Г. Страховъ начинаетъ съ того, что съ неподражаемою игривостью, конфиденціально сообщаетъ своимъ читателямъ секретъ, сокровенный смыслъ его первой статьи по поводу книги Данилевскаго[1]. Статья эта, — поясняетъ онъ, — была только рекламой, имѣвшей въ виду во что бы то ни стало заставить говорить объ этой книгѣ — худо ли, хорошо ли, все равно, лишь бы только нарушилось то невыносимое для поклонниковъ Данилевскаго молчаніе, которое сопровождало ея появленіе. Вотъ ужъ подлинно: un secret de Polichinelle! Для кого же не было ясно истинное значеніе этой статьи? Одно названіе ея Полное опроверженіе прямо отзывалось трескучею рекламой. Но не въ томъ и дѣло; эта исповѣдь нужна г. Страхову только для того, чтобы похвастать, какъ ловко онъ будто бы выманилъ меня на бой, а по этому поводу, кстати, съ первыхъ же строкъ отрекомендовать меня своимъ читателямъ, какъ самодовольнаго пошляка; это нужно было для того, чтобы изобразить себя хитроумною лисою, а меня — падкой будто бы на лесть — вороной. Для этой благой цѣли онъ также съ первыхъ же строкъ прибѣгаетъ къ пріему, которымъ потомъ широко будетъ пользоваться въ своей статьѣ, — пріему очень элементарному, заключающемуся въ томъ, чтобы вставлять мнѣ въ ротъ діаметрально противуположное тому, что я говорю. Онъ пишетъ: — «Тимирязевъ думаетъ, что я (т.-е. г. Страховъ) возгордился такимъ отличнымъ ученымъ, какъ онъ», между тѣмъ какъ, въ дѣйствительности, я пишу, что очень хорошо понимаю ироническій тонъ его похвалъ, что въ его глазахъ я только «самый послѣдовательный сторонникъ несомнѣннаго заблужденія». Не довольствуясь этимъ, черезъ нѣсколько страницъ г. Страховъ уже прямо выставляетъ меня фатомъ, который самъ себѣ говоритъ комплименты. Онъ пишетъ: «г. Тимирязевъ самъ себя называетъ серьезнымъ ученымъ», и еще имѣетъ смѣлость ссылаться на страницу, очень хорошо зная, что тамъ этого не говорится. Я говорю, что «каждый серьезный ученый», заглянувъ въ книгу Данилевскаго, «перешелъ къ своимъ очереднымъ занятіямъ», а я-то именно этого не сдѣлалъ и подробно объясняю — почему. Г. Страховъ могъ сдѣлать изъ этихъ словъ выводъ, что я самъ считаю себя «несерьезнымъ» ученымъ, но это не входило въ его расчеты: ему нужно было выставить меня въ глазахъ своихъ читателей хвастливымъ фатомъ и сразу возбудить противъ меня предубѣжденіе. Останавливаю вниманіе читателя, на первыхъ же порахъ, на этомъ характеристичномъ литературномъ пріемѣ г. Страхова, съ которымъ, повторяю, придется не разъ встрѣтиться во всей статьѣ.
Поговоривъ немного о «фанатизмѣ ученыхъ», мѣшающемъ имъ, конечно, проникнуться міровымъ значеніемъ такихъ книгъ, какъ книга Данилевскаго (къ чему мы вернемся), разсказавъ никому неинтересныя подробности о томъ, какъ я читалъ лекцію, и что̀ онъ, г. Страховъ, въ это время перечувствовалъ, онъ патетически восклицаетъ: «Публичная лекція — страшное орудіе, и оно-то неожиданно было направлено на дѣло, за которое я стоялъ». Здѣсь невольно спрашиваешь себя: на что же собственно ропщетъ г. Страховъ? Если я могъ, въ Москвѣ, въ публичной лекціи, защищать дарвинизмъ, то что же могло помѣшать г. Страхову, вооружившись своимъ «полнымъ опроверженіемъ» или «всегдашнею ошибкой», пройти съ этимъ «страшнымъ оружіемъ» по всемъ городамъ и весямъ земли Русской? Очевидно, что и въ этомъ ненужномъ отступленіи о моей лекціи кроется какой-то скрытый смыслъ. Г. Страховъ обращаетъ вниманіе на примѣчаніе къ моей статьѣ, въ которой сказано, что эта «публичная лекція значительно переработанная и дополненная» и что потому онъ можетъ «привлечь къ отвѣтственности» только печатную рѣчь. Для усиленія смысла г. Страховъ слово значительно даже пишетъ курсивомъ. Смыслъ всего этого, очевидно, заключается въ инсинуаціи, что я, пожалуй, позволилъ себѣ на лекціи многое такое, за что г. Страховъ не можетъ призвать меня къ отвѣтственности. Спѣшу успокоить г. Страхова: я не имѣю обыкновенія отказываться отъ своихъ словъ, все равно — произнесенныхъ или напечатанныхъ. Что же касается примѣчанія, то оно сдѣлано даже и не мною, а редакціею, безъ моего вѣдома; все, что я читалъ, дословно появилось и въ печати, дополненною же статья явилась потому, что изъ лекціи были выкинуты мѣста, которыя для лекціи были бы слишкомъ скучны. Успокоивъ напрасно встревожившуюся подозрительность г. Страхова, перейдемъ къ сущности дѣла, посмотримъ, какъ будетъ онъ «привлекать меня къ отвѣтственности». Впрочемъ, г. Страховъ не такъ-то легко приступаетъ къ дѣлу: за первымъ вступленіемъ у него слѣдуетъ еще второе. Оно озаглавлено:
- ↑ Русскій Вѣстникъ 1887 г., январь: Полное опроверженіе дарвинизма.