вторыхъ, его сообщниковъ пирожниковъ, которые пренебрегли обязанностью сразу образумить его шалую голову, и, наконецъ, всѣхъ совѣтниковъ, капитановъ, офицеровъ и слугъ Пикрошоля, которые подстрекали его, хвалили, или совѣтовали ему покинуть свои предѣлы и вторгнуться въ наши.
вторых, его сообщников пирожников, которые пренебрегли обязанностью сразу образумить его шалую голову, и, наконец, всех советников, капитанов, офицеров и слуг Пикрошоля, которые подстрекали его, хвалили, или советовали ему покинуть свои пределы и вторгнуться в наши.
Послѣ этой рѣчи Гаргантюа, ему были выданы требуемые бунтовщики, за исключеніемъ Спадасена, Мердайля и Менюайля, которые спаслись бѣгствомъ за шесть часовъ до сраженія: одинъ духомъ и безъ оглядки, ни разу въ дорогѣ не приставъ, добѣжалъ до горы Ленель; другой спасся въ долину Виръ, а третій — въ Логруанъ. Сюда же слѣдуетъ причислить и двоихъ пирожниковъ, погибшихъ въ пути. Гаргантюа ничего худого имъ не сдѣлалъ, только приказалъ поставить ихъ за типографскіе станки во вновь учрежденной имъ типографіи. Тѣхъ же, которые умерли, повелѣлъ честно похоронить въ долинѣ Нуаретъ и въ лагерѣ Брюльвьель. Раненыхъ велѣлъ перевязать и лѣчить въ своемъ большомъ госпиталѣ. Послѣ того изслѣдовалъ вредъ, причиненный городу и жителямъ, и они подъ присягой показали размѣръ понесенныхъ ими убытковъ, которые были имъ выплачены. И велѣлъ выстроить сильную крѣпость, куда поставилъ многочисленный гарнизонъ, чтобы на будущее время быть лучше защищеннымъ отъ внезапныхъ нападеній.
При отъѣздѣ милостиво поблагодарилъ всѣхъ воиновъ своихъ легіоновъ, которые участвовали въ пораженіи, нанесенномъ непріятелю, и отослалъ ихъ на зимовку въ мѣста ихъ стоянокъ и гарнизоновъ, за исключеніемъ одного легіона, особенно отличившагося на полѣ брани, и капитановъ отрядовъ, которыхъ съ собою привелъ къ Грангузье.
Увидя ихъ всѣхъ, добрякъ такъ обрадовался, что и сказать нельзя. Онъ задалъ имъ самый великолѣпный, самый обильный и самый прелестный пиръ, какой только видано со временъ царя Ассура. Когда встали изъ-за стола, онъ роздалъ имъ весь свой столовый приборъ, который вѣсилъ милліонъ восемьсотъ четырнадцать полновѣсныхъ золотыхъ дукатовъ и состоялъ изъ большихъ античныхъ вазъ, большихъ горшковъ, большихъ тазовъ, большихъ чашекъ, кубковъ, чашъ, канделябровъ, корзинъ, тарелокъ, блюдъ, бонбоньерокъ и другой подобной посуды изъ чистаго золота, не говоря уже о драгоцѣнныхъ каменьяхъ, эмали и работѣ, которая, по оцѣнкѣ всѣхъ, превосходила цѣну самаго матеріала. Сверхъ того, велѣлъ отсчитать изъ своей казны каждому милліонъ двѣсти тысячъ экю чистаганомъ. И каждому же даровалъ въ вѣчное владѣніе, кромѣ тѣхъ случаевъ, когда они не оставятъ по себѣ наслѣдниковъ, — тѣ изъ своихъ замковъ и земель, которые находились въ ихъ ближайшемъ сосѣдствѣ и были для нихъ всего удобнѣе. Понократу онъ даровалъ Ла-Рошъ-Клермо, Гимнасту — Ле-Кудрэ, Евдемону — Монпансье, Тольмеру — Ле-Риво, Итеболю — Монсоро, Акамусу — Кандъ, Хиронакту — Варенъ, Себасту — Граво, Кенкне — Александру, Лигръ — Софрону, а другимъ — другія владѣнія.
После этой речи Гаргантюа, ему были выданы требуемые бунтовщики, за исключением Спадасена, Мердайля и Менюайля, которые спаслись бегством за шесть часов до сражения: один духом и без оглядки, ни разу в дороге не пристав, добежал до горы Ленель; другой спасся в долину Вир, а третий — в Логруан. Сюда же следует причислить и двоих пирожников, погибших в пути. Гаргантюа ничего худого им не сделал, только приказал поставить их за типографские станки во вновь учрежденной им типографии. Тех же, которые умерли, повелел честно похоронить в долине Нуарет и в лагере Брюльвьель. Раненых велел перевязать и лечить в своем большом госпитале. После того исследовал вред, причиненный городу и жителям, и они под присягой показали размер понесенных ими убытков, которые были им выплачены. И велел выстроить сильную крепость, куда поставил многочисленный гарнизон, чтобы на будущее время быть лучше защищенным от внезапных нападений.
При отъезде милостиво поблагодарил всех воинов своих легионов, которые участвовали в поражении, нанесенном неприятелю, и отослал их на зимовку в места их стоянок и гарнизонов, за исключением одного легиона, особенно отличившегося на поле брани, и капитанов отрядов, которых с собою привел к Грангузье.
Увидя их всех, добряк так обрадовался, что и сказать нельзя. Он задал им самый великолепный, самый обильный и самый прелестный пир, какой только видано со времен царя Ассура. Когда встали из-за стола, он роздал им весь свой столовый прибор, который весил миллион восемьсот четырнадцать полновесных золотых дукатов и состоял из больших античных ваз, больших горшков, больших тазов, больших чашек, кубков, чаш, канделябров, корзин, тарелок, блюд, бонбоньерок и другой подобной посуды из чистого золота, не говоря уже о драгоценных каменьях, эмали и работе, которая, по оценке всех, превосходила цену самого материала. Сверх того, велел отсчитать из своей казны каждому миллион двести тысяч экю чистаганом. И каждому же даровал в вечное владение, кроме тех случаев, когда они не оставят по себе наследников, — те из своих замков и земель, которые находились в их ближайшем соседстве и были для них всего удобнее. Понократу он даровал Ла-Рош-Клермо, Гимнасту — Ле-Кудре, Евдемону — Монпансье, Тольмеру — Ле-Риво, Итеболю — Монсоро, Акамусу — Канд, Хиронакту — Варен, Себасту — Граво, Кенкне — Александру, Лигр — Софрону, а другим — другие владения.
Оставалось только наградить монаха, котораго Гаргантюа хотѣлъ сдѣлать, аббатомъ Сельё; но тотъ отказался отъ этого. Онъ захотѣлъ тогда отдать ему аббатство Бургёйль или Сенъ-Флоранъ, которое ему больше понравится, а, если хочетъ, и то и другое. Но монахъ рѣшительно отвѣтилъ, что не желаетъ ни возиться съ монахами, ни управлять ими.
— Какъ могу я, — говорилъ онъ, — управлять другими, когда не умѣю справиться съ самимъ собой? Если вамъ кажется, что я оказалъ вамъ услугу и могу быть полезенъ и на
Оставалось только наградить монаха, которого Гаргантюа хотел сделать, аббатом Сельё; но тот отказался от этого. Он захотел тогда отдать ему аббатство Бургёйль или Сен-Флоран, которое ему больше понравится, а, если хочет, и то и другое. Но монах решительно ответил, что не желает ни возиться с монахами, ни управлять ими.
— Как могу я, — говорил он, — управлять другими, когда не умею справиться с самим собой? Если вам кажется, что я оказал вам услугу и могу быть полезен и на
