ПОЭТЪ.
Однажды, полночью, тайкомъ
Читалъ я въ дѣтствѣ. Все кругомъ
Поверглось въ сонное молчанье —
И вдругъ за столъ присѣлъ со мной,
Подобный мнѣ, какъ братъ родной,
Ребенокъ въ черномъ одѣяньи.
Лицомъ онъ грустенъ былъ, но милъ,
Онъ лобъ на руку мнѣ склонилъ
И въ книгѣ сталъ читать со мною:
Всю ночь за книгой, при огнѣ,
Онъ былъ со мной наединѣ
И тихо скрылся предъ зарею.
Ужъ было мнѣ пятнадцать лѣтъ,
Когда въ лѣсу, теряя слѣдъ,
На глушь наткнулся я въ мечтаньи, —
Вдругъ отрокъ встрѣтился со мной,
Подобный мнѣ, какъ братъ родной,
Въ знакомомъ черномъ одѣяньи.
Онъ лютню несъ въ рукѣ одной,
Цвѣты шиповника — въ другой
И мнѣ кивнулъ, какъ другъ старинный;
Я у него спросилъ мой путь,
Онъ указалъ мнѣ — повернуть
Къ холму надъ смежною долиной.
Когда узналъ я жаръ любви
И слезы первыя мои
Я лилъ при первомъ испытаньи,—
Внезапно рядомъ сѣлъ со мной,
Подобный мнѣ, какъ братъ родной,
Мой сверстникъ въ черномъ одѣяньи.
Въ нѣмой печали и тоскѣ,
Сжимая мечъ въ одной рукѣ,
Другую — къ небу онъ направилъ…
Онъ будто самъ со мной страдалъ,
Но только вздохъ одинъ издалъ
И въ мигъ, какъ сонъ, меня оставилъ.
Въ разгульной юности моей,
Когда на пиршествѣ друзей
Я взялъ бокалъ для возліянья, —
Внезапно сѣлъ передо мной,
Подобный мнѣ, какъ братъ родной,
Товарищъ въ черномъ одѣяньи.
На немъ былъ миртовый вѣнокъ,
И ветхій пурпура кусокъ
Онъ трясъ подъ мантіею черной;
Онъ исхудалою рукой
Своимъ бокаломъ тронулъ мой,
И мой — упалъ, въ рукѣ покорной...
Я помню, въ тотъ ужасный мигъ,
Какъ умеръ мой отецъ-старикъ,
Приникъ я къ мертвому съ рыданьемъ, —
И сирота поникъ со мной,
Подобный мнѣ, какъ братъ родной,
Покрытый чернымъ одѣяньемъ.
Слезами взоръ его блестѣлъ,
Вѣнокъ терновый онъ имѣлъ
Въ тѣни кудрей... Какъ скорби жало,
Вонзенъ былъ мечъ въ его груди,
И пурпуръ былъ его въ крови,
И лютня на землѣ лежала.
Запомнилъ живо я его,
И въ дни страданья моего
Всегда, вездѣ онъ мнѣ являлся.
То демонъ или ангелъ былъ,
Не зналъ я — но его любилъ:
Онъ другомъ нѣжнымъ мнѣ казался.
Когда, усталый зло терпѣть,
Чтобы ожить иль умереть,
Покинулъ берегъ я отчизны;
Когда поспѣшно я бѣжалъ
И всюду новыхъ силъ искалъ,
Просилъ надеждъ у новой жизни, —
Подъ небомъ странъ, гдѣ я бродилъ,
Гдѣ взоръ и сердце утомилъ
Въ безостановочномъ побѣгѣ;
Гдѣ хромоногая тоска,
Какъ отжилого старика,
Меня влекла въ своей телѣгѣ;
Гдѣ тайну жизни я ловилъ
И всюду только находилъ
Лишь давнихъ призраковъ туманы;
Гдѣ вновь, не живши, я встрѣчалъ,
Опять все то же, что̀ видалъ:
Людей, ихъ злобу и обманы...
Вездѣ, гдѣ вдоль большихъ дорогъ
Слезою я смочилъ платокъ,
Гдѣ раздались мои рыданья;
Гдѣ, какъ ягненокъ, здѣсь и тамъ,
Свой пухъ роняетъ по кустамъ, —
Я тратилъ сердца дарованья;
Вездѣ, гдѣ грустно я мечталъ,
Вездѣ, гдѣ смерти я желалъ,
Вездѣ, гдѣ я земли касался, —
Вездѣ несчастный предо мной,
Подобный мнѣ, какъ братъ родной,
Въ одеждѣ черной появлялся.
О, кто же ты, кого вездѣ и неизбѣжно
На жизненномъ пути мнѣ суждено встрѣчать?
Твой взоръ задумчивый исполненъ грусти нѣжной
И злобнымъ геніемъ нельзя тебя назвать.
Улыбка мнѣ твоя преподаетъ терпѣнье,
О сожалѣніи — слеза мнѣ говоритъ;
Встрѣчаяся съ тобой, я вѣрю въ Провидѣнье,
Твои страданія близки моимъ мученьямъ
И дружба тихая въ тѣни твоей сквозитъ.
Кто-жъ ты? Не знаю я, но ты не ангелъ свѣта:
Ни разу не пришелъ ты зло предупредить,
Ни разу въ бѣдствіи не подалъ мнѣ совѣта
И молча дозволялъ судьбѣ меня губить;
Въ улыбкѣ сдержанной со мной не веселился,
Утѣшить не умѣлъ участіемъ своимъ,
За цѣлыхъ двадцать лѣтъ, что ты за мной влачился,
Себя ты не назвалъ и мнѣ ты не открылся —
Зачѣмъ бы такъ робѣлъ небесный серафимъ?
И вотъ, почти сейчасъ, въ сегодняшній же вечеръ
Ты былъ со мной опять. — Какъ ночь была темна!
Какъ грозно бушевалъ и рвался въ окна вѣтеръ!..
Я былъ такъ одинокъ на ложѣ, гдѣ она
Недавно ласкою своей меня дарила,
Еще на ложѣ томъ все молвило о ней,
Осиротѣлое, — оно не вдругъ остыло…
Я думалъ, какъ легко она меня забыла,
Какъ съ ней оборвалась и часть души моей!
Я перечитывалъ послѣднія посланья
И любовался я обрѣзками кудрей,—
И вотъ вы, вѣчныя, я думалъ, обѣщанья,
Мнѣ подарившія такъ мало ясныхъ дней!
Въ остаткахъ милыхъ тѣхъ какъ будто бы витаетъ
Еще недавняя счастливая пора:
Вотъ слезы сердца какъ безслѣдно исчезаютъ, —
Глаза тѣ самые ихъ завтра не узнаютъ,
Которые съ мольбой ихъ пролили вчера!
Я въ связку уложилъ, хранимые въ завѣтѣ,
Слѣды летучіе блаженства моего,
И я сказалъ себѣ, что здѣсь, на этомъ свѣтѣ,
Едва-ль не прядь волосъ живучѣе всего!
И какъ теряется въ волнахъ кипучихъ моря
Покинутый пловецъ, не видя береговъ,
Такъ, потерявшійся въ забвеніи и горѣ,
Теперь оплакивалъ одинъ я, на просторѣ,
Свою безвременно-погибшую любовь.
Ужъ я надъ лентою занесъ сургучъ кипящій,
Чтобъ связку цѣнную невѣрной отослать —
Меня остановилъ вдругъ сердца стонъ молящій:
Я горя своего не могъ еще понять…
О, безразсудное и гордое созданье,
Ты не хотѣла знать, но вспомнишь ты меня!
Что̀ значили твои недавнія рыданья
И слезы, и тоска, и спертое дыханье?
Ужель — притворный пылъ, безъ тайнаго огня?
Ты плакала, и знай — еще ты плакать будешь!
Межъ нами тѣнь твоя невидимо живетъ
И, оттолкнувъ меня, — меня ты не забудешь:
Разлука на тебя всѣмъ бременемъ падетъ!
Уйди, оставь меня и унеси съ собою
Довольство гордое на сердцѣ ледяномъ!
Еще въ груди моей есть сердце молодое,
Оно не замолчитъ, пронзенное тобою,
И много новыхъ ранъ помѣстится на немъ.
Увы! не всѣмъ тебя природа одарила,
Хоть образъ ласковый волшебно убрала,
Всегда своей красой ты тѣшиться любила,
Жалѣть же и прощать вовѣкъ ты не могла.
Уйди… оставь меня… иди своей дорогой
И пепелъ прошлаго по вѣтру ты разсѣй!
Я счастіе найду и въ жизни одинокой…
Иль нѣтъ! Скажи, зачѣмъ ты стала мнѣ далекой?
Зачѣмъ тебя здѣсь нѣтъ въ безмолвіи ночей?
Но вновь по воздуху мелькнуло тѣни нѣжной
Дрожанье слабое — и вновь передо мной
Явился ты, мой гость, мой спутникъ неизбѣжный,
Портретъ задумчивый, печальный призракъ мой!
Кто-жъ ты? — Летучій сонъ? Мое ли отраженье?
Чего ты требуешь, что̀ хочешь отъ меня?
Зачѣмъ слѣдишь за мной, не зная утомленья?
Мой братъ таинственный, безмолвное видѣнье,
Откройся-жъ, наконецъ, и назови себя.
ВИДѢНЬЕ.
Я разрѣшу твои сомнѣнья:
Мы дѣти матери одной,
Не ангелъ я хранитель твой,
Но также и не ангелъ мщенья.
На краткомъ жизненномъ пути
Не знаю самъ, куда пойти
Придется тѣмъ, кого люблю я.
Не богъ, но и не демонъ я,
И вѣрно назвалъ ты меня,
Безмолвнымъ братомъ именуя;
Тебя всю жизнь я прослѣжу,
Къ порогу смерти провожу
И сяду надъ твоей могилой.
Я другъ въ дни скорби и тоски,
Но не подамъ тебѣ руки:
Я — одиночество, мой милый!