Такъ какъ Врилья лишены возможности созерцать свѣтила небесныя, то ихъ способы опредѣленія дня и ночи существенно различаются отъ нашихъ; къ счастію у меня были съ собою часы, при помощи которыхъ мнѣ удалось довольно точно опредѣлить ихъ счетъ времени. Я оставляю до будущаго, если когда либо мнѣ придется издать сочиненіе о наукѣ и литературѣ Врилья, всѣ подробности тѣхъ способовъ, которые они примѣняютъ для счисленія времени, и ограничусь указаніемъ, что продолжительность ихъ года мало разнится отъ нашего; но онъ раздѣляется иначе. Ихъ сутки (включая и то, что мы называемъ ночью) состоятъ изъ двадцати часовъ, вмѣсто двадцати четырехъ, и, разумѣется, ихъ годъ поэтому заключаетъ большее число дней. Они раздѣляютъ свой двадцати часовой день такимъ образомъ: — восемь часовъ[1], называемые тихими часами, — посвящаются отдыху; восемь часовъ называемыхъ рабочимъ временемъ, — разнымъ занятіямъ жизни, и втеченіи четырехъ часовъ, которые носятъ названіе вольнаго времени (имъ заканчивается день), они предаются разнымъ развлеченіямъ, играмъ, празднествамъ, или разговорамъ, смотря по личному вкусу и склонности каждаго. Строго говоря, за предѣлами ихъ домовъ не бываетъ ночи. Какъ городскія улицы, такъ и вся окружающая страна, до самаго предѣла ихъ владѣній, одинаково освѣщается во всѣ часы. Только во время тихихъ часовъ, они убавляютъ свѣтъ въ своихъ домахъ, до степени сумерекъ; но полный мракъ внушаетъ имъ чувство ужаса, и они никогда вполнѣ не гасятъ огней. Во время домашнихъ празднествъ, происходящихъ при полномъ освѣщеніи, они все-таки отмѣчаютъ различіе между днемъ и ночью, посредствомъ особыхъ механическихъ устройствъ, соотвѣтствующихъ нашимъ часамъ. Они большіе любители музыки, и музыкальные звуки, издаваемые въ опредѣленные промежутки этими механизмами, опредѣляютъ время дня. Каждый часъ такіе мелодическіе звуки разносятся по всему городу и подхватываются другими — въ домахъ и окрестныхъ деревушкахъ, раскиданныхъ по всему ландшафту, что производитъ самое чарующее и въ то же время торжественное впечатлѣніе. Впродолженіи тихихъ часовъ, эти звуки смягчаются, такъ что едва улавливаются бодрствующимъ слухомъ. У нихъ не существуетъ перемѣнъ года и, по крайней мѣрѣ въ предѣлахъ владѣній этого племени, климатъ отличается необычайною равномѣрностью; онъ теплый, какъ итальянское лѣто, скорѣе влажный чѣмъ сухой; до полудня обыкновенно бываетъ тихо, но по временамъ тишина нарушается сильными порывами вѣтра съ окружающихъ горъ. Подобно тому, какъ на золотыхъ островахъ древнихъ поэтовъ, — здѣсь не существуетъ опредѣленнаго времени для посѣва и жатвы; одновременно вы видите болѣе молодыя растенія въ цвѣтахъ и почкахъ, между тѣмъ какъ другія приносятъ уже колосья и плоды. Но листья всѣхъ плодоносныхъ растеній, послѣ окончанія этого періода, мѣняютъ цвѣтъ или опадаютъ. Но что меня особенно интересовало въ связи съ ихъ способами счисленія времени, было — опредѣленіе средней продолжительности жизни между ними. Послѣ самыхъ тщательныхъ справокъ, я убѣдился, что она значительно превосходитъ нашу. Но преимущество ихъ заключалось не въ одномъ этомъ; весьма немногіе между ними умираютъ ранѣе ста лѣтъ; но въ то же время, большинство достигаетъ семидесяти-лѣтняго возраста; до самыхъ преклонныхъ лѣтъ они сохраняютъ здоровье и свѣжесть силъ, такъ что жизнь подъ старость у нихъ не представляется однимъ тяжелымъ бременемъ. Здоровье ихъ не подтачивается алчностью и честолюбіемъ, они равнодушны къ славѣ и хотя способны къ глубокой привязанности, но любовь у нихъ принимаетъ видъ нѣжной, радостной дружбы и, составляя ихъ счастье, рѣдко бываетъ источникомъ страданій. Такъ какъ Гай вступаетъ въ бракъ только по своему выбору и здѣсь (подобно тому какъ и на землѣ) все счастье семейной жизни зависитъ отъ женщины, то, выбравъ себѣ по вкусу и влеченію супруга, она бываетъ снисходительна къ его недостаткамъ, уважаетъ его наклонности и всѣми силами старается сохранить его любовь. Смерть близкихъ, какъ и между нами, — тоже источникъ горести; но она обыкновенно наступаетъ въ самомъ преклонномъ возрастѣ, и оставшіеся въ живыхъ находятъ большое утѣшеніе въ непоколебимой увѣренности, что ихъ ожидаетъ скорая встрѣча съ умершими друзьями и близкими, въ предстоящей блаженной жизни.
Хотя всѣ эти причины оказываютъ не малое вліяніе на продолжительность ихъ жизни, но многое зависитъ и отъ наслѣдственной организаціи. По сохранившимся извѣстіямъ, средняя продолжительность жизни у нихъ въ тѣ раннія времена, когда ихъ общественный строй походилъ на нашъ, со всѣми его треволненіями, — была значительно короче, и они чаще подвергались разнымъ болѣзнямъ. Они сами говорятъ, что продолжительность жизни у нихъ увеличилась съ тѣхъ поръ, какъ были открыты цѣлебныя и укрѣпляющія свойства вриля. Между ними мало спеціалистовъ врачей и этимъ дѣломъ преимущественно занимаются Джай-и (особенно вдовы и бездѣтныя), которыя обнаруживаютъ особенную склонность къ дѣлу врачеванія и отличаются искусствомъ въ разныхъ хирургическихъ операціяхъ, вызываемыхъ иногда несчастными случаями.
У Врилья есть свои развлеченія и забавы и въ вольное время дня, они собираются большими обществами и развлекаются воздушными играми, о которыхъ я уже говорилъ. У нихъ существуютъ концертные залы и даже театры, гдѣ исполняются піесы, отчасти напоминающія мнѣ китайскія драмы; сюжеты этихъ драмъ взяты большею частью изъ самыхъ отдаленныхъ временъ, и они отличаются полнѣйшимъ нарушеніемъ классическихъ единствъ; такъ что герой въ одной сценѣ представленъ ребенкомъ, вслѣдъ за тѣмъ старикомъ и т. д. Пьесы эти весьма древняго происхожденія. Онѣ показались мнѣ ужасно скучными, хотя постановка ихъ отличалась удивительными механическими приспособленіями; они были также не лишены извѣстнаго, отчасти грубаго, юмора, и отдѣльныя мѣста текста выдавались своимъ поэтическимъ и полнымъ силы языкомъ, хотя ему вредилъ избытокъ метафоры. Въ общемъ онѣ оставляли пожалуй такое-же впечатлѣніе, какое драмы Шекспира произвели-бы на парижанина временъ Лудовика XV-го, или на англичанина — періода Карла II-го.
Публика, большею частью состоявшая изъ Джай-и, по-видимому оставалась очень довольна представленіемъ, что въ виду серьезности этихъ женщинъ, отчасти удивило меня; но когда я увидѣлъ, что всѣ актеры были самаго нѣжнаго возраста, то мнѣ стало понятно, что матери и сестры приходили сюда, что-бы доставить удовольствіе своимъ дѣтямъ и братьямъ. Я уже сказалъ, что всѣ эти драмы были древняго происхожденія. Повидимому, здѣсь втеченіи нѣсколькихъ поколѣній, не появлялось ни одного сколько нибудь замѣчательнаго драматическаго произведенія, а также — изъ области вымысла или поэзіи, которое пережило-бы свое время. У нихъ нѣтъ недостатка въ новыхъ изданіяхъ и даже существуетъ то, что мы назвали-бы газетами; но всѣ эти изданія почти исключительно посвящены научнымъ и техническимъ вопросамъ, или новымъ изобрѣтеніямъ, — однимъ словомъ: У нихъ преобладаетъ чисто практическое направленіе. Иногда, впрочемъ, появится дѣтская книжка разсказовъ (ребенка же автора), о разныхъ приключеніяхъ, или какая нибудь Гай изольетъ въ формѣ поэмы разныя треволненія и надежды своей любви; но всѣ эти произведенія весьма невысокаго достоинства и рѣдко кѣмъ читаются, кромѣ дѣтей и женщинъ. Самыя интересныя сочиненія, чисто литературнаго характера, посвящены описаніямъ путешествій и географическихъ изслѣдованій мало извѣстныхъ странъ этого подземнаго міра; авторы ихъ большею частью молодые эмигранты, и они читаются съ большимъ интересомъ ихъ друзьями и родственниками.
Я не могъ не высказать своего удивленія Афъ-лину, но поводу того обстоятельства, что общество, достигшее такихъ изумительныхъ успѣховъ въ техникѣ и въ которомъ повидимому осуществился тотъ идеалъ всеобщаго счастья, о которомъ мечтали у насъ на землѣ и который, только послѣ долгой борьбы, признанъ неосуществимою мечтою, — что такое развитое общество можетъ существовать безъ современной литературы, при всемъ совершенствѣ его языка, отличавшагося такимъ богатствомъ, сжатостью и звучностью.
На это мой хозяинъ отвѣчалъ слѣдующее: — развѣ тебѣ не ясно, что литература, какъ вы ее донимаете на землѣ, положительно несовмѣстима съ тѣмъ общественнымъ благополучіемъ, котораго, по твоимъ же словамъ, мы теперь достигли? Послѣ вѣковой борьбы, у насъ наконецъ установился общественный строй, вполнѣ удовлетворяющій насъ, и въ которомъ недопускается никакого различія состоянія, никакихъ почестей выдающимся общественнымъ дѣятелямъ, при чемъ исчезаетъ всякій стимулъ къ личному честолюбію». Никто здѣсь не станетъ читать сочиненій въ защиту теорій, требующихъ перемѣнъ въ нашемъ общественномъ, или политическомъ строѣ; понятно, что никто не станетъ и писать ихъ. Если какой нибудь Анъ и почувствуетъ недовольство нашимъ, можетъ быть, слишкомъ спокойнымъ образомъ жизни, — онъ не нападаетъ на него, а просто уходитъ въ другое мѣсто.
Такимъ образомъ всѣ отрасли литературы (и, судя по древнимъ книгамъ въ нашихъ общественныхъ библіотекахъ, онѣ когда-то составляли весьма значительную ея часть), касающіяся общественнаго и политическаго устройства, — совершенно исчезли. Громадную часть нашей древней литературы составляютъ историческія лѣтописи разныхъ войнъ и революцій тѣхъ временъ, когда человѣкъ жилъ въ большихъ, бурныхъ обществахъ. Ты видишь нашу ясную, спокойную жизнь: такою она была втеченіи многихъ вѣковъ. У насъ нѣтъ событій для лѣтописей. Что же объ насъ можно сказать, кромѣ того, что — «они родились на свѣтъ, прожили счастливо и умерли?» Переходя за тѣмъ къ той отрасли литературы, которая почерпаетъ свои источники въ воображеніи, какъ напр. ваша поэзія, — то причины ея упадка у насъ не менѣе очевидны".
«Мы находимъ въ сохранившихся у насъ великихъ произведеніяхъ этого отдѣла литературы, которыя мы всѣ читаемъ съ наслажденіемъ, хотя они и недопускаютъ подражанія, что они заключаются въ изображеніи недоступныхъ намъ теперь страстей: — честолюбія, мести, неосвященной любви, жажды военной славы и т. п. Древніе поэты жили въ средѣ, проникнутой всѣми этими страстями, и живо чувствовали то, что служило предметомъ ихъ неподражаемыхъ описаній. Никто между нами не въ состояніи изобразить такихъ страстей, потому что не чувствуетъ ихъ, да и не найдетъ сочувствія въ своихъ читателяхъ, даже еслибъ и испыталъ ихъ. Кромѣ того, одинъ изъ основныхъ элементовъ древней поэзіи состоитъ въ обнаруженіи тѣхъ скрытыхъ, многосложныхъ побужденій человѣческаго сердца, которыя приводятъ къ анормальнымъ порокамъ, или къ неописаннымъ добродѣтелямъ. Но въ нашемъ обществѣ, съ исчезновеніемъ всякихъ искушеній къ особеннымъ преступленіямъ или порокамъ, неизбѣжно установился средній нравственный уровень, при которомъ немыслимо и появленіе выдающихся добродѣтелей. Лишенная тѣхъ образцовъ могучихъ страстей, великихъ преступленій и высокаго героизма, которые въ старину давали пищу поэзіи, — послѣдняя если и не совсѣмъ погибла у насъ, то влачитъ печальные дни. Остается еще поэзія описательная, — картины природы и домашней жизни; и наши молодыя Джай-и часто пользуются этою, довольно безсодержательною, формою въ своихъ любовныхъ стихахъ».
«Такого рода поэзія», сказалъ я, «можетъ быть очень привлекательна, и нѣкоторые критики между нами признаютъ ее даже выше той, которая занимается изображеніемъ человѣческихъ страстей. По крайней мѣрѣ, упоминаемый тобою, безсодержательный родъ поэзіи привлекаетъ къ себѣ большинство читателей между тѣмъ народомъ, который я оставилъ на поверхности земли».
«Можетъ быть; но я полагаю, что эти поэты обращаютъ большое вниманіе на языкъ и сосредоточиваютъ все свое искусство на подборѣ красивыхъ словъ и риѳмъ».
«Конечно; это соблюдается и великими писателями. Хотя даръ поэзіи можетъ быть прирожденный, но онъ требуетъ такой-же тщательной обработки, какъ и масса металла, изъ которой вы строите свои машины».
«Безъ сомнѣнія у вашихъ поэтовъ есть какія нибудь побудительныя причины къ сосредоточенію своего вниманія на красивой отдѣлкѣ словъ».
«Конечно врожденный инстинктъ побуждаетъ ихъ пѣть, какъ и птицъ; но всѣ эти украшенія пѣсни, по всѣмъ вѣроятіямъ, имѣютъ внѣшнія побужденія, и наши поэты вѣроятно находятъ ихъ въ стремленіи къ славѣ, а иногда и въ недостаткѣ денегъ».
«Совершенно такъ. Но въ нашемъ обществѣ понятіе о славѣ не связывается ни съ какимъ дѣйствіемъ человѣка, во время его земной жизни. Мы скоро утратили-бы то равенство, которое составляетъ основной, благодѣтельный элементъ нашего общественнаго устройства, еслибъ стали осыпать выдающимися похвалами кого либо изъ его членовъ: исключительное возвеличеніе ведетъ къ исключительной силѣ, и тогда неминуемо должны проснуться всѣ спящія теперь страсти; другіе люди тоже пожелаютъ похвалъ, тогда подымется зависть, а вмѣстѣ съ нею и недовольство, съ своими спутницами злобой и клеветой. Мы видимъ изъ нашей исторіи, что большинство поэтовъ и писателей, пользовавшихся въ древности величайшею славою, въ то же время подвергались самому жестокому порицанію, и вся ихъ жизнь была отравлена, отчасти благодаря нападкамъ завистниковъ, отчасти вслѣдствіе развившейся въ нихъ болѣзненной чувствительности къ похвалѣ и порицанію. Что касается побужденій нужды, то во первыхъ, тебѣ извѣстно, что въ нашей странѣ никто не испытываетъ бѣдности; но если-бы это и было, то всякое другое занятіе оказалось-бы прибыльнѣе писательства».
«Въ нашихъ общественныхъ библіотекахъ, можно найдти всѣ уцѣлѣвшія отъ времени книги; эти книги, по высказаннымъ уже причинамъ, — несравненно лучше всего, что могло быть написано въ наши дни, и онѣ одинаково доступны всѣмъ».
«Между нами», сказалъ я, «многихъ привлекаетъ новизна; и часто читается плохая новая книга, между тѣмъ какъ старая остается безъ вниманія».
"Новизна, безъ сомнѣнія, имѣетъ свою привлекательность въ менѣе развитыхъ обществахъ, чающихъ всего лучшаго впереди, но мы лишены способности находить въ ней удовольствіе; хотя, по замѣчанію одного знаменитаго нашего писателя, жившаго четыре тысячи лѣтъ тому назадъ: — «читающій старые книги всегда найдетъ въ нихъ что нибудь новое; а читающій новыя книги всегда — что нибудь старое».
«Но какъ же подобное равнодушіе къ литературѣ не оказываетъ вреднаго дѣйствія на развитіе науки?»
«Твой вопросъ изумляетъ меня. Побужденіемъ къ изученію науки является простая любовь къ истинѣ, независимо отъ всякихъ понятій о славѣ; и кромѣ того, наука у насъ имѣетъ исключительно практическое значеніе, въ видахъ сохраненія нашего общества и ежедневныхъ требованій жизни. Нашъ изобрѣтатель трудится безъ всякаго ожиданія славы за свою работу; онъ просто занятъ любимымъ имъ дѣломъ, вдали отъ всякихъ треволненій и страстей. Человѣку необходимы упражненія, какъ для тѣла, такъ и для ума; и постоянное равномѣрное упражненіе въ обоихъ случаяхъ лучше всякихъ чрезмѣрныхъ временныхъ усилій. Люди, занимающіеся у насъ наукою, менѣе всего подвергаются болѣзнямъ и отличаются своимъ долголѣтіемъ. Живопись у насъ составляетъ развлеченіе многихъ; но самое искусство далеко не то, что было въ прежнія времена, когда великіе художники изъ разныхъ обществъ старались превзойти другъ друга, въ виду тѣхъ, почти царскихъ, почестей, которыя ожидали побѣдителя. Ты безъ сомнѣнія замѣтилъ въ отдѣленіи древностей музея, — насколько, съ точки художественности, картины, написанныя нѣсколько тысячъ лѣтъ тому назадъ, превосходятъ современныя. Изъ всѣхъ изящныхъ искусствъ одна музыка, — можетъ быть потому, что она ближе подходитъ къ наукѣ, чѣмъ къ поэзіи, — еще процвѣтаетъ у насъ. Но даже и здѣсь, недостатокъ стимула похвалъ или славы сказался въ отсутствіи индивидуальнаго превосходства; мы отличаемся болѣе въ оркестровой музыкѣ, гдѣ отдѣльный исполнитель замѣняете громадными механическими инструментами, приводимыми въ движеніе водою. Впродолженіи нѣсколькихъ вѣковъ у насъ почти не появилось ни одного выдающагося композитора. Мы пользуемся теперь старинными мотивами, которые обрабатываются современными, искусными въ техникѣ музыкантами».
«Нѣтъ ли изъ числа Ана», спросилъ я, «обществъ, зараженныхъ тѣми пороками и страстями, допускающими разницу въ имущественномъ, нравственномъ и общественномъ положеніи среди своихъ членовъ, которыя уже исчезли между племенами Врилья? Если существуютъ такіе народы, то можетъ быть, поэзія и родственныя ей искусства еще пользуются почетомъ и процвѣтаютъ между ними?»
«Такіе народы живутъ въ отдаленныхъ отъ насъ странахъ; но мы не допускаемъ ихъ въ среду цивилизованнаго общества; по нашему мнѣнію они недостойны даже названія Ана, не только что Врилья. Это варвары, находящіеся на томъ низкомъ уровнѣ развитія, которое даже недопускаетъ надежды на ихъ обновленіе». Они проводятъ свое жалкое существованіе въ вѣчныхъ переворотахъ и борьбѣ; если они не воюютъ съ своими сосѣдями, то дерутся между собою. Они всѣ раздѣлены на партіи, которыя предаютъ поруганію, грабятъ и даже убиваютъ другъ друга; поводомъ къ этому служатъ самыя ничтожныя причины, которыя были-бы просто непонятны для насъ, если-бы мы не знали изъ исторіи, что сами когда то прошли чрезъ эти раннія ступени варварства и невѣжества. Сущихъ пустяковъ достаточно, чтобы поднялась ссора между ними. Они считаютъ, что у нихъ господствуетъ равенство; но вся та борьба, которую они вели съ старыми формами, не привела ни къ чему; потому что въ громадныхъ обществахъ, гдѣ все основано на соревнованіи, обратившемся въ какую то постоянную горячку, — меньшинство всегда выигрываетъ въ ущербъ массѣ. Однимъ словомъ, народъ, о которомъ я говорю, представляетъ собою дикарей, блуждающихъ въ безпросвѣтномъ мракѣ невѣжества; они были-бы достойны нашего сожалѣнія въ ихъ бѣдствіяхъ, если-бъ, подобно большинству дикарей, сами не навлекали на себя истребленія своею наглостью и жестокостью. Можешь себѣ представить, что эти жалкія созданья, съ ихъ допотопнымъ оружіемъ, образцы котораго ты видѣлъ въ нашемъ музеѣ (металлическіе цилиндры съ зарядомъ селитры), — не разъ грозили истребленіемъ сосѣднему съ ними племени Врилья, только потому, что у нихъ тридцать милліоновъ населенія, а у послѣднихъ пятьдесятъ тысячъ, — если тѣ не подчинятся какому то ихъ установленію, въ связи съ торговлей и наживой денегъ, которое они имѣютъ нахальство называть «закономъ цивилизаціи».
"Но что же сдѣлаютъ пятьдесятъ тысячъ противъ тридцати милліоновъ?"
Мой хозяинъ съ удивленіемъ взглянулъ на меня. «Чужеземецъ», сказалъ онъ, "развѣ ты не слышалъ, что это племя — Врилья, которому онѣ угрожаютъ; и стоитъ только этимъ дикарямъ объявить войну, какъ полъ-дюжины, отряженныхъ для этого дѣтей, сметутъ съ лица земли все ихъ населеніе!"
Я невольно содрогнулся при этихъ словахъ, вспомнивъ, что я стою ближе къ этимъ «дикарямъ» чѣмъ къ племени Врилья, а также — мои похвалы свободнымъ учрежденіямъ Америки, къ которымъ такъ презрительно отнесся Афъ-Линъ. Прійдя нѣсколько въ себя, я спросилъ, — существуетъ ли возможность безопасно достигнуть страны этого отдаленнаго и смѣлаго народа.
«При помощи вриля ты можешь безопасно проѣхать по владѣніямъ всѣхъ родственныхъ намъ племенъ; но я не отвѣчаю за твою безопасность среди варварскихъ народовъ, гдѣ господствуютъ другіе законы, и которые дошли до такого умопомраченія, что многіе изъ нихъ живутъ только воровствомъ; въ тихіе часы среди нихъ даже нельзя оставить открытыми двери своего дома».
Тутъ нашъ разговоръ былъ прерванъ появленіемъ Таэ, сообщившаго намъ, что, получивъ порученіе уничтожить громадное чудовище, которое я видѣлъ при своемъ спускѣ, онъ все время слѣдилъ за его появленіемъ, но безуспѣшно. Онъ уже подумалъ, что мои глаза обманули меня, или что гадина, чрезъ разщелины въ скалахъ, пробралась въ болѣе дикую мѣстность, гдѣ водятся подобныя ей пресмыкающіяся; но близость ея пребыванія неожиданно обнаружилась въ опустошеніяхъ пастбища, прилегающаго къ озеру. «Я увѣренъ», сказалъ Таэ, «что чудовище прячется въ этомъ озерѣ; я подумалъ», продолжалъ онъ обращаясь ко мнѣ, «что тебя можетъ быть позабавитъ посмотрѣть, — какъ мы истребляемъ такихъ непріятныхъ посѣтителей». Взглянувъ на ребенка и припомнивъ размѣры чудовища, которое онъ собирался уничтожить, я пришелъ въ ужасъ, какъ за себя, такъ и за него, при мысли о грозившей намъ опасности. Но во мнѣ было возбуждено сильное любопытство, и мнѣ хотѣлось самому убѣдиться въ восхваляемомъ могуществѣ вриля; къ тому-же я не желалъ унизить себя въ глазахъ ребенка, выказывая опасенія за свою безопасность; и потому, поборовъ свое первое чувство страха, я поблагодарилъ Таэ за его вниманіе и выразилъ готовность сопутствовать ему въ такой интересной охотѣ.
- ↑ Употребляемые для ясности, слова: часы, дни и проч. — не вполнѣ соотвѣтствуютъ ихъ понятіямъ о дѣленіи времени. (Прим. автора).