Когда мы оставили за собою городъ и, взявъ влѣво отъ главной дороги, пошли полями, — я до того былъ пораженъ странною красотою этого изумительнаго ландшафта, до самаго горизонта освѣщеннаго безчисленнымъ множествомъ фонарей, что мало обращалъ вниманія на разговоръ моего спутника.
По дорогѣ я замѣтилъ, что всѣ сельскохозяйственныя работы производились машинами страннаго вида, но весьма красивой формы; искусство, подчиненное у этого народа требованіямъ пользы, проявлялось въ видѣ изящныхъ формъ, которыя они придаютъ разнымъ предметамъ въ обыденной жизни. Драгоцѣнные металлы и каменья до того здѣсь обыкновенны, что примѣняются для украшенія самыхъ простыхъ вещей; между тѣмъ, преобладающее между ними значеніе полезнаго надъ красивымъ, побуждаетъ ихъ всячески украшать ихъ орудія труда, что незамѣтнымъ образомъ вліяетъ на развитіе у нихъ воображенія.
Во всѣхъ ихъ работахъ, какъ въ домахъ, такъ и снаружи, примѣняются уже упомянутые автоматическія фигуры, которыя до того подчинены дѣйствію вриля, что кажутся живыми существами. Я едва могъ отличить ихъ отъ людей, въ то время, какъ они направляли движеніе разныхъ громадныхъ механизмовъ.
По мѣрѣ того, какъ мы удалялись, я наконецъ сталъ прислушиваться къ живымъ замѣчаніямъ моего спутника. Меня поражало необычайно раннее умственное развитіе у дѣтей этой расы, — можетъ быть происходящее отъ того, что они несутъ на себѣ всѣ труды и отвѣтственность, которые между нами падаютъ на долю старшихъ. Разговаривая съ Таэ, мнѣ казалось, что я бесѣдую не съ ребенкомъ, а съ развитымъ, наблюдательнымъ человѣкомъ моихъ лѣтъ. Я спросилъ его, не можетъ-ли онъ сказать, — на сколько отдѣльныхъ общинъ распадалась раса Врилья.
«Точно не знаю», отвѣчалъ онъ, «потому что число ихъ увеличивается съ каждымъ годомъ, по мѣрѣ того, какъ выдѣляется избытокъ населенія. Но, по словамъ отца, за послѣднее время число отдѣльныхъ общинъ, говорящихъ нашимъ языкомъ и усвоившихъ наши обычаи и учрежденія, достигало полутора милліоновъ; о подробностяхъ лучше распроси Зи. Она знаетъ больше многихъ Ана, которые вообще мало занимаются тѣмъ, что ихъ близко не касается, а Джай-и такія любопытныя существа».
Ограничивается-ли каждая отдѣльная община тѣмъ-же числомъ семействъ, какъ у васъ»?
«Нѣтъ; нѣкоторыя значительно меньше нашей, другія — больше, смотря по размѣру ихъ владѣній и совершенству ихъ машинъ. Каждая община держится извѣстнаго предѣла, смотря по обстоятельствамъ, и заботится прежде всего, чтобы у нихъ не развилось класса бѣдныхъ, вслѣдствіе избытка населенія, причемъ земля не могла-бы прокормить всѣхъ; кромѣ того, они строго слѣдятъ за тѣмъ, чтобы община не переросла извѣстнаго размѣра, при которомъ только возможно такое-же управленіе, какъ въ благоустроенной семьѣ. Кажется ни одна изъ общинъ Врилья не превосходитъ тридцати тысячъ семей. Но вообще, чѣмъ меньше община, если только народу въ ней достаточно для хорошей обработки всей ея земли, — тѣмъ богаче ея члены, тѣмъ больше они вносятъ въ общую казну и, — что выше всего, — тѣмъ счастливѣе и спокойнѣе они, какъ политическое цѣлое, и тѣмъ большаго совершенства достигаютъ продукты ихъ труда. Община, которую всѣ племена Врилья считаютъ за высшую по развитію и которая достигла наибольшаго искусства въ пользованіи силами вриля, — пожалуй самая маленькая. Она не превышаетъ четырехъ тысячъ семей; но каждый клокъ ихъ земли обработанъ, какъ садъ; ихъ машины не имѣютъ себѣ равныхъ и всѣ ихъ продукты берутся на расхватъ. Всѣ наши племена считаютъ ее своимъ образцомъ; потому что достиженіе высшаго идеала, доступнаго человѣку, заключается въ соединеніи наибольшей доли счастья, съ высшимъ развитіемъ ума; и понятно, чѣмъ меньше общество, тѣмъ легче этого достигнуть. Наша община слишкомъ велика».
Эти слова заставили меня задуматься. Я вспомнилъ о маленькихъ Аѳинахъ, съ ихъ двадцатью тысячами свободныхъ гражданъ и о томъ умственномъ вліяніи, которое до сихъ поръ оказываетъ эта маленькая республика на самыя могущественныя націи міра. Но въ Афинахъ допускалось соревнованіе и постоянныя перемѣны, и къ тому-же, граждане ихъ далеко не были счастливы. Оторвавшись отъ моихъ мыслей, я возвратился къ нашему разговору и сталъ распрашивать его объ эмиграціи.
«Но если каждый годъ», сказалъ я, «опредѣленное число между вами соглашается покинуть родину и основываютъ новыя общины, то вѣдь ихъ все-же очень мало и, даже при самыхъ совершенныхъ машинахъ, они врядъ-ли въ состояніи разчистить дикія мѣста, устроить новые города и водворить всю ту цивилизацію, съ ея удобствами жизни, къ которымъ они привыкли съ дѣтства».
«Ты ошибаешься. Всѣ племена Врилья находятся въ постоянномъ общеніи между собою и ежегодно опредѣляютъ число эмигрантовъ изъ ихъ числа? которые должны сообща основать новую общину; мѣсто новаго поселенія намѣчается ранѣе, и каждый годъ посылаются піонеры отъ каждой общины для его разчистки, уничтоженія скалъ и постройки домовъ; такъ что, когда эмигранты являются на мѣсто, они уже находятъ готовые дома, и подготовленную почву. Привыкая съ дѣтства къ трудовой жизни, мы не боимся путешествій и опасностей. Я самъ хочу эмигрировать, когда выросту».
«Всегда-ли эмигранты выбираютъ ненаселенныя мѣста?»
«Да, большею частью; потому что мы никогда ничего не истребляемъ, — развѣ вынужденные къ тому необходимостью самосохраненія. Конечно, мы не можемъ поселится на земляхъ, уже ранѣе того занятыхъ Врилья; если-бъ мы заняли обработанныя земли, населенныя другими племенами Ана, то намъ пришлось-бы уничтожить ихъ. Но иногда случается, что, даже при поселеніи на свободныхъ земляхъ, какое нибудь сосѣднее племя Ана, — если у него господствуетъ система Кумъ-Пошъ или особенно Глекъ-Назъ[1], — недовольное нашимъ сосѣдствомъ, начинаетъ безпричинную войну, — тогда, конечно, мы истребимъ его. Развѣ можно придти къ какому нибудь соглашенію съ подобнымъ народомъ. Еще Кум-Пошъ, продолжалъ съ оживленіемъ ребенокъ, какъ ни плохъ онъ, все-таки не лишаетъ ихъ мозга и сердца; но Глекъ-Назъ отнимаетъ у нихъ все человѣческое, и у нихъ остаются только — пасть, когти и желудокъ».
«Ты выражаешься сильно. Знай-же, что я самъ съ гордостью называю себя гражданинъ Кум-Поша».
«Послѣ этого я не удивляюсь», отвѣчалъ Таэ, «что ты покинулъ свою родину. Какое было общественное устройство въ твоей странѣ до перехода въ Кумъ-Пошъ?»
«Поселеніе эмигрантовъ — подобное вашимъ, — но съ тою разницею, что они были въ зависимости отъ той страны, изъ которой вышли. Они свергли это иго и учредили Кумъ-Пошъ».
«Сколько времени дѣйствуетъ у васъ эта система?»
«Около ста лѣть».
«Срокъ жизни Ана: — очень молодое общество. Не пройдетъ и ста лѣтъ, какъ у васъ будетъ уже Глекъ-Назъ».
«Таэ, мнѣ неидетъ спорить съ ребенкомъ твоего возраста. Конечно я принимаю въ соображеніе, что ты не воспитанъ среди Кумъ-Поша».
«И въ свою очередь» отвѣчалъ Таэ, съ прирожденною мягкою и величавою манерою, отличавшею его расу, "не только принимаю къ свѣдѣнію, что ты не выросъ между Врилья, но приношу искреннія извиненія, если я чѣмъ нибудь оскорбилъ чувства такого любезнаго Тиша.
Я забылъ упомянуть ранѣе, что въ семьѣ моего хозяина я обыкновенно носилъ прозвище — Тишъ; это было ласкательное имя, обозначавшее, въ переносномъ смыслѣ, маленькаго варвара, а въ буквальномъ, — лягушенка. Дѣти Врилья обыкновенно называютъ такъ ручныхъ маленькихъ звѣрьковъ въ родѣ лягушекъ, живущихъ въ ихъ садахъ.
Этимъ временемъ, мы приблизились къ берегу озера, и Таэ обратилъ мое вниманіе на слѣды опустошенія, произведеннаго въ ближайшихъ поляхъ. «Врагъ нашъ, безъ сомнѣнія, скрывается на днѣ озера», сказалъ Таэ. Замѣть, сколько рыбы собралось у береговъ; даже большія рыбы перемѣшались съ маленькими въ общемъ страхѣ. Это пресмыкающееся навѣрное принадлежитъ къ классу Крекъ, самому кровожадному изъ всѣхъ, и, какъ говорятъ, одному изъ немногихъ уцѣлѣвшихъ видовъ тѣхъ первобытныхъ чудовищъ, которыя населяли міръ до появленія Ана. Крекъ отличается ненасытной прожорливостью: — онъ безразлично пожираетъ какъ растенія, такъ и животныхъ. Его любимое блюдо Анъ, когда онъ можетъ захватить его въ расплохъ; вотъ почему мы безпощадно истребляемъ его въ нашихъ предѣлахъ. "Я слышалъ, что, когда наши предки впервые поселились въ этой, еще тогда невоздѣланной странѣ, — эти чудовища, и также другія подобныя имъ, водились здѣсь во множествѣ; и такъ какъ употребленіе вриля было еще неизвѣстно, то многіе изъ нашей расы были пожраны ими. Послѣ того какъ мы познакомились съ употребленіемъ вриля, всѣ эти враждебныя намъ животныя были истреблены. Но по временамъ, какая нибудь изъ этихъ гигантскихъ ящерицъ заползаетъ сюда изъ своихъ логовищъ, за предѣлами страны, и я помню случай, когда жертвою ея сдѣлалась молодая Гай, купавшаяся въ этомъ самомъ озерѣ. Если-бъ она была на берегу, вооруженная своимъ жезломъ, Крекъ не осмѣлился бы показаться ей на глаза; подобно нашимъ другимъ дикимъ животнымъ, это пресмыкающееся обладаетъ инстинктомъ, внушающимъ ему страхъ къ тѣмъ, кто держитъ въ рукахъ жезлъ вриля. Пока я стою здѣсь, чудовище низачто не выйдетъ изъ своего логовища; но мы должны приманить его.
«Это будетъ довольно трудно».
«Нисколько. Садись вотъ на этотъ камень (онъ находился около трехсотъ футъ отъ берега озера), а я отойду подальше. Животное скоро увидитъ тебя, или почуетъ твое присутствіе и, видя что ты безоруженъ, двинется къ тебѣ, что бы тебя пожатъ. Какъ только онъ вылезетъ изъ воды, Крекъ будетъ моею жертвою».
«Ты хочешь сдѣлать меня приманкою для этого чудовища, которое въ одно мгновенье проглотитъ меня въ своей пасти! Прошу извинить».
Ребенокъ засмѣялся. «Ничего не бойся», сказалъ онъ, «только сиди смирно».
Вмѣсто отвѣта я отскочилъ отъ него и хотѣлъ уже бѣжать со всѣхъ ногъ, когда Таэ слегка прикоснулся къ моему плечу и устремилъ на меня неподвижный взглядъ. Я сразу почувствовалъ себя, какъ бы прикованнымъ къ мѣсту; всякая воля покинула меня, и я покорно послѣдовалъ за нимъ и сѣлъ на камень. Многіе изъ читателей вѣроятно знакомы съ явленіями, приписываемыми животному магнетизму[2]; ни одинъ изъ адептовъ этого сомнительнаго искусства никогда не могъ произвести на меня малѣйшаго впечатлѣнія, но я оказался бездушнымъ автоматомъ въ рукахъ этого ребенка. Между тѣмъ онъ распустилъ свои крылья, поднялся на воздухъ и скрылся въ кустахъ на вершинѣ холма, въ нѣкоторомъ разстояніи отъ меня.
Я былъ одинъ; въ неописанномъ ужасѣ я повернулъ голову по направленію къ озеру и неподвижно, какъ очарованный, уставился глазами на его поверхность. Прошло минутъ десять, или пятнадцать, показавшихся мнѣ вѣками, — когда въ центрѣ его гладкой поверхности, освѣщенной отблескомъ фонарей, стало замѣтно легкое движеніе. Въ то-же время рыбы, собравшіяся у берега, почуявъ приближеніе врага, стали метаться во всѣ стороны; послышались всплески, и я замѣтилъ, что нѣкоторыя даже выбросились на песокъ. Длинная, волнующаяся борозда показалась на водѣ и стала приближаться къ берегу, все ближе и ближе, пока наконецъ не вылѣзла громадная голова чудовища: страшные клыки, какъ щетина, торчали въ его пасти, и оно уставило свои голодные, безжизненные глаза на то мѣсто, гдѣ я сидѣлъ, какъ пригвожденный. Вотъ уже его переднія ноги показались на берегу, потомъ — грудь, покрытая до сторонамъ чешуей, точно бронею, съ тускло желтою кожею посрединѣ; наконецъ вся эта масса, около ста футовъ длиною, была уже на землѣ. Еще одинъ шагъ этихъ гигантскихъ ногъ, и оно было-бы около меня. Казалось одно мгновенье отдѣляло меня отъ этой ужасной смерти, — когда въ воздухѣ блеснула точно молнія, поразила чудовище и втеченіе неуловимаго момента охватила его огнемъ. Свѣтъ исчезъ, и предо мною лежала какая то обугленная, безформенная масса, еще дымившаяся, но уже быстро разсыпавшаяся въ прахъ. Я сидѣлъ, какъ пригвожденный, охваченный смертельнымъ холодомъ; ужасъ мой теперь перешелъ въ оцѣпенѣніе.
Я почувствовалъ прикосновеніе ребенка къ своему плечу: — очарованіе кончилось, я поднялся съ мѣста. «Теперь ты видишь, какъ легко Врилья уничтожаютъ своихъ враговъ», сказалъ Таэ; потомъ онъ подошелъ къ дымившимся остаткамъ чудовища и, взглянувъ на эту массу, продолжалъ спокойнымъ голосомъ: «мнѣ случалось уничтожать гадовъ еще крупнѣе этого, но никогда это де доставляло мнѣ такого удовольствія. Да, это былъ Крекъ; сколько страданій онъ причинилъ, пока существовалъ!» Затѣмъ онъ поднялъ съ земли выбросившихся изъ воды рыбокъ и возвратилъ ихъ родному элементу.