Среди трех великих поэтов Америки Лонгфелло занимает, по степени оригинальности и по силе таланта, третье место, уступая значительно в своих достоинствах гениальному создателю символической поэзии Эдгару По и поразительному в своем индивидуальном своеобразии певцу жизни и личности Уолту Уитмену. И Эдгар По и Уитмен создали целый ряд совершенно единственных вещей, которых до них не было и которые после них лишь будут слабыми приближениями к яркому первообразу.
В этом верительная грамота гения, которую он получает от Судьбы. Такой верительной грамоты нет у Лонгфелло. Но все же он в действительности большой крупный поэт, обладающий изящным стихом и написавший несколько прекрасных произведений. «Песнь о Гайавате» — главное из них. Поэма рассказывает в красивых стихах о постепенном овладевании стихийными силами Природы со стороны человека, происхождение которого дает возможность назвать его небесно-рожденным. Материалом послужили для Лонгфелло легенды североамериканских индейцев; внешним образцом — финский эпос «Калевала», которому американский поэт очень подражает. Отдельные главы — «Четыре ветра», «Пост Гайаваты», «Сын Вечерней Звезды», «Погоня за По-Пок-Кивисом» — превосходны по своей тонкой космогонической поэтичности, хотя им и недостает первобытной силы, необходимой для разработки подобных замыслов. Перевод Бунина очень хорош, он близок к подлиннику и сделан красивыми легкими стихами.
Но какой злой дух шепнул Бунину, что он в состоянии переводить Байрона? Поистине темперамент этого духа неблагосклонен ни к русской литературе, ни к тени великого английского барда, ни даже к славе самого Бунина. Что общего имеет небольшое, но истинное, не боевое, хотя настоящее дарование Бунина с кипучим гением Байрона? Между ними столько же сродства, сколько между умильно журчащим лесным ручейком и бешеным водопадом Ниагары. Можно пожалеть, что литературное чутье, в котором никак нельзя отказать Бунину, не подсказало ему этого. Результаты явны.
Тебе лишь покорится призрак; повели ей… (с. 42)
Все силы тьмы против меня восстали… (с. 43)
Неужели это стихи? Можно сомневаться. Отчего Бунин не захотел сделать что-нибудь гораздо более нужное для русской литературы, бедной переводами, и более доступное для его сил? Его перевод сцены между Манфредом и Астартой может только вызывать негодование в человеке, чувствующем поэзию и ощущающем личность Байрона. Между тем, если бы он перевел поэмы мирного пантеиста Вордсворта, совершенно неведомого России, он заслужил бы признательность разумеющего читателя.
Февраль 1904 г.