Разсмотрѣвъ подробно тѣ изъ приведеныхъ мною качествъ Государя, которыя я считаю важнѣйшими, я скажу объ остальныхъ только коротко и въ общихъ выраженіяхъ, припомнивъ то, что я уже сказалъ, — что Государь долженъ избѣгать всего, что можетъ на него навлечь ненависть и презрѣніе. Если ему послѣднее удастся, — онъ можетъ спокойно дѣйствовать, какъ хочетъ, нисколько не заботясь о томъ, что о немъ думаютъ и говорятъ. А такъ какъ ненависть заслуживаютъ преимущественно тѣ Государи, которые, какъ я уже сказалъ, прибѣгаютъ къ грабительству и нарушаютъ имущественныя права своихъ подданныхъ или покушаются на честь ихъ женъ и дочерей, то Государямъ, чтобъ не заслужить ненависти, надобно воздерживаться только отъ этого. Общество обыкновенно живетъ спокойно, если Государи не покушаются ни на честь, ни на имущество его членовъ, и Государямъ при этомъ, приходится бороться только съ честолюбіемъ немногихъ, что не трудно, такъ какъ въ рукахъ Государей обыкновенно находятся тысячи средствъ, чтобы совладать съ этимъ неудобствомъ. Презираютъ только тѣхъ Государей, которые выказываются нерѣшительными, непослѣдовательными, малодушными и легкомысленными. Всѣхъ такихъ качествъ долженъ избѣгать Государь, какъ подводныхъ камней своей власти, стараясь придавать своимъ дѣйствіямъ внѣшній отпечатокъ величія, важности, твердости и отваги. Въ отношеніи частныхъ дѣлъ своихъ подданныхъ они должны поступать такъ, чтобы ихъ рѣшенія казались незыблемыми, и общественное мнѣніе до того считало бы ихъ неизмѣнными, что никто изъ подданныхъ не дерзалъ бы и думать, что ихъ можно избѣжать обманомъ или склоненіемъ Государя въ свою пользу. Государь, съумѣвшій заставить такъ о себѣ думать, пользуется обыкновенно прочной репутаціей, и заговорамъ противъ него представляются значительныя трудности, такъ какъ онъ считается хорошимъ Государемъ, пользующимся уваженіемъ своихъ подданныхъ. Опасности же для Государей могутъ возникать или со стороны внѣшнихъ могущественныхъ враговъ, или въ средѣ его подданныхъ. Противъ внѣшнихъ враговъ, онъ можетъ предохранять себя содержаніемъ сильной арміи и союзами съ сильными государствами, а союзниковъ, имѣя сильную армію, найти очень не трудно. Если-же государство не вовлечено въ какую нибудь внѣшнюю борьбу, то и внутри его, обыкновенно, господствуютъ порядокъ и спокойствіе, если только до наступленія мира, это спокойствіе не было нарушено уже начавшимися заговорами. Даже въ случаѣ внѣшней борьбы Государи, подобно Набису, спартанскому тирану, всегда найдутъ помощь въ своей странѣ, если только будутъ поступать согласно съ высказанными мною правилами и не растеряются въ критическую минуту. Въ мирное время государи могутъ опасаться только тайныхъ противъ себя заговоровъ, но они обыкновенно предохранены отъ нихъ, если только не возбудили къ себѣ ненависти и презрѣнія своихъ подданныхъ и съумѣли такъ дѣйствовать, что народъ ими доволенъ. Для достиженія послѣдней цѣли, какъ я уже сказалъ, они должны не щадить никакихъ усилій. Въ самомъ делѣ, самое лучшее средство противъ заговоровъ — любовь народа; обыкновенно заговорщики предполагаютъ, что смерть Государя желательна народу; если бы они предполагали, что такая смерть раздражитъ народъ, то никто изъ нихъ не отваживался бы приводить въ исполненіе свои замыслы, представляющіе обыкновенно безчисленныя трудности. Опытъ показываетъ, что хотя заговоры и возникаютъ часто, но весьма немногіе изъ нихъ удаются. Это происходитъ отъ того, что одному быть заговорщикомъ невозможно и замышляющій заговоръ долженъ отыскивать себѣ соумышленниковъ и соучастниковъ. Понятно, что встрѣтить ихъ онъ можетъ только въ средѣ недовольныхъ; открывая же тайну кому-либо изъ недовольныхъ, онъ этимъ самымъ даетъ ему средство улучшить свое положеніе, такъ какъ каждый знаетъ, что стоитъ только донести на довѣрившаго ему свою тайну, чтобы попасть въ милость и получить награду. Такимъ образомъ необходимо, чтобы лицо, къ которому обращается зачинщикъ, было или искреннимъ его другомъ, или человѣкомъ очень сильно озлобленнымъ противъ Государя, чтобы оно не выдало тайны; иначе оно разрушитъ планы зачинщика, видя съ одной стороны вѣрную прибыль, а съ другой только сомнительный успѣхъ и безчисленныя опасности. Короче сказать, заговорщикамъ приходится постоянно опасаться измѣны и быть подъ страхомъ наказанія, между тѣмъ какъ на сторонѣ Государя — величіе его сана, авторитетъ законовъ, защита приверженцевъ и всѣ охранительныя силы страны. Если при этомъ Государь еще пользуется расположеніемъ народа, то весьма трудно, чтобы нашлись смѣльчаки, которые рѣшились бы на заговоры. При такихъ обстоятельствахъ, кромѣ обыкновенныхъ трудностей, сопровождающихъ исполненіе замысла заговорщика, ему приходится еще опасаться и тѣхъ послѣдствій, какія въ случаѣ успѣха могутъ возникнуть со стороны народа, избѣгнуть мѣсти котораго, обыкновенно, нѣтъ никакихъ средствъ.
Я могъ бы подкрепить свои слова безчисленными примѣрами, но ограничусь приведеніемъ одного, очевидцами котораго были наши отцы.
Мессеръ Ганнибалъ Бентивольи, дѣдъ нынѣ живущаго мессера Ганнибала, будучи правителемъ Болоньи, сдѣлался жертвою заговора семейства Каннески и былъ ими убитъ. — Весь родъ его былъ истребленъ и единственнымъ его представителемъ оставался мессеръ Джіованни — младенецъ, находившійся еще въ колыбели. Но привязанность жителей Болоньи къ роду Бентиволи была такъ сильна, что убійство это послужило поводомъ къ народному возстанію: всѣ Каннески были перебиты народомъ. Мало того, такъ какъ послѣ смерти мессера Ганнибала не было никого изъ членовъ семейства Бентиволи, кому можно было бы поручить правленіе, то народъ, узнавъ что во Флоренціи живетъ одинъ изъ представителей этой фамиліи подъ видомъ сына кузнеца, отправился къ нему и предложилъ ему быть правителемъ Болоньи. Лице это приняло предложеніе и управляло Болоньей до тѣхъ поръ, пока мессеръ Джіованни не подросъ и не достигъ возраста въ которомъ могъ уже сдѣлаться Государемъ Болоньи. Итакъ я заключаю, что если Государь любимъ народомъ, ему нечего опасаться никакихъ противъ себя заговоровъ и злоумышленій, но если онъ враждебенъ народу и заслужилъ его ненависть, онъ долженъ всѣхъ и всего опасаться. Хорошо организованныя государства и предусмотрительные Государи обыкновенно усиленно заботятся о томъ, чтобы народъ былъ ими доволенъ и не очень угнетенъ, съ тѣмъ однако же, чтобы это не сильно раздражало аристократовъ; достиженіе этого, — одна изъ самыхъ труднѣйшихъ задачъ Государя.
Изъ современныхъ, хорошо организованныхъ государствъ, не могу не указать на Францію. Въ этой странѣ существуетъ безчисленное множество отличныхъ учрежденій, обусловливающихъ независимость и безопасность короля. Главнѣйшее изъ нихъ — парламентъ и его власть. Введеніе парламента показываетъ, что организаторы Франціи понимали насколько необходимо обуздать честолюбіе и ненасытную гордость знатныхъ лицъ государства, а съ другой стороны, зная ненависть массъ къ знатнымъ лицамъ, основанную на страхѣ, и желая нѣсколько охранить и послѣднихъ, разсудили, что будетъ благоразумно, чтобы забота о такой охранѣ не лежала на одномъ Государѣ, который, покровительствуя народу, не возбуждалъ бы этимъ ненависти знатныхъ, а, охраняя знатныхъ, не возстановлялъ бы противъ себя массъ. Въ этихъ то видахъ и былъ основанъ парламентъ, родъ посредствующаго учрежденія, которое могло бы покровительствовать народу, не раздражая знати противъ королей и обуздывая ихъ честолюбіе. Для прочности государства и спокойствія Государей — трудно придумать лучшее и болѣе разумное учрежденіе.
Изъ учрежденія пармамента должно вывести кромѣ того, еще слѣдующее общее правило: вообще Государи всѣ тягости управленія должны возлагать на другихъ, оставляя за собою только право милосердія. Кромѣ того, повторяю, — Государи должны покровительствовать знати, но умѣть не возбуждать этимъ ненависти въ народѣ.
Разсматривая обстоятельства жизни и смерти многихъ римскихъ императоровъ, многіе могутъ подумать, что ихъ примѣръ совершенно противорѣчитъ тому, что я здѣсь высказываю, такъ какъ нѣкоторые изъ нихъ, несмотря на свою постоянную мудрость и великія доблести, все-таки теряли свои государства или даже просто погибали во время заговоровъ, возникавшихъ въ средѣ ихъ подданныхъ.
Въ отвѣтъ на такое возраженіе, я считаю нелишнимъ разсмотреть обстоятельства жизни и личный характеръ некоторыхъ изъ римскихъ императоровъ, чтобы доказать, что причины ихъ погибели не заключаютъ въ себѣ ничего такого, что противорѣчило бы моимъ положеніямъ. Кромѣ того, я воспользуюсь при этомъ возможностью высказать нѣсколько общихъ взглядовъ на особенности событій того времени, взглядовъ, которые будутъ не безполезны для изучающихъ исторію. Для этой цѣли я считаю достаточнымъ прослѣдить рядъ государей отъ Марка Аврелія до Максимина, которые слѣдовали другъ за другомъ въ такомъ порядкѣ: Маркъ Аврелій, сынъ его Коммодъ, Пертинаксъ, Юліанъ, Северъ, Антонинъ, сынъ его Карракала, Макринъ, Геліогабалъ, Александръ и Максиминъ. Прежде всего замѣчу, что если въ другихъ государствахъ правителямъ приходится бороться только съ честолюбіемъ знати и грубостью народа, то римскимъ императорамъ, кромѣ этихъ трудностей, предстояла еще третья: борьба съ жестокостью и корыстолюбіемъ солдатъ, и эта послѣдняя трудность была до того значительна, что она одна обусловливала погибель многихъ изъ римскихъ Государей. Въ самомъ дѣлѣ, чрезвычайно трудно удовлетворить одновременно народъ и войско; народъ любитъ спокойствіе и миролюбивыхъ Правителей, войско привязывается къ Государямъ завоевательнымъ, жестокимъ, хищнымъ, вносящимъ въ другія страны раззореніе и грабежъ; войско желало бы, чтобы таковыми являлись Государи и для своихъ подданныхъ, такъ какъ при этомъ войска получаютъ усиленное содержаніе и могутъ насыщать свое стремленіе къ жестокости и грабежамъ. Отъ этого то тѣ изъ римскихъ императоровъ, которые не обладали, или не съумѣли пробрѣсти умѣнья обуздывать одновременно войско и народъ, обыкновенно погибали, и большая часть императоровъ, а особливо тѣ, которые достигли власти будучи новыми людьми (uomini nuovi, homines novi) — сознавая трудность одновременнаго удовлетворенія двухъ противоположныхъ требованій, обыкновенно стремились только къ тому, чтобы удовлетворить войско, нисколько не заботясь о томъ, что этимъ самымъ они угнетали народъ. Иной образъ дѣйствій былъ для нихъ невозможенъ, такъ какъ, поставленные въ необходимость непремѣнно возбуждать чью либо ненависть, они должны были прежде всего озаботиться, чтобы не возбуждать ненависти большинства, а если не могли этого достигнуть, то имъ всякими способами необходимо было расположить въ свою пользу хотя ту часть большинства, которая была могущественнѣе. Поэтому то римскіе императоры, какъ люди новые, недавно получившіе власть и нуждавшіеся, для удержанія ея за собою, въ чрезвычайныхъ мѣрахъ, обыкновенно предпочитали расположеніе войска расположенію народа, и это имъ болѣе или менѣе удавалось, смотря по тому, какую репутацію умѣли они себѣ составить въ войскѣ.
Отъ вышеизложенныхъ причинъ и произошло то, что изъ трехъ императоровъ, — Маркъ Аврелій, Пертинаксъ и Александръ Северъ, — одинаково отличавшихся миролюбіемъ, скромною жизнію, любовью къ справедливости, нерасположеніемъ къ жестокостямъ, гуманностью и благодушіемъ, — не погибъ только Маркъ Аврелій. Но если Маркъ Аврелій жилъ и умеръ съ честію, то онъ обязанъ этимъ отчасти тому, что, вступивъ на римскій престолъ по праву наслѣдованія, онъ не былъ обязанъ своею властью ни войску, ни народу, и отчасти тому, что его высота добродѣтели возбуждали къ нему такое всеобщее почтеніе, что онъ, въ силу его, могъ постоянно удерживать государство свое въ границахъ долга, не возбуждая этимъ къ себѣ ни презрѣнія, ни ненависти.
Что касается до Пертинакса, то выбранный противъ воли войска, онъ ввелъ въ войскахъ дисциплину и вооружилъ этимъ противъ себя солдатъ, привыкшихъ къ той распущенности, которая существовала между ними при Коммодѣ; солдаты тотчасъ же возненавидѣли его. Къ ненависти этой прибавилось еще и презреніе, которое возбуждала его старость, — и онъ погибъ тотчасъ же вслѣдъ за полученіемъ власти. Замѣчу здѣсь снова, что заслужить ненависть за добрыя дѣйствія также легко, какъ и за дурныя, и что изъ этого слѣдуетъ, какъ я уже говорилъ выше, что Государямъ, желающимъ удержать за собою власть, весьма часто необходимо быть порочными. Если народъ, или войско, или аристократія, короче — какой-нибудь классъ подданныхъ, въ опорѣ котораго нуждается Государь, — испорченъ и развращенъ, то Государь долженъ, чтобы не возбуждать его противъ себя, угождать ему, а въ такихъ случаяхъ всякое честное дѣйствіе для него вредно.
Перейдемъ къ Александру Северу. Государь этотъ былъ на столько добръ, что въ числѣ расточаемыхъ ему похвалъ обыкновенно приводятъ слѣдующее: въ теченіе 14 лѣтняго его царствованія ни одинъ римлянинъ не былъ подвергнутъ лишенію жизни безъ предварительнаго суда. Не смотря на это, такъ какъ на него смотрѣли, какъ на обабившагося человѣка, позволявшаго своей матери управлять собою, — онъ впалъ въ презреніе у войска; между солдатами возникъ заговоръ и онъ былъ убитъ.
Разсматривая, въ противуположность Государямъ, только что мною перечисленнымъ, качества и личный характеръ Коммода, Септимія Севера, Антонина, Каракаллы и Максимина, мы найдемъ, что всѣ эти императоры были чрезвычайно жестоки и ненасытно жадны, что для удовлетворенія страстей солдатъ они не останавливались ни передъ какою неправдою и угнетеніемъ народа — и, несмотря на это, всѣ, за исключеніемъ Септимія, тоже погибли. Севера спасла его доблесть; благодаря ей онъ съумѣлъ привязать къ себѣ солдатъ, и, несмотря на то, что отягощалъ народъ чрезмерными налогами, могъ счастливо властвовать надъ Римской Имперіей: доблесть его возбуждала восхищеніе въ массахъ, народъ былъ какъ бы удивленъ и увлеченъ ею, солдаты были удовлетворены и почитали его. Такъ какъ такой образъ дѣйствій былъ замѣчателенъ въ человѣкѣ, едва получившемъ власть, то я хочу вкратцѣ указать, какъ Септимій умелъ принимать на себя личины льва и лисицы, — личины, прибѣгать къ которымъ, какъ я уже говорилъ выше, бываетъ полезно для Государей. Узнавъ, что Юліанъ предательски захватилъ императорскую власть, онъ убедилъ войска, которыми въ то время начальствовалъ въ Панноніи, въ томъ, что на ихъ обязанности лежитъ идти на Римъ, для отмщенья за смерть Пертинакса, удушеннаго преторіянцами, и, не открывая своего замысла овладѣть престоломъ, онъ такъ поспѣшно направился съ войсками къ Риму, что явился въ Италію прежде, нежели туда дошелъ слухъ объ его походѣ. Едва онъ явился въ Римъ, Юліанъ былъ убитъ, и растерявшійся Сенатъ провозгласилъ его императоромъ. Послѣ такого начала, Септимію, для завладѣнія всею Римскою Имперіею, предстояло только совладать съ двумя трудностями: отдѣлаться на востокѣ отъ Нигера, который, начальствуя войсками въ Азіи, былъ тогда провозглашенъ ими императоромъ, и на западѣ — отъ Альбина, стремившагося также къ захвату верховной власти. Считая опаснымъ для себя начинать одновременно борьбу съ обоими соперниками, Северъ решился дѣйствовать открытою силой противъ Нигера и обманомъ противъ Альбина. Для достиженія послѣдней цѣли, онъ написалъ Альбину дружественное письмо, въ которомъ извѣщалъ его, что, избранный Сенатомъ въ императоры, онъ тяготится слишкомъ большою властью и желалъ бы ее раздѣлить съ Альбиномъ, почему и посылаетъ къ нему титулъ Цезаря и декретъ Сената, которымъ Альбинъ признанъ его соправителемъ. Альбинъ попался въ западню, принявъ всю эту продѣлку за чистую монету. Когда Северъ побѣдилъ и умертвилъ Нигера, когда онъ успокоилъ возмущенія на востокѣ, то, возвратясь въ Римъ, онъ принесъ Сенату жалобу на действія Альбина, въ которой обвинялъ послѣдняго въ неблагодарности за всѣ благодѣянія, какими онъ его осыпалъ. Говорилъ, что ему извѣстно, что Альбинъ замышляетъ тайно умертвить его, и заключилъ тѣмъ, что считаетъ себя не вправѣ оставить безнаказанною такую измѣнническую неблагодарность. Тотчасъ же вслѣдъ за этимъ заявленіемъ, онъ направился во Францію, гдѣ тогда находился Альбинъ, и лишилъ его власти и жизни.
Таковъ былъ образъ дѣйствій этого Государя; разсматривая шагъ за шагомъ всѣ его поступки, нетрудно убѣдиться, что онъ постоянно являлся или смѣлымъ львомъ, или хитрою лисою; народъ его чтилъ и боялся, солдаты любили. При этомъ никто не станетъ удивляться, какъ онъ, новый человѣкъ, съумѣлъ удержать власть за собою, если вспомнитъ, что его громадная слава предохраняла его постоянно отъ ненависти, которую онъ могъ бы заслужить у народа за свое грабительство.
Сынъ Севера, Антонинъ, подобно отцу своему, также обладалъ нѣкоторыми личными качествами, доставившими ему удивленіе народа и привязанность солдатъ. Такъ, войско къ нему привязывало его искусство въ военномъ дѣлѣ, твердость въ перенесеніи всякихъ лишеній, его пренебреженіе къ изысканной пищѣ и всякой роскоши; но его жестокость, неслыханная его кровожадность, множество чуть не ежедневныхъ казней въ Римѣ и истребленіе чуть не всѣхъ жителей Александріи, заставили весь народъ крайне возненавидѣть его, и трепетать передъ нимъ даже окружающихъ его, такъ что вскорѣ одинъ изъ центуріоновъ умертвилъ его, въ присутствіи окружавшей его гвардіи. Изъ этого событія можно вывести общее правило: Государю трудно избѣгнуть смерти, если человѣкъ энергическій и закаленный въ своемъ намѣреніи замыслитъ его погибель, потому что человѣкъ, не дорожащій своей жизнью, обыкновенно дѣлается властелиномъ жизни другихъ людей; но такъ какъ случаи подобнаго рода встречаются рѣдко, то Государямъ нечего ихъ и опасаться. Все, что можетъ сдѣлать Государь, въ видахъ избѣжанія подобной участи, состоитъ въ осторожности и избѣжаніи поводовъ къ сильнымъ оскорбленіямъ своихъ окружающихъ и приближенныхъ. Антонинъ въ этомъ смыслѣ неостерегся, несправедливо приговорилъ къ казни брата центуріона, сдѣлавшагося впоследствіи его убійцею, и мало того, каждый день угрожалъ тою же участью и ему, — не удаляя его однако изъ числа своихъ приближенныхъ тѣлохранителей. Это была большая неосторожность, долженствовавшая его погубить, — что и случилось.
Перейдемъ къ Коммоду. Этому Государю было легко удерживать за собою власть, такъ какъ она была наслѣдственная и перешла къ нему, какъ къ сыну Марка Аврелія; ему стоило только идти по слѣдамъ отца, и онъ могъ удерживать и народъ и войско въ повиновеніи. Но, какъ человѣкъ жестокой и низкой души, для того, чтобы удовлетворять своему стремленію къ грабительству, онъ вздумалъ потворствовать солдатамъ и дозволять имъ всякую распущенность. Кромѣ того, забывая достоинство своего сана, онъ нередко являлся на публичной аренѣ для борьбы съ гладіаторами и предавался всякому неприличію, несоотвѣтствовавшему величію римскаго правителя, такъ что возбудилъ къ себѣ омерзеніе даже въ своихъ солдатахъ, и такимъ образомъ, презираемый одними и ненавидимый другими, онъ былъ задавленъ убійцами, во время возникшаго противъ него заговора.
Мнѣ остается сказать только о Максиминѣ. Онъ отличался воинскими способностями и храбростію. По смерти Александра Севера, о которомъ я уже говорилъ, войска, недовольныя его слабостью, избрали императоромъ Максимина; но онъ недолго удержалъ за собою полученную власть. Два обстоятельства возбудили къ нему всеобщее презрѣніе и ненависть. Первое обстоятельство состояло въ ничтожности его происхожденія: всѣмъ было извѣстно, что онъ былъ прежде пастухомъ во Ѳракіи, и его не могли уважать. Вторымъ обстоятельствомъ была быстро распространившаяся репутація о его чрезмѣрной жестокости: едва избранный въ императоры и еще прежде, нежели явился въ Римъ для принятія престола, онъ черезъ своихъ довѣренныхъ лицъ, успѣлъ уже произвесть какъ въ Римѣ, такъ и въ другихъ частяхъ имперіи, цѣлый рядъ различныхъ звѣрствъ и жестокостей. Все единодушно возстало противъ него, отчасти вслѣдствіе презрѣнія къ низости его происхожденія, отчасти отъ страха, возбужденнаго его жестокостями, и сначала жители римскихъ провинцій въ Африкѣ, а потомъ и самый Сенатъ, вмѣстѣ со всѣмъ населеніемъ Рима и Италіи, пошли противъ него. Вскорѣ къ этому общему возстанію присоединились и его войска, которыя въ это время осаждали Аквилею. Утомленныя долговременной осадой и раздраженныя его жестокостями эти войска, видя общее противъ него недовольство, перестали его бояться и рѣшились его умертвить.
Я не стану останавливаться болѣе ни на Геліогабалѣ, ни на Макринѣ, ни на Юліане, — всѣ эти лица были настолько жалки, что немедленно за полученіемъ власти, утрачивали ее, — и, переходя къ выводу изъ всего мною сказаннаго, повторяю, что современнымъ Государямъ легче удержать свою власть, чѣмъ это было римскимъ императорамъ. Имъ предстоитъ одною трудностью меньше. Трудность эта — чрезвычайныя мѣры для удовлетворенія солдатъ. Конечно и они должны нѣсколько озабочиваться тѣмъ, чтобы войска были ими довольны, но это не представляется особенно затруднительнымъ, такъ какъ никому изъ этихъ Государей не приходится имѣть дѣло съ войсками, которыя подобно римскимъ были бы, такъ сказать, за панибрата съ прежними правительствами и отдѣльными управленіями областей. Римскіе императоры были поставлены въ необходимость угождать войскамъ въ ущербъ народу, такъ какъ войска были могущественнѣе народа; ныне же главною заботою Государей должно быть удовлетвореніе народа, такъ какъ народъ сдѣлался могущественнымъ. Исключенія въ этомъ смыслѣ составляютъ развѣ только Турція и Египетъ.
Я исключаю Турецкаго Султана, такъ какъ онъ, обязанный содержать постоянное войско въ 20 т. пехоты и 15 т. кавалеріи, для личной своей охраны — отъ чего зависитъ прочность и безопасность его государства, — долженъ поневолѣ стараться привязать ихъ къ себѣ, прежде всякой заботы объ удовлетвореніи народа. Точно также и Правитель Египта, находящійся совершенно въ рукахъ своихъ солдатъ, долженъ преимущественно стараться выиграть въ ихъ расположеніи, несмотря на то, понравится это или нѣтъ народу. Замѣчу при этомъ, что Египетъ представляетъ собою государство исключительное, по своему устройству, въ средѣ другихъ государствъ, и подобное развѣ только владѣніямъ папы, такъ какъ Правители тамъ не наслѣдственны, и вмѣстѣ съ тѣмъ, Египетъ не представляетъ собою типа вновь возникающаго государства. Въ самомъ дѣлѣ, по смерти правителя, его дети ему тамъ не наслѣдуютъ, но его наслѣдникъ выбирается особыми лицами, которымъ ввѣрено такое избраніе, и вмѣстѣ съ тѣмъ, такъ какъ такое учрежденіе въ Египтѣ — учрежденіе древнее, освященное преданіемъ, то послѣ такого выбора въ странѣ не представляется тѣхъ трудностей, какія мы видимъ обыкновенно во вновь возникающихъ монархіяхъ. Правитель бываетъ новый, но порядки въ государствѣ остаются старые, и все представляетъ собою такой видъ, какъ будто бы вновь избранное лицо получило престолъ по праву престолонаслѣдія.
Возвращаясь къ предмету моего изслѣдованія, замѣчу, что всякій, кто станетъ раздумывать обо всемъ, что я уже сказалъ, легко увидитъ, что причиною гибели римскихъ императоровъ, о которыхъ я упоминалъ, были заслуженныя ими ненависть или презреніе, и его нисколько не удивитъ, что, несмотря на то, что одни изъ нихъ дѣйствовали однимъ, а другіе совершенно противуположнымъ образомъ, — всѣ они погибли, за исключеніемъ только двоихъ, изъ которыхъ каждый былъ какъ бы представителемъ этихъ двухъ противуположныхъ способовъ дѣйствія. Читатель пойметъ, что Пертинаксу и Александу Северу, государямъ выборнымъ, было неблагоразумно, и даже пагубно, подражать Марку Аврелію, государю наслѣдственному, и что точно также Каракалла, Коммодъ и Максиминъ, погубили себя, желая подражать Северу, такъ какъ они не имѣли тѣхъ личныхъ высокихъ качествъ, обладаніе которыми, одно только давало бы имъ право идти по его слѣдамъ.
Скажу, кромѣ всего этого, что всякій новый Государь можетъ и долженъ, не подражать Марку Аврелію или Северу, но послѣдовать и усвоить въ примѣрѣ Севера все то, что для него необходимо для упроченія своей власти, а въ примѣрѣ Марка Аврелія — все, что для него можетъ быть полезнымъ, для поддержанія прочности и славы государства издавна учрежденнаго и прочно установившагося.