Мы передали болѣе общіе свадебные обряды, свойственные всѣмъ Бѣлоруссамъ. Но отличій, измѣненій, разнообразія въ пѣсняхъ очень много.
Такъ напр. въ Пинскомъ уѣздѣ оченины, т. е. повязыванье на голову молодой намитки (наметки) наступаетъ на слѣдующій день въ полдень. Свадебные обряды и пиршества продолжаются три, четыре дня. Собственно коровайный обрядъ совершается на другой день послѣ вѣнчанія. Сначала коровай ставятъ посреди улицы, на крышѣ отъ дежи. Всѣ присутствующіе должны проплясать вокругъ коровая; затѣмъ уже его вносятъ въ домъ, и начинается раздача по кусочку всѣмъ присутствующимъ, кои бросаютъ монеты на тарелку, маршалъ же, нослѣ каждой подачки, ударяетъ нагайкой въ потолокъ и провозглашаетъ, сколько кто пожертвовалъ. Болѣе зажиточные дарятъ при этомъ молодымъ кто корову, кто овцу, поросенка и т. д. Чѣмъ солиднѣе подарокъ, тѣмъ громче провозглашаетъ подачу маршалъ и подаетъ большій кусокъ коровая.
Любопытно, что въ свадебныхъ пѣсняхъ, въ Пинскомъ уѣздѣ, часто упоминается рѣка Дунай. Напр.
«И ты, рыченька Дунаю!
Прибывай съ жемчугою до краю,
Намъ тая жемчуга потреба.
Старосты коныченьки коваты,
Въ дороженьку выѣзжаты —
Въ дороженьку щасную,
По дивоньку красную.»
«Ой гдѣ жъ намъ дай подитыся?
Чивъ въ Дунаю утопытыся?
Древность этихъ пѣсенъ несомнѣнна.
Отъ веселья перейдемъ къ концу земнаго поприща Бѣлорусса, весь вѣкъ свой мающагося, нерѣдко, на старость, когда одряхлѣвшія силы одолѣютъ человѣка, сознающаго, что онъ въ тягость семьѣ, что бѣдной семьѣ трудно, почти невозможно облегчить его недуги. Неудивительно поэтому, что самая кончина его не можетъ возбудить того сожалѣнія и горести въ средѣ родныхъ, какія были бы порождены, если-бы онъ умиралъ въ цвѣтѣ лѣтъ, когда его силы, его энергія — составляютъ главныя основанія существованія тѣхъ, которыхъ онъ оставляетъ. Бѣлоруссъ, по врождебной добротѣ, оплакиваетъ дряхлаго старика, но его горесть непродолжительна, болѣе заказная, обрядная: ему но обычаю отдается послѣдній долгъ — но въ сущности семья можетъ радоваться, что избавилась отъ тягости, отъ старца, неприносившаго уже ей никакой пользы.
Умирающаго окружаютъ всѣ члены семейства, друзья и сосѣди. Тотчасъ послѣ кончины, покойника моютъ, одѣваютъ въ лучшее платье и кладутъ на столѣ ногами къ дверямъ. Въ головахъ ставятъ зажженную восковую свѣчу, въ руки даютъ бумажный образокъ. Во все это время домашніе, особенно женщины, голосятъ. Голошенiе то же, что языческое причитанье, оплакиванье умершихъ. Однѣ плачутъ, воютъ, кричать, другіе поютъ заупокойныя пѣсни, мужчины исчисляютъ добродѣтели почившаго, просятъ нрощенія въ нанесенныхъ обидахъ. Это голошеніе продолжается во все время съ минуты кончины до погребенія. Когда гробъ сколоченъ, оставшимися стружками набиваютъ подушку. Отправляясь на кладбище, берутъ съ собой наскоро сдѣланный простой деревянный крестъ, перевязанный красною ленточкою, и несутъ его впереди, а также горшки со святою водою и святымъ зельемъ. Если церковь близка, изъ нея приносятъ хоругви, Распятіе и несутъ передъ гробомъ. Если семья достаточная, приглашаютъ священника. Пока проѣдутъ деревню, покойника сопровождаютъ всѣ ея жители, далѣе — ближайшіе родственники; если до кладбища далеко, одни садятся на гробѣ, другіе идутъ вокругъ него. Большою частью покойника везутъ прямо на кладбище, но если священникъ въ той же деревнѣ, то сначала вносятъ гробъ въ церковь, или совершаютъ панихиду передъ церковью. На клад-
