Нахмурилось небо, туманом одеты
Леса — и от тёплых сторон
Повеял, не северным солнцем согретый,
Предвестник весны — Аквилон.[1]
Летит; под могучим его дуновеньем
Бледнеют и тают снега,
И шуманых потоков повсюдным стремленьем,
Исполнились рек берега.
И вижу я: кучи говна под сараем [2]
Оделися льдистой корой,
Так сахаром фрукты мы впрок обливаем,
Чтоб нежить вкус зимней порой.
Под крышами кошки концерт свой проклятый
Дают уж всю ночь напролёт;
И страстью ебливой природа объята,
И щепка на щепку ползёт.
Но ветер свои умеряет порывы
И ясно с лазурных небес
Весеннее солнце глядит на разливы,
На горы, на долы, на лес.
Сокрытая долго под снежным покровом,
Умывшись, явилась земля;
В убранстве опять зеленеются новом,
Как в бархате пышном, поля.
Тепло — и в лесу расцветает фиалка
И сладостный льёт аромат;
И вывела в трубах проказница-галка
Крикливых своих галченят.
Уже монотонно кукует кукушка,
А роза раскрыла шипок;
Нестройно в болоте гогочет лягушка,
И в листья оделся лесок.
Любовники роз соловьи прилетели,
И звучно по ясным ночам
В садах раздаются их чудные трели;
Деревья цветут по лесам.
И тут-то раздолье — сери, где попало,
Уж вони совсем не слыхать...
Ах! скоро ли я засеру, как бывало,
Там в лесе зелёном опять?