому человѣку самимъ Духомъ Святымъ, только мало-по-малу онъ сталъ склоняться на доводы друга, хотя и продолжалъ упорствовать въ своей вѣрѣ. Но чѣмъ болѣе онъ противился, тѣмъ настойчивѣе дѣлался Джанотто. Наконецъ, еврей, побѣждённый этою настойчивостью, сказалъ ему:
— Ну, Джанотто, ты хочешь, чтобы я обратился въ христіанство; я и самъ отъ этого не прочь. Только прежде всего я хочу отправиться въ Римъ и тамъ видѣть того, кого ты называешь намѣстникомъ Божіимъ на землѣ, посмотрѣть на его дѣла и жизнь, а также взглянуть и на братьевъ его, кардиналовъ. И если они мнѣ представятся въ такомъ видѣ, что и по нимъ также, какъ по твоимъ словамъ, мнѣ станетъ, яснымъ, что ваша вѣра лучше нашей, я исполню обѣщанное. А если нѣтъ, — останусь, какъ былъ, іудеемъ!
Услыхавъ такое рѣшеніе, Джанотто глубоко опечалился и подумалъ про себя: «Пронали всѣ мои труды, исчезли всѣ надежды на его обращеніе. Поѣдетъ онъ въ Римъ, увидитъ тамъ своими глазами, какую гнусную и злодѣйскую жизнь ведетъ католическое духовенство, такъ не только не захочетъ обратиться въ христіанство, а, если бы уже былъ обращенъ, то вновь вернулся бы въ іудейство». И, обратясь къ Аврааму, онъ сказалъ:
— Другъ, охота тебѣ пускаться въ такой дальній и тяжелый путь; близко ли отсюда до Рима? И сколько такому богатому человѣку, какъ ты, грозитъ опасностей и на морѣ, и на землѣ? Развѣ здѣсь ты не можешь найти, кто окрестилъ бы тебя? А если у тебя есть какія-нибудь сомнѣнія насчетъ вѣры, которую я тебѣ изъяснялъ, то гдѣ же, какъ не здѣсь, найдешь ты столькихъ ученыхъ и умныхъ людей, которые могутъ дать тебѣ всякія разъясненія? По моему, твое путешествіе совсѣмъ напрасная затѣя. Подумай: вѣдь прелатовъ ты можешь и здѣсь видѣть такихъ же, какъ и тамъ, даже болѣе благочестивыхъ, потому что они окружаютъ верховнаго пастыря. Побереги лучше свои силы до другого раза, когда, предпримешь какое-нибудь странствованіе ко святымъ мѣстамъ, въ которое и я, пожалуй, отправлюсь вмѣстѣ съ тобою.
— Я вѣрю, Джанотто, — отвѣчалъ на это еврей, — что все, сказанное тобою, совершенно справедливо. Но, если ты хочешь, чтобы, я сдѣлалъ, о чемъ ты хлопочешь, то скажу тебѣ кратко, въ двухъ словахъ: — я долженъ ѣхать; иначе ничего не сдѣлаю!
Джанотто, видя, что рѣшеніе Авраама твердо, сказалъ ему:
— Ну, поѣзжай, добраго тебѣ пути!
При этомъ Джанотто рѣшилъ про себя, что не бывать еврею христіаниномъ, если отправится къ папскому двору; но ничего не теряя отъ этого, онъ успокоился.
Еврей сѣлъ на коня и поспѣшилъ въ Римъ; здѣсь его съ почетомъ встрѣтили собратья евреи. Онъ никому не открылъ, зачѣмъ туда прибылъ, а самъ втайнѣ наблюдалъ жизнь папы, прелатовъ, кардиналовъ и всего папскаго двора. Какъ человѣкъ примѣтливый, онъ самъ многое видѣлъ и слышалъ отъ другихъ. Изъ всего узнаннаго для него выяснилось, что всѣ они отъ мала до велика предаются отъявленному распутству, и не только въ натуральномъ, но и въ содомскомъ видѣ, не стѣсняясь и не обуздывая себя никакими угрызеніями совѣсти. Онъ видѣлъ, что всѣ они обжоры, пьяницы, влачащіе чисто животное существованіе и знать ничего не знающіе, кромѣ распутства и чревоугодничества. Затѣмъ онъ убѣдился въ ихъ скупости и жадности къ деньгамъ; они готовы были продать и купить за деньги, что угодно, начиная отъ человѣческой, хотя бы даже и христіанской крови, и кончая божественною благодатью и таинствами; все это было у нихъ предметомъ торговли, которая велась едва ли не шире, чѣмъ въ Парижѣ торгъ сукнами и другими товарами. Открытый торгъ духовными должностями[1] они прикрыли названіемъ «прокуреріи» (предстательство, заступничество), а обжорство скрывали подъ скромнымъ названіемъ «подкрѣпленія силъ». Они какъ будто хотѣли надуть самого Господа Бога этими подставными словами, точно Онъ за ними не могъ видѣть истинныхъ побужденій ихъ низкихъ душъ. Еврею, человѣку умѣренному и трезвому, все это и многое другое, о чемъ лучше умолчать, было до-нельзя тошно видѣть. Когда ему показалось, что онъ уже довольно насмотрѣлся, то вернулся въ Парижъ. Узнавъ о его пріѣздѣ, Джанотто пошелъ къ нему, потерявъ почти всякую надежду, чтобы еврей теперь обратился въ христіанство. Встрѣча ихъ была исполнена истинной радости. Спустя нѣсколько дней, Джанотто спросилъ его, что онъ думаетъ о святомъ отцѣ, кардиналахъ и другихъ придворныхъ. Еврей съ живостью отвѣчалъ ему:
— Ничего хорошаго, суди ихъ Господь! Скажу тебѣ прямо, — если только я умѣлъ видѣть и размышлять, — что ни въ одномъ духовномъ лицѣ не нашелъ я ни святости, ни благочестія, ни одного добраго дѣла и благого примѣра; напротивъ, вездѣ видѣлъ распутство, скаредность, обжорство, все только подобныя или еще худшія качества (если можно представить себѣ что-нибудь худшее); и все это до такой степени вошло въ нравы, что мнѣ папскій дворъ представился скорѣе горниломъ дьявольскихъ махинацій, чѣмъ хранилищемъ святости. И выходитъ, по моему, что вашъ верховный пастырь и его приспѣшники заботятся не объ укрѣпленіи христіанской вѣры, не о томъ, чтобы служить ей опорою, а наоборотъ, употребляютъ всѣ усилія къ тому, чтобы ее унизить и стереть съ лица земли. И такъ какъ, несмотря на ихъ отчаянныя усилія, ваша религія не гаснетъ, а, напротивъ, пріобрѣтаетъ все болѣе блеска и славы, я убѣдился, что ея основою и опорою является благодать Святого Духа, возвышающая и освящающая ее и ставящая превыше всѣхъ другихъ религій. Я противился твоимъ увѣщаніямъ, отказывался перейти въ христіанство; а теперь говорю тебѣ, что ничто меня не отклонитъ отъ христіанства. Пойдемъ въ церковь и окрести меня но обряду вашей святой вѣры!
Джанотто, ожидавшій совсѣмъ противоположнаго, услыхавъ о желаніи Авраама, почувствовалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ. Они отправились вмѣстѣ въ Соборъ Богоматери, и Джанотто просилъ духовенство совершить крещеніе. Эта просьба тотчасъ была исполнена. Джанотто былъ крестнымъ отцомъ своего друга и далъ имя ему Іоанна. Онъ поручилъ почтеннымъ лицамъ наставить его въ католической вѣрѣ, которую тотъ вполнѣ позналъ въ скоромъ времени. И сталъ Іоаннъ достойнымъ и благочестивымъ человѣкомъ.