Виновники пожара Москвы в 1812 г. (Шмидт)/1912 (ДО)/Глава 3

Виновники пожара Москвы въ 1812 г.
авторъ Г. Шмидтъ (1880—1819), переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: нем. Die Urheber Des Brandes Von Moskau Im Jahre 1812. — См. Оглавленіе. Перевод опубл.: 1912. Источникъ: Г. Шмидтъ. Виновники пожара Москвы въ 1812 г. — Рига, 1912.

Третья глава. Участіе великой арміи.

Отраднымъ признакомъ любви французскихъ офицеровъ къ правдивому изложенію событій является то, что многіе изъ нихъ въ своихъ мемуарахъ признаются: когда получились первыя извѣстія о пожарахъ, мы подумали, что они происходятъ отъ неосторожности и легкомыслія нашихъ солдатъ^[1]. Правда, эти предположенія могли едва-ли основываться на опытахъ, которые можно было сдѣлать въ Можайскѣ и селахъ, лежащихъ по пути въ Москву; они тоже, конечно, сгорѣли и не одни только неосторожность и легкомысліе были виною этого; но съ Москвою было дѣло совершенно иное: здѣсь надѣялся французскій солдатъ, послѣ долговременной нужды получить наконецъ спокойствіе и отдыхъ, тѣмъ болѣе, что ему это определенно было обѣщано Наполеономъ. Москва должна была (послѣ того какъ ее нашли оставленною) сдѣлаться зимнею квартирою арміи, и было бы безуміемъ со стороны французовъ пожелать умышленно сжечь свои собственныя пристанища. Вѣдь все войско при взглядѣ на городъ охватило восхищеніе, которое имѣлъ возможность въ достаточной степени изобразить только такой писатель, какъ Филиппъ Сегюръ^[2]. Поэтому такое невольное признаніе французскихъ офицеровъ должно имѣть другое значеніе, именно то, что распущенность великой арміи достигла уже очень значительной степени.

Несмотря на то, что, какъ мы увидимъ ниже, былъ изданъ строгій приказъ Наполеона не допускать никакого грабежа, мы должны были однако констатировать уже, что солдаты тотчасъ начали грабить, какъ только они пришли въ мѣстности, гдѣ находились лавки, и часть офицеровъ слѣдовала ихъ примѣру. Когда затѣмъ очень скоро тамъ и сямъ изъ зданій стало вспыхивать пламя, часть ихъ, совершенно вѣрно, пыталась погасить его^[3], однако, большею частью, дѣлали это только тѣ, которые находились подъ командою маршала Мортье^[4], назначеннаго Наполеономъ, какъ мы видѣли, губернаторомъ города съ прямымъ указаніемъ на то, что ему вмѣняется въ обязанность наблюдать за порядкомъ въ немъ. Ему удавалось даже въ первый день съ большимъ трудомъ въ нѣкоторой степени овладѣть огнемъ^[5]. Большое число войскъ однако очень скоро перестало усердствовать, особенно когда услышали, что въ городѣ нѣтъ никакихъ пожарныхъ трубъ^[6] и что тѣ, которыя были найдены, оказались растрескавшимися, заклепанными и вообще негодными къ употребленію^[7]. (Въ этомъ не слѣдуетъ, впрочемъ, видѣть никакого дурного намѣренія со стороны русскихъ; это были просто старыя, сдѣлавшіяся негодными къ употребленію, пожарныя трубы, исключенныя даже изъ пожарнаго имущества). Если было сначала лишь нѣсколько солдатъ, осмѣлившихся грабить вопреки запрещенію императора, то теперь всѣ въ войскахъ приступили къ этому дѣлу^[8], такъ какъ горѣвшія дома, казалось, давали имъ на это въ нѣкоторой степени право, ибо въ противномъ случаѣ все вѣдь должно было сдѣлаться добычей пламени, не принося никому никакой пользы.

И изъ другихъ частей войска, стоявшихъ еще передъ городомъ, нѣкоторые солдаты пробрались въ городъ для грабежа, подъ предлогомъ, что они хотятъ помогать при тушеніи пожара^[9]. На второй день грабежъ былъ уже общимъ и почти общимъ сдѣлалось опьяненіе солдатъ; ибо они при обыскѣ погребовъ натолкнулись на богатые запасы вина, которые жители, при поспѣшномъ бѣгствѣ изъ Москвы должны были бросить на произволъ судьбы. О тушеніи пожара едва-ли кто и думалъ уже^[10] съ тѣхъ поръ, какъ у Мортье съ его отрядомъ не хватало силъ для этого. Только Мартенсъ^[11], проѣзжавшій 4/16 сентября по городу, замѣчаетъ еще солдатъ гвардіи занятыхъ укрываніемъ домовъ намоченными тряпками для защиты ихъ отъ пожара.

Распущенность и жестокость^[12] солдатъ достигли теперь такихъ страшныхъ размѣровъ, что немногимъ мирнымъ жителямъ Москвы, легко могло казаться, что и солдаты участвуютъ въ уничтоженіи города. Поэтому справедливо то, что разсказываетъ Изарнъ^[13]: „Жители совершенно хладнокровно смотрѣли на пожаръ; нѣкоторые на вопросъ, почему они не препятствуютъ распространенію огня, отвѣчали, что они боялись, что французы ихъ убьютъ“. И графъ Солтыкъ^[14] сообщаетъ, что и отдѣльные горожане видѣли въ французахъ виновниковъ пожара.

Но какъ ни велико было пассивное участіе великой арміи въ пожарѣ, собственное поджиганіе французами ограничивалось лишь немногими случаями, происходившими, большею частью, отъ упомянутаго выше ихъ легкомыслія. Многіе очевидцы говорятъ о большой неосторожности, съ какою поступали солдаты при своихъ грабежахъ^[15]. Они шли, какъ разсказываетъ Піонъ де Лошъ^[16] съ горящими факелами въ рукахъ въ дома и перешаривали всѣ квартиры. Горнъ^[17] разсказываетъ, какъ солдаты связывали вмѣстѣ отъ 4 до 5 свѣчей, зажигали ихъ и шли на поиски. При этомъ случаѣ загорѣлся базаръ москотильныхъ товаровъ, и офицеры впослѣдствіи признавались, что виновниками этого были ихъ солдаты. И Кастеллянъ^[18] говоритъ: „Наши солдаты, можетъ быть, тамъ и сямъ произвели пожаръ, но не вездѣ“. Другой очевидецъ^[19] разсказываетъ: „Французы разводили (необдуманно) костры около деревянныхъ зданій, имѣвшихъ видъ каменныхъ, и отъ этого происходило много пожаровъ“ и графъ Солтыкъ^[20] подтверждаетъ это свойство русскихъ домовъ: „Бо́льшая часть домовъ были деревянныя, но можно было принять ихъ за каменныя постройки, такъ какъ они были выбѣлены мѣломъ и извѣстью“. „Многія дома“, говоритъ, наконецъ, Лосбергъ^[21], „потому дѣлались добычей пожара, что солдаты въ находившихся въ нихъ печахъ пекли себѣ хлѣбъ; это хотя и было запрещено, но устранить этого нельзя было.“ Но это случалось преимущественно во время, послѣдовавшее за пожаромъ.

Таковы свѣдѣнія о легкомысліи и неосмотрительности французскихъ войскъ; придется рѣшать каждому по своему усмотрѣнію относительно ихъ участія въ распространеніи пожара, дѣлая выводъ изъ этого; я же думаю, что оно не было слишкомъ велико, ибо свѣдѣнія объ этомъ имѣются единичныя и, повидимому, касаются немногихъ случаевъ.

Такъ же обстоитъ дѣло и съ другими источниками, прямо говорящими объ активномъ участіи французской арміи въ пожарѣ и, слѣдовательно, о совершеніи солдатами поджоговъ. Здѣсь рѣчь идетъ собственно болѣе о такъ наз. союзныхъ войскахъ, чѣмъ о самихъ французахъ, и изъ этихъ войскъ особенно выдавались поляки и баварцы своимъ особеннымъ неистовствомъ, грубостью и распущенностью^[22]; первые потому, что они находились въ столицѣ своего смертельнаго врага, вторые соотвѣтственно одной особенности^[23], которую они обнаруживали и въ другихъ войнахъ. Тамъ и сямъ жаловались и на вестфальцевъ. Горнъ^[24] сообщаетъ, какъ поляки поджигаютъ булочную за то, что булочникъ не имѣетъ больше хлѣба и какъ нѣкоторые дома, въ которые они входили съ факелами, вслѣдъ затѣмъ загорались^[25]. Носковъ^[26] разсказываетъ о томъ, какъ поляки зашли въ аптеку и одинъ изъ нихъ хотѣлъ зажечь домъ; онъ зоветъ на помощь гренадера, который валитъ на землю поляка и, связавъ ему руки, тащитъ его прочь; впослѣдствіи онъ былъ разстрѣлянъ. Горнъ^[27] говоритъ даже о французахъ — поджигателяхъ, а статскій совѣтникъ Тутолминъ^[28] разсказываетъ. „Когда я съ подчиненными моими… старался потушить огонь, тогда французскіе зажигатели поджигали съ другихъ сторонъ вновь; наконецъ, нѣкоторые изъ стоявшихъ въ домѣ жандармовъ, оберегавшихъ меня, сжалившись на наши труды, сказали мнѣ: „оставьте, приказано сжечь“.

И далѣе онъ говоритъ: „Послѣ того ужаснаго пожара я все еще оставался въ величайшей опасности, ибо не переставали ходить французскіе зажигатели около дома“^[29].

Эти свѣдѣнія кажутся, правда, очень не благопріятными, для французской арміи, но эти сцены разыгривались уже 4—5 сентября (по старому стилю), когда уже было, какъ мы увидимъ, совершенно все равно, будетъ ли подожжено человѣческою рукою однимъ домомъ больше или меньше. Что солдатамъ было поручено жечь, это, какъ ниже будетъ указано, есть небылицей. Однако нельзя оспаривать истины этихъ фактовъ въ виду такихъ сообщеній, если и слѣдуетъ смотрѣть на нихъ какъ на исключенія. Точно также исключеніемъ является картина, нарисованная однимъ баварскимъ художникомъ, который самъ былъ очевидцемъ. Объ этомъ говоритъ генералъ фонъ Бойенъ^[30]: „Въ коллекціи сценъ войны 1812 г., изданныхъ извѣстнымъ Адамомъ, бывшимъ въ свитѣ герцога Лейхтенбергскаго, находится, кромѣ многихъ уже упомянутыхъ указаній, также одинъ листъ, изображающій группу французскихъ солдатъ, занятыхъ грабежемъ и поджиганіемъ домовъ, и художникъ въ приложенномъ объясненіи ясно говоритъ, что этихъ поступковъ было такъ много, что рушились послѣднія связи порядка и т. д.“ Однако и здѣсь (говоря о поджогѣ, а не о грабежахъ) можно говорить только какъ объ исключеніи, которое такъ поразило художника, что онъ увѣковѣчилъ его въ картинѣ; потому что тотъ же Альбрехтъ Адамъ самъ написалъ мемуары о московскомъ пожарѣ^[31], въ которыхъ онъ всю вину въ немъ возлагаетъ на русскихъ.

Но нужно признать совершенной фантазіей то, что сообщаетъ намъ Горнъ^[32], именно, что французы поджигали дома и затѣмъ ждали, пока жители выбѣгутъ изъ дверей съ самыми цѣнными вещами, чтобы затѣмъ напасть на нихъ и ограбить. На это можно возразить, что всѣ, имѣвшіе что-либо цѣнное, давно уже удалились изъ Москвы и, большею частью, съ этими цѣнностями; а затѣмъ и то: откуда же у пьянаго солдата найдется столько терпѣнія, чтобы спокойно ждать передъ домомъ, пока весь онъ будетъ охваченъ пламенемъ, съ сомнительною надеждою на то, что выйдетъ зажиточный житель дома; вѣдь во всей Москвѣ, по словамъ г-жи Толычовой^[33], едвали оставался одинъ обыватель, умѣвшій писать перомъ.

Вмѣстѣ съ жалобами жителей находимъ мы также слова восхищенія и похвалы поведенію французовъ. „Въ женскомъ монастырѣ“, говоритъ намъ очевидецъ^[34], французы вели себя очень хорошо“ — „въ домѣ Всеволожскихъ они почти ничего не грабили, французы вели себя вѣжливо и обходительно, только солдаты союзныхъ войскъ отвратительно“. То же разсказываетъ Козловскій^[35].

Только въ видѣ исключеній, повторимъ это еще разъ, случались намѣренные поджоги со стороны французской арміи, и они могли только оставаться исключеніями; ибо мы ниже увидимъ, какое наказаніе постигало поджигателей. Кромѣ того, эти случаи относились къ тому времени, когда уже выступилъ на сцену новый поджигатель, который былъ страшнѣе всѣхъ предшествовавшихъ, вмѣстѣ взятыхъ, и противъ котораго не было болѣе средствъ. Разумѣется, не эти исключенія составляютъ историческую вину французовъ, но то, что было правиломъ: что они оставались совершенно спокойными зрителями пожара или же предавались грабежамъ и разгулу тамъ, гдѣ слѣдовало напрягать послѣднія усилія, чтобы потушить пожаръ.

Можно въ нѣкоторомъ отношеніи извинить ихъ поведеніе, принимая въ разчетъ, что послѣ Бородина солдаты находились въ постоянномъ соприкосновеніи съ врагомъ и, слѣдовательно, по необходимости были очень истощены и дезорганизованы и только видъ Москвы могъ на короткое время наэлектризовать ихъ. Но такъ какъ послѣдній факторъ разрушенія, конечно, не мыслимъ безъ существованія уже пожаровъ, то, разумѣется, и на великой арміи лежитъ значительная часть вины въ пожарѣ Москвы, едвали меньшая, чѣмъ на русскомъ народѣ, такъ какъ вообще въ области реальной жизни попустительство представляетъ такую же вину, какъ и совершеніе преступленія.

Приложеніе.

Въ прошеніяхъ, поданныхъ правительству московскими жителями о возмѣщеніи убытковъ отъ сгорѣвшаго имущества находится обыкновенно упоминаніе о томъ, что они потеряли его благодаря французамъ^[36]. Это, однако, не должно вводить въ заблужденіе; ибо всѣ просители находились во время пожара внѣ Москвы, и затѣмъ это было оффиціальной формой, подъ которой только вообще и можно было надѣяться получить какое-нибудь возмѣщеніе. Многіе могли действительно и вѣрить этому, въ виду того, что только со вступленіемъ французовъ пламя охватило городъ^[37].

Примѣчанія

1. Peyrusse, стр. 96; Fain, стр. 86, II т.; Jomini, I т., стр. 142; Laveau, стр. 113.
2. Ph. Ségur, стр. 438.
3. Vaudoncourt, стр. 198; Surrugues, стр. 17; Fain, стр. 86; Bourgeois, стр. 55; Bertin (Du Mailly Nesele) стр. 141; Beauchamp (Beauvollier), стр. 35; Labaume, стр. 178 (разсказываетъ со словъ солдатъ); Bourgogne, стр. 26 ; Солтыкъ (Soltyk). Наполеонъ въ 1812 г. (ср. Sarrazin, стр. 155).
4. Roy, стр. 51; Ségur, стр. 450; Laveau, стр. 113; Martens, стр. 133; Щукинъ, II т., стр. 20 (Helldorf, стр. 65).
5. Roy, стр. 51 ; Ségur, стр. 450; Laveau, стр. 10 (Sarrazin стр. 155).
6. Labaume, стр. 178; Beauchamp, II т. (Beauvollier), стр. 35; Bertin (Du Mailly-Nesele), стр. 141; Fezensac, стр. 54; Bourgeois, стр. 59; Surrugues, стр. 17; Vaudoncourt, стр. 199.
7. Martens, стр. 133; Bourgogne, стр. 25; Bertin (Du Mailly-Nesele), стр. 141.
8. Horn стр. 65; Mitarewski, стр. 90; Bourgeois, стр. 51 ff; Faure, стр. 53; v. Lossberg, стр. 190; Labaume, стр. 188; Bertin (Du Mailly-Nesele) стр. 139.
9. Das Buch vom Jahre 1812, стр. 328.
10. Русскій Архивъ 1869 г., (Изарнъ) стр. 1412 ; Leissnig, Zug nach Moskau, I т., стр. 501.
11. Martens, стр. 133 ff.
12. Описаніе этого можно найти у всѣхъ очевидцевъ; здѣсь, въ виду недостатка мѣста, приходится опустить изображеніе подробностей.
13. Русскій Архивъ, 1809 г., стр. 1411.
14. Soltyk. Napoleon im Jahre 1812.
15. Nempde, стр. 8 и 10.
16. Pion de Loches, стр. 301.
17. Horn, стр. 118 (Versuch…).
18. Castellane, стр. 155.
19. Das Buch vom Jahre 1812, стр. 361. (Изъ Chambrai).
20. Soltyk. Napoleon im Jahre 1812.
21. v. Lossberg, стр. 196.
22. Воспоминанія очевидца, стр. 71.
23. Сравни объ этомъ особенно Клее; Pilgerschaft durchs Leben.
24. Versuch einer Darstellung, стр. 121. (4/16 сентября).
25. Тамъ же, стр. 121.
26. Чтенія при московскомъ университетѣ, 1864, III, стр. 139. Сообщеніе отъ 5/17 сентября.
27. Versuch einer Darstellung, стр. 121. (4/16 сентябрѣ).
28. Чтенія въ Императорск. Обществѣ исторіи 1860, II, стр. 167. (4/16 сентября).
29. Тамъ же. [В оригинале место этого примечания не указано. — Примѣчаніе редактора Викитеки.]
30. Nippold, II. т., стр. 293.
31. Albrecht Adam. Aus dem Leben eines Schlachtenmalers. Stuttgart 1886.
32. „Versuch einer Darstellung“… стр. 62.
33. Ramband, стр. 30.
34. „Разсказы очевидцевъ“… стр. 43, 128.
35. Русская Старина 1890, стр. 106.
36. Щукинъ. II. т.
37. Бутурлинъ, т. 1-й, стр. 371.