«Вотъ, вотъ онъ, весь римскою кровью покрытый
И пылью сраженья! Такимъ никогда
Ещё не являлся мой Германъ; ни разу
Такъ очи его не горѣли огнемъ.
«Я рдѣю восторгомъ. Отдай мнѣ значокъ твой
Съ орломъ на верхушкѣ! отдай мнѣ твой мечъ!
Приди — успокойся: объятья пусть будутъ
Отрадой отъ битвы мои для тебя!
«Дай потъ отереть мнѣ горячій, струями
Текущій съ чела твоего. Какъ горитъ
Лицо твоё кровью! О, Германъ, ни разу
Ты не былъ Туснельдѣ такъ дорогъ и милъ!
«Ни разу — ни даже въ тотъ мигъ незабвенный,
Когда ты подъ дубомъ тѣнистымъ меня
Въ объятьяхъ неистовыхъ сжалъ. И тогда ужь
Безсмертнымъ въ грядущемъ казался ты мнѣ!
«Теперь — я твоя! Я слыхала, что Августъ
О, богами своими, за пышнымъ столомъ,
Со страхомъ вкушаетъ свой нектаръ волшебный,
Затѣмъ что ты нынѣ безсмертнѣй его.»
— Зачѣмъ ты мнѣ кудри свиваешь? Но думай:
Отецъ нашъ убитый предъ нами лежитъ
О! если бы Августъ самъ съ войскомъ явился:
Онъ кровью своею бъ облитый лежалъ! —
«Дай, Германъ, поднять мнѣ поникшія кудри:
Пусть встанутъ вѣнцомъ надъ тобою они!
Къ богамъ удалился Зигмаръ; но не вздумай
Послѣдовать съ плачемъ ему ты во слѣдъ!»
