Анна Каренина (Толстой)/Часть III/Глава II/ДО
| ← Часть III, глава I | Анна Каренина — Часть III, глава II | Часть III, глава III → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 308—310. |
Въ первыхъ числахъ іюня случилось, что няня и экономка Агаѳья Михайловна понесла въ подвалъ баночку съ только что посоленными ею грибками, поскользнулась, упала и свихнула руку въ кисти. Пріѣхалъ молодой, болтливый, только что кончившій курсъ студентъ, земскій врачъ. Онъ осмотрѣлъ руку, сказалъ, что она не вывихнута, наслаждался бесѣдой съ знаменитымъ Сергѣемъ Ивановичемъ Кознышевымъ и разсказывалъ ему, чтобы выказать свой просвѣщенный взглядъ на вещи, всѣ уѣздныя сплетни, жалуясь на дурное положеніе земскаго дѣла. Сергѣй Ивановичъ внимательно слушалъ, разспрашивалъ и, возбуждаемый новымъ слушателемъ, разговорился, высказалъ нѣсколько мѣткихъ и вѣскихъ замѣчаній, почтительно оцѣненныхъ молодымъ докторомъ, и пришелъ въ свое, знакомое брату, оживленное состояніе духа, въ которое онъ обыкновенно приходилъ послѣ блестящаго и оживленнаго разговора. Послѣ отъѣзда доктора онъ пожелалъ ѣхать съ удочкой на рѣку. Сергѣй Ивановичъ любилъ удить рыбу и какъ будто гордился тѣмъ, что можетъ любить такое глупое занятіе.
Константинъ Левинъ, которому нужно было на пахоту и на луга, вызвался довезти брата въ кабріолетѣ.
Было то время года, перевалъ лѣта, когда урожай нынѣшняго года уже опредѣлился; когда начинаются заботы о посѣвѣ будущаго года и подошли покосы; когда рожь вся выколосилась и, сѣро-зеленая, не налитымъ, еще легкимъ колосомъ волнуется по вѣтру; когда зеленые овсы съ раскиданными по нимъ кустами желтой травы неровно выкидываются по позднимъ посѣвамъ; когда ранняя гречиха уже лопушится, скрывая землю; когда убитые въ камень скотиной пары съ оставленными дорогами, которыя не беретъ соха, вспаханы до половины; когда присохшія вывезенныя кучи навоза пахнутъ по зарямъ вмѣстѣ съ медовыми травами, и на низахъ, ожидая косы, стоятъ сплошнымъ моремъ береженые луга съ чернѣющимися кучами стеблей выполоннаго щавельника.
Было то время, когда въ сельской работѣ наступаетъ короткая передышка передъ началомъ ежегодно повторяющейся и ежегодно вызывающей всѣ силы народа уборки. Урожай былъ прекрасный, и стояли ясные, жаркіе лѣтніе дни съ росистыми короткими ночами.
Братья должны были проѣхать черезъ лѣсъ, чтобы подъѣхать къ лугамъ. Сергѣй Ивановичъ любовался все время красотою заглохшаго отъ листвы лѣса, указывай брату то на темную съ тѣнистой стороны, пестрѣющую желтыми прилистниками, готовящуюся къ цвѣту старую липу, то на изумрудомъ блестящіе молодые побѣги деревъ нынѣшняго года. Константинъ Левинъ не любилъ говорить и слушать про красоты природы. Слова снимали для него красоту съ того, что́ онъ видѣлъ. Онъ поддакивалъ брату, но невольно сталъ думать о другомъ. Когда они проѣхали лѣсъ, все вниманіе его поглотилось видомъ парового поля на бугрѣ, гдѣ желтѣющаго травой, гдѣ сбитаго и изрѣзаннаго клѣтками, гдѣ уваленнаго кучами, а гдѣ и вспаханнаго. По полю ѣхали вереницей телѣги. Левинъ сосчиталъ телѣги и остался доволенъ тѣмъ, что вывезется все, что́ нужно, и мысли его перешли при видѣ луговъ на вопросъ о покосѣ. Онъ всегда испытывалъ что-то особенно забирающее за живое въ уборкѣ сѣна. Подъѣхавъ къ лугу, Левинъ остановилъ лошадь.
Утренняя роса еще оставалась внизу на густомъ подсѣдѣ травы, и Сергѣй Ивановичъ, чтобы не мочить ногъ, попросилъ довезти себя по лугу въ кабріолетѣ до того ракитоваго куста, у котораго брались окуни. Какъ ни жалко было Константину Левину мять свою траву, онъ въѣхалъ въ лугъ. Высокая трава мягко обвивалась около колесъ и ногъ лошади, оставляя свои сѣмена на мокрыхъ спицахъ и ступицахъ.
Братъ сѣлъ подъ кустомъ, разобравъ удочки, а Левинъ отвелъ лошадь, привязалъ ее и вошелъ въ недвижимое вѣтромъ, огромное, сѣро-зеленое море луга. Шелковистая съ выспѣвающими сѣменами трава была почти по поясъ на заливномъ мѣстѣ.
Перейдя лугъ поперекъ, Константинъ Левинъ вышелъ на дорогу и встрѣтилъ старика съ опухшимъ глазомъ, несшаго роевню съ пчелами.
— Что? или поймалъ, Ѳомичъ? — спросилъ онъ.
— Какое поймалъ, Константинъ Митричъ! Только бы своихъ уберечь. Ушелъ вотъ второй разъ другавъ… Спасибо, ребята доскакали. У васъ пашутъ. Отпрягли лошадь, доскакали…
— Ну, что́ скажешь, Ѳомичъ, — косить или подождать?
— Да что жъ! по нашему до Петрова дня подождать. А вы раньше всегда косите. Что жъ, Богъ дастъ, травы добрыя. Скотинѣ просторъ будетъ.
— А погода, какъ думаешь?
— Дѣло Божье. Можетъ, и погода будетъ.
Левинъ подошелъ къ брату.
Ничего не ловилось, но Сергѣй Ивановичъ не скучалъ и казался въ самомъ веселомъ расположеніи духа. Левинъ видѣлъ, что, раззадоренный разговоромъ съ докторомъ, онъ хотѣлъ поговорить. Левину же, напротивъ, хотѣлось скорѣе домой, чтобы распорядиться о вызовѣ косцовъ къ завтраму и рѣшить сомнѣніе насчетъ покоса, которое сильно занимало его.
— Что жъ, поѣдемъ, — сказалъ онъ.
— Куда жъ торопиться? Посидимъ. Какъ ты измокъ однако! Хоть не ловится, но хорошо. Всякая охота тѣмъ хороша, что имѣешь дѣло съ природой. Ну, что́ за прелесть эта стальная вода! — сказалъ онъ. — Эти берега луговые, — продолжалъ онъ, — всегда напоминаютъ мнѣ загадку, — знаешь? Трава говоритъ водѣ: а мы пошатаемся, пошатаемся.
— Я не знаю этой загадки, — уныло отвѣчалъ Левинъ.