Девятое января (Гуревич)/Глава II

Девятое января — Глава II
автор Любовь Яковлевна Гуревич

См. Девятое января. Дата создания: 1925 г., опубл.: 1926 г. Источник: Л. Я. Гуревич. Девятое января. Харьков, изд. «Пролетарий», 1926 г.

Глава II

К концу ноября деятельность Гапона и его помощников приобрела уже характер систематической пропаганды. В кружке его исподволь вырабатывалась резолюция, обобщающая требования рабочего класса и связывающая их с общеполитическими требованиями, выставленными земским съездом 6—9 ноября и интеллигенцией^[1]. В это время Гапон, несомненно, искал связей с представителями интеллигенции — как революционно-партийной, так и беспартийной, либеральной, и открывал двери своих маленьких домашних собраний для заслуживающих доверия лиц. Вот запись, сделанная нами в свое время со слов одного такого лица: «В последних числах ноября, я, с четырьмя другими лицами, заинтересовавшись деятельностью Гапона в обществе русских фабричных рабочих, была у него на дому, на собрании депутатов имевшихся тогда пяти „отделов". Он жил в маленькой скромной квартире на Петербургской стороне. Рассматривая устав общества, мы обратили внимание на сомнительные по духу параграфы его. Гапон сказал, что это только ширма, что настоящая программа общества иная, и попросил рабочего принести выработанную ими резолюцию политического характера. Уже тогда было ясно, что эта резолюция совпадает с резолюциями интеллигенции. Гапон не только ничего не имел против участия в его деле интеллигенции, но желал этого и подчеркивал тождественность требований. Посетители говорили, что уже пришло время рабочим выступить с резолюцией. Гапон был другого мнения. Он говорил: время еще не пришло; я должен еще расширить свою деятельность и, кроме того, нужно ждать какого-нибудь внешнего события; пусть падет Порт-Артур»^[2]. Отметим, что Гапон, по показаниям некоторых из его сотрудников-рабочих, проявлял эту осторожность и сдержанность, желая как следует подготовить массу, до самых последних дней декабря, и только единогласное постановление его «штабных» не упускать благоприятного момента заставило его перейти к решительным действиям^[3].

Что касается сношений его с интеллигенцией, то нужно сказать, что они почти ни к чему не приводили и, за отдельными, очень немногими, исключениями, скоро обрывались: интеллигенция — и партийная, и внепартийная — не могла разгадать личности священника Гапона и превозмочь своих сомнений. Слова: «зубатовщина», «провокация» оставались у всех на устах — вплоть до 9 января^[4]. Отношение к Гапону и к «Собранию русских фабричных и заводских рабочих» со стороны властей давало пищу этим сомнениям. Действительно, власти продолжали доверять Гапону и «поддерживали» его. Так, в начале декабря, на открытии VII «отдела» общества на Шлиссельбургском тракте, присутствовал градоначальник Фуллон, обратившийся к рабочим с сочувственной речью. Речь эта передается нами на основании нескольких чрезвычайно сходных между собою записей очевидцев — шлиссельбургских рабочих. Одна из записей гласит так: «Первым долгом, как первое лицо, г. градоначальник сказал речь, в которой говорил так, что всегда рад и будет помогать рабочим во всякое время и желает, чтобы рабочие могли бы всегда одерживать верх над капиталистами и всегда добиваться того, чего они желают. А он всегда сторонник народа, всегда готов помочь им в их интересах и нуждах»^[5].

С начала декабря расширение общества идет ускоренным темпом. «Отделы» открываются в разных частях города один за другим. Последним, в самом конце декабря, открывается «отдел» в Гавани. К началу января имелось, таким образом, 11 «отделов» общества: 10 в Петербурге и один в Колпине^[6]. Наряду с мужскими и смешанными собраниями в них устраиваются специально женские собрания, имеющие целью дать некоторую общественную и политическую подготовку женщинам, сильно отстающим от мужчин в этом отношении. «Если женщины не будут вовлечены в движение, не будут помогать, то они будут мешать ему», — так рассуждал Гапон и депутаты-рабочие. Гапон сам открывает эти женские собрания. Председательствует на них и ведет их В. М. Карелина. Женские собрания имеют своих секретарей, тоже из женщин, которые составляют протоколы бесед^[7].

Однако, в этот период, предшествующий январскому взрыву, «Собрание» со всеми его отделами насчитывает лишь несколько тысяч членов и носит закрытый характер. Широкие массы судят о нем понаслышке, по перекрещивающимся отзывам людей, близких к делу, увлеченных им, с одной стороны, и недоверчивых, предостерегающих против «Собрания» партийных работников, с другой. Несомненно, впрочем, что некоторые партийные работники входили в «Собрание», как члены, и выступали в нем с горячими агитационными речами. Но общий характер движения, развивающегося в «Собрании» и постепенно переходящего за его стены, был все-таки беспартийный. Широкая масса относилась к представителям партий, и даже вообще к интеллигенции, с некоторым недоверием^[8]. Вот характерная простодушная запись одного рабочего с Шлиссельбургского тракта в ответ на вопрос анкетного листа об участии в движении интеллигентных партийных работников: «Они говорили, что все стараются, что все они помогают нам, они люди ученые, знают, что делают. Но как-то враждебно смотрели на них, сами не зная, за что».

Примечания автора

1. О впечатлении, которое произвел в «Собрании» земский съезд 6—8 ноября, с его резолюцией, и резолюция собрания присяжных поверенных по поводу сорокалетия судебных уставов 21 ноября, говорит в своей автобиографии Гапон («История моей жизни», изд. «Прибой», 1925, стр. 72).
2. Речь идет о том совещании с «освобожденцами», образовавшими впоследствии группу «Без заглавия», которое описывает в своих воспоминаниях Карелин, говоря: «Без интеллигенции не хотелось решать вопроса, а интеллигенция, как знаете, открещивалась. Я собственно не настаивал на приглашении интеллигенции. К нам интеллигенция попала, вернее, случайно. Пришли Прокопович, Кускова, Богучарский и еще две женщины» (см. «Петрогр. Правда», № от 22 янв. 1922, и «Красн. Лет.», I, 1922, стр. 110). Об этом совещании говорит в своей автобиографии и Гапон (стр. 72), откровенно признаваясь, что, сознавая необходимость конституции, он был тогда в нерешительности по вопросу о времени подачи петиции, хотя «еще верил в добрые намерения царя», представлял его себе добрым и благородным. «Мне казалось, что наша рабочая петиция должна быть подана только в один из критических моментов, вроде падения Порт-Артура» (стр. 73). Об этом же собрании говорится в книге Святловского «Проф. движение», Спб., 1907, стр. 84—85. Резолюция политического характера, которую Гапон показал «освобожденцам», представляла собою ту программу деятельности «Собрания», которая была выработана Гапоном еще в марте 1904 года и принята на тесном кружковом собрании у него Васильевым, Варнашевым, Кузиным и Карелиным. Об этой программе говорят в своих воспоминаниях и Карелин («Красн. Лет.», I, 1922, стр. 107—108), и Варнашев («Ист.-рев. сборн.», т. I, стр. 198). Последний говорит, что эта программа заключала в себе «меры против невежества и бесправия русского народа, меры против нищеты народной и меры против угнетения капиталом труда». Она была напечатана в № 65 «Освобождения» и перепечатана теперь в составленной А. А. Шиловым книге «9 января» (Ленгиз, 1925, стр. 73). Историю развития этой «мартовской» программы Гапона в петицию, которую 9 января несли к царю, см. дальше, в примеч. 22.
3. Задолго до решительного момента — месяцев за восемь, как говорит в своей автобиографии Гапон (стр. 73), «приблизительно еще за год», как пишет Павлов («Мин. Годы», 1908, № 4, стр. 89) — в то время, когда Гапон еще не сомневался в доброте царя, он высказал в своем «штабе» мысль непосредственно обратиться к царю «с просьбою», содержание которой было изложено в его мартовской программе. В ноябре 1904 года, распропагандированный своей оппозицией, он колеблется подавать петицию, чувствуя уже, «что она не будет иметь успеха, если не будет сопровождаться большой рабочей забастовкой» («История моей жизни», стр. 72 и 74). В решительный момент, в конце декабря, когда уже назревал вопрос о всеобщей забастовке, Гапон снова стал колебаться в вопросе о подаче петиции. По словам Карелина, «Гапон на этом собрании (27 декабря) упорствовал, был против выступления с петицией». Собрание разделилось. Выступление Карелина, который в «Петроградской Правде» (от 22 янв. 1922) говорит о себе анонимно («один рабочий»), а в «Красн. Лет.» (№ 1, 1922, стр. 111) открыто называет себя, — решило дело. «С собранием сделалось что-то странное... Вопрос был решен единогласно», — говорит Карелин («Петр. Правда»). Та же сцена описана у Павлова («Мин. Годы», 1908, № 4, стр. 89). Однако вопрос о шествии к царю всем миром не был еще решен. По-видимому, мысль эта возникла у самого Гапона 6 января. См. воспоминания Н. М. Варнашева («Ист.-рев. сборник», Ленгиз, 1924, т. I, стр. 203—204), Гапон — «История моей жизни», стр. 85 и примечания к ней А. А. Шилова.
4. Я очень хорошо помню, как, уже утром 8 января, страшно взволнованный В. Я. Богучарский, у себя в комнате, говоря о готовившемся выступлении, повторял: «Что это?.. Что это?.. Провокация?.. После всего, что знаешь, все-таки... все-таки берет сомнение...»
5. Гапон в своей автобиографии (стр. 67), приводя речь Фуллона на открытии первого, Нарвского, «отдела», говорит, что он повторял эту речь на открытии и всех других «отделов». «Фуллон был простодушен и добр и ни в его натуре, ни в его предыдущей карьере не было ничего полицейского», говорит Гапон (стр. 65). Почти такой же отзыв дает о Фуллоне Витте в своих «Воспоминаниях» (т. II, стр. 218). По замечанию А. А. Шилова (прим. 76 и 86 к книге Гапона «История моей жизни»), «посещения Фуллона избавляли отделы от посещений полиции»: и он как бы санкционировал своей особой совершенную законность этих собраний, несмотря на то, что открытие «отделов» не было предусмотрено уставом и происходило в явочном порядке. Поведение Фуллона в переговорах с делегацией рабочих во главе с Гапоном 28 декабря тоже носило очень добродушный характер (см. Гапон — «История моей жизни», стр. 78). Однако с 7 января, почувствовав, что деятельность Гапона становится явно-революционной, Фуллон принимает энергичное участие в выработке мер «на случай возникновения массовых беспорядков в столице» (см. опубликованную С. Валком «Записку о мерах, принятых управлением Спб. градоначальства по поводу рабочего движения и к прекращению возникших беспорядков» («Красн. Лет.», № 12, 1925).
6. А. А. Шилов, в прим. 84 к книге Гапона «История моей жизни» указывает следующий порядок открытия «отделов»: 1) Выборгский, 2) Нарвский, 3) Василеостровский, 4) Невский — на Шлиссельбургском тракте, 5) за Московской заставой, 6) Коломенский, 7) Петербургский, 8) Гаваньский, 9) Рождественский, 10) Колпинский, 11) на Обводном канале, — хотя имеется указание на то, что последним открылся именно Гаваньский «отдел» (показание Давлидовича, в архивных материалах департамента полиции, обнародованных А. Бухбиндером в № 1 «Красн. Лет.», 1922 г., говорит, что Гаваньский «отдел» открылся только 26 декабря). Предполагался к открытию 12 «отдел» — в Сестрорецке (Карелин, «Красн. Лет.», I, 1922 г.).
7. Идея «женских собраний» бесспорно принадлежала Гапону: об этом говорила мне сама В. М. Карелина, об этом пишет и А. Е. Карелин («9 января и Г. Гапон», «Красн. Лет.» № 1, 1922 г., стр. 114—115). Материалы о возникновении и работе женских собраний имеются у Гапона («История моей жизни», стр. 70 и прим. А. А. Шилова к ней), у Святловского, «Проф. движение» (Спб., 1907 г., стр. 81—93), в воспоминаниях И. И. Павлова («Мин. Годы», 1908 г., № 3, стр. 52). Женские собрания удалось организовать в семи «отделах».
8. Яркий материал по вопросу об отношении к партийным ораторам рядовых членов «Собрания» и о том затруднительном положении, в каком находились сочувствующие этим партийным ораторам председатели «отделов», дает Павлов («Мин. Годы», 1908 г., № 3, стр. 40—41); В. И. Невский в статье «Январские дни в Петербурге в 1905 году» («Красн. Лет.», № 1, 1922 г.) твердо устанавливает факт несочувственного отношения к выступлениям с.-д. со стороны малосознательной массы «Собрания». Несомненно, однако, что членами и деятелями «Собрания» были и партийные люди. На это определенно указывает Карелин («Красн. Лет.», I, 1922 г.).