Бременские музыканты (Гримм; Снессорева)/ДО

Бременскіе музыканты
авторъ Братья Гриммъ, пер. Софья Ивановна Снессорева

Оригинал: нем. Die Bremer Stadtmusikanten. — Источникъ: Братья Гриммъ. Народныя сказки, собранныя братьями Гриммами. — СПб.: Изданіе И. И. Глазунова, 1870. — Т. I. — С. 199.

У хозяина былъ оселъ, который цѣлый вѣкъ таскалъ мѣшки на мельницу, а къ старости силы его ослабѣвали, такъ что онъ съ каждымъ днемъ становился негоднѣе къ работѣ. Пришла видно его пора и сталъ хозяинъ подумывать, какъ бы отдѣлаться отъ осла, чтобы не кормить его даровымъ хлѣбомъ.

Оселъ себѣ на умѣ, сейчасъ смекнулъ откуда вѣтеръ дуетъ. Онъ собрался съ духомъ и убѣжалъ отъ неблагодарнаго хозяина по дорогѣ въ Бременъ.

«Тамъ, — думаетъ онъ, — можно взяться за ремесло городскаго музыканта».

Идетъ онъ себѣ да идетъ, вдругъ видитъ на дорогѣ: лягавая собака лежитъ растянувшись и еле дышетъ, словно до упаду набѣгалась.

— Что съ тобой, Палканъ? — спросилъ оселъ, — отчего ты такъ тяжело дышешь?

— Ахъ! — отвѣчала собака, — я очень состарѣлась, съ каждымъ днемъ становлюсь слабѣе и на охоту ужь не гожусь. Хозяинъ хотѣлъ-было меня убить, но я убѣжала отъ него, а теперь и думу думаю: чѣмъ же я стану заработывать себѣ насущное пропитаніе?

— Знаешь ли что, — сказалъ оселъ, — я иду въ Бременъ и сдѣлаюсь тамъ городскимъ музыкантомъ. Иди-ка и ты со мной, и возьми тоже мѣсто при оркестрѣ. Я буду играть на лютнѣ, а ты будешь у насъ хоть барабанщикомъ.

Собака была очень довольна этимъ предложеніемъ и они вдвоемъ пошли въ дальній путь. Немного времени спустя увидѣли они на дорогѣ кота съ такимъ пасмурнымъ лицомъ, какъ будто погода послѣ трехдневнаго дождя.

— Ну, что съ тобою случилось, старый бородачъ? — спросилъ оселъ, — чего ты такой пасмурный?

— Кому же въ голову придетъ веселиться, когда дѣло идетъ о собственной шкурѣ? — отвѣчалъ котъ. — Видишь ли, я старѣю, зубы мои тупѣютъ — понятно, что мнѣ пріятнѣе сидѣть за печкою да мурлыкать, чѣмъ бѣгать за мышами. Хозяйка хотѣла-было меня утопить, да я еще во-время успѣлъ удрать. Но теперь дорогъ добрый совѣтъ: куда бы мнѣ идти, чтобы добыть себѣ дневное пропитаніе?

— Иди съ нами въ Бременъ, — сказалъ оселъ, — вѣдь ты знаешь толкъ въ ночныхъ серенадахъ, такъ можешь тамъ сдѣлаться городскимъ музыкантомъ.

Котъ нашелъ, что совѣтъ хорошъ, и отправился съ ними въ путь.

Идутъ три бѣглеца мимо какого-то двора, а на воротахъ сидитъ пѣтухъ и что есть силы деретъ горло.

— Что съ тобою? — спросилъ оселъ, — ты кричишь словно рѣжутъ тебя.

— Да какъ же мнѣ не кричать? Напророчилъ я хорошую погоду ради праздника, а хозяйка смекнула, что въ хорошую погоду гости придутъ, и безъ всякой жалости приказала кухаркѣ сварить меня завтра въ супѣ. Сегодня вечеромъ отрѣжутъ мнѣ голову — вотъ я и деру горло, пока еще могу.

— А что, красная головушка, — сказалъ оселъ, — не лучше ли тебѣ убираться отсюда по-добру по-здорову? Отправляйся-ка съ нами въ Бременъ; ужъ хуже смерти нигдѣ ничего не найдешь; что ни придумай, все будетъ лучше. А у тебя, вишь, какой голосина! Мы будемъ давать концерты и все пойдетъ хорошо.

Пѣтуху понравилось предложеніе и они вчетверомъ отправились въ путь.

Но до Бремена въ одинъ день не дойти; вечеромъ дошли они до лѣсу, гдѣ и пришлось переночевать. Оселъ и собака растянулись подъ большимъ деревомъ, котъ и пѣтухъ влѣзли на сучья; пѣтухъ взлетѣлъ даже на самую верхушку, гдѣ ему было всѣхъ безопаснѣе; но, какъ бдительный хозяинъ, онъ, прежде чѣмъ заснуть, осмотрѣлся еще на всѣ четыре стороны. Вдругъ показалось ему, что тамъ, въ дали, горитъ какъ-будто искорка; онъ и закричалъ своимъ товарищамъ, что неподалеку должно быть есть домъ, потому что мелькаетъ свѣтъ. На это оселъ сказалъ:

— Такъ лучше встанемъ и пойдемъ туда, а тутъ ночлегъ плохой.

Собака тоже думала, что нѣсколько костей съ мясцомъ не дурная была бы пожива. Итакъ всѣ поднялись и отправились въ ту сторону, откуда свѣтъ мелькалъ. Съ каждымъ шагомъ огонекъ становился свѣтлѣе и больше, и наконецъ они пришли къ ярко освѣщенному дому, гдѣ жили разбойники. Оселъ, какъ самый большой изъ товарищей, приблизился къ окну и заглянулъ въ домъ.

— Что ты видишь, чалый пріятель? — спросилъ пѣтухъ.

— Что я вижу? Столъ, уставленный отборными кушаньями и напитками, а кругомъ стола сидятъ разбойники и наслаждаются вкусными яствами.

— Ахъ, какъ бы это было для насъ хорошо! — сказалъ пѣтухъ.

— Разумѣется. Ахъ, когда бы намъ сидѣть за этимъ столомъ! — подтвердилъ оселъ.

Тутъ произошли совѣщанія у звѣрей, какимъ бы образомъ выгнать разбойниковъ и самимъ на мѣстѣ ихъ водвориться. Наконецъ общими силами придумали средство. Оселъ долженъ былъ упереться передними ногами на окно, собака вспрыгнула на спину осла, котъ влѣзъ на собаку, а пѣтухъ взлетѣлъ наверхъ и сѣлъ на голову кота. Когда все было готово, они по данному знаку начали квартетъ: взревѣлъ оселъ, завыла собака, замяукалъ котъ, закричалъ пѣтухъ. Вмѣстѣ съ этимъ всѣ дружно бросились въ окно, такъ что стекла зазвенѣли.

Въ ужасѣ, вскочили разбойники и, полагая, что при такомъ неистовомъ концертѣ непремѣнно явилось привидѣніе, они со всѣхъ ногъ бросились въ лѣсъ дремучій, куда кто могъ и кто поспѣлъ, а четыре товарища, очень довольные своимъ успѣхомъ, разсѣлись за столъ и такъ наѣлись, какъ-будто на четыре недѣли впередъ.

Наѣвшись до отвала, музыканты погасили огонь и отыскали себѣ уголокъ для ночлега, каждый слѣдуя своей натурѣ и привычкамъ: оселъ растянулся на навозной кучѣ, собака свернулась за дверью, котъ юркнулъ на очагъ къ теплой золѣ, а пѣтухъ взлетѣлъ на перекладину. Отъ дальней дороги всѣ очень устали, а потому тотчасъ и заснули.

Прошла полночь; разбойники издали увидали, что нѣтъ болѣе свѣта въ домѣ и все казалось тамъ спокойно, тогда атаманъ сталъ рѣчь держать:

— А намъ не слѣдовало такъ переполошиться и всѣмъ разомъ бѣжать въ лѣсъ.

И тутъ же приказалъ одному изъ подчиненныхъ идти въ домъ и все высмотрѣть хорошенько. Посланному показалось все тихо, и потому онъ вошелъ въ кухню, чтобы зажечь свѣчку; вынулъ онъ спичку и сунулъ ее прямо въ глаза коту, думая, что это раскаленные уголья. Но котъ шутокъ не понимаетъ; онъ фыркнулъ и вцѣпился когтями прямо ему въ лицо.

Разбойникъ перепугался и, какъ угорѣлый, бросился въ дверь, а тутъ какъ-разъ вскочила собака и укусила его за ногу; не помня себя отъ страха, разбойникъ бросился чрезъ дворъ мимо навозной кучи, а тутъ оселъ лягнулъ его заднею ногою. Разбойникъ крикнулъ; пѣтухъ проснулся и во все горло закричалъ съ перекладины: «кукареку!»

Тутъ ужь разбойникъ бросился со всѣхъ ногъ, какъ только могъ, и прямо къ атаману.

— Ахъ! — закричалъ онъ жалостно, — у насъ въ домѣ поселилась ужасная колдунья; она дунула на меня какъ вихорь и расцарапала мнѣ лицо своими длинными крючковатыми пальцами, а въ дверяхъ стоитъ великанъ съ ножемъ и нанесъ мнѣ рану въ ногу, а на дворѣ лежитъ черное чудовище съ дубиной и исколотило мнѣ спину, а на самомъ верху, на кровлѣ, сидитъ судья и кричитъ: «подавайте-ка мнѣ сюда мошенниковъ!» Тутъ ужь я, не помня себя, давай Богъ ноги!

Съ той поры разбойники никогда уже не осмѣливались заглядывать въ домъ, а бременскимъ музыкантамъ такъ понравилось жить въ чужомъ домѣ, что и уходить имъ оттуда не хотѣлось, такъ они и теперь тамъ живутъ. А кто послѣдній разсказывалъ эту сказку, у того и теперь во рту горячо.