Девятое января (Гуревич)/Глава V

Девятое января — Глава V
автор Любовь Яковлевна Гуревич

См. Девятое января. Дата создания: 1925 г., опубл.: 1926 г. Источник: Л. Я. Гуревич. Девятое января. Харьков, изд. «Пролетарий», 1926 г.

Глава V

Круги петербургской интеллигенции с 6 января волновались слухами о быстро разрастающемся, небывалом рабочем движении, которого за какую-нибудь неделю до того никто не считал возможным. Слухи были сначала неясные, тревожные, суждения — сбивчивые. Многие еще продолжали говорить о деятельности Гапона и его помощников, как о страшной по своим последствиям правительственной провокации. Передавались сообщения о том, что градоначальник и другие власти по министерству внутренних дел продолжают считать Гапона «своим человеком». Между тем, свидетели-очевидцы, побывавшие в «отделах», рассказывали невероятные вещи о политическом подъеме народных масс. Казалось, на глазах у всех растет громадная, фантастическая и в то же время чисто русская легенда.

8 числа, когда характер движения уже вполне определился, когда стало ясно, что народные массы действительно пойдут ко дворцу в торжественном подъеме своих последних упований на царя и в решимости принести самую жизнь «в жертву для исстрадавшейся России», небольшие, вполне осведомленные круги интеллигенции пришли в неописуемое волнение. Казалось необходимым что-то сделать в предупреждение кровопролития, которого все ожидали, хотя и не думали, что оно примет такие размеры.

Вечером 8 января представители литературы собрались в редакции «Сына Отечества»^[1].

Среди мертвой тишины Н. Ф. Анненский срывающимся от волнения голосом прочел петицию рабочих к царю, только что перед тем доставленную сюда вместе с письмом Гапона к Святополк-Мирскому. Некоторые литераторы с беспокойством расспрашивали доставившего петицию секретаря Гапона, Д. В. Кузина, каковы действительные намерения рабочих: «Если царь почему-нибудь не сможет принять вас завтра, — рабочие не предпримут чего-нибудь насильственного? — Нет, пусть только он выйдет сказать, чтобы мы пришли в другой раз. — А если он вообще не захочет говорить с такой большой толпой? — Мы все гарантировали ему неприкосновенность его личности. Об этом сказано в письме к Святополк-Мирскому. Но в крайнем случае пусть он примет, хоть в Царском Селе, депутацию от нас. Но только подлинную, нами выбранную, с отцом Гапоном, и чтобы мы могли говорить с ним лично, а не через чиновников. — Ну, а если он и этого не захочет? — Тогда... тогда он не царь...»

Для некоторых, более умеренных, оставалась еще капля надежды, что можно достигнуть чего-то, поручившись перед властями за мирный характер движения. Несмотря на позднее время, — был уже двенадцатый час ночи, — собрание отрядило депутацию из девяти заслуженных литераторов и общественных деятелей к Святополк-Мирскому и Витте, чтобы откровенно указать им на ту огромную ответственность, какую возьмет на себя правительство, если встретит мирное шествие рабочих беспричинным насилием. Святополк-Мирского депутация не застала дома. Его товарищ, генерал Рыдзевский, взялся только передать министру слова депутации, но сказал, что правительству известны все факты, и советовал обратиться с предупреждениями не к правительству, а к рабочим. Витте принял депутацию, но отказался что-либо сделать, говоря, что это дело «не его ведомства» и что лично он бессилен^[2]. Депутация вернулась поздно ночью в собрание, чтобы сообщить о результатах своих переговоров. Ничего более нельзя было предпринять в этот поздний час; ввиду неорганизованности интеллигенции не сформированы были, как следует, даже летучие врачебные отряды.

После долгих томительных прений постановлено было только вновь собраться утром в помещении Тенишевского училища, а в настоящий момент предложить желающим отправиться в рабочие кварталы на разведку. Около десяти человек из собрания вызвались сделать это, и, не дожидаясь утра, двинулись в путь^[3].

Ночью город был фактически поставлен на военное положение. Повсюду были размещены войска. В отдельных частях города были устроены штабы с походными кроватями, где офицеры, в шинелях, по-военному, пили чай, курили, болтали, коротали ночь, как на походе. Для военных были снаряжены на всякий случай кареты Красного Креста. Офицерам было предоставлено высшим военным начальством действовать по усмотрению. На всех мостах и переходах Невы с раннего утра расположились пикеты. Один из разведчиков сообщал на следующее утро, как пьяные солдаты, греясь у костра, прыгали, хохотали, плясали польку. За Нарвскими воротами расположены были войска, нарочно привезенные в эту ночь из Пскова. Ничего не подозревающим солдатам этих рот заранее дано было предписание стрелять по сигнальному рожку^[4].

Примечания автора

1. Наиболее левая газета того времени, вынужденная изменить свое прежнее название «Наши Дни».
2. В депутацию вошли: К. К. Арсеньев, Н. Ф. Анненский, А. В. Пешехонов, И. В. Гессен, В. А. Мякотин, В. И. Семевский, Максим Горький, Е. И. Кедрин, Н. И. Кареев; в депутацию вошел также Д. В. Кузин. Через три дня все эти лица, кроме К. К. Арсеньева, были арестованы и заключены в Петропавловскую крепость. Им приписывали намерение сделаться «Временным Правительством». А. А. Шилов, в прим. 127 к «Истории моей жизни» Гапона, приводит написанное ими за полными подписями подобие прокламации, которое было тогда размножено на мимеографе и распространено по городу.
3. Упомянутое здесь собрание в зале Тенишевского училища, куда явились «разведчики» с разных сторон с сообщением о том, что делается в городе, представляло собою нечто незабываемое. Мужчины плакали, женщины даже потеряли способность плакать и сидели с бледными застывшими лицами. В глубокой тишине «разведчики» передавали свои впечатления. Наконец, известный писатель Тан сорвался с места, вскочил на стол и, конвульсивно топая ногой, стал кричать, призывая всех идти на улицу.
4. Все, сообщаемое здесь и дальше о действиях войск, подтверждается напечатанной в «Освобождении» (№ 66) корреспонденцией: «Как и кто расстреливал безоружный народ в Петербурге 9 января», и, особенно, упомянутой уже секретной «Запиской о мерах, принятых управлением Спб. градоначальства по поводу рабочего движения и к прекращению возникших беспорядков», составленной в марте-апреле 1905 года петербургским градоначальником и опубликованной теперь С. Валком в «Красной Летописи», № 12, 1925.