Викитека

А. К. Киркор: краткий очерк жизни и деятельности

А. К. Киркор: краткий очерк жизни и деятельности
автор Николай Янчук
Источник: Москва : Типография А. И. Мамонтова и Кº, 1888. - [2], 29 с.

[1]

А. К. КИРКОРЪ.
Н. А. Янчука,
Члена-Корреспондента Общества.

Въ лиць недавно скончавшагося Адама-Гонорiя Карловича Киркора археологическая и историческая наука потеряла одного изъ своихъ самыхъ безкорыстныхъ служителей и поборниковъ. Печальны и прискорбны такія потери вообще, гдѣ бы онѣ ни происходили; но еще печальнѣе и несравненно прискорбнѣе онѣ должны быть у насъ въ Pocciи, гдѣ „жатвы много, дѣлателей мало", гдѣ силы и таланты какъ-то прячутся, скрываются внутри этого громаднаго русскаго великана, лишь изрѣдка пробиваясь наружу, гдѣ, притомъ, такъ мало благоприятныхъ условій для ихъ развития и процвѣтанія, что часто и могучія силы обрываются послѣ нѣсколькихъ блестящихъ, но усиленныхъ порывовъ и напряженій, а непризнанные таланты сплошь и рядомъ должны оканчивать ничѣмъ, убивая этимъ энергію не только въ себѣ, но и въ другихъ. Киркоръ, правда, не былъ талантъ въ полномъ смыслѣ этого слова, но онъ былъ во всякомъ случаѣ ревностный труженикъ, энергичный и предприимчивый дѣятель; а для такихъ тружениковъ, хотя и не задающихся слишкомъ широкими задачами, нужны тоже благоприятныя условiя, такія условiя, которыя бы, во первыхъ, дали должное направление ихъ дѣятельности и которыя бы, во-вторыхъ, не подрывали ихъ силъ, не становились поперекъ дороги. Такихъ-то условiй было весьма мало для покойнаго. Вспомнимъ, что почти вся его дѣятельность связана съ нашимъ Западнымъ краемъ, который и теперь еще стоитъ какимъ-то вопросительнымъ знакомъ въ нашей исто[2]piи и исторической наукѣ, вызывая въ нашихъ ученыхъ и политикахъ самые противоположные взгляды и сужденiя объ его отношенiи къ Росciи и Польшѣ. Если теперь мы иногда не свободны отъ пристрастія въ этомъ вопросѣ, то тѣмъ менѣе могло быть отъ него свободно то время, когда Киркоръ начиналъ свою дѣятельность. Русскiя силы на западѣ тогда еще только пробуждались, а польскіе и литовскіе дѣятели нерѣдко смѣшивали науку съ политикой. Вотъ одинъ весьма сильный тормозъ для истинно-научной дѣятельности. Киркоръ, попавъ въ кружокъ виленскихъ ученыхъ и литераторовъ 40-хъ и 50-хъ годовъ, поневолѣ сталъ раздѣлять ихъ взгляды, хотя онъ въ сущности избѣгалъ мерещившейся еще тогда нѣкоторымъ тамошнимъ дѣятелямъ утопіи о возстановленіи Польши. На дѣятельность того кружка, въ которомъ дойствовали гр. Тышкевичи, Крашевскій, Малиновскій, Нарбуттъ, Ходзько, Ярошевичъ, Сырокомля, Киркоръ и др., укоренился у насъ такой взглядъ, что это были фанатики, квасные патріоты, парализовавшіе русское вліяніе въ Западномъ краѣ. Но если мы хоть на минуту отрѣшимся отъ политики и посмотримъ на этотъ кружокъ съ точки зрѣнiя науки, то мы должны будемъ сдѣлать уступку и согласиться, что дѣятельность его принесла не одинъ только вредъ. Мало того, доля патріотизма, хотя, можетъ быть, и ложно понятаго, необходима была въ то время для зарождавшейся науки, въ особенности такихъ отраслей ея, какъ археологiя и этнографія. Не забудемъ, что это были времена крѣпостнаго права, когда на народъ смотрѣли исключительно какъ на рабочую силу, не допуская возможности, чтобы когда-нибудь этотъ самый народъ могъ стать предметомъ изученія. Нужны были особыя причины, чтобы эти отношения измѣнились, и одною изъ этихъ причинъ, правда, косвенною, была именно польская тенденція на русскомъ западѣ. Чтобы уяснить себѣ, на чьей сторонѣ больше правъ на владѣніе западнорусскими областями, польскіе дѣятели обратились къ болѣе точному изученію народа въ его прошломъ и настоящемъ, т. е., иными словами, къ археологіи и этнографии Западно-русскаго края. Внѣшняя политическая исторія края была, конечно, и безъ того извѣстна, и она не всегда могла служить для польской тенденціи надежною опорою; поэтому тутъ она была отодвинута на задній планъ, а главное внимание было обращено на степень культурнаго вліянія. Разыскивались при помощи археологіи, такъ сказать, вещественнныя доказательства преобладанiя польской культуры; такое же преобладаніе указывалось и въ современныхъ этнографическихъ особенностяхъ края, и изъ всего этого выводилось нѣкоторое нравственное право на именование этого края польскимъ. Но тутъ произошелъ интересный курьезъ: научная разработка матеріаловъ не всегда приводила къ желаннымъ выводамъ, это во-первыхъ; многiе дѣятели, во-вторыхъ, приступавшие къ этой разра[3]боткѣ съ тенденціозными намѣреніями, со временемъ до такой степени предались чистой наукѣ, что забыли о всякихъ тенденціяхъ и о всякой политикѣ; въ концѣ концовъ политическiя бредни отошли на задній планъ и исчезли, а то, что сдѣлано по части науки, не исчезло и послужило здоровымъ зародышемъ для дальнѣйшаго развития мѣстной археологии и этнографіи. Серьезный и безпристрастный человѣкъ сумѣетъ отличить правду и найдетъ въ трудахъ этихъ дѣятелей, къ числу которыхъ въ значительной степени принадлежалъ и покойный Киркоръ, много для себя полезнаго, а вмѣстѣ съ тѣмъ съ благодарностью помянетъ не разъ этихъ людей, посвящавшихъ жизнь, трудъ и средства для своей родины и поддерживавшихъ, такъ или иначе, священное пламя на очагъ родной науки. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы не можемъ не отмѣтить еще одну ихъ заслугу передъ нашимъ отечествомъ, въ особенности передъ народомъ. Своимъ обращеніемъ къ народу они много способствовали измѣненію крѣпостническихъ взглядовъ и такимъ образомъ содѣйствовали подготовленію крестьянской реформы. Конечно, при этомъ иногда замучалось простое заискиваніе передъ народомъ, желаніе расположить и сильнѣе привязать его къ себѣ; но были и такiе, которые питали непосредственную симпатію къ народу, искренно желали ему добра и другимъ старались внушить подобные же взгляды. Это, безъ сомнѣнія, можно сказать, напр., о Крашевскомъ, о которомъ уже говорилось въ русской печати (Живоп. Обозр. 1879, т. 1, № 38), что онъ, по своимъ стремленіямъ, имѣлъ много общаго съ русскими людьми 40-хъ годовъ, что онъ подобно имъ впервые заговорилъ въ польской печати о правахъ народа, горячо ратовалъ за освобождение крестьянъ въ концѣ 50-хъ гг., становясь въ разрѣзъ съ понятіями ярыхъ шляхтичей-крѣпостниковъ, и т. д. Другой изъ поляковъ виленскаго кружка времени Киркора, литераторъ Викентій Дунинъ-Марцинкевичъ, писавшій по-бѣлорусски стихи на народныя темы, посвящая одну изъ своихъ книжечекъ бобруйскому маршалку Александру Лаппѣ, не стѣсняется высказать этому аристократу въ своемъ посвященіи слѣдующiя, не совсѣмъ обычныя для того времени мысли: „Когда я проѣзжалъ черезъ Ваши имѣнія, съ наслажденіемъ глазъ мой отдыхалъ на прекрасныхъ избахъ и хозяйственныхъ постройкахъ честнаго крестьянства; весельемъ забилось мое сердце, когда я замѣтилъ тамъ обилiе всего, свидѣтельствующее о зажиточности жителей. Тогда-то я воскликнулъ радостно: Богъ живетъ среди этого народа! не панская, но отцовская рука здѣсь управляетъ! Кому же естественнѣе могу посвятить этотъ мой трудъ, если не покровителю слабыхъ, если не отцу поселянъ?... („Ciekawys?-przeczytaj!" Минскъ. 1856).

Все это я считаю нужнымъ сказать предварительно для того, чтобы [4]найти для себя нѣкоторое оправданіе, что я осмбливаюсь говорить о лицѣ, которое можетъ казаться скомпрометированнымъ съ точки зрѣнiя иныхъ людей, не желающихъ принимать въ расчетъ время и мѣсто при произнесеніи суда надъ отжившими дѣятелями. Другое, еще болѣе вѣское оправданіе для себя я нахожу въ томъ, что покойный былъ съ 1856 г. членомъ Императорскаго Археологическаго Общества, а съ 1864 г. дѣйствительнымъ членомъ Московск. Археологическаго Общества и еще нѣкоторыхъ русскихъ и заграничныхъ обществъ, такъ что, слѣдовательно польза его дѣятельности для науки давно признана.

Въ краткихъ чертахъ жизнь Киркора была слѣдующая. Онъ родился въ 1812 г. въ Могилевской губерніи, въ имѣніи Сливинѣ, въ окрестности г. Мстиславля. Отецъ его былъ, кажется, мелкимъ землевладѣльцемъ или однодворцемъ. Образованіе онъ получилъ въ могилевской гимназіи, а потомъ въ виленскомъ дворянскомъ институтѣ, по окончаніи котораго получилъ мѣсто секретаря при губернскомъ правлении и остался жить въ Вильнѣ, служившей центромъ умственной жизни Западнаго края. Это было въ концѣ 30-хъ годовъ. Виленский университетъ былъ уже въ то время закрытъ, но нѣкоторыя лица изъ состава его бывшихъ преподавателей продолжали тамъ жить и устраивали частные литературные или научные кружки. Къ одному изъ нихъ Мих. Гомолицкому былъ вхожъ молодой Киркоръ, искавшій возможности наполнять чѣмъ-нибудь болѣе серьезнымъ и существеннымъ свободныя отъ своихъ канцелярскихъ занятій минуты. Гомолицкій былъ собственно медикъ, но въ то же время страстный любитель древностей, и подъ его-то влiяніемъ развилась въ Киркорѣ любовь къ археологіи. Объ этомъ Гомолицкомъ Киркоръ вспоминалъ еще недавно по поводу юбилея умершаго на дняхъ Крашевскаго[1], и, не скрывая его дурныхъ сторонъ, характеризовалъ его все-таки какъ человѣка неслыханной честности, ученаго, жившаго только для науки, а главное любившаго Вильну больше всего на свѣтѣ. Всѣ эти похвальныя склонности и черты характера въ значительной мѣрѣ отразились и на Киркорѣ. Свою любовь къ археологіи онъ доказалъ тѣмъ, что раскопалъ систематически болѣе тысячи кургановъ только въ Литвѣ и Бѣлоруссіи, изслѣдовалъ и описалъ много урочищъ, городищъ и замковищъ; а его любовь къ Вильнѣ достаточно доказывается тѣмъ, что, проживъ болѣе 30 лѣтъ въ этомъ городѣ, онъ работалъ главнымъ образомъ для Вильны и Виленской губерніи[2]. Онъ выступалъ здѣсь не только въ качествѣ ученаго изслѣдователя, историка, археолога, этнографа, но и въ каче[5]ствѣ журналиста издателя, и съ этой послѣдней дѣятельности намъ придется и начать, чтобы держаться хронологическаго порядка.

Первымъ изданіемъ, которое задумалъ Киркоръ въ 1843 г., былъ періодическiй сборникъ „Радегастъ" на польскомъ языкѣ, посвященный мѣстному искусству и наукѣ; но его вышелъ только одинъ томъ. Однако вслѣдъ за тѣмъ Киркоръ, уже подъ псевдонимомъ Яна изъ Сливина, приступилъ къ другому подобному изданію, тоже на польскомъ языкѣ: „Памятники умственной жизни" (Pamietniki umysłowe), которыхъ вышло три книги въ 1845-46 гг. Мы видимъ отсюда, какъ малъ былъ еще въ то время въ обществѣ интересъ къ болѣе или менѣе научнымъ изданіямъ. и въ этомъ можно найти достаточное оправданіе для Киркора противъ тѣхъ, кто захотѣлъ бы ему ставить въ вину то, что онъ не предпринялъ русскаго издания. Если и польскiя изданiя мало находили для себя поддержки, то русскiя, конечно, еще менѣе могли разсчитывать на возможность существованія.

Вскорѣ однако произошелъ нѣкоторый поворотъ въ дѣятельности Киркора, и именно поворотъ къ русскому, съ того времени, онъ былъ избранъ членомъ губернскаго статистическаго комитета. Статистические комитеты того времени нѣсколько иначе понимали свои задачи, чѣмъ нынѣшніе. Не ограничиваясь одними текущими экономическими вопросами, они не пренебрегали и исторiею края и другими научными вопросами, близко соприкасающимися съ исторіею. Какъ учреждения, очень близко стоящiя къ народной жизни, комитеты старались наблюдать и изучать всѣ стороны этой жизни, и потому-то въ прежнихъ изданіяхъ комитетовъ, памятныхъ книжкахъ, сборникахъ, запискахъ, мы находимъ такъ много весьма цвинаго этнографическаго и историческаго матеріала. Киркоръ, какъ археологъ, историкъ и этнографъ, конечно, направлялъ свою дѣятельность главнымъ образомъ въ эту сторону. Съ 1850 по 1854 г. онъ редактировалъ "Памятную книжку Виленской губ.", и, какъ знатокъ края, онъ сумѣлъ придать этому, въ сущности справочному изданію живой интересъ и серьезный характеръ расширеніемъ неоффиціальнаго отдѣла. Тамъ онъ велъ постоянную рубрику: „Виленскія воспоминанія", а кромѣ того помѣстилъ слѣдующiя свои статьи: "Хронологическое показаніе достопримѣчательныхъ событiй отечественной исторіи въ Виленской губ. до 1852 г." (Пам. к. 1852), "Очерки городовъ Виленской губ." (ibid.), „Статистическій взглядъ на Виленскую губ." (1853 г.). Кажется, эти работы были выпущены и отдѣльно подъ заглавіемъ: "Историко-статистические очерки Виленской г.", въ 2-хъ книгахъ съ рисунками (Вильно, 1852 и 1853 г.), но мнѣ не удалось ихъ разыскать. Отъ имени того же губернскаго статистическаго комитета Киркоръ совмѣстно съ П. Кукольникомъ и других издали въ 1854 г. рѣдкую въ настоящее время книгу подъ [6]заглавіемъ: "Черты изъ истории и жизни литовскаго народа", драгоцѣнную во всѣхъ отношенiяхъ, и по матеріалу, содержащемуся въ ней, и по прекрасному изложенiю, и даже по "изящно-простому" изданію, какъ выразился о ней г. Безсоновъ[3]. Первая половина книги занята статьями Киркора подъ общимъ заглавіемъ: "Литовскія древности“. Тутъ говорится: 1) о мифологическихъ понятіяхъ Литовцевъ, въ особенности о Перкунасѣ и его культѣ и о богѣ войны Кавасѣ; 2) объ археологическихъ предметахъ, найденныхъ въ Литвѣ: молоткахъ, сѣкирахъ, одѣяніяхъ и украшеніяхъ; 3) о развалинахъ Гедиминова замка въ г. Лидѣ, построеннаго кіевскими каменщиками и русскими плѣнными изъ Волыни; 4) о Бернардинской 8-угольной башнѣ въ Вильнѣ, какъ памятникъ готическаго стиля 15 вѣка; 5) о развалинахъ княжескаго замка въ Мѣдникахъ подъ Вильномъ, лѣтней резиденціи литовскихъ князей, въ особенности Ольгерда; 6) о Замковой горѣ въ Вильнѣ, гдѣ, по преданію, впервые было основано великокняжеское жилище съ языческимъ храмомъ; 7) о развалинахъ дворца княжны Варвары, дочери Юрія Радзивилла, которая служила предметомъ долгихъ искательствъ со стороны Сигизмунда II Августа и въ концѣ концовъ вышла за него за-мужъ, но была отравлена матерью его, королевою Боною; 8) о Пятницкой церкви въ Вильнѣ, основанной супругою Ольгерда Маріею и существовавшей до 1796 г.; 9) о костелѣ св. Николая 15 в., какъ самомъ древнемъ въ Вильнѣ; 10) о развалинахъ замка, основаннаго при Гедеминѣ въ м. Крево, столицѣ б. удѣльнаго княжества; 11) о развалинахъ готическаго замка, основаннаго Гедиминомъ на озерѣ въ Трокахъ. Объ этомъ городѣ, замѣтимъ кстати, Киркоръ напечаталъ особую статью еще въ 1852 г. въ „Сѣверной пчелѣ" (№ 244)[4]. Далѣе слѣдуетъ его же статья о в. к. Витовтѣ: сначала, послѣ общаго введенiя, его исторiя до полученiя великокняжескаго престола, а затѣмъ его характеристика, какъ завоевателя, правителя, политика и человѣка. Другому историческому лицу, упомянутой княжнѣ Варварѣ, посвящена здѣсь же особая статья Л. Кондратовича въ переводѣ Ж. и Ш. Всѣ перечисленные нами предметы и лица сгруппированы въ изящную виньетку, приложенную къ книгѣ.

Остальную часть книги занимаетъ статья П. Кукольника[5] о преданіяхъ литовскаго народа, объ обычаяхъ, повѣрьяхъ, обрядахъ, музыкѣ, [7]пляскѣ, съ прибавленіемъ множества песенъ и пословицъ съ объяснительными примѣчаніями. Такимъ образомъ, изданіе вышло настолько серьезнымъ, что къ нему уже была приложима строгая научная критика, которую Киркоръ впервые вызвалъ въ Западномъ краѣ на законный путь, по замѣчанію того же г. Безсонова (Бѣлор. пѣсни XXIX).

Въ тѣсной связи съ упомянутыми изслѣдованiями Киркора по истоpiи г. Вильны стоятъ слѣдующія его статьи, появившаяся также въ 1854 г.: 1) "Матерiалы для историко статистическаго описанія г. Вильны" (въ Журн. Мин. Внутр. Дълт, ч. V, отд. 1, стр. 103), гдѣ говорится о гербѣ литовскаго княжества, объ управленіи, податяхъ, повинностяхъ, городскихъ доходахъ, присутственныхъ мѣстахъ и начальствующихъ лицахъ, наконецъ, приводится статистика преступлений и судебныхъ дѣлъ. 2) "Населеніе г. Вильны и его статистика за послѣдніе 22 года. (въ вѣстникъ Имп. Русск. Геогр. Общества, ч. X1; замѣчанія на эту статью ibid., ч. XIV).

Въ своихъ занятіяхъ археологіею Киркоръ нашелъ основательную поддержку въ лицѣ гр. Евст. Тышкевича[6]. Послѣдній производилъ много раскопокъ въ своихъ имѣніяхъ и въ другихъ мѣстахъ Литвы и Бѣлоpycciи, и Киркоръ былъ главнымъ его помощникомъ въ этомъ дѣлѣ. Результаты этихъ изслѣдованiй Киркоръ сообщалъ въ Имп. Археологич. Общество и въ ученые журналы. Такъ, еще въ 1854 г. онъ доставилъ въ Имп. Арх. Общество статью: „Древности, найденныя въ Вильнѣ", которая напечатана въ 1856. въ "Запискахъ" Общества (т. VIII, перечень засѣд., стр. 104). Тамъ же помѣщена его статья: "Нѣсколько словъ о литовскихъ монетахъ" (стр. 166) по поводу изслѣдованiя Кене о литовской геральдикѣ въ I т. „Записокъ"; болѣе подробную и исчерпывающую статью объ этомъ вопросѣ онъ доставилъ впослѣдствіи Moсковскому Археологическому Обществу, о чемъ ниже. Въ 1855 г. еще одна его статья о раскопкахъ появилась въ польскомъ журналѣ „Biblioteka Warszawska" (iюнь).

Этотъ 1855-й годъ начинаетъ собою, такъ сказать, новый періодъ бѣлорусской и литовской археологіи. Высочайше утверждено въ апрѣлѣ этого года положение объ учрежденiи въ Вильнѣ музея древностей и временной археологической коммиссiи при немъ. Виленскіе археологи, такимъ образомъ, съ гр. Тышкевичемъ во главѣ получили возможность дѣйствовать съ большею увѣренностью и на болѣе широкую ногу. Му[8]зей быстро разростался: въ полгода набралось до 3.000 старыхъ монетъ, до 2,000 другихъ археологическихъ предметовъ быта и культа и до 10,000 томовъ археологической библіотеки; позднѣе коллекціи пополнялись, напримѣръ, въ одномъ 1857 году прибавилось 7,000 предметовъ, въ 1865 году коллекцiй считалось уже 66,663 номера. Киркоръ принималь близко къ сердцу успѣхъ этого учреждения и постоянно доставлялъ туда разные предметы отъ своихъ раскопокъ цѣлыми сотнями. Онъ былъ назначенъ также "консерваторомъ" музейныхъ коллекцiй и въ 1858 г. издалъ "Перечневый каталогъ предметовъ въ Виленскомъ музев древностей". Справедливо было замѣчено критикой, что основание и процвѣтаніе Виленскаго музея, созданнаго въ столь короткое время почти безъ всякаго пособія отъ правительства, однимъ усердіемъ и патріотизмомъ частныхъ лицъ, можетъ служить достойнымъ примѣромъ подражанія для нашихъ ученыхъ обществъ (Извѣстiя Имп. Археол Общества. І, в. 4, стр. 268). Засѣданія временной археологической коммиссіи начались съ 1856 г., и она тотчасъ же приступила къ печатанію своихъ "Записокъ", которыя однако, по разнымъ причинамъ, не долго издавались. Въ 1856 г. подъ редакцией Киркора и М. Гусева и при участии М. Балинскаго и Л. Кондратовича вышелъ I т., содержащій отчеты о раскопкахъ и деятельности коммиссiи, протоколы заседанiй и рѣчи; между прочимъ тутъ помѣщена рѣчь Киркора: "О значеніи и успѣхахъ археологіи въ наше время". Во II томъ должны были войти ученыя статьи и изслѣдованія, но подготовление ихъ затянулось, отчасти вслѣдствие накопленія матерiаловъ, и потому рѣшено было начать печатание III тома, который имѣлъ выходить двухмѣсячными выпусками. Первый выпускъ его появился въ 1858 г. подъ редакцiей Киркора и И. Малиновскаго; тамъ, между прочимъ, помѣщена статья или рѣчь Киркора "О Святовидѣ", въ которой авторъ старается устранить высказанныя Срезневскимъ (Изв. II отд. Имп. Акад. Наукъ. VII) сомнѣнiя на счетъ признанія Збручскаго истукана за идолъ славянскаго бога Святовида.

Виленская коммиссiя старалась также входить въ сношения съ учеными обществами, и посредникомъ въ этомъ отношенiи, на ряду съ предсѣдателемъ Тышкевичемъ, былъ и Киркоръ. Онъ продолжалъ сообщать нѣкоторые результаты раскопокъ и другихъ изслѣдованій Имп. Археол. Обществу, которое въ 1856 г. избрало его своимъ членомъ-сотрудникомъ и давало ему порученія. Обширный отчетъ объ его археологическихъ разысканіяхъ въ Виленской губ. напечатанъ въ извлеченiи въ I т. "Извъстiй Имп. Арх. Общ." (вып. 1, стр. 15). Достаточно пробѣжать глазами эту статью, чтобы видѣть, съ какими серьезными и широкими требованiями приступалъ онъ всегда къ своимъ разысканіямъ, а съ другой стороны, съ какимъ уваженіемъ и даже благоговѣ[9]ніемъ относился онъ всегда ко всякому предмету древности. Археологическiя изслѣдованiя, по его словамъ, должны имѣть цѣлью "разоблачить минувшее всей страны и живыми данными указать историку нить къ объясненію загадочныхъ сказаній лѣтописцевъ". Одною изъ своихъ ближайшихъ задачъ онъ ставилъ изучение системы древнихъ городищъ, замковыхъ горъ, боевыхъ, жертвенныхъ и могильныхъ кургановъ, способа сооруженія послѣднихъ, а равно способовъ погребенія. Относительно этого послѣдняго вопроса онъ уже тогда считалъ возможнымъ сдѣлать нѣкоторыя выводы и обобщенія на основаніи собственныхъ наблюденiй. "Система могилъ, говоритъ онъ, убъждаетъ насъ, что литовецъ зарывалъ дорогіе останки своего сочлена глубоко въ землю: кривичанинъ клалъ на самой поверхности, насыпавъ курганъ сверху; чернорусинъ укладывалъ ихъ въ срединѣ кургана; литовецъ сожигалъ на кострѣ, въ числѣ разныхъ предметовъ, любимую лошадь умершаго; славянинъ зарывалъ ее живую въ землю. Все это дѣлалось не безъ причины, не безъ основанія: все это было освящено обычаемъ и преданіемъ" (ibid., стр. 19). При своихъ археологическихъ изслѣдованіяхъ Киркоръ ни на минуту не упускалъ изъ виду историческия судьбы края, и его взгляды на исторические процессы и отношенія были всегда вѣрны. Относительно Литвы онъ говорилъ, напримѣръ, совершенно справедливо, что это край въ археологическомъ отношеніи самый трудный для изслѣдованiя: тамъ и теперь нѣтъ почти ни одного уъзда, который бы въ отношении нравовъ, обычаевъ и преданій сохранялъ одинъ исключительный элементъ, литовский или славянскій. И это вполнѣ понятно, продолжаетъ онъ. Различныя народности, населявшия позднѣйшую Литву и Бѣлоруссiю, какъ: литовцы, кривичане, дейновцы, полочане, чернорусины, дулѣбы, дреговичи, ятвяги, могли смѣшиваться, могли отъ безпрестанныхъ столкновеній во многомъ измѣняться; но никакъ нельзя допустить, чтобы древніе предразсудки, повѣрья, нравы и обычаи могли совершенно исчезнуть или слиться въ одно общее цѣлое. Конечно, съ теченіемъ вѣковъ и событий, послѣ многихъ разрывовъ и сліяній, новыхъ разъединений и новыхъ дружественныхъ столкновенiй, племена сiи, давно утратившия свою самобытность, давно слившiяся въ глазахъ исторiи, на первый взглядъ имѣютъ характеръ единства; но въ этомъ единствѣ зоркiй глазъ археологіи найдетъ столько оттѣнковъ, столько разнообразія, столько случаевъ, часто неуловимыхъ для исторiи, но рѣзко замѣтныхъ для археологiи, что онъ ясно разоблачитъ минувшее и вѣрно истолкуетъ многіе темные и неразъясненные исторiею факты" (ibid. 18-19). Вотъ какія надежды возлагалъ Киркоръ на археологію, какое важное придавалъ ей значение и какъ преклонялся передъ нею.

Изъ другихъ археологическихъ его статей слѣдуетъ упомянуть въ [10]томъ же I т. „Изв. Арх. Общ." еще двѣ: 1) „Изображение литовской богини Мильды" (вып. 9; ср. Зап. И. Арх. Общ., VIII, переч. засѣд., 116). Статья написана по поводу двухъ бронзовыхъ статуэтокъ или женскихъ идоловъ, найденныхъ въ Вильнѣ, на мѣстѣ бывшаго пантеона литовскихъ боговъ, и въ Ковнѣ; тутъ же приложенъ рисунокъ. Не ограничиваясь описаніемъ внѣшняго вида этой предполагаемой богини любви, счастья, свободы и мира, авторъ говоритъ о ея мѣстѣ въ литовской мифологіи, о ея культѣ и мѣстахъ ея особеннаго почитанія въ древней Литвѣ. 2) "Шейбакъ-поле". Здѣсь рѣчь идетъ о важномъ историческомъ пунктѣ близъ г. Лиды, гдѣ Литовцы въ соединеніи съ западною Русью разбили на голову въ 1242 г. брата Батыева, Шейбана (Шибана) или Шейбака, и такимъ образомъ остановили стремительное теченіе Монголовъ на западъ (Ср. Вил. Востн. 1864 г. № 46 и извлеч. въ "Древностяхъ" I, 1, библіогр. 40). Сношенія Киркора съ Имп. Арх. Общ. не прерывались и впослѣдствіи, въ періодъ его заграничной жизни; онъ присылалъ Обществу, между прочимъ, оттиски своихъ тамошнихъ работъ; тѣмъ не менѣе, замѣтимъ мимоходомъ, онъ все время оставался только членомъ-сотрудникомъ этого Общества, хотя заслуживалъ и большаго.

Но не одно петербургское Общество находилось въ сношенiяхъ съ виленскою археологическою коммиссiею. Нѣкоторые результаты изслѣдований и свѣдѣнія о болѣе интересныхъ находкахъ сообщались коммиссiею также и Московскому Археологическому Обществу; ея изданія, само собою разумѣется, также присылались сюда. Что же касается собственно Киркора, то онъ сообщилъ Обществу цѣлый рядъ статеекъ по археологіи, которыя послужили матеріаломъ для археологическаго словаря, издаваемаго при „Трудахъ" Общества. Вотъ эти статьи: 1) объ Алцисѣ великанѣ („Древности“ 1, в. 2, Арх. Сл. 21). Это, такъ сказать, литовскiй Геркулесъ, переродившийся впослѣдствiи въ христіанскаго Христофора. Изображение его на гербѣ Вильны, данномъ городу Гедиминомъ въ 1330 г. 2) Объ Антоколѣ, предмѣстьи Вильны, гдѣ былъ пантеонъ литовскихъ боговъ съ Перкунасомъ во главѣ (ib. 26). 3) Объ Алтамбѣ, подземельи подъ горой Бакштой въ Вильнѣ, гдѣ было языческое капище (ib. 28; cp. его же Przechadzki po Wilnie, изд. 2, 125). 4) О Гедиминовой горѣ, насыпномъ курганъ въ Вильнѣ, какъ полагаютъ, надъ прахомъ Гедимина (ib. 35). 5) О Литовскомъ племени, его происхожденіи, названіи, подраздѣленіи, языкѣ и пр., съ указаніемъ библіографіи по этому вопросу (ib. 40). 6) О р. Нѣмигѣ впадающей въ Свислочь въ Минскѣ, въ настоящее время почти совсѣмъ пересохшей. Это та самая Нѣмига, которая упоминается въ Словѣ о полку Игоревѣ и подъ которою Карамзинъ разумѣлъ Нѣманъ; равнымъ образомъ упоминаемыя въ томъ же памятник Дудутки—не что иное, какъ м. Дудичи [11]Игуменскаго уѣзда (ib. 42). 7) О Перкунасѣ, литовскомъ Юпитерѣ, о его значеніи, культѣ, о найденныхъ въ Литвѣ его идолахъ, съ изображеніемъ (ib. 47). 8) О м. Рачкахъ Вилейскаго уѣзда, или вѣрнѣе о тамошнемъ городищѣ, которое авторъ изслѣдовалъ еще въ 1855 году (ib. 65: ср. Изв. Имп. Арх. Общ. I. в. 1, стр. 16, и Bibliot. Warsz. 1855, iюнь). Тутъ, между прочимъ, приводится военно топографическое изслѣдованіе этой древней крѣпости кривичанъ, сдѣланное полковникомъ Коревою (съ планомъ).

Судьба всѣхъ ученыхъ статей и замѣтокъ, какъ извѣстно, такова, что онѣ большею частью доступны и извѣстны однимъ только спеціалистамъ. Киркоръ не могъ съ этимъ мириться, по крайней мѣрѣ, по отношенію къ краю, который онъ такъ горячо любилъ и такъ старательно изучалъ его старину. Ему хотѣлось свои разысканiя и изслѣдованiя своихъ сотоварищей дѣлать общедоступными, и нѣкоторымъ образомъ популяризовать науку археологіи, по крайней мѣрѣ мѣстной. Для этой цѣли весьма удобны справочныя изданiя, напр., путеводители, календари и т. п., хотя, къ сожалѣнію, положительная наука мало пользуется ими для проведенія въ массу своихъ принциповъ, трезвыхъ взглядовъ и понятій, и изданiя эти остаются открытымъ поприщемъ для процвѣтанія безграмотности и невъжества. Киркоръ, вѣрно понимая истинную задачу подобныхъ изданiй и ту пользу, какую они могли бы приносить, напечаталъ въ 1856 г. въ Вильнѣ книжечку на польскомъ языкѣ подъ заглавіемъ: „Прогулки по Вильнѣ и ея окрестностямъ" (Przechadzki po Wilnie etc.). Служа какъ бы путеводителемъ, эта книжка въ то же время основательно знакомитъ читателя съ главнѣйшими историческими достопримѣчательностями этого центра нѣкогда цвѣтущей Литвы. Въ 1859 г. изданіе было повторено съ дополненіями. Въ 1862 г. Киркоръ издаетъ другую подобную книжку: „Путеводитель по Вильнѣ" (Przewodnik etc), которая была также переиздана въ 1880 году, когда авторъ жилъ уже за-границею. Предисловіе къ ней содержитъ нѣкоторыя автобіографическія черты. Такого же характера было, вѣроятно, еще одно изданіе Киркора (1859 и 1862 г.), хотя мнѣ не пришлось его видѣть и даже не могу привести его подлиннаго названія[7]. Наконецъ, имъ издана отдѣльная книжка тоже на польскомъ языкѣ: „Вильна и желѣзныя дороги" (1863), имѣющая тоже значеніе путеводителя, но кромѣ того снабженная планами и видами Вильны и историческими замѣтками

Рядомъ съ археологическо-историческими изслѣдованiями шли у Киркора занятія этнографіею, тѣсно связанною съ археологіею и исто[12]рiей. Вопросъ о бѣлорусской и литовской народностяхъ былъ поднятъ въ польской ученой литературѣ съ самыхъ первыхъ годовъ нынѣшняго столѣтiя, то есть въ то время, когда русская наука еще и не думала обращаться съ изученіемъ къ этому краю. Первыя свѣдѣнія по бѣлорусской этнографіи сообщались въ русскихъ журналахъ въ видѣ переводовъ и извлеченій съ польскаго. Правда, вопросъ этотъ у польскихъ писателей бывалъ обыкновенно окрашенъ особеннымъ образомъ; тѣмъ не менѣе нѣкоторый этнографический предразсудокъ или тенденція не мѣшали искреннему интересу польскихъ этнографовъ къ изученію Западнаго края. Этнографическiя данныя сначала вносились въ изобилiи въ исторические труды, а съ конца 30-хъ годовъ появляются и болѣе спеціальныя польскія работы по этнографіи Западнаго края. Точка зрѣнія этихъ трудовъ, замѣчаетъ г. Пыпинъ, какъ спеціально польскихъ, такъ и мѣстно-патріотическихъ, была, очевидно, другая, но эти изслѣдованiя положили начало; ими пользовалась должна еще пользоваться русская наука, пополнивъ ихъ только на основании новыхъ источниковъ, не принятыхъ во вниманіе въ прежнее время, и освѣтивъ ихъ съ новой точки зрѣнія, которой надо только пожелать болѣе широкаго, дѣйствительно народнаго горизонта[8]. Изъ этнографическихъ работъ Киркора первою, вѣроятно, была статья "О языческихъ обычаяхъ въ Бѣлорусciи", которую я однако знаю только по заглавію[9]. Она относится къ 1839 году. Дальнѣйшія статьи появлялись, какъ я упомянулъ, въ изданіяхъ губернскаго статистическаго комитета пятидесятыхъ годовъ. Но самымъ важнымъ его трудомъ въ этой области былъ большой очеркъ подъ заглавіемъ "Этнографический взглядъ на Виленскую губернію", составленный по программѣ Имп. Русс. Географическаго Общества, членомъ котораго Киркоръ также состоялъ. Этотъ очеркъ напечатанъ въ 1857-58 гг. въ двухъ книгахъ Въстника Имп. Русс. Геогр. Общ." (часть ХХ и XXI), а кромѣ того перепечатанъ цѣликомъ въ 3-мъ выпускѣ "Этнографическаго Сборника", изданнаго тѣмъ же Обществомъ, и въ извлеченіи въ „Extraits des publications de la Société Impér. Geographique de Russie en 1856-57" (1859). Этотъ обширный и обстоятельный трудъ, занимающій болѣе 11 печатныхъ листовъ и посвященный всѣмъ народностямъ губерніи, а въ особенности бѣлоруссамъ, часто служилъ источникомъ для послѣдующихъ писателей этого края, которые, какъ замѣчаетъ г. Безсоновъ, "дальше не пошли, а порою попятились" (Бѣлор. пѣсни. ХXVIII). Послѣ общаго введенія авторъ трактуетъ здѣсь о наружности жителей, о языкѣ, о домашнемъ и общественномъ бытѣ, объ обычаяхъ и обрядахъ, о народной [13]медицинѣ, объ увеселеніяхъ и музыкѣ, о нравственности населенія, объ его умственныхъ способностяхъ и образованіи, о народныхъ преданіяхъ и другихъ памятникахъ старины, затѣмъ приводитъ болѣе ста бѣлорусскихъ и отчасти литовскихъ пѣсенъ и около 200 пословицъ, наконецъ, прилагаетъ составленный имъ бѣлорусский словарикъ, представляющий собою первый печатный опытъ въ этомъ родѣ, хотя позднѣйшие лексикологи, какъ Носовичъ и др., пользуясь имъ, не сочли нужнымъ даже упомянуть имени Киркора. Большая часть наблюденiй, сдѣланныхъ авторомъ надъ жизнью населенія Виленской губ., можетъ быть отнесена ко всему Западному краю, такъ что, не смотря на свои, повидимому, узкія рамки, трудъ этотъ имѣетъ общее значение для изученія Бѣлоруссiи и Литвы.

Итакъ, научныя поѣздки, раскопки, составление отчетовъ о результатахъ своихъ изслѣдованій, занятія въ музеѣ и въ археологической коммиссiи, редактированіе историко-статистическихъ и археологическихъ трудовъ, писаніе научныхъ статей.—всѣ эти хлопотливыя занятія наполняли собою всѣ дни и часы виленской жизни Киркора, и при всемъ томъ онъ еще находилъ возможнымъ мечтать о періодическомъ изданiи, посвященномъ мѣстнымъ интересамъ. Навербовавъ себѣ сотрудниковъ изъ мѣстныхъ ученыхъ, онъ приступилъ въ 1857 г. къ изданiю извѣстнаго „Виленскаго Портфёля" (Teka Wileńska). Передъ этимъ еще было выхлопотано разрешение на изданіе журнала "Литовскій Курьеръ" (Pogon litewska), но оно не осуществилось, да и самому "Портфëлю" не суждено было долго существовать. До 1863 г. вышло его восемь книгъ, куда однако вошелъ весьма богатый и разнообразный матеріалъ, имѣющій значительный интересъ для исторiи умственнаго движенiя на нашей западной окрайнѣ въ великую эпоху 60-хъ годовъ.

Подготовленію этой эпохи на русскомъ западѣ, какъ я сказалъ, много способствовали польско-литовскіе дѣятели. Со вступленіемъ на престолъ имп. Александра II вездѣ почувствовалось приближеніе "новыхъ дней"; съ необыкновеннымъ жаромъ и серьезностью принялись за обсуждение разныхъ вопросовъ и настоятельныхъ реформъ, выдвинутыхъ наукою, а еще болѣе жизнью; все встрепенулось, и провинція не только не отставала въ этомъ отношенiи отъ столичныхъ центровъ, но иногда и опережала ихъ. Вильна была однимъ изъ главныхъ провинціальныхъ центровъ, гдѣ кипѣла духовная жизнь, къ сожалѣнію, вскорѣ парализованная политическимъ задоромъ. Въ сентябрѣ 1858 г. этотъ городъ удостоился посѣщенія Государя Императора, пробывшаго тамъ два дня. Онъ былъ восторженно привѣтствуемъ всѣми безъ различія національностей и сословій. Викентій Коротынскiй, ученикъ Сырокомли, посвятилъ государю отъ имени народа стихотворение на бѣлорусскомъ языкѣ: "Его Милости Государу Императору Александру Миколаевичу пѣсня [14]зъ поклономъ одъ Литовско-русинскои мужицкои грамады"; а кружокъ литераторовъ и мѣстныхъ ученыхъ съ Киркоромъ во главѣ удостоился поднести государю "Альбомъ" или вѣрнѣе историко-литературный сборникъ, составленный въ память этого радостнаго событiя и изданный Виленскою Археографическою коммиссiею. Составители сборника въ предисловіи, имѣющемъ характеръ посвященiя, высказали самыя вѣрноподданническiя чувства отъ лица всѣхъ народностей Западнаго края и предрекали всѣмъ милость, свободу, равноправность. Извѣстный польскій поэтъ Ант. Эдвардъ Одынецъ († 15 янв. 1885 г.) помѣстилъ въ этомъ сборникѣ весьма вдохновенное стихотворение или оду въ честь Александра II подъ заглавіемъ: "Да пріидетъ царствіе Божiе!" (Przyjdź Królewstwo Boże!). Киркоръ напечаталъ тамъ-же по русски свое изслѣдованіе: "Историко-статистические очерки города Вильна съ его достопримѣчательностями", наконецъ, Николай Малиновскій помѣстилъ статью на французскомъ языкѣ: "Литва со времени воцаренія Александра II". Эта горячая преданность русскому царю представителей польско-литовской интеллигенціи вызвала въ заграничной польской прессѣ противъ нихъ цѣлую бурю нареканій. Ярые, непримиримые поляки-патріоты закидали ихъ грязью, публично обозвали измѣнниками. Публицистъ и литературный критикъ Юл. Клячко, хотя и еврей по происхожденiю, вступился за польскую идею и выпустилъ въ 1860 г. въ Парижѣ политический пам Флетъ подъ заглавіемъ: "Отступники" (Odstepcy), направленный прямо противъ лицъ, участвовавшихъ въ названномъ сборникѣ; его поддержалъ другой публицистъ, а въ сущности поэтъ-романтикъ Корн. Уѣйскiй въ своихъ "Письмахъ изъ-подъ Львова"[10]. Все это однако не охладило Киркора, потому что онъ гораздо шире понималъ задачи истиннаго патріотизма и ставилъ интересы своего народа и своей родины выше безсмысленныхъ фанатическихъ нападокъ. Не далфе, какъ въ слѣдующемъ же 1859 г. Киркоръ открылъ въ Вильнѣ собственную типографію и, не прекращая другихъ занятій, снова принялся за періодическiя изданія. Въ 1859-62 гг. подъ прежнимъ псевдонимомъ Яна изъ Сливина онъ выпустилъ два тома "Виленскаго сборника" (Pismo zbiorowe Wileńskie), а съ 1860 г. принялъ на себя также изданіе "Виленскаго Востника“ (имѣвшаго и польское названіе: „Kurjer Wileński"), при чемъ главнымъ помощникомъ его былъ Н. Малиновскій. Въ Вильнѣ съ 1834 г. издавался полуоффиціальный органъ (Kurjer litewski), видоизмѣнявшийся и переходивший изъ рукъ въ руки[11], Киркоръ перенялъ его отъ Одынца и первый началъ печа[15]тать нѣкоторыя части по-русски. Онъ сумѣлъ такъ хорошо поставить издание, что число подписчиковъ съ 400 поднялось до 3000. Сначала газета выходила два раза въ недѣлю, съ 1863 г. три раза. Въ 1864 г. она была преобразована въ исключительно русскій правительственный органъ, и объемъ ея еще увеличился, особенно расширеніемъ научно-литературнаго отдѣла, куда вошли, скажемъ словами редакціи, "статьи по части исторiи, преимущественно мѣстной, указаніе и разъяснение памятниковъ древне-русской православной старины, историческое развитие замѣчательнѣйшихъ событiй въ непосредственномъ соотношеніи съ русско православною народною жизнью края, кромѣ того статьи по части статистики, этнографіи, политической экономiи, земледѣлія и другихъ отраслей знанія". Въ свое время это изданіе Киркора удостоилось весьма сочувственнаго отзыва со стороны покойнаго гр. А. С. Уварова, въ особенности за литературно-научный отдѣлъ. Въ общественно-политическихъ газетахъ вообще, а тѣмъ болѣе въ оффиціальныхъ, литературная часть, по выраженію графа Уварова, остается одною пустою прикрасою. Напротивъ, "Виленскій Вѣстникъ не только не забываетъ литературную часть своего изданiя, но даже придалъ этой части самые обширные объемы, включивъ въ нее статьи историческия и даже археологическiя... Виленскій Вѣстникъ съ его историческими и археологическими статьями о любопытныхъ мѣстностяхъ Западнаго края можетъ заинтересовать каждаго неравнодушнаго къ состоянію и къ исторіи нашихъ западныхъ губерній, такъ мало еще извѣстныхъ у насъ" (Древности. I. 1, библіогр., 37). Не ограничиваясь издательскими и редакціонными хлопотами, Киркоръ помѣщалъ въ своей газетѣ еще и свои статьи по истории и археологіи. Такъ, напр., въ 1864 г. появились его статейки: „Пребываніе Петра I въ Вильнѣ" (съ № 12), "Елена Іоанновна, в. княжна литовская, королева польская" (N 23), „Церковь Пресв. Богородицы въ Новогрудкѣ" (№№ 37-42), „Столбъ Владиміра Васильковича въ Каменцѣ Литовскомъ“ (№ 43 - 4), "Шейбакъ-поле" (№ 46), „Заславъ Минскiй" (№ 58-62) и др.

Къ сожалѣнію, мѣстная политическая неурядица, нѣкоторыя инсинуаціи, наконецъ, редакціонныя дрязги заставили Киркора отказаться отъ своего изданiя и передать его съ 1866 г. въ другія руки, а вскорѣ онъ и самъ оставилъ Вильну.

Къ періоду изданiя "Виленскаго Вѣстника", кромѣ упомянутыхъ уже трудовъ Киркора, относятся еще слѣдующіе: 1) "Литва въ историческомъ, научномъ и статистическомъ отношеніяхъ", на польскомъ языкѣ, и 2) „Краткое обозрѣніе ученой дѣятельности по части статистики въ Литовскомъ краѣ и въ особенности въ Виленской губерніи", помѣщенное въ I ч. „Сборника историко-статистическихъ матеріаловъ по Ви[16]ленской губ.", который былъ изданъ губернскимъ статист. комитетомъ подъ редакціею М. Гусева въ 1863 г.

Въ концѣ слѣдующаго 1864 г. Московское Археологическое Общество, въ уваженіе заслугъ Киркора по археологіи вообще и за присылаемыя статьи и пожертвованія въ особенности, избрало его своимъ дѣйствительнымъ членомъ. Какъ бы въ благодарность за оказанную ему честь, онъ предоставилъ въ распоряженіе Общества обширную статью: „Монетное дѣло въ Литвѣ“, которая и была напечатана въ 1869 г. въ „Древностяхъ" (т. 11, в. 2), а въ слѣдующемъ году вышла и отдѣльнымъ оттискомъ. Цѣлью этого сочиненiя, какъ говоритъ авторъ, было собрать въ одно цѣлое мнѣнiя и указанiя, разбросанныя въ разныхъ изданiяхъ, и представить общій сводъ свѣдѣній о литовскихъ монетахъ, чтобы такимъ образомъ проложить болѣе широкій путь будущему нумизмату". Авторъ начинаетъ свое изслѣдованіе съ того перiода, когда Литовцы въ своихъ политическихъ и торговыхъ сношеніяхъ съ прибалтійскими и другими народностями пользовались чужою монетою, получаемою въ обмѣнъ на сырые товары и янтарь; затѣмъ переходитъ къ періоду чеканки въ Литвѣ собственной монеты съ XIV в. почти до конца XVII в., говоритъ о замѣчательныхъ древнѣйшихъ монетахъ XIV в.; далѣе передаетъ исторію рубля и другихъ монетныхъ единицъ въ Литвѣ, откуда мы, между прочимъ, узнаемъ, что послѣднiя монеты виленской чеканки относятся къ 1666 году, и доводитъ свое изслѣдованіе до отреченія Станислава Августа въ 1795 г., послѣ чего въ Литвѣ была введена русская монета. Въ заключение приводится перечень сочиненій по нумизматикѣ Литвы и объясненіе 69 экземпляровъ литовско-польскихъ и другихъ монетъ.

Оставивъ редакцію „Виленскаго Вѣстника", Киркоръ тѣмъ и закончилъ виленскій періодъ своей дѣятельности и вскорѣ переѣхалъ въ Петербургъ. Тамъ онъ началъ издавать съ 1867 г. большую ежедневную газету на русскомъ языкѣ: "Новое Время"[12]. Сначала онъ велъ это дѣло съ бывшимъ редакторомъ "Вѣсти" г. Юматовымъ, а съ апрѣля 1869 г. изданіе перешло въ его полную собственность и печаталось въ его-же типографіи. Кромѣ общихъ вопросовъ внутренней и внѣшней политики, въ газетѣ обращалось особенное внимание на вопросы, касающіеся Западнаго края. Они обсуждались въ передовыхъ статьяхъ, въ мѣстныхъ корреспонденціяхъ и извѣстiяхъ, которымъ давалось въ газетѣ много мѣста. Я не буду останавливаться на томъ, какъ именно освѣщались въ газетѣ тѣ или другие факты изъ жизни нашего Западнаго края, не буду, однимъ словомъ, говорить подробно о направленiи газеты; но не могу не упомянуть о томъ, что уже въ то время изданіе [17]это возбудило въ нѣкоторыхъ подозрѣніе въ какихъ-то польско-шляхетскихъ тенденціяхъ, въ желании идеализировать панское землевладѣніе въ западныхъ губерніяхъ и т. д. Ко всѣмъ этимъ сужденiямъ надо относиться съ большою осторожностію, потому что если и теперь еще мы не всегда можемъ спокойно и безпристрастно говорить объ обрусенiи Западнаго края, то, понятное дѣло, еще менѣе безпристрастія могло быть въ обсуждении этого вопроса тогда, когда онъ только что сталъ передъ нашимъ общественнымъ сознаніемъ, по выраженію г. Пыпина, когда съ послѣдняго польскаго возстанiя мы вдругъ открыли, что Западный край есть край русскій, поняли, что до сихъ поръ онъ былъ заброшенъ, что нужно изучить его, дать возможность его русской народности освободиться отъ чужаго гнета[13]. Еще даже не появлялось объявления об изданіи "Новаго Времени", какъ въ газетѣ "Москва" (И. Аксакова) появилось обвинение несуществующаго изданія въ польской тенденции, ставилось въ вину Киркору, что онъ и раньше печаталъ "Виленскiй Вѣстникъ“ не только на русскомъ, но и на польскомъ языкь, говорилось, будто онъ былъ удаленъ изъ этой редакціи гр. Муравьевымъ и т. д.[14]. Не Киркоромъ былъ введенъ польскiй языкъ въ "Виленскiй Вѣстникъ“. Гр. Муравьевъ не только терпѣлъ его въ газетѣ, но даже приказывалъ разныя распоряжения и циркуляры печатать на обоихъ языкахъ. Затѣмъ, когда графъ призналъ необходимымъ преобразовать частное полуоффиціальное издание въ правительственный органъ на одномъ русскомъ языкѣ, то самое преобразование газеты поручилъ Киркору-же, и онъ, какъ самъ выражается, не только оставался редакторомъ органа русскаго дѣла и русскихъ интересовъ въ краѣ, но и пользовался довѣріемъ и благорасположеніемъ гр. Муравьева до самой его смерти. Муравьевъ уѣхалъ изъ Вильны въ началь 1865 г., а Киркоръ продолжалъ изданіе вплоть до 1866 г. Наконецъ, совершенно справедливо замъчаетъ онъ въ своемъ обьяснительномъ письмѣ, что кто ставитъ ему въ упрекъ предпочтеніе польскому языку, тотъ не долженъ забывать, что онъ "писалъ, печаталъ по-русски и былъ редакторомъ чисто-русскихъ изданiй гораздо прежде, чѣмъ сталъ редакторомъ означенной русско-польской газеты... Не въ первый разъ, продолжаетъ онъ, обращаясь къ Аксакову, — личность моя дѣлается предметомъ чьего-то особеннаго вниманія. Цѣлыя статьи и замѣтки посвящались разъясненію не только того, что я дѣлалъ, но и того, что я думаю дѣлать. Чье-то странное участие въ моей судьбѣ брало на себя трудъ объявлять о предпринимаемыхъ мною изданiяхъ съ обозначеніемъ ихъ названій, именъ сотрудниковъ; чуть не открывали на нихъ подъ[18]писку... Я хорошо зналъ, что подъ этимъ скрывается и куда направлены подобныя выходки, и, конечно, не отвѣчалъ ни слова. Но отнестись съ тѣмъ же равнодушіемъ къ словамъ вашей газеты я не могу, ибо давно привыкъ уважать и цѣнить васъ, какъ человѣка и дѣятеля строгой честности".[15] Какъ бы то ни было, предпряте Киркора было дискредитировано, и нельзя было ожидать для него большаго успѣха. Какъ ни дорожилъ Киркоръ этимъ изданіемъ, но, не смотря на то, что убилъ на него всѣ свои средства, могъ протянуть его существованіе только до 1871 г. включительно.

Надломленный трудомъ, огорченный неудачами, 60-лѣтній старикъ, онъ принужденъ былъ наконецъ совсѣмъ покинуть не только свою родину, но и отечество. Поселившись въ Краковѣ, онъ опять попробовалъ въ 1872 г. издавать большой, общедоступный журналъ на польскомъ языкѣ: "На сегодня" (Na Dzis), посвященный литературѣ, наукѣ, искусству, сельскому хозяйству, торговлѣ и промышленности. Вышло три книжки, а дальше издание не могло продолжаться по недостатку средствъ. Вообще положение Киркора въ это время было далеко не завидное. Ради заработка онъ писалъ статьи въ разные журналы, пробовалъ даже читать публичныя лекціи и, пристроившись, наконецъ, при Академии Наукъ, пробивался кое-какъ. Изъ его литературно-научныхъ трудовъ, относящихся къ этому времени, упомянемъ слѣдующіе[16]: 1) "Очерки современной русской литературы" (Tygodn. Wielkopol., Познань, 1873); 2) "О литературѣ родственныхъ славянскихъ народовъ" (публичныя лекціи, Крак. 1874); 3) "Краковская Академія наукъ, историко-библіографич. очеркъ" (Славянскій Сборникъ, изд. петерб. отдѣла Славянскаго Благотвор. Комитета, т. III, 1876 г.[17]; тутъ можно найти и краткiя замѣтки о результатахъ его раскопокъ въ Галиціи и на Покутьѣ; 4) "О древнихъ славянахъ" (1875); 5) "Славяне въ Венгріи" (1875); 6) "Прибалтійскіе славяне" (Przegl. archeolog., Львовъ, 1876); 7) „Славянская этнологія" (?); 8) "Картины литовской жизни" (Познань, 1875); 9) "Ризница Виленскаго собора и его богатства" (Kwartalnik, прил. къ журн. Klosy, Warsz. 1877, т. I); 10) „Литва и Русь въ историческомъ, географич., статистич. и археологическомъ отношеніяхъ" (Opiekun Domowy, Warsz. 1875). Всѣ эти работы, кромѣ 3-й конечно, были написаны на польскомъ языкѣ и, кажется, только послѣднiй изъ названныхъ трудовъ былъ обработанъ самимъ Киркоромъ также и по-русски, въ видѣ обширной монографии о Литвѣ и Бѣ[19]лоруссіи. Она помѣщена въ издаваемой Вольфомъ „Живописной Росciи", гдѣ заняла почти весь III томъ, посвященный этому краю и вышедшій въ свѣтъ въ 1882 г. Какъ знатокъ края, трудившiйся съ самаго начала своей дѣятельности надъ его исторіею, археологіею и этнографіею, авторъ могъ широко и съ увѣреннностью трактовать объ извѣстномъ ему предметѣ, и въ результатѣ получился довольно ясный и цельный образъ, еще болѣе привлекательный по прекрасному изложенію. Содержанія этого сочиненiя я передавать не стану, такъ какъ оно всѣмъ болѣе или менѣе знакомо. Скажу только, что появление этого труда на русскомъ языкѣ возбудило разныя подозрѣнiя и инсинуаціи противъ автора и издателей, хотя въ сущности эти нападки не имѣли достаточныхъ основанiй[18]. Если и были вѣрно указаны нѣкоторые фактические промахи, неизбѣжные во всякомъ единоличномъ трудѣ, то на основании этого еще нельзя было съ увѣренностію сердцевѣдовъ строить обвиненіе въ сепаратизмѣ. Если какой-то Либеровичъ[19], придравшись къ этому изданiю, пожелалъ высказать свои личные фанатическіе взгляды, то нельзя этихъ взглядовъ навязывать всѣмъ и каждому, кто только осмѣлится заговорить о вліяніи Польши на Западнорусскiй край. Вотъ что между прочимъ писалъ г. Кояловичъ о 3-мъ томѣ „Жив. Рocciи“: „Онъ почти весь представляетъ воспроизведеніе польскихъ воззрѣнiй и польскихъ притязаній на Литву и Бѣлоруссію. Главнымъ авторомъ этого тома, главнымъ, такъ сказать, строителемъ путемъ науки польскаго зданія въ Литвѣ и Белоруссии былъ г. Киркоръ, обладающій, какъ и г. Спасовичъ, и русскимъ и польскимъ образованіемъ, и у котораго подъ видомъ гуманности и научности тоже вездѣ видны великая неправда и фанатизмъ по отношению ко всему русскому, какъ это русское сложилось во времена московскiя и сохраняется во всѣ времена послѣпетровскія“[20]. Врядъ-ли болѣе безпристрастный читатель найдетъ возможнымъ обвинить Киркора въ стремленіи возстановить „польское зданіе“ въ Россіи, тѣмъ болѣе, что подобное стремленіе было-бы болѣе чѣмъ смѣшно въ 80-хъ годахъ нынѣшняго столѣтія и вообще въ наше время. Горько было выслушивать всѣ подобныя обвиненія человѣку, который большую половину своей жизни посвятилъ безкорыстному служенію родинѣ, и онъ не отвѣчалъ на нихъ. Только въ прошедшемъ году въ одномъ изъ галицкихъ журналовъ нѣкто А. Щепанскій старался оправдать Киркора и доказать добро[20]совѣстность его труда, но мнѣ, къ сожалѣнію, не пришлось до сихъ поръ прочитать эту статью.

Не слѣдуетъ думать, что съ переѣздомъ за-границу Киркоръ предался исключительно кабинетной работѣ. Привыкнувъ еще на родинѣ къ непосредственнымъ наблюденiямъ надъ народною жизнью, пристрастившись къ научнымъ поѣздкамъ, раскопкамъ и другимъ подобнымъ изслѣдованіямъ, онъ и подъ старость не могъ навсегда замкнуться въ стѣнахъ города; его тянуло въ деревню, къ народу, къ курганамъ и городищамъ, а новая, еще мало для него знакомая страна представляла такой богатый матеріалъ для тѣхъ наблюденiй и разысканій, которыя были его призваніемъ. Онъ нашелъ въ этомъ случаѣ поддержку со стороны Краковской Академии Наукъ, которая выбрала его своимъ экстраординарнымъ членомъ, а потомъ назначила хранителемъ коллекцій археологическаго отдѣленiя и завѣдующимъ секціей раскопок. Небольшая субсидія, отпускаемая этимъ отдѣленіемъ Академій, дала ему возможность совершить цѣлый рядъ повздокъ въ разныя мѣста Галиціи съ научною, главнымъ образомъ археологическою цѣлью. Результаты своихъ изслѣдованій онъ излагалъ въ видѣ рефератовъ въ засѣданіяхъ коммиссiй, учрежденныхъ при Академiи по отдѣламъ: археологіи, антропологіи съ этнографіею, филологіи и проч. Потомъ эти отчеты печатались въ трудахъ пазванныхъ коммиссiй. Можно упомянуть слѣдующiя статьи и изслѣдованiя: 1) "Археологическiя разысканія въ окрестностяхъ Бабицъ и Квачалы"; 2) "Разысканія въ Квачалѣ"[21] 2). Въ этихъ статьяхъ трактуется главнымъ образомъ о свайныхъ постройкахъ въ Квачалѣ, которую авторъ готовъ принять за станцію на торговомъ пути отъ Аквилеи къ Балтійскому морю, называемомъ у Pallmann'а этрусскимъ. Говорится также о погребальныхъ обычаяхъ съ массою сравненій; 3) "Разысканія памятниковъ старины въ ближайшихъ окрестностяхъ Кракова"[22]; 4) "Археологическiя изельдованiя въ 1876 г."[23]; 5) "Отчетъ объ археологическихъ памятникахъ, доставленныхъ въ Академію изъ археологическо-антропологической поѣздки въ 1877 году;[24] 6) "Археологическiя разысканія въ 1878 г."[25]; 7, 8, 9, 10) Отчеты объ археологическихъ поѣздкахъ въ 1880,-81,-82,-83 гг.[26]. Этими работами Киркоръ дѣлился и съ русскими учеными обществами, поддерживая такимъ образомъ свои сношения съ ними по старой памяти. [21]

Остановимся на нихъ нѣсколько подробнѣе въ виду того, что въ русской печати, кажется, ничего объ нихъ не говорилось. Большая часть изъ этихъ трудовъ относится къ изученію той части Галиціи, которая примыкаетъ къ нашей Подоліи и носитъ такое-же названіе. Этому краю Киркоръ посвятилъ нѣсколько лѣтъ, совершая систематическiя побздки для раскопокъ и для описанія и собиранiя археологическихъ памятниковъ. Сюда именно относятся главнымъ образомъ упомянутые отчеты объ ученыхъ экскурсіяхъ въ перiодъ времени за 1876—1883 гг. Въ первый годъ онъ изслѣдовалъ берега Днѣстра, на границѣ Бессарабіи, и берега Збруча, Серета, Гнилой и другихъ притоковъ, при чемъ ему удалось подтвердить и частью исправить свѣдѣнія объ обстоятельствахъ открытiя Збручскаго истукана Святовита на основаніи показаній очевидцевъ К. Беньковскаго и А. Бржушкевича. При впаденіи рочки Гиѣзны въ Серетъ, въ Семеновѣ, имъ раскопано 6 могилъ, изъ которыхъ въ одной оказались признаки трупосожиганiя, а въ остальныхъ были скелеты почти безъ всякихъ украшений и предметовъ, кромѣ черепковъ и гвоздей. Раскопки въ урочищѣ Могилки, надъ р. Цыганкой, въ Сапоговѣ дали много бронзовыхъ вещей и подтвердили существованіе въ этой местности обычая сожигать умершихъ. Археологическихъ предметовъ добыто для музея въ эту побздку до 200. Вторая часть отчета за этотъ-же годъ составляетъ спеціальное изслѣдованіе: "О каменныхъ могилахъ на Галицкомъ Подольѣ", въ которомъ авторъ сначала даетъ сводъ свѣдѣній о существованіи подобныхъ могилъ на славянской территоріи вообще и въ Подоліи въ особенности, потомъ подробно говоритъ объ открытыхъ имъ или подробные изслѣдованныхъ каменныхъ могилахъ: въ Коцюбинцахъ (близъ Гусятина), въ Хоростковѣ (въ 2 миляхъ отъ Коцюбинецъ), въ Семеновѣ (между Хоростковомъ и Трембовлей), въ Зеленцахъ (близъ Семенова), въ Борщовѣ (надъ Збручемъ). Во всѣхъ случаяхъ личныхъ наблюденій имъ обращено особенное внимание на способъ устройства этихъ могилъ, на положение въ нихъ покойниковъ и т. д. Особую статейку въ этомъ-же отчетѣ составляетъ также замѣтка о поѣздкѣ въ концѣ того-же года въ урочище Мокржишовъ, Тарнобережскаго округа, гдѣ на обширной площади находимы были погребальныя урны, орнаментъ которыхъ и форма описаны во всей точности и подробности и приложены рисунки. Тутъ-же перечислены другія подобныя древнія кладбища, находящаяся въ Подоліи. Въ заключеніе описано урочище Paczek между Вислой и Саномъ, гдѣ на пригоркѣ открыто мѣсто языческихъ жертвоприношенiй съ жертвеннымъ котломъ и большимъ количествомъ непережженнаго вполнѣ зернового хлѣба разныхъ сортовъ: ржи, пшеницы, особенно-же проса, гороху и бобовъ. Преданіе говоритъ, что находившіеся здѣсь идолы погибли въ близлежащемъ озерѣ, куда, по [22]другимъ, обрушилась церковь. Интереснымъ фактомъ этихъ поѣздокъ Киркора нужно отмѣтить горячее сочувствіе, съ какимъ вездѣ за-границею встрачаютъ ученаго изслѣдователя не только интеллигентные люди, но и простой народъ. Киркоръ сознается, что не ожидалъ особеннаго успѣха отъ своей повздки, такъ какъ край и его обыватели были для него еще незнакомы; но онъ встрѣтилъ вездѣ такое вниманіе и готовность помочь, какихъ, конечно, не привыкъ встрѣчать на родинѣ. Одно имя Академіи внушало всѣмъ уважение къ ея посланнику. Въ 1877 г., отправляясь опять на изслѣдованіе галицкой Подоліи, Киркоръ задался нѣкоторыми спеціальными вопросами, а главнымъ образомъ тѣмъ-же вопросомъ о каменныхъ гробахъ и способахъ погребенія въ разныя эпохи. Поэтому и отчетъ объ этой поездкѣ наполненъ подробностями изъ его раскопокъ, относящимися къ выясненію этихъ вопросовъ. Съ участіемъ еще нѣкоторыхъ лицъ имъ раскопано было два дольмена изъ 6 плитъ (въ Черноконцахъ, Гусятинск. уѣзда, и въ Беремянахъ, Зальщицкаго уѣзда), 10 могилъ полукаменныхъ, полуземляныхъ, 22 могильныхъ кургана и 10 кладбищъ отъ временъ трупосожиганія. Эти изслѣдованiя вмѣстѣ съ произведенными раньше дали уже Киркору возможность сдѣлать нѣкоторыя заключения по интересовавшему его вопросу. Шестиплитные гробы онъ относитъ къ эпохѣ шлифованнаго камня, когда еще металлъ не былъ въ употребленіи; въ нихъ хоронили умершихъ въ сидячемъ положении, надъ гробомъ-же иногда насыпали небольшой холмъ. Переходной порѣ принадлежитъ такое устройство могилы, когда она сложена изъ меньшихъ камней и земли и только сверху прикрыта одной общей плитой, надъ которой насыпь; скелетъ тоже въ сидячемъ положенiи, но рядомъ съ кремнемъ тутъ можно встрѣчить и металлъ-бронзу. Наконецъ, позднѣйшаго устройства могилы, вырытыя въ землѣ; покойника уже клали и посыпали пескомъ, иногда съ известью; надъ могилой-курганъ, иногда обложенный камнями для укрѣпленія. Кромѣ того, въ Подоліи, какъ сказано, существовалъ обычай сожитать умершихъ и пепелъ въ сосудахъ зарывать на кладбищахъ и въ курганахъ. Въ эту-же поѣздку Киркоръ собралъ нѣкоторыя свѣдѣнія о керамика на Подолѣ. Во всѣхъ своихъ заключеніяхъ онъ по обыкновенiю старается быть осторожнымъ и всегда обсуждаетъ сдѣланное предположение съ разныхъ сторонъ. Такъ, напр., соглашаясь, что разные способы погребенія характеризуютъ собою разныя эпохи культуры или въ иныхъ случаяхъ разныя народности, онъ въ то-же время не забываетъ о возможности переживанiя однѣхъ формъ быта при другихъ, являющихся имъ на смѣну вслѣдствіе ли заимствованія, или вслѣдствіе самостоятельнаго культурнаго движенія.

Археологическия работы его за 1878 г. изложены въ отчетѣ, состоящемъ изъ трехъ частей: 1) замѣтки объ изслѣдованіи пещеры Лисёнки [23]подъ Черной, на самой границѣ съ Польшей, 2) большаго отчета о главной поѣздкѣ этого года въ южную Подолію и въ окрестности Стрыя и Болехова, 3) пространной замѣтки о такъ называемыхъ болдахъ, (торчащихъ изъ земли камняхъ) въ Стрыйскомъ округѣ. Пещера или гротъ Лисёнка идетъ полукругомъ на 26½ метр. въ длину, въ видѣ узкаго корридора съ зигзагами, при ширинѣ 107-133 смтр. Изъ нея добывали гуано, а вмьств съ тѣмъ исчезли и находившиеся тамъ предметы: черепа, кости животныхъ и людей, каменныя орудiя. Были все-таки возвращены кости мамонта, пещернаго медвѣдя, оленя и человѣческий черепъ, длинноголовый, безъ прогнатизма. Подобные пещеры и гроты авторъ указываетъ подъ Краковомъ: въ Мниковѣ (изслѣдована Оссовскимъ), въ Бродлахъ, Порембѣ, Томашовицахъ, Закличинѣ, Липовцѣ, Жарахъ, Бильчѣ, Кролёвкѣ, Сапоговѣ, Исаковѣ, Чортовцѣ и Жабокрукахъ. Нѣкоторыя изъ этихъ мѣстъ онъ посѣтилъ въ томъ-же году въ свою главную поѣздку на югъ Подоліи, къ берегамъ Днѣстра, Стрипы. Серета, Цыганки, Нецлавы и Збруча, съ цѣлью собиранiя большаго количества фактовъ для разъясненiя вопросовъ, затронутыхъ при прежнихъ изслѣдованiяхъ Подоліи, главнымъ образомъ вопроса о погребальныхъ обычаяхъ. При этомъ онъ опять различаетъ: а) каменные гробы въ видѣ ящика изъ 6 плитъ, б) могилы изъ камня и земли съ плитою сверху, в) могилы курганныя, со скелетами или съ пепломъ отъ сожженнаго трупа, г) кладбища трупо-сожигательныя съ урнами, которыя также всегда останавливали на себѣ его особенное вниманіе. Къ каменнымъ гробамъ перваго разряда, упомянутымъ въ прежнихъ отчетахъ (въ Беремянахъ, Зеленцахъ, Коцюбинцахъ, Семеновѣ, Хоростковѣ, Борщовѣ, Чарноконцахъ) онъ присоединяетъ еще такую-же находку на Подолѣ, въ Кушиловцахъ, и другую въ Чарнолицахъ уже по другую сторону Днѣстра, т. е. на Покутьѣ. Могилъ втораго сорта имъ разрыто въ эту поѣздку 11, въ мѣстностяхъ: Бильчъ у Серета, съ пещерой и городищемъ, Верхняковцы у Нецлавы, Волковцы у Цыганки, съ городищемъ, Городокъ на Днѣстрѣ; прежде такiя-же могилы найдены имъ въ Застънкѣ, Беремянахъ, Звенигородѣ, Монастыркѣ, Борщовѣ, Лосячѣ и Глембочкѣ. Кургановъ имъ разрыто 18 въ Жнибродахъ, при р. Стрипѣ. Среди другихъ достопримѣчательностей, онъ между прочимъ обратилъ во время этой поѣздки внимание на Траяновъ валъ, на берегахъ Збруча, въ предѣлахъ Борщовскаго округа въ Галиціи (приложена карта) и нашей Подольской губ. и Бессарабіи, обозначивъ точно мѣста, въ которыхъ онъ сохранился. Вопросъ о томъ, служитъ-ли этотъ валъ продолженіемъ того, который составлялъ границу римской Дакіи, онъ оставляетъ открытымъ. Статья о болдахъ Стрыйскаго округа занята подробнымъ описаніемъ этого дѣйствительно замѣчательнаго явленія, свидѣтельствующаго объ отдаленнѣйшихъ временахъ. Природа нагромоз[24]дила здѣсь колоссальные обломки скалъ, а древніе обитатели края старались приспособить ихъ для потребностей своей матеріальной или духовной жизни, оставивъ намъ слѣды своей силы, мысли и искусства. Эти болды называются еще баудами, бердами, холмами, щолбами и просто камнями. Киркоръ изслѣдовалъ ихъ въ дер. Поляницѣ, при Сокольей горѣ, въ д. Розгурче, въ 1½ милѣ отъ Поляницы, на берегу Стрыя, и въ Уричѣ, въ ½ милѣ отъ Поляницы.

Изслѣдованія 1880 и 1881 гг. познакомили науку еще съ нѣкоторыми интересными для археолога мѣстностями Подоліи. Такъ, напр., при впаденіи Вислоки въ Вислу, въ Горкахъ найдено кладбище, на которомъ погребальныя урны были зарыты въ два яруса; урны подробно описаны и представлены въ рисункахъ. Около Бохнiи, въ Лапчицахъ и въ Холмѣ открыты два богатыя городища. Кромѣ того, обслѣдованы въ археологическомъ отношеній подольскія мѣстности: Низины на Вислѣ съ урочищемъ. Чарна Роля, Кременица, Миклюшовичи на р. Равѣ, Венгрцы близъ Михаловичской таможни, Подлипцы, близъ г. Злочева, съ близлежащей д. Лука, Глубочекъ большой при р. Серетѣ, близъ Тарнополя, Ивачовъ верхній, Исуповцы, Городница при р. Збручѣ, Гусятинъ, Чернелевъ, Хорелевъ и др.

Въ 1882 г. Киркоръ снова посѣтилъ галицкий Подолъ, именно побережіе Збруча. Въ своемъ отчетѣ объ этой поѣздкѣ онъ описываетъ въ археологическомъ отношеніи отроги Карпатъ, такъ называемые Мёдоборы, Звенигородъ надъ Збручемъ съ его окрестностями, гдѣ въ 1848 г. Казим. Беньковский и Ант. Бржушкевичъ достали изъ Збруча статую Святовита; затѣмъ переходитъ къ описанію г. Збаража съ его окрестностями, отмѣчая археологическiя достопримѣчательности: развалины замковъ, валы, подземелья, древнiя кладбища съ явными слѣдами трупосожиганія, курганы, городища, каменныя бабы, остатки языческихъ святынь и т. п. и освѣщая все это историческими фактами, народными преданіями и подробностями изъ личныхъ наблюденiй и изслѣдованій. Изъ раскопокъ, сдѣланныхъ въ эту поѣздку, здѣсь находимъ подробности о 5 могилахъ языческаго кладбища въ дер. Грицовкѣ, близъ Збаража, и о 6 курганахъ близъ дер. Чолганщизны той-же мѣстности; найденныя при этомъ вещи и костяки описаны. Изслѣдованныя мѣстности лежатъ всѣ недалеко отъ русской границы, и наша Подолія, составляющая продолжение галицкой, имѣетъ также немало памятниковъ старины (напр. между Сатановымъ и Гусятиномъ), разница лишь въ томъ, что галицкая Подолiя давно обслѣдована и описана, а наша еще ждетъ своего изслѣдователя.

Въ слѣдующемъ году Киркоръ отправился еще разъ на побережіе Днестра, богатое доисторическими памятниками, находками бронзовыхъ издѣлій, особенно въ окрестности извѣстнаго вала Траянова, по сосѣд[25]ству съ Бессарабской и Подольской губ. Раскопки нѣкоторыхъ кургановъ (напр. въ окрестности Залѣщикъ, Збаража) показали еще разъ, что на Подолѣ несомнѣнно существовалъ повсемѣстный обычай трупосожиганія. На берегу р. Серета между прочимъ замѣчено подобiе дольмена, съ высѣченнымъ изображеніемъ лица на краю верхней плиты, съ сѣв.-восточной стороны; но изслѣдователь считаетъ это сооруженіе скорѣе языческимъ жертвенникомъ. Находки каменныхъ бабъ наводятъ его на размышленiя объ этихъ загадочныхъ памятникахъ, которые по его мнѣнію, существовали еще у предшественниковъ Славянъ вообще на сѣверо-востокѣ ихъ теперешняго мѣста жительства, даже до Енисея. Изслѣдованiя мѣста нахождения болѣе извѣстной бабы на Бабьей горѣ, около Збаража, приводятъ его только къ заключенію, что тамъ было языческое кладбище съ трупосожиганіемъ; но независимо отъ этого изслѣдователь держится мнѣнія, что бабы служили олицетвореніями земли-кормилицы и производящей природы. Изъ важнѣйшихъ въ археологическомъ отношеніи мѣстностей Киркоръ отмѣтилъ въ эту поѣздку громадное городище Крылосъ подъ Галичемъ, которое онъ принимаетъ за первѣйшее мѣсто поселения въ этой мѣстности.

Послѣ этихъ многократныхъ экспедицій Киркора, на Галицкомъ Подолѣ не осталось, кажется, ни одного болѣе замѣчательнаго мѣста, которое бы не было извѣстно археологамъ, по крайней мѣрѣ мѣстнымъ, и насколько радостны такія завоеванія науки вообще, настолько-же грустно становится на душѣ, когда подумаешь, что для насъ въ предѣлахъ нашего отечества остается еще такъ много сдѣлать, чтобы стать наравнѣ съ нашими заграничными собратьями.

Безчисленныя поѣздки по Галиціи не ограничивались изученіемъ одной Подоліи. Киркоромъ собрано также не мало матеріала и для другихъ областей этого края. Изъ этихъ матеріаловъ составилось обстоятельное изслѣдование подъ заглавіемъ: "Покутье въ археологическомъ отношеніи"[27]. Подъ Покутьемъ разумѣется не вполнѣ опредѣленная область между Карпатами и Днѣстромъ, населенная въ горахъ гуцулами (верхнее Покутье), сѣвернѣе - подгорянами (нижнее Покутье), сѣверо-западнѣе - бойками. Надо сказать, что этому краю довольно посчастливилось въ наукѣ. Если мы къ упомянутому сочиненію Киркора прибавимъ еще большую, недавно появившуюся въ 2 хъ томахъ этнографическую монографію Оскара Кольберга (Pokucie, obraz etnograficzny, Krak. 1882-1883), то получимъ довольно ясное представленіе о жизни этого края, прошедшей и настоящей. Изъ прежнихъ изслѣдователей Покутьемъ занимались: Бѣлевскій, Видманъ и друг. Отчетъ объ изслѣдованiи Киркора былъ данъ и нашей печатью ("Изв. [26]Имп. Арх. Общ“, IX, 1, стр. 101, ст г. Боричевскаго), поэтому я не буду на немъ останавливаться.

Не оставляя своего обычнаго метода популяризаціи науки, Киркоръ и въ послѣднее время писалъ отъ времени до времени въ журналахъ общедоступныя статьи по археологіи. Одна статья, напримѣръ, написанная по-чешски, относится къ 1881 г. и помѣщена въ очень интересномъ, но, къ сожалѣнію, мало извѣстномъ нашимъ этнографамъ издании Эдуарда Елинка: „Slovansky Sbornik“: она имѣетъ заглавие: „Доисторическiя могилы и гробницы въ Польшѣ, Литвѣ и на Руси“. Съ этою же цѣлью онъ прочелъ въ Краковскомъ техническо-промышленномъ музеѣ двѣ публичныя общедоступныя лекціи: „О важности и значеніи археологическихъ памятниковъ и о научномъ ихъ изслѣдованіи“[28]. Подобныя занятія, вѣроятно, давали ему и нѣкоторую матеріальную поддержку, въ которой онъ нуждался, такъ какъ положение его становилось все болѣе и болѣе критическимъ. Хлопотливыя занятiя, какъ поѣздки и раскопки, дѣлались все болѣе утомительными для старика, здоровье стало измѣнять; пособiе, выдаваемое отъ Академiи, было слишком недостаточно, а на доходное мѣсто разсчитывать было нечего: между тѣмъ надо было жить на что-нибудь, а кромѣ того надо было наполнить чѣмъ-нибудь тѣ свободные часы, число которыхъ все увеличивалось и которые онъ такъ не привыкъ проводить праздно. Грустно бываетъ положеніе старика, привыкшаго всю жизнь заниматься дѣломъ, когда онъ начинаетъ чувствовать, какъ постепенно все уходить изъ подъ его рукъ, и онъ старается хоть за что-нибудь ухватиться, чтобы хоть чѣмъ-нибудь наполнить остатокъ жизни; а еще грустные такое положеніе, когда къ этому примѣшивается вопросъ о матеріальныхъ средствахъ. Спасительную соломинку думалъ Киркоръ найти въ періодическом издании[29]. Матеріалъ для него нашелся: мысль о новомъ журналѣ встретила сочувствіе среди старинныхъ его друзей и сотрудниковъ, а также среди молодыхъ ученыхъ и литераторовъ, и въ распоряженіе Киркора поступило не мало даровыхъ статей по части археологіи, этнографіи, филологіи и педагогики. Наконецъ, въ 1884 г. онъ опубликовалъ объ изданiи „Краковскаго Портфеля“ (Teka Krakowska), который какъ по названію, такъ и по своимъ задачамъ и содержанію былъ какъ-бы продолженіемъ „Виленскаго Портфеля“, его далекимъ отголоскомъ, раздавшимся почти 30 лѣтъ спустя. Доживая свои последние годы въ одиночествѣ, на чужбинѣ, Киркоръ съ какимъ-то трогательнымъ чув[27]ствомъ переносился мысленно въ мирные, тихіе уголки родной Литвы и Бѣлоруссии и охотно посвящалъ страницы своего изданія описанію историческихъ мѣстностей и другихъ памятниковъ Западнаго края. Это было для него единственною отрадою и поддержкою его нравственнаго существованія. Но и это утѣшеніе было непродолжительно. Вышло два тома „Портфеля“, а затѣмъ оказалось, что даже при даровыхъ статьяхъ нечѣмъ заплатить за печать и бумагу. Изданіе заглохло, a вмѣстѣ съ тѣмъ стала замирать и горемычная жизнь его издателя. Еще въ iюлѣ 1884 г., въ одномъ частномъ письмѣ, писанномъ къ своему другу на родину, онъ жалуется на свое бѣдственное положение: «Плохо живется человѣку подъ старость, — говоритъ онъ, — заработокъ труденъ, надежнаго ничего нѣтъ, пособiя отъ Академіи не хватаетъ и на поѣздки. Съ 1839 года[30] работая безпрестанно для Литвы, я всѣмъ для нея пожертвовалъ“… Здоровье все ухудшалось; къ болѣзни сердца прибавилось рожистое воспаление, которое перешло въ послѣднее время въ гангрену, такъ что ему нельзя было ни дома работать, ни выходить изъ дому. Въ январѣ 1886 г. онъ пишетъ тому же приятелю: „Поймите, что за положение человѣка, у котораго нѣтъ никакихъ средствъ, никакого постояннаго дохода, а жить все-таки нужно. Доктора рѣшили, что у меня неизлѣчимая болѣзнь сердца и что каждую минуту я могу умереть. Однако смерть меня не пугаетъ: я достаточно жилъ. Что было въ моихъ силахъ и средствахъ, я сдѣлалъ, и могу съ чистою совѣстью признаться, что моя жизнь для Литвы не прошла даромъ“… Такимъ образомъ и въ послѣдние дни жизни всѣ свои мысли, всѣ стремленія онъ обращалъ къ родному краю и уже почти на смертномъ одрѣ корректировалъ свой послѣднiй трудъ по археологіи Вильны: „Bazylika Litewska“, вышедшій отдѣльнымъ оттискомъ за нѣсколько дней до его смерти. Продолжительная болѣзнь исчерпала въ конецъ всѣ средства. Пришлось заложить вещи, рукописи, но наконецъ и закладывать было нечего, и оставалось только жить буквально на чужой счетъ и пользоваться безплатнымъ лѣченіемъ знакомаго доктора, пока не наступила смерть 12/24 ноября 1886 г. Похороны совершились скромно въ присутствіи нѣсколькихъ членовъ Академіи, краковскихъ профессоровъ и литераторовъ, безъ стеченія публики, безъ рѣчей. Единственнымъ настѣдіемъ послѣ покойнаго остались его бумаги, не мало разныхъ коллекцій, картинъ, скульптурныхъ произведеній, гравюръ, портретовъ, миниатюръ и другихъ вещей, имѣющихъ историческое значеніе для Литвы, а также его собственный портретъ, писанный ма[28]сляными красками. Все это Киркоръ завѣщалъ Краковскому народному музею.

Такъ отошелъ въ вѣчность неутомимый и энергичный работникъ на полѣ науки. Жизнь его еще разъ доказала намъ, какой тернистый путь и какая печальная кончина ожидаетъ нерѣдко людей, самоотверженно бросающихся на это неблагодарное поприще. И если при этихъ ежедневныхъ примѣрахъ, наводящихъ глубокую печаль и уныніе, все таки не изсякаетъ въ людяхъ стремление къ свѣту науки, то какъ сильна должна быть въ человѣкѣ та божественная искра, которая не даетъ ему погрязнуть въ мелочахъ обыденной, повседневной жизни и постоянно побуждаетъ его къ чему-то высшему! Чрезвычайно поучительна жизнь людей, подобныхъ Киркору. Они ищутъ не собственной славы, не личной выгоды, а общественной пользы, притомъ пользы духовной, а не матеріальной, хотя иногда, можетъ быть, нѣсколько иначе понимаютъ эту пользу, чѣмъ какъ этого хотѣлось бы другимъ. Они, правда, не пролагаютъ въ наукѣ новыхъ путей, не оставляютъ послѣ себя капитальныхъ произведенiй, которыя бы служили свѣточами для потомковъ; но за то вся ихъ жизнь сама по себѣ представляетъ капитальный трудъ; это трудъ черный, но въ высшей степени полезный и необходимый, потому что на такомъ трудѣ зиждется послѣдующая наука. Дальнѣйшие научные дѣятели большею частью забываютъ этихъ чернорабочихъ тружениковъ, или же, что еще печальнѣе, часто попрекаютъ ихъ, пользуясь плодами ихъ трудовъ, и не хотятъ простить имъ даже невольныхъ ошибокъ и увлеченiй, отъ которыхъ никто не свободенъ и безъ которыхъ никакой трудъ невозможенъ. Киркору еще при жизни, какъ мы видѣли, пришлось претерпѣть не мало упрековъ, злостныхъ нападокъ и обвиненiй съ разныхъ сторонъ, и изъ его жизни мы наглядно убѣждаемся, до какой степени трагично бываетъ положеніе ревностныхъ служителей науки и вообще людей мирнаго и серьезнаго труда въ тѣ бурные исторические моменты, когда подъ влiяніемъ разныхъ политическихъ и иныхъ тенденцій разыграются общественныя страсти, и когда не быть ярымъ приверженцемъ той или другой партіи, значитъ, по мнѣнію большинства, быть преступникомъ, предателемъ. Такимъ людямъ остается одно утѣшеніе, одна слабая надежда, что когда-нибудь, хоть не скоро, хоть послѣ смерти ихъ поймутъ и оцѣнят безпристрастно. Но могутъ ли они быть въ томъ увѣрены? И какова будетъ эта оцѣнка: будутъ ли ихъ благословлять, или проклинать? Киркоръ допускалъ и послѣднее. Свои воспоминанія о Вильнѣ [31]онъ заканчиваетъ такимъ трогательнымъ размышленіемъ: "Кто же остался [29]въ Вильнѣ и вообще въ Литвѣ?"-спрашиваетъ онъ себя послѣ перечисления болѣе выдающихся дѣятелей изъ его прежнаго кружка, умершихъ раньше его. „Изъ давнишнихъ дѣятелей не осталось тамъ ни одного... Подростаетъ молодое поколѣніе, учится кое-чему. Въ людяхъ способныхъ недостатка никогда не было въ Литвѣ, а слѣдовательно, найдутся такіе, которые будутъ пробовать свои силы. Это будутъ люди новые, возродившиеся; начнутъ, навѣрно, осужденiемъ и уничиженіемъ насъ стариковъ, пойдутъ по новымъ путямъ, но все-таки будутъ работать. Пошли имъ Богъ счастья!".

Такъ можетъ говорить только тотъ, для кого интересы науки и благо своей родины дороже всякихъ другихъ благъ.


  1. ↑ „Ksiazka jubileuszowa dla uezezenia 50-letniej pracy literackiej I. I Kraszewskiego". Варш. 1880, стр. 330.
  2. ↑ Въ своемъ „Путеводителѣ по Вильнѣ" (Przewodnik etc, 2 изд. 1880) онъ опредѣляетъ этотъ перiодъ 1834-1868 гг.
  3. ↑ Бѣлорусскія пѣсни, стр. ХХVI.
  4. ↑ Городъ замѣчателенъ еще тѣмъ, что считается привиллегированнымъ мѣстомъ жительства караимовъ, переселенныхъ сюда еще Витовтомъ въ XIV в.; другимъ евреямъ жить здѣсь воспрещено.
  5. ↑ Не лишнимъ будетъ упомянуть, что о дѣятельности Павла Васил. Кукольника и его брата Нестора Васил. была издана въ Вильнѣ въ 1885 г. брошюра А. И. Шверубовича, подъ заглавіемъ: "Братья Кукольники. Очеркъ ихъ жизни: біографія, служебно-литературная дѣятельность и хроника современныхъ имъ событій въ сѣверо-западномъ краѣ“. Некрологъ П. Кукольника см. въ «Виленск. Календарѣ» на 1885 г.
  6. ↑ Жизнь и дѣятельность Е. Тышкевича вкратцѣ очерчена въ брошюрѣ Стан. Кржижановскаго: "Eustachy hr. Tyszkiewicz i jego prace" (Lwów, 1873), въ которой другой археологъ Стан. Кунасевичъ помѣстилъ вмѣето введенiя историко-библиографическую статью «Archeologia polska».
  7. ↑ De-Gubernatis въ "Dizionario biografico degli scrittori contemporanei (Firenze, 1880, t. II, supplem. 1190) упоминаетъ, именно, объ изданіи „La strenna". (per il 1859 e 1862).
  8. ↑ См. ст. Пыпина "Бѣлорусская этнографія", Вѣстн. Евр. 1887, апр. 670-1, 682.
  9. ↑ Ср. Де-губернатиса "Dizionario biografico".
  10. ↑ Оттискъ изъ "Dziennika literack.", Лейпцигъ, 1861. О вызванной ими полемикѣ см. Bibliot. Ossolinskich", 1864, т. IV, библіогр. 332.
  11. ↑ Еще раньше, около 1800 г., издавался въ Вильнѣ , "Kurjer litewski", не имѣющій, кажется, отношенiя къ этому изданію.
  12. ↑ Нѣкоторые опредѣляютъ время этого изданiя годами 1864-68.
  13. ↑ Вѣстн. Евр. 1887 г. IV, 664 (Бѣлор. этногр.).
  14. ↑ "Москва", 1867 г., № 86 (Моск. Дневникъ).
  15. ↑ "Москва", 1867, № 97.
  16. ↑ По Эстрейхеру, Де-Губернатису и нѣкоторымъ другимъ указаніямъ.
  17. ↑ Вѣроятно. Киркору-же принадлежитъ и слѣдующая статья въ той-же книгѣ: «Институтъ Оссолинскихъ во Львовѣ» (замѣтка съ обѣщаніемъ болѣе подробной статьи) за подписью А. К.
  18. ↑ См. полемику по поводу этого изданія въ газетахъ 1881 г.: «День», «Литовскія Епарх. Вѣдом.», «Кгаj», «Виленск. Вестникъ». «Русь».
  19. ↑ Издалъ въ Краковѣ, а затѣмъ въ Петербургѣ брошюрку: «Stara Polska w malowniczym opisie» (1883).
  20. ↑ Истор. рус. самосознания, 1884 г., стр. 448.
  21. ↑ Рефераты, чит. въ засед. коммиссіи археологич. (14 iюл. и 11 нояб. 1873). Напеч. въ отчетахъ истор.-филос. отдела Академіи.
  22. ↑ Сообщеніе, чит. въ комм. арх. (17 февр. 1876).
  23. ↑ Zbiór wiadomości do antropologii, Krajowéj, t. I. Krak. 1877.
  24. ↑ Zbiór wiadomości do antr. Krajowéj, t. II, 1878.
  25. ↑ Zbior wiadomości do antropol. Krajowéj, t. III. Krak. 1879.
  26. ↑ Zbiór wiad. do antr. Kraj, т. V (1881), VI (1882), VII (1883), VIII (1884).
  27. ↑ Sprawoziania wydz. filolog. Ak. Umiejein., Krak. 1876.
  28. ↑ Я знакомъ съ 3-мъ исправленнымъ ихъ изданіемъ (Крак. 1883, въ одной брошюрѣ).
  29. ↑ Нѣкоторыя свѣдѣнія объ этомъ періодѣ его жизни, а также некрологъ см. въ петерб. газета «Kraj», № 47, стр. 3 и литер. отд. стр. 8; № 48 литер. отд., стр. 8 (1886); см. также поправку въ той же газетѣ за 1887 г., литерат. прилож. къ № 23, стр. 8.
  30. ↑ Въ предисл. ко 2 изд. книжки: «Przewodnik po Wilnies» (Вильно, 1880) онъ опредѣляетъ начало своей дѣятельности въ Вильнѣ 1834 годомъ вѣроятно, это годъ поступленія на службу, а 1839—годъ написанія первой научной статьи.
  31. ↑ Kraj, 1884, № 3; дополнение къ нимъ (неизвѣстного автора) см. тамъ же, Еще воспоминанiя его печатались въ газ. «Dziennik Poznanski» (1885)
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=А._К._Киркор:_краткий_очерк_жизни_и_деятельности&oldid=4891056