Да, я навѣрно жилъ не годы, а столѣтья,
Затѣмъ что въ смѣнѣ лѣтъ встрѣчая—и враговъ,
На нихъ, какъ на друзей, не въ силахъ не глядѣть я,
На вражескихъ рукахъ я не хочу оковъ.
5 Нѣтъ, нѣтъ, мнѣ кажется порою, что съ друзьями
Мнѣ легче жесткимъ быть, безжалостнымъ подчасъ:—
Я знаю, что для насъ за тягостными днями
Настанетъ добрый день, съ улыбкой нѣжныхъ глазъ.
За мигъ небрежности мой другъ врагомъ не станетъ, 10 Самъ зная слабости, меня проститъ легко.
А темнаго врага вражда, какъ тьма, обманетъ,
И упадетъ онъ внизъ, въ овраги, глубоко.
Я знаю, Ненависть имѣетъ взоръ блестящій,
И искры сыплются въ свиданіи клинковъ.
Но мысль въ сто кратъ свѣтлѣй въ минутности летящей, 20 Я помню много битвъ, и множество вѣковъ.
Великій Архимедъ, съ своими чертежами,
Прекраснѣй, чѣмъ солдатъ, зарѣзавшій его.
Но жалче—тотъ солдатъ, съ безумными глазами,
И съ безпощадной тьмой влеченья своего.
25 Мнѣ жаль, что атомъ я, что я не міръ—два міра!—
Безумцамъ отдалъ бы я всѣ свои тѣла,—
Чтобъ, утомясь игрой убійственнаго пира,
Слѣпая ихъ душа свой тайный свѣтъ зажгла.
И, изумленные минутой заблужденья, 30 Они бы вдругъ въ себѣ открыли новый ликъ,—
И, души съ душами, сплелись бы мы какъ звенья,
И стали бъ звѣздами, блистая каждый мигъ!