Бабушкин дом (Балобанова)/ДО

Бабушкинъ Домъ
авторъ Екатерина Вячеславовна Балобанова

Источникъ: Балобанова Е. В. Легенды о старинныхъ замкахъ Бретани. — СПб.: С.-Петербургская Губернская Типографія, 1896. — С. 10.

На проселочной дорогѣ, ведущей изъ деревушки Дино къ Понтъ-Круа, стоитъ старинный, старинный домъ съ остроконечной черепичной крышей. Дому этому не менѣе трехсотъ лѣтъ; стоитъ онъ въ большомъ цвѣтущемъ саду и весь заросъ розами, хмѣлемъ, лиловымъ геліотропомъ, синими колокольчиками, бѣлой повителью и другими вьющимися растеніями, которыя спутались, сплелись между собой, и образовали вокругъ него пеструю благоухающую стѣну. Вьются они все выше и выше, нѣкоторыя даже зацѣпились за желѣзные оконные переплеты, словно стремясь заглянуть въ комнаты, какъ ластящіеся внуки въ глаза старой бабушкѣ. Но непроницаемы эти, хотя и старческіе глаза: вмѣсто стеколъ вставлена блестящая, но не прозрачная слюда, и заглянуть снаружи во внутренность дома нѣтъ возможности.

Домъ этотъ изстари называется Бабушкинымъ Домомъ, а за рѣшеткой его сада, на старомъ, запущенномъ деревенскомъ кладбищѣ виднѣется могила самой бабушки.

Надпись на могильной плитѣ почти совсѣмъ стерлась, да и не мудрено: сто шестьдесятъ пять лѣтъ лежитъ она на бабушкиной могилѣ! Но за всѣ эти сто шестьдесятъ пять лѣтъ не перестаютъ цвѣсти на ея могилѣ розы, красная и бѣлая жимолость, душистый горошекъ, разноцвѣтный левкой и другіе цвѣты, превращая мѣсто вѣчнаго упокоенія въ роскошный цвѣтникъ. Надписи же право не нужно… она можетъ и совсѣмъ стереться, даже могильная плита можетъ разсыпаться, а цвѣты будутъ продолжать цвѣсти и благоухать, и ихъ ароматъ все также будетъ разносить но воздуху память о милой бабушкѣ.

Разсказываютъ, что безъ малаго триста лѣтъ тому назадъ, домъ этотъ принадлежалъ богатому бретонскому дворянину. Дворянинъ этотъ рано овдовѣлъ и почти всю свою жизнь посвятилъ воспитанію своихъ двухъ дочерей.

Старшая дочь его вышла замужъ, но вскорѣ мужъ ея былъ убитъ на войнѣ, и она вернулась къ отцу со своими тремя дѣтьми.

Младшей дочери его минуло всего шестнадцать лѣтъ, когда сестра ея вернулась домой. Тереза, такъ знали ее, была необыкновенная красавица, съ синими, какъ море, и съ свѣтлыми, какъ горный ручей, глазами; высокая, стройная, ловкая.

Мѣстный старичекъ священникъ пріохотилъ ее къ ученію и къ чтенію Св. Писанія, и большую часть своего времени она посвящала Богу и книгамъ.

Но вотъ ей минуло уже восемнадцать лѣтъ, а она все еще не была замужемъ. Много жениховъ было у этого «Менецъ-Хомскаго Цвѣтка», какъ звали ее по мѣстности, гдѣ стоялъ домъ. Цѣлыя толпы знатной и незнатной молодежи гостило у ея отца: въ деревенской гостинницѣ по воскресеньямъ толпится меньше народу, чѣмъ толпилось въ ихъ домѣ каждый Божій день. Отецъ Терезы принималъ всѣхъ съ честью — таковъ былъ обычай; но сама дѣвушка рѣдко сходила со своей башенки и всегда отвѣчала, что рано ей еще думать о замужествѣ.

— Тереза! — сказалъ ей однажды отецъ, — я уже старъ, и былъ бы очень счастливъ видѣть тебя пристроенной прежде, чѣмъ я лягу рядомъ съ твоей матерью на нашемъ кладбищѣ. Кто будетъ твоей опорой послѣ моей смерти? Сыновья Луизы еще очень малы, и сами нуждаются въ покровителѣ. Я думаю, что ты слишкомъ горда и разборчива, и боюсь, какъ бы не пришлось тебѣ потомъ раскаиваться: еще вчера отказала ты самому богатому и могущественному изъ здѣшнихъ вельможъ, — графу Аміенскому.

— Что же дѣлать, батюшка! Не могу я выйти замужъ ни за кого изъ всѣхъ этихъ пріѣзжающихъ свататься ко мнѣ графовъ, бароновъ и дворянъ, — не по мысли они мнѣ! Посмотри въ церкви на святыхъ, какія у нихъ лица! Хоть бы одинъ изъ моихъ жениховъ былъ похожъ на нихъ!

— Что ты говоришь, Тереза! Опомнись! Вѣдь это святые угодники!

— Да, но они были же прежде людьми, всѣ они жили на свѣтѣ! Но они были чисты сердцемъ, возвышенны духомъ, и оттого лица у нихъ такія хорошія. Посмотри на нашего старика священника: какое лицо у него! А мои женихи — гордые, себялюбивые, полные грѣха люди! Зачѣмъ же я пойду за нихъ? Мужъ долженъ направлять жену на путь спасенія, а не увлекать ее въ бездну грѣха!

Вздохнулъ отецъ Терезы, но ничего не возразилъ ей.

Но вотъ въ одинъ холодный весенній день, когда вся семья сидѣла въ залѣ у ярко пылавшаго очага, вошелъ рыцарь, одѣтый во все бѣлое, но безъ оружія; лицо его было прекрасно. По поклону и обращенію видно было, что это очень знатный иноземный рыцарь, а можетъ быть даже и принцъ.

Послѣ обычныхъ привѣтствій онъ подошелъ къ Терезѣ и сказалъ ей:

— Я пріѣхалъ издалека, чтобы просить васъ стать моей женой; я вернусь черезъ три дня за отвѣтомъ.

Ничего не прибавилъ онъ больше, опять поклонился всему обществу и исчезъ.

— Ну, вотъ женихъ, который по крайней мѣрѣ не похожъ на другихъ! — сказалъ, улыбаясь, отецъ, но Тереза ничего не отвѣчала.

Черезъ три дня весна уже была въ полномъ разгарѣ, — все цвѣло и благоухало въ саду. Черезъ три же дня, часъ въ часъ, вернулся и бѣлый рыцарь и, подойдя къ Терезѣ, спросилъ ее:

— Какъ же рѣшили вы?

Она взяла его за руку, подвела къ отцу и сказала ему:

— Отецъ, благослови насъ! я наконецъ нашла себѣ мужа по мысли.

Недѣли черезъ двѣ была сыграна и свадьба. Отецъ Терезы задумалъ было отпраздновать ее очень пышно: предполагался и турниръ по старинной модѣ, и королевское шествіе; пригласилъ онъ чуть ли не все знатное дворянство. Но никто не поѣхалъ на свадьбу, узнавъ, что со стороны жениха на ней будутъ лишь нищіе да убогіе со всего околотка.

— Что же дѣлать! родные мои далеко, — пусть же гости эти будутъ мнѣ за родныхъ, — говорилъ женихъ.

Тереза согласилась съ нимъ, священникъ тоже, ну, свадьба и обошлась безъ рыцарей, знати и всякихъ затѣй.

Молодые до осени остались жить у отца. Каждое утро мужъ Терезы вставалъ всѣхъ раньше въ домѣ и уѣзжалъ на своей бѣлой лошади, которую самъ и сѣдлалъ; возвращался онъ къ ночи, и ничего не ѣлъ, и не пилъ дома. Очень удивлялись этому всѣ домашніе, но такъ какъ Тереза казалась необыкновенно счастливой, и все въ домѣ необыкновенно удавалось и процвѣтало, то никто ничего не говорилъ ей, а она цѣлыми днями пѣла псалмы, сидя въ саду за прялкой.

Однако же разъ, уже подъ осень, сестра сказала ей:

— Послушай, Тереза, конечно, это не мое дѣло, — ты очень любишь своего мужа, и видно, что вы очень счастливы, но неужели онъ не можетъ остаться съ нами хотя бы на одинъ день? Куда это онъ ѣздитъ?

— Милая сестрица, — отвѣтила Тереза, — я сама этого не знаю!

— Почему же ты его не спросишь?

— Я нѣсколько разъ хотѣла спросить, но не осмѣливалась!

— А я на твоемъ мѣстѣ спросила бы!

Но Терезѣ не пришлось спрашивать: въ тотъ же вечеръ мужъ сказалъ ей:

— Намъ пора собираться домой, въ мои владѣнія, но знай, Тереза, что путь намъ предстоитъ дальній, и что придется тебѣ разстаться со своими родными надолго, если не навсегда.

— Что-же дѣлать! твой домъ будетъ моимъ домомъ: жена слѣдуетъ всюду за своимъ мужемъ.

Нѣжно поцѣловалъ ее бѣлый рыцарь и сказалъ ей, чтобы она собиралась въ дорогу, и что черезъ три дня онъ вернется за нею; но просилъ ее не брать съ собой никакихъ вещей:

— Всего вдоволь у меня въ моихъ владѣніяхъ, а въ пути вещи — только помѣха.

Какъ ни крѣпилась Тереза, но разстаться съ отцемъ и сестрой было ей тяжело, и она не замѣтила, какъ пролетѣли эти три дня. Утромъ на четвертый день конь мужа уже стоялъ передъ домомъ.

— Помни, Тереза, — сказалъ ей отецъ на прощанье, — когда бы ни захотѣла ты вернуться домой, домъ этотъ принадлежитъ тебѣ: дѣти Луизы имѣютъ свой собственный замокъ, домъ же нашъ — твой и твоихъ дѣтей.

— Благодарю, но я вѣдь долго не вернусь: мы ѣдемъ въ Испанію.

— Все равно, хотя бы вернулась ты черезъ сто лѣтъ, ничего не измѣнится здѣсь для тебя.

— О, да! черезъ сто лѣтъ она непремѣнно вернется! — засмѣялся ея мужъ, — но если домъ этотъ будетъ нашимъ домомъ, какъ говорите вы, то мы очень просимъ, чтобы въ немъ всегда кто-нибудь жилъ, — продолжалъ онъ серьезно, — непріятно возвращаться въ нежилое мѣсто.

— Охотно обѣщаемъ мы это, пока живы, — сказала Луиза, — но послѣ нашей смерти, и особенно черезъ сто лѣтъ, это ужъ не въ нашей власти.

— Не говори глупостей, Луиза! — замѣтилъ отецъ, — отчего же не остаться жить въ теткиномъ домѣ хоть кому-нибудь изъ твоихъ дѣтей?

— Ну, а черезъ сто лѣтъ это будетъ ужъ бабушкинъ домъ! — пошутилъ мужъ Терезы.

На этомъ они и разстались. Бѣлый рыцарь посадилъ свою жену передъ собою на своего бѣлаго коня, и они тронулись въ путь. Терезѣ показалось, что никогда не путешествовала она такъ удобно, какъ сидя на сѣдлѣ впереди своего мужа.

Вскорѣ повернули они на незнакомую тропинку, и родной домъ совершенно скрылся изъ виду.

— Что это за странная дорога, по которой мы ѣдемъ? — сказала Тереза, — вѣроятно, ее проложили только на дняхъ? я не видала ея никогда.

— О нѣтъ, это старая дорога! — отвѣчалъ ей мужъ.

Не успѣли проѣхать они и часа, по мнѣнію Терезы, какъ уже наступила ночь, хотя по ея разсчету было еще далеко до полудня. Но это была не темная ночь, а какъ будто отсутствіе и свѣта, и мрака: всѣ предметы были отчетливо видны, но въ какой-то сѣрой мглѣ.

— Отчего это такъ стемнѣло? — спросила она мужа.

— Потому что свѣтъ солнца не достигаетъ сюда, моя дорогая!

Вскорѣ они повернули въ сторону, и опять стало свѣтло, тутъ выѣхали они на равнину, заросшую терніями, колючимъ кустарникомъ, держи-деревомъ и другими подобными растеніями. Казалось, — коню ихъ не выбраться отсюда, и ихъ платье и ноги сильно пострадаютъ отъ иглъ и шиповъ, со всѣхъ сторонъ обращенныхъ къ нимъ. Но конь бодро шелъ впередъ: всѣ растенія словно разступались передъ нимъ, и они подвигались впередъ безъ всякихъ препятствій. Но позади нихъ кусты снова сцѣпились, образуя плотную, непроницаемую стѣну.

— Тутъ начинается тернистый путь къ спасенію! — сказалъ ей мужъ.

— Мужъ долженъ вести жену по этому пути, милый мой, и съ тобою я ничего не боюсь!

Они выѣхали изъ этой равнины, не пострадавъ нисколько отъ колючихъ растеній. Дальше увидали они двѣ горы, до такой степени высокія, что вершины ихъ были скрыты облаками. Лѣвая гора была каменистая, совсѣмъ черная, блестящая, лишенная всякой растительности, а правая вся покрыта сверкающимъ снѣгомъ.

Съ ужасомъ замѣтила Тереза, что обѣ горы постепенно сходятся, а когда онѣ сошлись, раздался такой громъ и трескъ, что бѣлый конь не удержался, и на минуту упалъ на колѣна. Совсѣмъ стемнѣло отъ разлетѣвшихся во всѣ стороны черныхъ и бѣлыхъ камней, — то черные во́роны, казалось, бились на воздухѣ съ бѣлыми голубями.

— Не безпокойся, милая! — сказалъ бѣлый рыцарь женѣ, — это завистники бьются другъ съ другомъ: желая погубить другихъ, они сами погибаютъ другъ отъ друга. Намъ они не страшны! — и онъ направилъ коня въ узкій проходъ между горами и проѣхалъ благополучно.

Затѣмъ поднялись они по довольно крутой тропинкѣ на высокое плоскогоріе, и тутъ Тереза съ удивленіемъ увидала бушующее море: высокія, темныя волны такъ и ходили по немъ. «Не видно здѣсь ни лодки, ни судна, какъ же переправимся мы черезъ воды?» — подумала Тереза. Но при ихъ приближеніи буря утихла, и лошадь смѣло вступила въ воду и переплыла море въ нѣсколько часовъ.

— Не бойся, милая моя! — сказалъ ей мужъ, — это море людскихъ страстей, — намъ оно безопасно.

Переправившись на ту сторону, въѣхали они въ совершенно безплодныя ланды^[1], покрытыя сѣрыми кочками да валунами; изрѣдка лишь кое-гдѣ пробивалась жалкая травка. На ландахъ паслось огромное стадо, и Тереза никогда не видала такихъ тучныхъ и красивыхъ коровъ; казалось, лучшаго пастбища имъ и не надо.

— Это ланды довольствующихся малымъ, — сказалъ мужъ Терезы, — довольныхъ своей долей, хотя бы бѣдной и несчастной.

Проѣхавъ ландами, конь перепрыгнулъ черезъ каменную ограду, и путешественники попали на великолѣпное зеленое поле, которому не было видно ни конца, ни края; это было самое богатое на свѣтѣ пастбище, съ сочной, шелковой, благоухающей травой, но здѣсь паслось не болѣе пятидесяти такихъ худыхъ и тщедушныхъ коровъ, какихъ Тереза никогда и вообразить себѣ не могла.

— Это поле скупыхъ, — сказалъ ей мужъ, — голодныхъ среди окружающаго ихъ богатства: берегутъ они его, лишая себя всего и забывая, что жизнь коротка, и что за предѣлы земнаго они не могутъ взять съ собой ни одной крошки.

Долго ѣхали они этимъ полемъ, наконецъ попали въ большой густой лѣсъ. Всякія деревья были въ этомъ лѣсу — и большія и малыя, и толстыя и тонкія; множество сѣрыхъ и черныхъ птицъ летало тамъ, кружилось, металось, но ни одна не присаживалась ни на секунду ни на одну вѣтку.

— Посмотри на этихъ птицъ, — сказалъ мужъ Терезы, — это погрязшіе въ земныхъ помыслахъ. Слушая Слово Божіе въ церкви, они думаютъ лишь о томъ, накормила ли служанка свиней, за сколько можно будетъ продать теленка; читая Библію, они думаютъ лишь о томъ, чѣмъ питался народъ Божій, какіе были у евреевъ законы, оберегавшіе ихъ поля отъ потравы, сколько пени платили они за украденнаго быка. Мысли ихъ не могутъ остановиться ни на чемъ внѣ этихъ хозяйственныхъ и земныхъ помысловъ; они забываютъ, что не хлѣбомъ единымъ живъ будетъ человѣкъ.

Проѣхавъ это мѣсто въ лѣсу, Тереза увидала цѣлую стаю бѣлыхъ птицъ, и такъ пѣли онѣ, что она попросила мужа пріостановить коня, чтобы послушать ихъ: никогда не слыхала она такого удивительнаго пѣнія. Птицы эти сидѣли и летали на верхушкахъ деревьевъ, совсѣмъ не спускаясь на землю.

— Эти птицы, вѣроятно, боятся насъ, и оттого не спускаются съ вершины деревьевъ?

— О, нѣтъ, это отрекшіеся отъ міра: они проводили жизнь въ уединеніи, не помышляя ни о чемъ земномъ, забывая о своихъ братьяхъ, забывая, что «вѣра безъ дѣлъ мертва есть». Вотъ потому-то, летая высоко, высоко, онѣ никогда не могутъ спуститься на землю.

Проѣхавъ лѣсъ, очутились путешественники у подножія высокой горы. Кругомъ нихъ, казалось, былъ роскошный садъ. Долго ѣхали они по густой розовой аллеѣ, и доѣхали наконецъ до прекрасной бесѣдки изъ цвѣтущей сирени; весь полъ ея былъ устланъ мягкимъ зеленымъ мохомъ.

— Ну, милая Тереза, сойди съ коня и отдохни пока въ этой бесѣдкѣ! Я долженъ еще проѣхать на ту гору, и скоро вернусь къ тебѣ.

Послушалась Тереза, сошла съ коня и простилась съ мужемъ. Долго смотрѣла она ему вслѣдъ, пока поднимался онъ на гору, но когда скрылся онъ изъ виду, ей вдругъ такъ захотѣлось спать, что она сейчасъ же легла въ бесѣдкѣ на мягкій мохъ, и заснула.

— Милая Тереза, пора тебѣ проснуться! — ласково сказалъ ей, вернувшись къ ней, мужъ.

— А развѣ я такъ долго спала, мой милый?

— Ровно сто лѣтъ.

Вскочила Тереза на ноги и во всѣ глаза смотрѣла на своего мужа:

— Ты шутишь, милый?

— Посмотри на себя, дорогая моя! — сказалъ ей мужъ, подводя ее къ свѣтлому ручью, протекавшему у бесѣдки.

Взглянула Тереза и ахнула: ручей отразилъ прекрасное лицо старухи съ бѣлыми, какъ снѣгъ, волосами! Мелкія морщины оттѣняли кроткое тонкое лицо ея, и только глаза свѣтились такъ-же ярко, какъ и прежде.

— Ты огорчена перемѣной?

— Нисколько! я стала красивѣе, чѣмъ была въ молодости.

— Старость всегда должна быть красивѣе, — она есть плодъ дерева; надо только, чтобы само дерево жизни было прекрасно, тогда и плодъ будетъ тоже прекрасенъ. Теперь ты должна вернуться домой на моемъ конѣ, я же самъ не могу пока слѣдовать за тобою, но и я приду, когда наступитъ пора, и тогда мы никогда ужъ больше не разстанемся съ тобою.

— Я должна вернуться къ отцу и къ Луизѣ?

— Нѣтъ, отецъ твой и Луиза давно уже покинули тотъ міръ.

— Зачѣмъ же вернусь я домой, когда тамъ никого уже нѣтъ?

— Такова ужъ воля Божія! Въ Бабушкиномъ Домѣ живутъ теперь правнуки Луизы: они осиротѣли, и ты имъ нужна.

Простилась Тереза со своимъ мужемъ, и сѣла на его бѣлаго коня. Конь повезъ ее быстро, быстро по новой и совсѣмъ незнакомой дорогѣ, и къ полудню остановился у ограды стараго дома. Не успѣла сойти Тереза съ коня, какъ онъ повернулъ назадъ, и исчезъ ужъ изъ виду.

Въ Бабушкиномъ Домѣ все было по старому, — правда, одна жизнь смѣняла другую, но это было совсѣмъ незамѣтно: по прежнему цвѣли тамъ розы, теплый воздухъ былъ напоенъ ароматомъ клевера, левкоя, геліотропа, жасмина и мяты. Деревья стояли нарядныя, свѣжія въ своей яркой зеленой одеждѣ. Въ домѣ кружились, плясали и пѣли беззаботныя дѣти, — было имъ весело, свѣтло и тепло, и не понимали они своей печальной сиротской судьбы: никого не было около нихъ; сосѣдки приходили исполнять кое-какія домашнія работы и кормить дѣтей, а мѣстный священникъ уже подумывалъ о томъ, куда бы дѣвать бѣдныхъ малютокъ.

— А вотъ я и пріѣхала къ вамъ, милыя дѣти мои! — сказала Тереза, — я ваша бабушка изъ Испаніи, слыхали вы обо мнѣ?

— Мы ужъ тебя ждали, ждали! — закричали дѣти, обнимая ее, — всѣ говорили намъ, что только и осталось у насъ родныхъ, что одна бабушка въ Испаніи, и мы такъ тебя ждали!

— Ну, вотъ и хорошо, что ждали, Господь и послалъ меня къ вамъ; теперь будемъ вмѣстѣ жить!

И весело же стало въ Бабушкиномъ Домѣ! Бывало, сидитъ она подъ тѣнью стараго каштана у воротъ дома и такъ ласково и привѣтливо киваетъ всѣмъ проходящимъ. Дѣлала она много добра и чужому народу; стекалось его къ ней видимо-невидимо: кого лѣчила она, кого наставляла, кому помогала, и вокругъ Бабушкинаго Дома, миль на пять, если не на десять, не стало бѣдняковъ, не стало и злыхъ людей.

Бабушкины правнуки обожали старушку, да и какъ имъ было не любить ее! чего-чего только ни знала бабушка, чего-чего только не разсказывала она имъ!

Бывало, идетъ она съ ними по саду и говоритъ:

— Вотъ посмотрите, дѣтушки на этотъ букъ — ему четыреста слишкомъ лѣтъ! — и сорветъ бабушка листочекъ съ этого бука и положитъ въ свою старую съ серебряными застежками книгу, а въ воскресенье, послѣ обѣдни, позоветъ дѣтей, раскроетъ страницу, на которой положенъ былъ буковый листочекъ, и видятъ дѣти всю долгую жизнь этого дерева — они видятъ, какъ оно растетъ въ лѣсу, потому что тогда еще не было тутъ ни сада, ни дома, а черезъ лѣсъ ѣдутъ благородные рыцари и дамы, развѣваются перья на шляпахъ дамъ, сидитъ на плечѣ каждаго рыцаря по соколу, лаютъ собаки, и все это останавливается около бука, и начинается охота. Затѣмъ идутъ мимо него рыцари, но уже безъ дамъ и соколовъ, всѣ они въ блестящемъ вооруженіи, со знаменами, съ длинными копьями и съ бѣлой повязкой съ чернымъ крестомъ на рукѣ. Смотрятъ дѣти, и воскресаетъ передъ ними вся старая, старая рыцарская исторія ихъ родины.

А вотъ каштанъ — ровесникъ бабушкѣ: ея отецъ посадилъ его въ день ея рожденья. Бабушка сорвала листочекъ, и передъ дѣтьми прошла вся исторія ихъ милаго Бабушкинаго Дома.

А вотъ и липа, которую посадила сама бабушка у самой кладбищенской ограды, — ея листокъ показалъ дѣтямъ стройную молодую дѣвушку, а рядомъ съ ней красавца въ бѣлой одеждѣ: это бабушка со своимъ женихомъ, бѣлымъ рыцаремъ. Какъ они оба счастливы и прекрасны! Падаетъ бабушкина слеза на эту страницу, и оживаетъ липовый листочекъ, и дѣлается онъ зеленѣе и свѣтлѣе всѣхъ своихъ братьевъ, что остались на вѣтвяхъ липы.

А ужъ чего-чего наразсказывала бабушка о своемъ путешествіи въ чудную страну, гдѣ проспала она сто лѣтъ!

Время шло, и правнуки бабушки выросли мужественными, великодушными, преданными правдѣ людьми, и стала собираться бабушка къ своему мужу, исполнила она уже долгъ свой.

И вотъ въ одно прекрасное весеннее утро бабушка не вышла уже въ садъ, а позвала къ себѣ своихъ внуковъ и сказала имъ:

— Мой бѣлый рыцарь пріѣхалъ за мной, надо мнѣ готовиться въ путь!

Вышли внуки изъ комнаты бабушки и стали говорить между собою:

— Бабушка видѣла дурной сонъ, она очень слаба сегодня!

Но младшая внучка, голубоглазая Тереза, повѣрила, что бѣлый рыцарь пріѣхалъ за бабушкой, и осталась караулить ее, но, сидя у ея ногъ, заснула; и увидала она во снѣ бѣлаго рыцаря, который взялъ бабушку за руку, и бабушка стала такая молодая и прекрасная, какъ на своемъ портретѣ; вывелъ ее бѣлый рыцарь черезъ окно въ садъ, и поднялись они на воздухъ. Вскрикнула тутъ Тереза, и проснулась. Бабушка же спала глубокимъ, но уже непробуднымъ сномъ.

Бабушкина могила виднѣется у самой ограды сада; на могилѣ растутъ бѣлыя маргаритки, розовый кустъ, левкои, иммортели. И чего только ни насадили внуки на могилу бабушки!

Старая липа, что посадила когда-то сама бабушка, перегнулась черезъ ограду и, склонивъ вѣтви, смотритъ на могилу своей подруги. Въ вѣтвяхъ ея съ весны до осени распѣваетъ свои пѣсни соловей.

---

Сто шестьдесятъ пять лѣтъ прошло со времени смерти бабушки; всѣ ея внуки давно полегли вокругъ нея у ограды, но Бабушкинъ Домъ и садъ существуютъ и понынѣ, какъ будто время, пролетая, тихо свертываетъ здѣсь свои крылья и стороной прокрадывается мимо.

Въ домѣ давно никто не живетъ, но всегда заботится о немъ и о садѣ кто-нибудь изъ отдаленныхъ потомковъ любимой бабушкиной внучки Терезы.

Случайно забредшему сюда путнику охотно покажутъ домъ, онъ можетъ пройтись по длинному залу съ большимъ очагомъ посрединѣ и по цѣлой амфиладѣ старинныхъ покоевъ, увѣшанныхъ портретами рыцарей въ латахъ, дамъ въ перьяхъ и разныхъ мужчинъ въ красныхъ кафтанахъ и женщинъ въ узкихъ платьяхъ, — позднѣйшихъ потомковъ этого рода.

Но никого не впускаютъ въ бабушкину комнату — въ нее можно лишь заглянуть съ порога; тамъ стоитъ ея кресло и маленькій столикъ со старинной книгой съ серебрянными застежками; тутъ же стоитъ и высокій деревянный подсвѣчникъ съ недогорѣвшей толстой восковой свѣчей.

Противъ двери виситъ портретъ бабушки, прекрасной молодой дѣвушки съ бѣлыми цвѣтами въ рукѣ, портретъ этотъ словно улыбается со стѣны.

---

«Все на землѣ разрушается, разсыпается въ прахъ, забывается!» — говорятъ люди, но это неправда: все прекрасное и доброе живетъ въ воспоминаніи, и забвеніе не смѣетъ коснуться его.

Примѣчанія

1. брет.