У Бѣлоруссовъ: Рожденіе и крестины.—Свадьба.—Похороны.— Дожинки.—Пляски.—Деревня.—Наружность.—Великороссы.—Евреи.—Цыгане.—Въ Инфлянтахъ: Латыши, Литовцы, Эсты, Поляки. — Обряды у Латышей: Крестины, свадьба, похороны.— Наружность.— Нравственность. — Одежда. — Пища. — Избы. — Симпатическія лекарства. — Танцы и пѣсни.
Гарыць огонь, гарыць огонь за водою,
Я и нявижу за бядою, за бядою.
Гарыць огонь, гарыць огонь за лѣсами
Я и нявижу за слезами, за слезами.
БЕЛОРУССКАЯ ПѢСНЯ.
Ой господинъ бояринъ,
Не наказывай меня вечеромъ.
Наказывай меня на солнышкѣ,
Пусть оно горько плачетъ.
ЛАТЫШСКАЯ ПѢСНЯ.
Народная жизнь Бѣлоруссовъ сотни лѣтъ тянулась безъ измѣненій. Нравы, обычаи, народный бытъ, подъ гнетомъ крѣпостнаго права — шли обычною колеею. Небольшія измѣненія подъ вліяніемъ ближайшихъ сосѣдей замѣтны кое - гдѣ только по окраинамъ, на пограничьи съ Балтійскими провинціями, съ собственною Литвою и съ Великорусскими губерніями. Но эти измѣненія весьма незначительны. Они касаются собственно обрядности, одежды, нѣкоторыхъ измѣненій въ языкѣ подъ вліяніемъ русскаго, или польскаго; особенности же народной жизни, сложившейся въ теченіе многихъ столѣтій, остались одинаковыми на всемъ протяженіи Бѣлоруссіи. Какъ неизмѣнна природа, съ которою связанъ человѣкъ, которая болѣе всего вліяетъ на его жизнь, на его умственное и физическое развитіе, такъ и народная жизнь оставалась неизмѣнною. Болѣе рѣзкія, болѣе замѣтныя нзмѣненія начались съ улучшеніемъ народнаго быта, съ освобожденіемъ крестьянъ отъ крѣпостной зависимости, съ болѣе сильнымъ и успѣшнымъ распространеніемъ нравственно-религіозныхъ началъ и просвѣщенія. Крестьянинъ мѣстами, не вездѣ, сталъ меньше пить; зато лучше ѣстъ; улучшаются постройки жилищъ, опрятнѣе становится одежда, человѣкъ свободнѣе дышитъ и нравственно возвышается, сознавая себя свободнымъ; но просвѣщеніе еще не глубоко пустило корни.
Мы прослѣдимъ жизнь Бѣлорусса отъ колыбели до могильной доски, конечно, по источникамъ ирежняго, хотя и недавняго времени и собственнымъ нашимъ наблюденіямъ.
Рожденіе.— Беременная женщина почти до послѣдней минуты родовъисполняетъ всѣ тягостныя обязанности не только хозяйки дома, но нерѣдко и работницы. Она вынимаетъ тяжелые горшки изъ печи, мѣситъ хлѣбъ, работаетъ къ полѣ подъ знойнымъ небомъ, укладываете сѣно и снопы на воза. И нерѣдко, среди этихъ тяжелыхъ работъ наступаютъ роды. Опытныя повитухи очень рѣдки; обыкновенно приглашаютъ знахарку. Безъ всякой медицинской помощи совершаются роды; природа дѣлаетъ чудеса. Не пройдетъ двухъ, трехъ дней, какъ родильница уже опять принимается за тяжелую работу. Во время родовъ знахарка зажигаетъ восковую свѣчу и держитъ ее передъ лицомъ больной, а въ тоже время стучитъ метлой въ потолокъ избы. Тотчасъ послѣ родовъ больной даютъ пить троянку, т. е. грѣтое вино со смѣсью красной глины, меда, перца и коровьяго масла.
Крестятъ обыкновенно очень скоро послѣ рожденія. Крещеніе совершается въ церкви. По возвращеніи домой, ребенка передаютъ отцу, тотъ кладетъ его на нѣсколько минутъ на порогѣ, что называется освятить дитя черезъ порогъ. Кумъ или кумовья привозятъ съ собой водку, а кума пироги и тутъ же жарятъ яичницу. Дѣвицы дарятъ но нѣсколько копѣекъ на мыло для ребенка.
Въ теченіе перваго года на малютку не надѣваютъ рубашки, приговаривая: «довольно будетъ еще времени свой вѣкъ износить». Ребенокъ нерѣдко предоставленъ на волю судьбы. Мать работаетъ въ полѣ, а ребенокъ въ пеленкахъ лежитъ на травѣ или подъ кустомъ, подвергаясь разнымъ случайностямъ: его мочитъ дождь, жжетъ солнце, онъ дрогнетъ отъ холода. И дома не лучше. Послѣдствія ужасны: статистическія данныя показываютъ, что до пятилѣтняго возраста вымираетъ почти половина.
Свадьба. Свадебные обряды хотя въ общихъ чертахъ вездѣ одинаковы, на всемъ протяженіи Бѣлоруссіи; но въ частностяхъ есть много отличій и разнообразія. Самое подробное и толковое описаніе свадебъ въ Борисовскомъ уѣздѣ Минской губерніи напечатано въ статистическомъ описаніи этого уѣзда гр. Е. П. Тышкевича. Оно должно бы служить канвой для подобныхъ описаній въ другихъ мѣстностяхъ. Мы ограничиваемся указаніемъ болѣе замѣтныхъ особенностей и болѣе примѣнимыхъ ко всѣмъ уѣздамъ Бѣлоруссіи.
Свадебные обряды почти вездѣ начинаются такъ называемыми запоинами. Въ домъ родителей, гдѣ есть невѣста, являются сватъ и сваха съ водкой и хлѣбомъ. Ежели глава семейства, заблаговременно предувѣдомленный, или, какъ большею частью случается, поладившій съ родителями молодаго, согласенъ выдать дочь, то, когда вино уже выпито, въ сосудъ, въ которомъ оно было привезено, сыплетъ рожь; если-же сваты пріѣзжаютъ случайно и родители несогласны, то ту же посуду наполняютъ виномъ, и тогда сваты удаляются не говоря ни слова. Въ первомъ же случаѣ, дѣло немедленно улаживается безъ разглагольствованій, собираются родственники и сосѣди, являются подруги, и невѣста выходитъ вмѣстѣ съ ними къ свату и свахѣ. Сватъ подаетъ ей правую руку, кладетъ передъ нею пирогъ, сыръ, кусокъ говядины, двѣ, три мелкія монеты бросаетъ въ чашу и заливаетъ ихъ виномъ. Потомъ дѣвушки удаляются въ свѣтлицу, или за перегородку, а старшіе ужинаютъ и пьютъ до поздней ночи.
Затѣмъ слѣдуетъ исполненіе обычныхъ формальностей, испрошеніе согласія, заключеніе договора съ священникомъ, избраніе дружекъ, ассистентовъ и главнаго дѣйствующаго лица, маршала, который служитъ церемоніймейстеромъ обряда и въ то-же время веселитъ публику своимъ доморощеннымъ остроуміемъ, прибаутками, подшучиваньями, не выходя однако изъ главной роли руководителя празднества.
Наканунѣ бракосочетанія въ домахъ невѣсты и жениха происходитъ большое торжество, печеніе каравая, обусловленное разными обрядами и болынимъ сборищемъ родныхъ и знакомыхъ. При этомъ конечно много ѣдятъ и пьютъ. Передъ тѣмъ какъ слѣдуетъ всыпать муку въ дежу, крестная мать, или старшая годами произноситъ слѣдующія слова, конечно неодинаково, смотря по мѣстностямъ, но содержанія почти одного и того же: «Іосьць тутъ Богъ, бацъка, матка, радзоные (родные) и сусѣды близкіе и дальные мужи статечные, бабки запечныя, дзѣтки заплечныя, благословицѣ красной паннѣ каравай учиницъ». Самый обрядъ печенія каравая совершается семью избранными коровайницами.
Обрядъ испрошенія благословенія не только у родителей, но у всѣхъ родныхъ и присутствующихъ весьма трогателенъ и даже поэтиченъ. Подъ хороводную пѣсню дѣвушекъ:
Карися (смирися) Агатка (или другое имя) старому.
Кланяйся и малому:
Зъ поклону голоука не балиць,
Стары и малы благословиць.
Невѣста подходить къ отцу и матери, потомъ къ роднымъ и всѣмъ знакомымъ, кланяется обнимаетъ и цѣлуетъ, конечно заливаясь при этомъ слезами.
Наконецъ свадебный поѣздъ отправляется въ церковь. Поѣздъ открываютъ закосники на пароконной бричкѣ; затѣмъ невѣста съ дружками: ея бричку окружаютъ молодые парни верхами: за нею старики и женщины въ повозкахъ. Во все время пути дѣвушки поютъ, а деревенскіе скоморохи играютъ.
Невѣста кланяется всѣмъ встрѣчнымъ. Если проѣзжаютъ мимо мельницы, мельникъ останавливаетъ воду; тогда и поѣздъ останавливается, невѣста отдаетъ ему свой поясъ, мельникъ пускаетъ воду и поѣздъ трогается далѣе. Иріѣхавъ въ церковь, или въ костелъ, молодую вводятъ торжественно и она кланяется на всѣ стороны. Потомъ останавливается возлѣ стѣны, а ея подруги закрываютъ ее собою. Женихъ съ ассистентами подходитъ къ нимъ, кланяется подругамъ и умоляетъ отдать ему невѣсту. Тѣ сначала упрямятся, а потомъ какъ будто нехотя отпускаютъ ее. Но въ нѣкоторыхъ мѣстахъ женихъ не кланяется и не проситъ подругъ, силою расталкиваетъ ихъ и уводитъ невѣсту. Передъ налоемъ подъ ноги невѣсты застилаютъ утиральникъ. Во время обряда вѣнчанія вниманіе всѣхъ обращено на свѣчи: ежели горятъ ярко — хорошее предзнаменованіе,— ежели же свѣча потухнетъ — бѣда неминуемая. Въ нѣкоторыхъ приходахъ послѣ вѣнчанія заходятъ въ домъ священника, который читаетъ имъ наставленія и потчуетъ молодыхъ виномъ. Возвращаются тѣмъ жe порядкомъ, но въ пути сопутствующi е раздѣляются, одни ѣдутъ въ домъ жениха, другіе къ невѣстѣ. Настоящее пиршество начинается къ вечеру у родителей молодой. Сначала молодая съ подругами сидятъ у печки, а молодой въ противоположномъ углу. Потомъ отецъ подводитъ ее за руку къ мужу и сажаетъ рядомъ съ нимъ. Тогда мать кладетъ ей на голову три пряди льна и на крестъ поджигаетъ волосы, а въ тоже время сестра поджигаетъ волосы молодому. Затѣмъ сваха снимаетъ ленъ, укладываетъ косы на головѣ и повязываетъ платкомъ. Въ другихъ мѣстахъ съ особою церемоніею повязываютъ наметку. Отецъ даритъ ей дежу, на которую кладетъ хлѣбъ и соль и нѣсколько монетъ, приговаривая: «дарю цябѣ, дзѣцятка, хлѣбомъ, солей!» Потомъ молодой закрываютъ глаза, а всѣ присутствующіе дарятъ ее чѣмъ кто можетъ. Молодымъ подаютъ особенно для нихъ приготовленную яишницу, которую они ѣдятъ одною ложкою. Первое здоровье пьетъ молодой, произнося при этомъ: «пью да цѣбѣ (къ женѣ) поунымъ кубкомъ, щерымъ серцемъ, добрымъ здоровьемъ; што мыслю сабѣ, то и табѣ».
Танцы и гулянье продолжаются всю ночь, у другихъ же молодую отвозятъ послѣ пиршества въ домъ мужа. Начинается трогательное прощаніе съ родителями и родными, и все это сопровождается пѣснями. Во время пути въ домъ молодаго, мальчики зажигаютъ кули соломы на дорогѣ, и молодая должна отъ нихъ откупиться подачкою. Молодую встрѣчаетъ вся семья и сосѣди. Она даритъ всѣхъ холстомъ. Между тѣмъ въ домѣ уже приготовлена дежа, и она тотчасъ же обязана мѣсить хлѣбъ. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, напр. въ Лидскомъ уѣздѣ, устраивается родъ маскарада: молодежь наряжается какъ можно страннѣе, бѣгаетъ по деревнѣ, врывается въ дома, захватываетъ, что въ нихъ найдетъ съѣстное и приноситъ въ домъ молодаго.
Каравай, съ причудливыми украшеніями, играетъ важную роль во время свадьбы. Въ эпоху крѣпостнаго права, молодые, на другой день послѣ брака, отправлялись къ владѣльцу съ караваемъ, что и теперь соблюдается въ нѣкоторыхъ мѣстахъ; владѣлецъ даритъ ихъ, потчуетъ, а нерѣдко въ господскомъ домѣ устраиваются даже танцы и угощеніе.
Невинная дѣвушка, вошедшая въ домъ мужа, чествуется цѣлымъ семействомъ, какъ особенное благословеніе Господне. Ее всѣ уважаютъ и во время исполненія свадебныхъ обрядовъ, она пользуется большимъ вниманіемъ, составляя радость и гордость родителей и новобрачнаго, а также семейства послѣдняго. Согрѣшившая же до замужества, хотя бы даже съ тѣмъ, за кого вышла замужъ, наоборотъ, играетъ печальную роль во время свадьбы; по этому случаю даже свадебные обряды въ нѣкоторыхъ случаяхъ измѣняются. Такъ напр., не поютъ многихъ обычныхъ торжеству пѣсенъ. Еще печальнѣе участь той, которой посрамленіе истекаетъ изъ господскаго дома. Покровительство владѣльца, даже крутыя мѣры имъ принимаемыя, невсегда могли защитить ее отъ поруганій и дурнаго обращенія свекрови, или сестеръ мужа. Впрочемъ, дѣвушка, надъ которою употреблено было насиліе со стороны владѣльца, или, что еще чаще его управляющаго, возбуждаетъ сожалѣніе — надъ нею не ругаются, но не менѣе того нѣтъ уже того ореола, который окружаетъ непорочную дѣвушку, выходящую замужъ.
Конечно, не вездѣ и не всегда смотрятъ одинаково на это дѣло. Есть мѣстности, гдѣ развратъ сильно развитъ; но есть и такія, гдѣ въ крѣпостную эпоху всѣми способами защищалась честь дѣвушки отъ посягательствъ помѣщичьей власти, несмотря даже на суровыя наказанія. Обычное сѣченье красивой дѣвушки бывало иногда началомъ возбужденія страсти, сѣченье и довершало ея паденіе. Сѣкли всѣхъ безъ разбору, за что попало, но дѣвушекъ сѣкли чаще всего, хотя и не больно. Понравилась дѣвушка во время сѣченья, но оказывалась непреклонною, ее сѣкли чаще, да все больнѣе, пока не покорялась. Конечно, это были исключительные и довольно рѣдкіе случаи; но были. Но такіе случаи не препятствовали дѣвушкѣ выдти замужъ: она считалась жертвой насилія.
Мы передали болѣе общіе свадебные обряды, свойственные всѣмъ Бѣлоруссамъ. Но отличій, измѣненій, разнообразія въ пѣсняхъ очень много.
Такъ напр. въ Пинскомъ уѣздѣ оченины, т. е. повязыванье на голову молодой намитки (наметки) наступаетъ на слѣдующій день въ полдень. Свадебные обряды и пиршества продолжаются три, четыре дня. Собственно коровайный обрядъ совершается на другой день послѣ вѣнчанія. Сначала коровай ставятъ посреди улицы, на крышѣ отъ дежи. Всѣ присутствующіе должны проплясать вокругъ коровая; затѣмъ уже его вносятъ въ домъ, и начинается раздача по кусочку всѣмъ присутствующимъ, кои бросаютъ монеты на тарелку, маршалъ же, нослѣ каждой подачки, ударяетъ нагайкой въ потолокъ и провозглашаетъ, сколько кто пожертвовалъ. Болѣе зажиточные дарятъ при этомъ молодымъ кто корову, кто овцу, поросенка и т. д. Чѣмъ солиднѣе подарокъ, тѣмъ громче провозглашаетъ подачу маршалъ и подаетъ большій кусокъ коровая.
Любопытно, что въ свадебныхъ пѣсняхъ, въ Пинскомъ уѣздѣ, часто упоминается рѣка Дунай. Напр.
«И ты, рыченька Дунаю!
Прибывай съ жемчугою до краю,
Намъ тая жемчуга потреба.
Старосты коныченьки коваты,
Въ дороженьку выѣзжаты —
Въ дороженьку щасную,
По дивоньку красную.»
«Ой гдѣ жъ намъ дай подитыся?
Чивъ въ Дунаю утопытыся?
Древность этихъ пѣсенъ несомнѣнна.
Отъ веселья перейдемъ къ концу земнаго поприща Бѣлорусса, весь вѣкъ свой мающагося, нерѣдко, на старость, когда одряхлѣвшія силы одолѣютъ человѣка, сознающаго, что онъ въ тягость семьѣ, что бѣдной семьѣ трудно, почти невозможно облегчить его недуги. Неудивительно поэтому, что самая кончина его не можетъ возбудить того сожалѣнія и горести въ средѣ родныхъ, какія были бы порождены, если-бы онъ умиралъ въ цвѣтѣ лѣтъ, когда его силы, его энергія — составляютъ главныя основанія существованія тѣхъ, которыхъ онъ оставляетъ. Бѣлоруссъ, по врождебной добротѣ, оплакиваетъ дряхлаго старика, но его горесть непродолжительна, болѣе заказная, обрядная: ему но обычаю отдается послѣдній долгъ — но въ сущности семья можетъ радоваться, что избавилась отъ тягости, отъ старца, неприносившаго уже ей никакой пользы.
Умирающаго окружаютъ всѣ члены семейства, друзья и сосѣди. Тотчасъ послѣ кончины, покойника моютъ, одѣваютъ въ лучшее платье и кладутъ на столѣ ногами къ дверямъ. Въ головахъ ставятъ зажженную восковую свѣчу, въ руки даютъ бумажный образокъ. Во все это время домашніе, особенно женщины, голосятъ. Голошенiе то же, что языческое причитанье, оплакиванье умершихъ. Однѣ плачутъ, воютъ, кричать, другіе поютъ заупокойныя пѣсни, мужчины исчисляютъ добродѣтели почившаго, просятъ нрощенія въ нанесенныхъ обидахъ. Это голошеніе продолжается во все время съ минуты кончины до погребенія. Когда гробъ сколоченъ, оставшимися стружками набиваютъ подушку. Отправляясь на кладбище, берутъ съ собой наскоро сдѣланный простой деревянный крестъ, перевязанный красною ленточкою, и несутъ его впереди, а также горшки со святою водою и святымъ зельемъ. Если церковь близка, изъ нея приносятъ хоругви, Распятіе и несутъ передъ гробомъ. Если семья достаточная, приглашаютъ священника. Пока проѣдутъ деревню, покойника сопровождаютъ всѣ ея жители, далѣе — ближайшіе родственники; если до кладбища далеко, одни садятся на гробѣ, другіе идутъ вокругъ него. Большою частью покойника везутъ прямо на кладбище, но если священникъ въ той же деревнѣ, то сначала вносятъ гробъ въ церковь, или совершаютъ панихиду передъ церковью. На кладбищѣ открываютъ вѣко (крышу), жена, дѣти, всѣ родственники бросаются ко гробу, цѣлуютъ покойника въ лицо, съ воплями и рыданіями. Голошеніе продолжается. Если некому голосить въ семействѣ, приглашаютъ женщинъ и дѣвокъ изъ сосѣдей, и тѣ точно также исправно разыгрываютъ роль древнихъ плакальщицъ. Когда гробъ опущенъ въ могилу, насыпаютъ небольшой курганчикъ и въ головахъ ставятъ принесенный крестъ, а также горшокъ съ святымъ зельемъ. Въ заключеніе, тутъ же при гробѣ выпиваютъ по рюмкѣ вина и возвращаются домой. Здѣсь столъ или скамью, на которой лежалъ покойникъ, застилаютъ бѣлою скатертью, ставятъ воду и кладутъ утиральникъ, чтобы покойникъ могъ умываться. Никто къ этому не смѣетъ прикоснуться въ теченіе пяти — семи дней.
Въ домѣ уже приготовлена заупокойная тризна, на которую приглашаютъ всѣхъ родныхъ и ближайшихъ сосѣдей. Первую рюмку вина и первую ложку кушанья выливаютъ въ уголъ для покойника. Вообще весь обрядъ погребенія называютъ хаутыры. Собственно хаутуры означаетъ имѣть въ домѣ покойника. Отъ этого даже произошла пословица: «у одной хацѣ вяселье (свадьба), а у другой хаутыры (покойникъ)».
Спустя нѣкоторое время послѣ похоронъ, вмѣсто временнаго креста, поставленнаго въ день похоронъ, ставятъ большой деревянный крестъ, или кладутъ камень. Обрядъ этотъ называется прикладины и, разумѣется, сопровождается неизбѣжной выпивкой. Въ большей части Бѣлоруссіи, какъ равно въ Бѣлорусскихъ уѣздахъ Литовскаго полѣсья, кресты и камни ставятъ только надъ могилами мужчинъ; могилы же женщинъ не всегда обозначаются крестами, а только насыпными курганчиками, но зато гдѣ-нибудь при дорогѣ, на болотистомъ мѣстѣ или же на ручейкѣ, черезъ который проходитъ дорожка, кладутъ бревно или доску; на нихъ вырѣзаютъ крестъ, башмакъ или серпъ, на нѣкоторыхъ помѣчаютъ и годъ кончины. Этотъ обычай заставляетъ прохожаго совершить заупокойную молитву.
Черезъ годъ послѣ смерти совершаютъ поминки по умершемъ, называемыя радуница. Но подъ этимъ названіемъ извѣстны также общіе поминки, празднуемые во вторникъ на Ѳоминой недѣлѣ. Кромѣ того, поминовеніе умершихъ извѣстно подъ названіемъ дзядоу, о которыхъ мы уже говорили, и которые съ особенною торжественностью празднуются, преимущественно у католиковъ, 2 ноября.
Въ прежнее время, время крѣпостничества, важнымъ праздникомъ считались Дожинки, т. е. окончаніе жатвы. По окончаніи всѣхъ полевыхъ работъ, жители не только деревни, ближайшей къ господскому дому, но и всѣхъ другихъ деревень и поселковъ, принадлежавшихъ одному владѣльцу, являлись къ нему съ вѣнкомъ изъ ржи или другаго хлѣба, который послѣдній снятъ съ поля. Слѣдовало угощеніе, пляски, пѣсни. Владѣлецъ былъ милостивъ, крестьяне веселы, это былъ едва-ли не единственный день, когда бѣднымъ труженикамъ оказывалось сочувствіе и уваженіе. Дожинки, мѣстами, и теперь совершаются, но конечно обстановка уже совсѣмъ другая.
Изъ болѣе употребительныхъ плясокъ извѣстны въ Бѣлоруссіи Женицьба Цярешки и Мяцелица. Первая нелишена комизма и даже остроумія. Молодежь становится въ рядъ по одной сторонѣ, а дѣвушки и молодицы но другой. Избираютъ одну изъ женщинъ, ловкую и навострившуюся въ этой пляскѣ. Ее-то и называютъ свацьей-мацеръю. Она беретъ за руку одного изъ мужчинъ, ломаясь и приплясывая, нроходитъ съ нимъ но цѣлой линіи дѣвушекъ съ пѣснею:
Цярешка волочицца,
Яму жаницца хочецца.
Волочицца, выглядаиць,
Кого-то іонъ паймаиць?
Потомъ избираетъ одну изъ дѣвушекъ и отдаетъ ее своему кавалеру—они и становятся въ пары; между тѣмъ маць-свацья избираетъ другаго мужчину и послѣ разныхъ кривляній, приплясыванья, пѣсенъ — даетъ ему дѣвушку и такъ далѣе, пока всѣхъ не переженитъ. Потомъ каждая пара танцуетъ, причемъ мужчина бросаетъ свою дѣвушку и прячется отъ нея, а та его отыскиваетъ. Такъ поступаетъ каждая пара. Все это производится игриво, нѣкоторые выказываютъ ловкость, пѣсни гармоничны и не лишены поэтическаго настроенія.
Еще интереснѣе Мяцелица. Въ ней много рѣзвости, кутерьмы, потому что множество паръ танцуютъ въ одно время, а между тѣмъ граціозность и стройность нисколько не нарушаются. Сущность пляски заключается въ слѣдующемъ: собираются въ пары, берутъ въ руки махрачки, т. е. полотенца или пояса, и становятся въ рядъ. Раздаются музыка и напѣвъ, и въ одно мгновеніе поднимается точная мятелица. Всѣ пары бросаются вдругъ: первая, проскочивъ подъ полотенцемъ, пропускаетъ вторую пару, бросается подъ полотенце третьей, пропускаетъ четвертую и т. д. Все это дѣлается съ необыкновенною быстротою, въ совершенномъ порядкѣ и всѣми нарами одновременно. Приводимъ пѣсню, которую поютъ при этомъ, вполнѣ соотвѣтствующую этой бѣшеной пляскѣ:
Курыць, вѣиць мяцелица,
Чаму старый няженицца.
— Якъ же яму женициея?
Усѣ будутъ дзивицися,
Ухъ, ухъ, уха-ху!
Янки голова у снягу.
— А якъ гэта да-й ня снѣгъ,
Тогда будзѣць людзямъ смѣхъ!
Ухъ, ухъ, уха-ху!
Гэтажъ я быу на таку,
— А якъ гэта дай-ня пылъ,
То атъ дзѣуки будзиць тылъ.
Oxъ, охъ, аха-хо!
Гэтажъ на мнѣ малако.
— А якъ яго не сатремъ,
Каго у танецъ павядзіомъ?
Охъ, охъ, аха-ха!
Гэтажъ на мнѣ да-й мука.
— А якъ яна ня сляциць,
Кто на стараго да-й поглядзиць?
Курыць, вѣиць, закурылась,
Моя дзѣука разазлилась.
— А якъ же ей не разозлицца
Кали старый да яе масцицца?
А хоць старый, непаганый,
Ящо дужый и румяный.
— А што кому до таго?
Може я пойду за няго!
Курыць, вѣиць мяцелица,
Пеунѣ старый оженицца.
— А што кому до таго?
Може я люблю яго!
Народный бытъ, особенности общественнаго быта, съ измѣнившимся гражданскимъ положеніемъ, съ улучшеніемъ экономическаго состоянія, весьма естественно подверглись тоже кореннымъ измѣненіямъ и, конечно, во многомъ къ лучшему. Можетъ быть, для этнографа многое уже потеряно изъ прежняго, но въ культурномъ отношеніи многое улучшается и приспособляетъ лучшую будущность. Изменяются одежда, образъ жизни, ѣда и многое другое; но двадцать лѣтъ со времени уничтоженія крѣпостнаго права не могли измѣнить характера народа, его суевѣрія, предразсудковъ, вѣры во все сверхъ-естественное, пылкаго воображенія и поэтическаго настроенія, которое такъ явственно въ народныхъ пѣсняхъ, пословицахъ, поговоркахъ. Волколаки, оборотни, вѣдьмы, лѣшіе и теперь имѣютъ свои права гражданства въ Бѣлоруссіи.
Бѣлорусскія деревни состоятъ изъ 10 до 50, рѣдко до 70 дворовъ. Большихъ селъ, какъ въ Великороссіи, почти не существуетъ. Крестьянскія избы принимаютъ лучшій видъ; заводятся трубы, вмѣсто прежнихъ курныхъ хатъ, но еще далеко не вездѣ. Есть деревни и односелки среди дремучихъ лѣсовъ, но берегу Днѣпра и другихъ рѣкъ. Бѣлоруссъ любитъ суровую жизнь, жизнь полудикую, какъ природа, его окружающая. Есть деревни, въ коихъ вовсе нѣтъ нахатной земли, одни огороды. Жители ихъ исключительно заняты заготовленіемъ лѣсныхъ матеріаловъ, постройкою барокъ и байдаковъ. Днѣпръ — ихъ кормилецъ! И они любятъ свою рѣку. Эти жители во многомъ отличаются отъ другихъ. Многіе считаются бывалыми, ибо ходятъ съ судами внизъ по Днѣпру, приносятъ съ собою новыя привычки и обычаи.
Физіологическія черты Бѣлорусскаго племени во всѣхъ трехъ губерніяхъ почти одинаковы. Исключеніемъ служитъ только Пинское полѣсье, о которомъ мы поговоримъ въ отдѣльной статьѣ. Вообще наружностью Бѣлоруссы отличаются какъ отъ Великоруссовъ, такъ отъ Литовцевъ и Латышей. Они средняго роста, отъ 2 арш. 3 верш. до 2 арш. 7 верш. и рѣдко до 8 и 9. Волосы русые, лицо большею частью круглое. Большая часть брѣетъ бороды, но въ Могилевской губерніи большинство носитъ бороду и усы. Въ молодости женщины очень красивы, но скоро старѣются. Какъ мужчины, такъ и женщины въ 50 лѣтъ уже почти дряхлые. Конечно, это зависитъ отъ тяжелой, трудовой жизни, которую они вели при крѣпостномъ правѣ, отъ излишняго употребленія вина и недостаточности питанія: Черный хлѣбъ, картофель, капуста, бураки, бобъ, горохъ, щавель, ботвинье, рѣдко молоко, еще рѣже говядина, развѣ по праздникамъ,— составляли ѣду Бѣлорусса. Къ этому надобно прибавить курныя, душныя и тѣсныя избы (хаты), столь вредно дѣйствующія на здоровье человѣка.
Въ Бѣлоруссіи дворянское сословіе состоитъ большею частью изъ туземцевъ, но съ теченіемъ вѣковъ и политическихъ событій усвоившихъ польскій языкъ и польскую національность.
Кромѣ коренныхъ Бѣлоруссовъ, есть и Великороссы. Число ихъ простирается нынѣ въ трехъ губерніяхъ Бѣлорусскихъ, въ тѣсномъ смыслѣ, до 71000. Они преимущественно состоятъ изъ старообрядцевъ, переселившихся сюда въ ХVІ и XVII столѣтіяхъ изъ внутреннихъ губерній, въ особенности изъ Псковской, Тверской, Новгородской и Черниговской. Мнѣніе, будто-бы бѣлорусскіе старообрядцы поселились въ этой странѣ только въ XVIII столѣтіи, неосновательно. А. Сементовскій правильно замѣчаетъ, что переселеніе ихъ началось очень давно и совершалось медленно. Не одни бѣглецы отъ преслѣдованій за вѣру селились здѣсь, но также пріѣзжавшіе съ княжнами, выходившими замужъ за литовскихъ князей и здѣсь записывавшіеся, какъ вольные люди, въ панцырные бояре и потомъ за извѣстное вознагражденіе и льготы оберегавшіе предѣлы Польскаго государства.
Раньше другихъ появилась въ Бѣлоруссіи не только между Бѣлоруссами, но и Латышами, секта духоборцевъ, занесенная изъ Польши. Въ началѣ второй половины XVI столѣтiя появились въ Витебскѣ изъ Москвы три монаха: Ѳедосей, Артемій и Ѳома, возставшіе противъ почитанія иконъ. Найдя здѣсь уже подготовленную почву для раскола, они имѣли блистательный успѣхъ. Изъ сектъ здѣсь извѣстны өедосѣевцы, филиповцы, поповцы — вѣтковцы и друг.
Раскольники, какъ наружностью, такъ одеждою, домашнимъ бытомъ, рѣзко отличаются отъ Бѣлоруссовъ. Какъ вольные люди, они всегда были богаче, всегда отличались трезвостью и воздержностью въ жизни. Народный типъ, нравы, обычаи, языкъ вполнѣ сохранились у нихъ великорусскіе. Въ нравственномъ отношеніи раскольники, какъ свидѣтельствуетъ безпристрастный знатокъ народа, А. Сементовскій, ниже нравственности Бѣлоруссовъ. Раскольники не признаютъ святости брака, мало дорожатъ брачными узами, женщины же не придаютъ большой цѣны дѣвству и супружеской вѣрности. Наконецъ въ уголовныхъ преступленіяхъ: разбояхъ, грабежахъ, насиліяхъ, воровствѣ, конокрадствѣ и т. д. раскольники гораздо чаще обвиняются, чѣмъ Бѣлоруссы.
Мы еще возвратимся къ бѣлорусскимъ раскольникамъ, говоря о Вѣткѣ.
Евреи въ Бѣлоруссіи, также какъ и въ Литовскомъ полѣсьѣ, составляютъ значительнѣйшую часть населенія городовъ и мѣстечекъ и держатъ въ своихъ рукахъ торговлю и промышленность. Вліяніе ихъ на сельскихъ жителей такъ же велико тутъ, какъ и вездѣ. Характеристическія черты Евреевъ вездѣ однѣ и тѣ же. Никакихъ особенностей мы и здѣсь не находимъ. Въ Могилевской губерніи, въ Оршанскомъ уѣздѣ, въ м. Любавичи живетъ раввинъ (цадикъ) секты хасидовъ, имѣющій большое вліяніе на всѣхъ послѣдователей этой секты въ цѣлой Бѣлоруссіи, отъ всѣхъ ихъ получая весьма значительные сборы и приношенія.
Наконецъ есть и Цыгане; но число ихъ вообще незначительно. По образу жизни и нравамъ они ничѣмъ не отличаются Отъ Цыганъ въ другихъ мѣстахъ.
Совершенно непохожими на другія мѣстности Бѣлорусской области представляются Инфлянты.
Инфлянтами называютъ три уѣзда Витебской губерніи: Динабургскій, Рѣжицкій и Люцинскій. Коренными жителями Инфлянтъ испоконвѣка состоятъ Латыши, соплеменники Литовцевъ. Латыши кромѣ Витебской губерніи живутъ также въ Курляндской, Лифляндской, частію С.-Петербургской и Псковской губерніяхъ. Но Инфлянтскіе Латыши уже немного разнятся языкомъ отъ Латышей Курляндскихъ и Лифляндскихъ; у первыхъ много вошло словъ польскихъ и бѣлорусскихъ, а у послѣднихъ много нѣмецкихъ. Письменный языкъ однако понятенъ тѣмъ и другимъ. Кромѣ Латышей, въ Инфлянтахъ живутъ: Литовцы, вблизи развалинъ Рѣжицкаго замка (въ деревняхъ: Герноколе, Яудзимы, Кейданы, Кукуцѣ, Куртыне, Ольховка, верхняя и нижняя Слободки и Пильвеле, въ числѣ около 500 душъ). Замѣчательно, что эти Литовцы не роднятся и какъ будто даже чуждаются своихъ соплеменниковъ — Латышей; живутъ только въ своей средѣ, браки заключаютъ только между собою, говорятъ чистымъ языкомъ литовскимъ. Далѣе Эсты въ Люцинскомъ уѣздѣ, въ числѣ около 1,000 чел. (въ казенныхъ волостяхъ Пылденской и Михайловской). Великороссы въ числѣ около 30,000 живутъ во всѣхъ трехъ уѣздахъ. Бѣлоруссовъ незначительное число живетъ на рубежѣ Себежскаго и Дриссенскаго уѣздовъ (въ деревняхъ Ландскрона, Посинь и др.). Наконецъ польскіе крестьяне, переселенцы прежняго времени, тоже въ незначительномъ числѣ живутъ въ Рѣжицкомъ уѣздѣ (въ 4 деревняхъ имѣнія Воркляны) и въ Динабургскомъ (въ бывшихъ имѣніяхъ Гильзеновъ).
Скажемъ нѣсколько словъ о домашнемъ бытѣ Латышей, какъ коренныхъ обитателей этой страны. Преданія, народныя пѣсни рисуютъ намъ положеніе Латышей во время крѣпостнаго права, особенно тамъ, гдѣ владѣльцами были Нѣмцы, въ самомъ плачевномъ состояніи. Собственно въ Инфлянтахъ, могли быть злоупотребленія крѣпостнаго права, какъ и вездѣ, но они никогда не достигали такихъ размѣровъ, какъ въ сосѣднихъ областяхъ. Въ настоящее время благосостояніе ихъ видимо улучшается.
Въ обычаѣ и родѣ жизни Латыши во многомъ схожи съ Литовцами и Бѣлоруссами. Водка играетъ такую же роль при всѣхъ народныхъ празднествахъ. Матери тотчасъ послѣ родовъ даютъ выпить вина. Крестины также сопровождаются выпивкой. Во время свадьбы сватъ играетъ главную роль. Если послѣ помолвки, по чему либо бракъ не состоится, сватъ принимаетъ на себя хлопоты, чтобы всѣ издержки были возвращены стороною, не исполнившею уговора. Сватъ наряжается въ шубу, припоясываетъ плеть и надѣваетъ мѣховую съ длинными ушами шапку, хотя бы свадьбу играли лѣтомъ, въ самые сильные жары. Наканунѣ свадьбы маршалъ съ жезломъ, обвязаннымъ разноцвѣтными платками, съ пучкомъ цвѣтовъ, обходитъ всю деревню и приглашаетъ на свадьбу. Свадебный поѣздъ сопровождаютъ музыканты. Важную роль играетъ дѣвичій вечеръ. Когда соберутся дѣвушки, родные и сосѣди, молодой, сопровождаемый сватомъ и музыкантами (дуда и скрипка) пріѣзжаютъ верхами. Когда женихъ входитъ въ домъ, невѣста прячется; женихъ ее отыскиваетъ и силою сажаетъ за столъ. Тогда начинается торгъ, сватъ предлагаетъ извѣстную сумму, родители невѣсты требуютъ больше — наконецъ условливаются въ цѣнѣ, и женихъ тутъ же отсчитываетъ уговоренную сумму. Въ это время мать невесты занята печеніемъ коровая, заимствованнаго отъ Бѣлоруссовъ, и свадебныхъ пироговъ. Затѣмъ невѣсту сажаютъ на квашню, и дѣвушки расплетаютъ ей косу. Каждый обрядъ сопровождается заунывными пѣснями. Вечеръ оканчивается ужиномъ и танцами и неизбежною выпивкою.
Въ день свадьбы, передъ отъѣздомъ въ костелъ, невѣсту опять сажаютъ на квашню и одѣваютъ къ вѣнцу. Братъ или ближайшій родственникъ жениха, на тарелкѣ, обвернутой платкомъ, подаетъ невѣстѣ вѣнокъ изъ руты, причемъ произноситъ высокопарную рѣчь, братъ же, или родственникъ невѣсты отвѣчаетъ на эту рѣчь. Мать сама прикальтваетъ дочери вѣнокъ — тогда молодая надаетъ въ ноги родителямъ и проситъ благословенія, затѣмъ подходитъ и кланяется всѣмъ присутствующимъ. Наконецъ поѣздъ отправляется въ костелъ съ наибольшею торжественностью. Молодой, сватъ, ассистенты и вся молодежь, а также музыканты ѣдутъ верхами.
По возвращеніи отъ вѣнца, родители встрѣчаютъ молодыхъ съ хлѣбомъ-солью въ дверяхъ дома. Затѣмъ обѣдаютъ, много пьютъ, танцуютъ, а пѣсни не умолкаютъ ни на минуту. Послѣ полуночи мать и сваха отводятъ невѣсту въ коморку, гдѣ для молодыхъ приготовлена постель, снимаютъ вѣнокъ, раздѣваютъ, обстригаютъ косу и надѣваютъ чепецъ — послѣ чего вводятъ туда молодаго.
Этимъ собственно свадебный обрядъ и оканчивается. Мы видимъ, что онъ не такъ сложенъ и не столь разнообразенъ, какъ у Бѣлоруссовъ. Много обрядовъ, существовавшихъ въ прежнее время, вышло уже изъ употребленія.
Похороны не сопровождаются никакими особенностями. Нѣтъ плакальщицъ, какъ у Бѣлоруссовъ, нѣтъ и другихъ, отъ язычества уцѣлѣвшихъ обрядовъ. Сохранился одинъ только обычай, неизвѣстный у Бѣлоруссовъ. Когда покойника выносятъ на кладбище, гробъ покрываютъ большимъ кускомъ холста, который потомъ въ видѣ жертвы передаютъ въ костелъ за упокой души умершаго.
Тяжелое прошлое наложило свою печать какъ на физіономію, такъ и на характеръ Латыша. Онъ мраченъ, задумчивъ, какая-то скорбь и какъ будто недовольство отпечатлѣны на его лицѣ, въ типичномъ отношеніи совершенно схожемъ съ одноплеменными Литовцемъ и Пруссомъ. У него свѣтлые глаза, русые волосы; онъ средняго роста, но статенъ и ловокъ. Но эта самая наружность совершенно измѣняется въ минуты веселья или откровенной бесѣды съ человѣкомъ, котораго онъ уважаетъ и которому вѣритъ. Тогда кажущаяся скрытность, недовѣріе заменяются полнѣйшею откровенностью и самая наружность дѣлается привѣтливою, ласковою. Латышъ, также какъ и Литовецъ, гостепріименъ, нравственъ, нрава кроткаго. Побоевъ, дракъ между Латышами почти не бываетъ. Распутство женщинъ почти неизвѣстно. Дѣвушка можетъ увлечься изъ любви, или быть увлеченною силою, какъ бывало въ прошлое время. Многовѣковой гнетъ, конечно, имѣлъ сильное вліяніе на характеръ Латыша, научивъ его скрытности, сдержанности, подчасъ даже раболѣпству. Но эти качества болѣе напускныя, вынужденныя прошлою жизнію и прошлыми бѣдствіями, имъ претерпѣнными. По природѣ же онъ прямодушенъ, честенъ, кротокъ. Въ умственномъ отношеніи Латыши очень способны и хотя не развиты, но отличаются находчивостью, подчасъ бойкимъ остроуміемъ. Въ Лифляндіи и Курляндіи Латыши создали себѣ даже собственную литературу. Иифлянтскіе Латыши уступаютъ имъ въ этомъ отношеніи, но и между ними неграмотнаго или неграмотной встрѣтить очень трудно. Пѣсни, поговорки, пословицы Латышей, также какъ и Литовцевъ отличаются глубиною чувства и нравственностью. Безнравственныхъ пѣсенъ, дышащихъ дикимъ разгуломъ, оргіей, какъ напр. у Эстовъ да и другихъ сосѣдей, у Латышей вы не услышите. Религіозное чувство развито у нихъ въ высшей степени. Они любятъ духовное пѣніе, проходя мимо креста съ Распятіемъ или изображенія Спасителя или святаго, которыхъ у нихъ много при дорогахъ, возвращаясь съ полевыхъ работъ, цѣлой толпой становятся на колѣни и поютъ священные гимны и пѣсни. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Латыши живутъ рядомъ съ Бѣлоруссами или Эстами, принадлежа къ одной и той же волости. Много раскольниковъ живетъ среди нихъ. Но Латыши остаются имъ чуждыми, не роднятся съ ними, даже не дружатся, любятъ свой родной языкъ, многіе даже совсѣмъ не знаютъ по-польски, а если и говорятъ, то неохотно. Теперь, конечно, молодое поколѣніе учится по-русски въ сельскихъ школахъ.
Старинная одежда Латышей, съ уродливыми высокими чепцами у женщинъ, почти совсѣмъ выходитъ изъ употребленія. Ее замѣняетъ костюмъ, болѣе схожій съ общимъ белорусскимъ. Въ прежнее время едва ли не у каждаго Латыша были серебряныя пуговки при мужскихъ рубашкахъ, переходившія по наслѣдству. Суконные кафтаны замѣнились обыкновенными сермягами, кафтаны же развѣ одѣваютъ только по праздникамъ. Вмѣсто чепцовъ женщины носятъ круглоповязанные платки. Зато лапти почти вездѣ замѣнены сапогами. Каждый Латышъ носитъ кожаный поясъ съ сумкою, въ которой хранитъ кремень съ огнивомъ или спички. Къ поясу же привѣшенъ ножъ на ремешкѣ. Особенностью костюма, до сихъ поръ сохранившеюся, считается цвѣтной камзолъ, родъ куртки, съ откладнымъ воротникомъ. Такіе камзолы носятъ мужчины и женщины. Нѣкоторые, особенно въ Динабургскомъ уѣздѣ, любятъ опоясываться краснымъ кушакомъ. На головѣ черная шляпа, или круглая суконная шапка. Юпки у женщинъ чернаго или синяго цвѣта, на головѣ платокъ, изъ-подъ котораго у дѣвушекъ свѣшивается коса. По праздникамъ же надѣваютъ цвѣтное платье со складками, цвѣтной корсетъ и косынку. Нѣкоторые на это набрасываютъ большой бумажный цвѣтной платокъ съ узорами. Зимою носятъ баранью, иные заячью шубу, покрытую синимъ сукномъ. Дѣвушки любятъ украшать голову полевыми цвѣтами. Лѣтомъ на юпку и корсетъ надѣваютъ бѣлую холстяную накидку съ зубчатымъ воротникомъ. Нѣкоторые носятъ на головѣ родъ вѣнца изъ бархата. Вообще праздничные костюмы Латышей рѣзко отличаются отъ костюма Бѣлоруссовъ.
Любимое народное кушанье Латышей путра. Это смѣсь молока, сыра, каши, картофеля, рыбы, если есть. Все это подвергается броженію и составляетъ лакомство для Латыша. Безъ этой путры онъ не пойдетъ ни на работу, ни въ дорогу. Кромѣ того ѣду составляешь картофель, щи, всякаго рода огородная зелень, грибы. Мясо или сало употребляются только но праздникамъ и въ особенно рѣдкихъ случаяхъ. Хлѣбъ приготовляютъ особеннымъ образомъ. Вымолотивъ рожь, не очистивъ отъ пыли и половы, или даже съ примѣсью послѣдней, сушатъ въ печахъ, толкутъ въ деревянныхъ ступахъ, мелютъ на ручныхъ жерновахъ и затѣмъ, просѣявъ на рѣшетѣ, пекутъ хлѣбъ, котораго самая наружность, гнилистая, отвратительна. Но даже достаточные Латыши думаютъ, что чистый хлѣбъ, безъ мякины, вреденъ для здоровья, ибо по ихъ мнѣнію мякина способствуетъ пищеваренію.
Съ улучшеніемъ экономическаго быта въ послѣдніе годы, конечно улучшается и пища. У многихъ является желаніе, также какъ и у Бѣлоруссовъ, наряжаться по-мѣщански, въ сюртуки. Улучшеніе особенно замѣтно въ новыхъ постройкахъ избъ, которыхъ устройство до сихъ поръ было самое жалкое. Теперь уже вводятся трубы. Прежде, да еще и теперь у большинства, большая каменная печь, съ широкимъ очагомъ, устраивалась на деревянномъ срубѣ. Внутренность избы, въ прежнее время, представляла нѣчто мрачное, неуютное, бѣдное. Кровати, скамьи, столъ были единственными украшеніями. Вмѣсто шкафовъ или полокъ, употребляли плетеный изъ сосновыхъ драничекъ ящикъ, привѣшенный къ столбу. Въ этомъ ящикѣ хранили посуду и всю домашнюю утварь.
Латыши охотно принимаютъ лекарства, не подражая въ этомъ отношеніи своимъ сосѣдямъ раскольникамъ. Но у нихъ есть много своихъ собственныхъ средствъ леченья отъ разныхъ болѣзней. Такъ отъ чахотки лечатъ мхомъ—собраннымъ на большихъ камняхъ; водяную болѣзнь мясомъ упареннымъ съ рѣдькою, и много другихъ. Латыши вѣрятъ и въ заговариванія, въ симпатическія лекарства. Одно изъ нихъ очень замысловато. Такъ напр. страдающій мочетеченіемъ долженъ весною, до восхода солнца, отправиться въ лѣсъ, вырѣзать осиновый колъ, завострить его, и на первомъ встрѣченномъ мосту просверлить небольшую дыру, наполнить ее мочью, тотчасъ же загвоздить принесеннымъ коломъ, произнеся при этомъ извѣстныя имъ таинственныя слова. Болѣзнь проходитъ мгновенно. Любопытно то, что одинъ изъ ученѣйшихъ людей, владѣлецъ Креславля въ Инфлянтахъ, графъ Адамъ Платеръ, свидѣтельствуетъ (рукопись у меня находящаяся), что онъ самъ былъ очевидцемъ такого леченья и убѣдился, что болѣзнь прошла безвозвратно.
Въ случаѣ скотскаго падежа, употребляютъ такое же таинственное средство. Берутъ понемногу шерсти отъ каждой коровы, просверливаютъ въ стѣнѣ хлѣва небольшое отверстіе, вкладываютъ туда шерсть и заколачиваютъ коломъ, произнося тоже таинственныя слова. Падежъ скота немедленно прекращается. Средство это до такой степени считается дѣйствительнымъ, что даже въ господскихъ домахъ, въ случаѣ появленія заразы, прибѣгаютъ къ знахарямъ. Конечно, здѣсь вся суть заключается въ произнесеніи заклинаній, но знахари никому не открываютъ тайны, а народъ, несмотря на свою религіозность, вѣритъ заклинаніямъ и заговариваніямъ, точно также какъ вѣритъ, что злой глазъ можетъ повредить какъ человѣку, такъ и скотинѣ.
Латыши не любятъ шумныхъ, многолюдныхъ игрищъ и увеселеній. Но отъ Рождества до масляницы молодежь собирается въ корчмахъ и танцуетъ. Любимый танецъ крутелка, называемый также пѣтушкомъ, — танецъ незамысловатый, заключающійся въ томъ, что нѣсколько паръ вертятся межъ собой въ кружокъ.
Пѣніе составляетъ страсть Латышей. Поютъ старые и молодые, поютъ на всѣхъ празднествахъ, во время полевыхъ работъ, поютъ сидя при домашнемъ очагѣ. Нерѣдки случаи, когда Латышъ самъ слагаетъ пѣсню или импровизируетъ въ данномъ случаѣ.
А. К. Киркоръ.