Въ предутренній часъ мнѣ приснилась Дагмаръ, моя стыдливая любовь, мечта, душа моей души.
Мнѣ снилась полночь. Спитъ темный замокъ, спитъ садъ, деревья слились въ одно черное пятно, озеро окутано туманомъ, гдѣ-то совы кричатъ, на небѣ ни звѣзды,—и вдругъ, вся въ бѣломъ, съ балкона тихонько спускается Дагмаръ. Такъ странно шла она, тѣмъ болѣе странно, что она вѣдь боится темноты и ночью никогда не выходитъ изъ комнаты, уходитъ къ себѣ, какъ только вечернія тѣни приблизятся къ замку. И вотъ теперь, ровно въ полночь, шла Дагмаръ въ саду. Она ступала какъ призракъ, и отъ шаговъ ея оставались легкіе свѣтлые слѣды, точно пятна луннаго блеска, прошедшаго сквозь чащу сосенъ. Она о чемъ-то плакала, слезы падали въ траву, и въ травѣ загорались свѣтляки. Она шла по берегу озера, и въ черной глубинѣ, слѣдомъ за ней, выростали на днѣ блестящіе цвѣты; они тянулись все выше и выше, точно стремясь ее догнать, и нѣкоторые изъ стеблей поднялись надъ водой, и съ блестящихъ лепестковъ, освободившихся отъ воды, падали капли еще болѣе блестящія, чѣмъ лепестки, и все озеро оживилось и какъ будто стало двигаться. Дагмаръ наклонилась и зачерпнула полныя пригоршни воды и брызнула ею кругомъ, направо и налѣво, и тотчасъ же капли разбрызганной воды сдѣлались блестящими, и помчались такъ стремительно, какъ будто ихъ бросила не хрупкая женская рука, а сотни, тысячи рукъ первобытныхъ гигантовъ. И вотъ, устремляясь все дальше и дальше, капли превратились въ метеоры. Огнистые, яркіе, торжествующіе метеоры, точно духи, стали кружиться въ бѣшеной пляскѣ, и поднимались все выше, все выше,—и вдругъ, какъ бы достигнувъ желанной высоты, они мгновенно успокоились, и повисли на лазурномъ небѣ застывшимъ хороводомъ звѣздъ. И откуда-то зазвенѣла музыка,—упоительные звуки. И я посмотрѣлъ на Дагмаръ. Она стояла неподвижно, и глаза ея были устремлены къ небу, и такая спокойная радость свѣтилась на ея лицѣ, какъ будто въ это мгновеніе, силою нѣжной и творческой мысли, она давала жизнь тысячѣ существъ, безмолвно благословлявшихъ ее.
Такъ снилась мнѣ Дагмаръ въ тотъ часъ, когда дрожитъ предутренній туманъ.