ПОЭТЪ.
Прошла моя печаль, подобно сновидѣнью,
И нынче слѣдъ ея, летучій и пустой,
Готовъ я приравнять ночному испаренью,
Упавшему въ траву невидимой росой.
МУЗА.
О, мой поэтъ! Какое зло
Тебя такъ долго стерегло?
Давно, давно ужъ я гадаю,
За что, безмолвіе храня,
Ты отшатнулся отъ меня,
За что напрасно я страдаю?
ПОЭТЪ.
О, то была печаль изъ самыхъ обыденныхъ,
И сердцу каждаго грозитъ она равно;
Но вѣчно думаетъ любой изъ огорченныхъ,
Что горе высшее познать ему дано.
МУЗА.
Довѣрься мнѣ въ ночной тиши, —
У обыденной лишь души
Печаль быть можетъ обыденной.
Раскрой свою больную грудь,
Чтобъ могъ свободно ты вздохнуть,
Отъ горькой тайны облегченный.
Вѣдь знаешь ты, — молчанья богъ
Печаленъ, сумраченъ и строгъ
И братомъ смерти онъ зовется.
И грусть въ безмолвіи растетъ,
Но бремя съ сердца упадетъ,
Когда въ словахъ она прольется.
ПОЭТЪ.
Меня, повѣришь ли, беретъ уже раздумье,
Какъ долженъ я тебѣ печаль свою назвать?
Была ли то любовь, иль опытъ, иль безумье,
И можетъ ли она другого поучать?
Но все же я легко могу передъ тобою
Ту повѣсть мрачную излить наединѣ.
Присядь тутъ съ лирою: волшебною струною
Буди прошедшее, уснувшее во мнѣ.
МУЗА.
Поэтъ! еще одинъ вопросъ:
Судьбой ниспосланное горе
Вѣдь ты безъ злобы перенесъ?
Ты больше съ прошлымъ не въ раздорѣ? —
Чтобъ отвѣчать душѣ твоей
Словами кроткаго участья,
Я не должна дѣлить страстей,
Тебя доведшихъ до несчастья.
ПОЭТЪ.
О, да! Я исцѣленъ безслѣдно отъ недуга
И какъ страдалъ — забылъ. Надъ пропастью крутой,
Гдѣ прежде я висѣлъ, я стану безъ испуга
И тамъ, гдѣ я блуждалъ, мнѣ видится другой.
Ты можешь быть смѣла: въ родномъ уединеньи
Польется нашъ напѣвъ согласною рѣкой.
Какъ сладко вспоминать, въ спокойномъ отдаленьи,
Печаль минувшую съ улыбкой и слезой!
МУЗА.
Какъ мать съ любовью, осторожно
Качаетъ сонное дитя,
Такъ я съ заботою тревожной
Готова выслушать тебя.
Начну разсказъ, — отвѣтомъ нѣжнымъ
У лиры струны зазвучатъ,
И вотъ въ сіяньи безмятежномъ,
Ужъ тѣни прошлаго летятъ.
ПОЭТЪ.
О, ты, мой милый трудъ,— отрада лучшихъ дней,
Уединенье золотое!
Опять, мой кабинетъ, сижу въ тиши твоей,
Мое убѣжище святое!
Знакомцы старые, давно ужъ не видалъ
Я васъ, забытые, родные:
Вотъ лампа вѣрная, съ которой я мечталъ
Въ часы безмолвные, ночные;
Вотъ кресло пыльное… О, чудный мой дворецъ,
Пріютъ спокойствія и мира!
Да, муза юная, вернулся твой пѣвецъ,
Воскресла дремлющая лира!
Хочу я вамъ теперь страданья разсказать
Любви, исполненной отравы:
Увы, мои друзья, то женщина опять…
(Ужъ вы предвидѣли? — И правы!)
У этой женщины я вѣчно былъ въ рукахъ,
Какъ рабъ покорный господину;
Въ ея безжалостныхъ, губительныхъ когтяхъ
Порвалъ я сердца половину!
И все же я скажу: нерѣдко близъ нея
Вдали я видѣлъ счастья грезы,
Когда мы подъ руку бродили у ручья
Подъ тѣнью трепетной березы,
И въ мѣсячныхъ лучахъ на тихомъ берегу
Песокъ волшебно серебрился.
А я ее ласкалъ… Довольно… Не могу!
Къ чему, безумный, я стремился?
Навѣрное, судьбѣ въ тѣ дни была нужна
Зачѣмъ-то жертва искупленья,
И злобно за любовь отмстила мнѣ она,
Какъ будто счастье — преступленье!
МУЗА.
Минута сладкая игриво
Мелькнула въ памяти твоей,—
Скажи, зачѣмъ же ты пугливо
Сдержался слѣдовать за ней?
Зачѣмъ въ бесѣдѣ откровенной
Былыя радости таить?
Не лучше-ль, въ тонъ судьбѣ надменной,
Объ ихъ заманчивости бренной
Теперь съ улыбкой говорить.
ПОЭТЪ.
Нѣтъ! Лучше я взгляну съ презрѣніемъ на горе;
Теперь, уже остывъ отъ времени къ нему,
Тебѣ я разскажу, съ улыбкою во взорѣ,
О томъ, какъ я страдалъ, когда и почему…
Я помню, ночь была осенняя дождлива,
Почти такая же, какъ видишь ты сейчасъ,
И вѣтеръ жалобный въ душѣ моей тоскливо
По струнамъ горестнымъ наигрывалъ не разъ.
Сидѣлъ я у окна, въ тревожномъ ожиданьи
Прислушивался я, идетъ ли кто-нибудь…
Я ждалъ ее… Все нѣтъ!.. Въ невольномъ содроганьи
Поникъ я головой, и въ любящую грудь
Вонзилось черное, больное подозрѣнье:
Измѣна, можетъ быть?.. Какъ прежде за окномъ
Молчала улица и, точно привидѣнья,
Подчасъ прохожіе мелькали съ фонаремъ.
То вдругъ ненастный вихрь мнѣ слышался за дверью,
И въ немъ мнѣ чудился живой, знакомый вздохъ:
Чего-чего тогда, отдавшись суевѣрью,
Въ душѣ своей больной придумать я не могъ!
Напрасно я взывалъ къ своей послѣдней силѣ,
Напрасно отъ нея поддержки ожидалъ,
Часы урочные безжалостно пробили,
А милой нѣтъ и нѣтъ… Я плакалъ, я дрожалъ,
И все еще искалъ съ безпомощной тоскою
Я тѣнь желанную на брошенномъ пути…
О, Муза, вѣришь ли, той женщиной пустою
Безумный былъ огонь зажженъ въ моей груди!
Все въ мірѣ для нея готовъ я былъ оставить,
Труднѣй, чѣмъ съ жизнію, разстаться было съ ней,
И даже въ эту ночь я долженъ былъ лукавить
И лгать передъ собой, стремясь порвать скорѣй
Всѣ цѣпи прошлаго… Я звалъ ее презрѣнной,
Я укорялъ ее въ жестокости и лжи,
Но образъ красоты небесной, несравненной
Властительно смирялъ проклятія мои!..
Ужъ брежжилъ полусвѣтъ, и я въ изнеможеньи,
Разбитый, на окнѣ, тревожно задремалъ;
Но вновь очнулся я, при звукахъ пробужденья,
И утро яркое на небѣ увидалъ.
И вдругъ — мнѣ кажется, какъ будто за стѣною
На смежной улицѣ послышались шаги…
Я слушаю, гляжу, и — кто-жъ передо мною?
Она! Я узнаю… О, Боже, помоги…
Она ко мнѣ идетъ!.. — Вошла… ей горя мало!
Откуда ты? Зачѣмъ? Гдѣ ночью ты была?..
Гдѣ тѣло чудное въ часы любви лежало?..
Смѣяться надо мной поутру ты пришла?
Ты знаешь, — я всю ночь проплакалъ на-сторо̀жѣ,
А ты, — любовь свою дѣлила ты съ другимъ?
Скажи, безстыдная, на чьемъ была ты ложѣ?
Какъ смѣешь думать ты, что буду я твоимъ,
Что я къ объятіямъ усталымъ, ненасытнымъ,
Со страстью нѣжною и ласкою прильну?
Иди, вернись опять къ дѣламъ своимъ постыднымъ,
А я навѣкъ любовь и молодость кляну!..
МУЗА.
Смирись, смирись, я умоляю.
Отъ словъ несдержанныхъ твоихъ
И я тревожусь и страдаю.
Едва ли твой недугъ затихъ!
Должно быть, раною глубокой
Ты былъ когда-то пораженъ:
Тяжелъ ударъ судьбы жестокой, —
Не такъ легко проходитъ онъ.
Забудь ее, дитя родное!
Ты имя, прежде дорогое,
Скорѣй изъ сердца изгони,
Иль какъ чужое вспомяни.
ПОЭТЪ.
О, стыдъ тебѣ: ты мнѣ впервые
Дала измѣну испытать,
Извѣдать гнѣвъ, порывы злые
И вѣру въ счастье потерять.
Тебѣ, тебѣ я, черноокой,
Тебѣ я шлю проклятье вновь:
Ты погребла во тьмѣ глубокой ,
Мои надежды и любовь!
Твоя улыбка, взоръ лукавый,
Твоя губительная рѣчь
Мнѣ стали горькою отравой
И былъ бы я готовъ обречь
Теперь на гибель все земное,
Въ чемъ есть на радости намекъ:
Зато — тебѣ, созданье злое,
Зато — красѣ твоей упрекъ!
Любви восторженныя грезы
Съ тобой навѣкъ я потерялъ;
Слезамъ не вѣрю, — тѣ же слезы
Не у тебя ли я видалъ?
О, стыдъ тебѣ! Тебѣ довѣрилъ
Я жизнь и сердце въ первый мигъ,
Я былъ дитя — не лицемѣрилъ
И лжи ни въ комъ бы не постигъ.
Конечно, не было защиты
У сердца дѣтскаго тогда,—
Могли быть каждою разбиты
Мои надежды безъ труда...
Но было легче молодыя
Мечты совсѣмъ не нарушать.
О, стыдъ тебѣ: ты мнѣ впервые
Дала страданье испытать!
Не ты-ль безжалостнымъ ударомъ
Слезу заставила бѣжать?
Повѣрь, источникъ тотъ недаромъ
Открытъ тобою... Изсякать
Ему судьба не дозволяетъ...
Онъ все бѣжитъ, не умолкаетъ,
Онъ всѣ печали омываетъ,
И будетъ день, увѣренъ я,
Я въ немъ умоюсь отъ тебя!
МУЗА.
Довольно, мой поэтъ! Послушай: какъ бы мало
Невѣрной женщиной ты ни былъ увлеченъ,
Хотя бы день одинъ отраду сердце знало,
За этотъ день одинъ ужъ долженъ быть прощенъ
Ударъ, полученный тобою отъ коварной.
Ты хочешь быть любимъ, умѣй же уважать
Любовь минувшую душою благодарной.
Я знаю: для людей такъ тягостно прощать
Обиды ближнему; но если уничтожишь
Въ себѣ ты ненависть, — вѣдь мукъ избѣгнешь ты;
Предай забвенію, чего простить не можешь.
Какъ мертвыхъ берегутъ могильные кресты,
Такъ точно у любви есть бренные остатки,
Мечты уснувшія, — и нуженъ имъ покой.
Зачѣмъ душѣ твоей томительны и гадки
Воспоминанія любви твоей былой?
А можетъ, крылась тутъ забота Провидѣнья
И опытъ бѣдствія созрѣть тебѣ помогъ?
Мы всѣ находимся у горя въ обученьи
И съ трезвой мудростью выходимъ изъ тревогъ.
Да, мраченъ тотъ законъ, но вѣченъ, непреложенъ,
Что каждаго должно несчастье окрестить:
Налогомъ горести счастливый мигъ обложенъ —
Страданьемъ за него мы призваны платить.
Взгляни — подъ тучами, грозою и вѣтрами
Выравниваетъ хлѣбъ свой ко̀лосъ золотой,
И радость я сравню съ душистыми цвѣтами,
Вспоенными дождемъ, омытыми росой.
Не самъ ли ты сказалъ, что больше не страдаешь?
Ты счастливъ, ты любимъ, всѣ сладости земли
Теперь безпечно ты и весело вкушаешь.
Припомни-жъ слезы тѣ, что нѣкогда текли:
Не ихъ ли горечью, не старымъ ли недугомъ
Цѣнить все лучшее ты мудро наученъ?
И какъ теперь легко тебѣ въ бесѣдѣ съ другомъ!
Бокаловъ на пиру какъ веселъ нынче звонъ!
Ты могъ ли-бъ такъ любить красу земного міра,
Сонеты, пѣнье птицъ, нарядные цвѣты,
Искусства древнія, творенія Шекспира,
Когда-бъ въ ихъ прелести подчасъ не слышалъ ты
Отвѣта нѣжнаго на прежнія страданья? —
А неба яснаго прозрачная лазурь?
А вѣчный ропотъ волнъ? А полночи молчанье?
Кто-бъ могъ ихъ понимать, не знавъ душевныхъ бурь?
Иль мукъ безсонницы и думъ о снѣ загробномъ?
Вѣдь нынче счастливъ ты съ подругою иной,
И въ сердцѣ, нѣкогда обиженномъ и злобномъ,
Какой приливъ любви ты чувствуешь порой!
Теперь, когда вдвоемъ вамъ вечеромъ случится
Бродить съ ней подъ руку надъ дремлющимъ ручьемъ —
На тихомъ берегу не также-ль серебрится
Песокъ заманчиво подъ мѣсячнымъ лучомъ?
Слетаются опять надъ вами счастья грезы,
Опять дано тебѣ красавицу ласкать
Подъ тѣнью трепетной, попрежнему, березы
И ты ужъ предъ судьбой не станешь унывать.
Зачѣмъ же ты клянешь старинныя печали,
Невѣрные шаги минувшихъ юныхъ лѣтъ?
Все то, чѣмъ ты богатъ, они тебѣ послали!
Дитя мое! Въ тебѣ, я знаю, злобы нѣтъ:
Прости и пожалѣй ту женщину, которой
Обязанъ первой ты мучительной слезой,
И да послужитъ въ томъ самъ Богъ тебѣ опорой,
Создавшій вашъ союзъ для радости земной,
Увы, немыслимой безъ горькихъ испытаній.
Какъ знать? Она тебя любила, можетъ быть,
И ей не обошлась разлука безъ страданій,
Но случай ей велѣлъ мечту твою разбить.
Легко ли было ей въ тебѣ оставить рану,
Отдать тебя другой, проливши море слезъ?
Не всѣ же слезы тѣ приписывать обману!
Прости ее, дитя, — мечту невинныхъ грезъ!
ПОЭТЪ.
И правда! Злоба нечестива,
Какъ змѣй подземный холодна,
И содрогаюсь я брезгливо,
Когда ползетъ ко мнѣ она.
Внимай же, милая богиня,
Молю — свидѣтельницей будь:
Проникла мирная святыня
Въ мою измученную грудь.
Клянусь глазами голубыми
Моей подруги молодой,
Клянусь я благами земными,
Клянусь небесной синевой,
Клянусь божественной вселенной
И вѣчной благостью Творца,
Звѣздою утра несравненной,
Надеждой тихаго конца;
Клянусь я жизненною силой,
Роскошной зеленью полей
И всѣмъ, что жду я за могилой,
Клянусь — изъ памяти своей
Теперь на вѣкъ я изгоняю
Ту повѣсть черную свою!
На мирный сонъ я обрекаю
И тѣнь печальную твою,
О, ты, какъ райское видѣнье,
Меня привлекшая къ себѣ!
Уже готовый дать забвенье,
Даю пощаду я тебѣ.
Простимъ другъ другу. Я снимаю
Предъ Богомъ цѣпь твоей любви,
Съ слезой послѣдней посылаю
Тебѣ послѣднее: прости!
Теперь же, муза молодая,
Ты, златокудрая моя,
Скорѣй, рѣзвясь и напѣвая,
Гони раздумье отъ меня.
Поемъ любовь, поемъ свободу!
Безслѣдно, ненависть, умри!..
Гляди — воскресшую природу
Уже ласкаетъ лучъ зари.
Скорѣй идемъ гулять по лугу,
Цвѣты попрежнему срывать,
Идемъ будить мою подругу,
Ее лелѣять и ласкать.
Какъ солнце землю пробуждаетъ,
Такъ, Муза, ты бодришь меня,
И возрожденье — сердце знаетъ —
Ко мнѣ придетъ съ лучами дня!
См. также одноимённые страницы.