— Блаженной памяти отцы, дѣды и прадѣды наши держались такого мнѣнія и образа дѣйствій, что послѣ выигранныхъ ими сраженій, для увѣковѣченія своего торжества и побѣдъ, воздвигали трофеи и монументы въ сердцахъ побѣжденныхъ своими милостями, вмѣсто того, чтобы возводить архитектурные памятники на землѣ. Они болѣе вѣрили въ живую людскую благодарность, вызванную щедротами, нежели въ нѣмыя надписи на аркахъ, колоннахъ и пирамидахъ, подверженныхъ порчи отъ непогоды и людской зависти. Достаточно вспомнить вамъ о милосердіи, оказанномъ ими бретонцамъ послѣ сраженія при Сентъ-Обенъ де-Кормье[1] и при разрушеніи Партена[2]. Вы слыхали и, слышавши, восхищались добротой, съ какой они относились къ испанскимъ варварамъ, которые ограбили, опустошили и обезлюдили берега у Олона и Тальмондуа. Вся поднебесная оглашалась хвалами и благодарными воплями, которые шли отъ васъ самихъ и вашихъ отцовъ, когда Альфарбалъ, Канарскій король, не зная удержу своей алчности, вторгся въ предѣлы Оникса и разбойничалъ на всѣхъ Армориканскихъ островахъ и въ прибрежныхъ странахъ. Онъ былъ раненъ въ честномъ бою моимъ отцомъ, котораго да хранитъ Господь! взятъ въ плѣнъ и покоренъ. Но что же было дальше? Другіе короли и императоры, даромъ что величаютъ себя «Католическими», поступили бы съ нимъ жестоко, засадили бы его въ темницу и потребовали бы съ него громадный выкупъ. Отецъ же мой, напротивъ того, отнесся къ нему съ большой добротой, помѣстилъ его въ собственномъ дворцѣ, съ неслыханнымъ великодушіемъ отослалъ домой съ грамотой на безопасный проѣздъ, осыпавъ подарками и всякими милостями. Ну и что же отъ сего воспослѣдовало?
Едва доѣхавъ до дому, собралъ онъ всѣхъ вельможъ и всѣ штаты своего государства, разсказалъ имъ про человѣколюбіе, съ какимъ съ нимъ поступили, и просилъ сообразить, какимъ образомъ они, подобно намъ, могутъ показать міру примѣръ высокаго и благороднаго духа. Единогласно порѣшено было предоставить въ наше
_p._97.png)
распоряженіе все ихъ имущество, всѣ владѣнія и все королевство. Альфарбалъ собственной персоной вернулся къ намъ съ девятью тысячами тридцатью восемью транспортными судами, нагруженными не только сокровищами его дома и всей королевской фамиліи, но и всей страны. Когда при попутномъ вѣтрѣ вестъ-нордъ-вестъ собирался онъ отплыть изъ своей страны, всѣ его подданные завалили корабль золотомъ, серебромъ, перстнями, драгоцѣнными уборами, пряностями, аптекарскими товарами, ароматическими веществами, попугаями, пеликанами, обезьянами, цибетами, енотами и дикобразами. Не было сына честныхъ родителей, который бы не пожертвовалъ того, что у него было драгоцѣннаго. Когда Альфарбалъ прибылъ къ отцу, то готовъ былъ цѣловать его ноги, но отецъ счелъ это недостойнымъ и не допустилъ до этого, но дружески обнялъ его. Онъ представилъ свои дары, но они были признаны слишкомъ богатыми и не были приняты. Онъ призналъ себя и свое потомство добровольно закрѣпощенными отцу, но отецъ отъ этого отказался, потому что нашелъ несправедливымъ. Въ силу рѣшенія государственныхъ штатовъ, предложилъ онъ отцу всѣ земли и все королевство, представивъ документъ на эту сдѣлку, подписанный и скрѣпленный всѣми, кто въ ней участвовалъ. Сдѣлку отецъ рѣшительно отвергни бросилъ всѣ документы въ печку. Въ концѣ концовъ отецъ отъ жалости къ смиренію и простотѣ канарцевъ расплакался и постарался умалить въ ихъ глазахъ свое доброе къ нимъ отношеніе, говоря, что, въ сущности, онъ ровно ничего хорошаго для нихъ не сдѣлалъ, а если и поступилъ съ ними добросовѣстно, то къ этому его обязывала честь. Альфарбалъ слишкомъ преувеличиваетъ его достоинства. И что же въ концѣ концовъ вышло? Вмѣсто того, чтобы насильно взять съ Альфарбала два милліона экю выкупа и удержать заложниками его старшихъ сыновей, — вмѣсто того, самъ Альфарбалъ добровольно призналъ себя и свой народъ вѣчными нашими данниками и обязался платить намъ ежегодно два милліона золотыхъ монетъ въ двадцать четыре карата, и онѣ были намъ уплачены въ первый годъ. Но на второй, по собственной охотѣ, они уплатили два милліона триста тысячъ экю; на третій же — два милліона шестьсотъ тысячъ; на четвертый — три милліона и затѣмъ съ каждымъ годомъ добровольно все увеличивали сумму, пока мы не вынуждены были воспретить имъ платить намъ свыше положенной дани. Таково свойство благодарности: время, все разрушающее и ослабляющее, увеличиваетъ и укрѣпляетъ благодѣянія, потому что доброе и великодушное дѣло никогда не забывается разумнымъ человѣкомъ, и онъ всегда хранитъ его и лелѣетъ въ благородной душѣ. Не желая измѣнять наслѣдственной добротѣ моихъ родителей, я теперь прощаю и освобождаю васъ и хочу, чтобы вы по-прежнему оставались вольными и свободными людьми. При выходѣ изъ воротъ этого города, каждому изъ васъ будетъ выдана сумма на трехмѣсячное содержаніе себя и своей семьи, и вы можете возвратиться домой, при чемъ для безопасности васъ будетъ сопровождать конвой изъ шестисотъ рейтаровъ и восьми тысячъ пѣхотинцевъ, подъ командой моего шталмейстера Александра, дабы крестьяне не обидѣли васъ. Господь съ вами! Я отъ всего сердца сожалѣю, что Пикрошоля нѣтъ здѣсь: я бы доказалъ ему, что война эта начата помимо моего желанія и не ради того, чтобы расширить мои владѣнія или прославить мое имя. Но такъ какъ онъ пришелъ въ отчаяніе и неизвѣстно, какъ и куда скрылся, то я хочу, чтобы его королевство цѣлостью перешло къ его сыну. Сынъ же его пока малолѣтній, — ему еще не исполнилось пяти лѣтъ, — а потому опека и воспитаніе его будутъ поручены старѣйшимъ вельможамъ и ученымъ людямъ королевства. А такъ какъ королевство безъ главы легко можетъ быть разорено, если не положить предѣлъ алчности и сребролюбію его администраторовъ, то я повелѣваю и хочу, чтобы Понократъ былъ намѣстникомъ, облеченнымъ надлежащей властью, и воспитателемъ ребенка до тѣхъ поръ, пока признаетъ его способнымъ управлять и царствовать.
Но принимая во вниманіе, что слишкомъ большое послабленіе и снисходительность къ злоумышленникамъ только служитъ для нихъ новымъ поводомъ дѣлать дальнѣйшее зло; принимая во вниманіе, что Моисей, кротчайшій человѣкъ своего времени на землѣ, строго каралъ бунтовщиковъ и возмутителей народа израильскаго; принимая во вниманіе, что Юлій Цезарь, такой мягкій императоръ, что про него Цицеронъ сказалъ, что величайшимъ благомъ онъ считалъ
_p._99.png)
возможность, а главной добродѣтелью его была склонность — миловать и прощать каждаго; тѣмъ не менѣе, однако, находилъ нужнымъ строго наказывать зачинщиковъ возмущенія; примѣровъ этихъ ради, я требую, чтобы вы, прежде чѣмъ уйти, выдали мнѣ, во-первыхъ, пресловутаго Маркѐ, зачинщика и перваго виновника войны благодаря его глупому нахальству; во-вторыхъ, его сообщниковъ пирожниковъ, которые пренебрегли обязанностью сразу образумить его шалую голову, и, наконецъ, всѣхъ совѣтниковъ, капитановъ, офицеровъ и слугъ Пикрошоля, которые подстрекали его, хвалили, или совѣтовали ему покинуть свои предѣлы и вторгнуться въ наши.