Анна Каренина (Толстой)/Часть II/Глава V/ДО
| ← Часть II, глава IV | Анна Каренина — Часть II, глава V | Часть II, глава VI → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 166—170. |
— Это немножко нескромно, но такъ мило, что ужасно хочется разсказать, — сказалъ Вронскій, глядя на нее смѣющимися глазами. — Я не буду называть фамилій.
— Но я буду угадывать, тѣмъ лучше.
— Слушайте же: ѣдутъ два веселые молодые человѣка…
— Разумѣется, офицеры вашего полка?
— Я не говорю офицеры, просто два позавтракавшіе молодые человѣка.
— Переводите: выпившіе.
— Можетъ быть. Ѣдутъ на обѣдъ къ товарищу въ самомъ веселомъ расположеніи духа. И видятъ, хорошенькая женщина обгоняетъ ихъ на извозчикѣ, оглядывается и, имъ по крайней мѣрѣ кажется, киваетъ имъ и смѣется. Они, разумѣется, за ней. Скачутъ во весь духъ. Къ удивленію ихъ, красавица останавливается у подъѣзда того самаго дома, куда они ѣдутъ. Красавица взбѣгаетъ на верхній этажъ. Они видятъ только румяныя губки изъ-подъ короткой вуали и прекрасныя маленькія ножки.
— Вы съ такимъ чувствомъ это разсказываете, что мнѣ кажется, вы сами — одинъ изъ этихъ двухъ.
— А сейчасъ вы мнѣ что говорили? Ну, молодые люди входятъ къ товарищу, у него обѣдъ прощальный. Тутъ точно они выпиваютъ, можетъ быть, лишнее, какъ всегда на прощальныхъ обѣдахъ. И за обѣдомъ разспрашиваютъ, кто живетъ наверху въ этомъ домѣ. Никто не знаетъ, и только лакей хозяина на ихъ вопросъ — живутъ ли наверху мамзели? — отвѣчаетъ, что ихъ тутъ очень много. Послѣ обѣда молодые люди отправляются въ кабинетъ къ хозяину и пишутъ письмо къ неизвѣстной. Написали страстное письмо, признаніе и сами несутъ письмо наверхъ, чтобы разъяснить то, что въ письмѣ оказалось бы не совсѣмъ понятнымъ.
— Зачѣмъ вы мнѣ такія гадости разсказываете? Ну?
— Звонятъ. Выходитъ дѣвушка, они даютъ письмо и увѣряютъ дѣвушку, что оба такъ влюблены, что сейчасъ умрутъ тутъ у двери. Дѣвушка въ недоумѣніи ведетъ переговоры. Вдругъ является господинъ съ бакенбардами колбасиками, красный какъ ракъ, объявляетъ, что въ домѣ никого не живетъ, кромѣ его жены, и выгоняетъ обоихъ.
— Почему же вы знаете, что у него бакенбарды, какъ вы говорите, колбасиками?
— А вотъ слушайте. Нынче я ѣздилъ мирить ихъ.
— Ну, и что же?
— Тутъ-то самое интересное. Оказывается, что это счастливая чета титулярнаго совѣтника и титулярной совѣтницы. Титулярный совѣтникъ подаетъ жалобу, и я дѣлаюсь примирителемъ, и какимъ!.. Увѣряю васъ, Талейранъ ничто въ сравненіи со мной.
— Въ чемъ же трудность?
— Да вотъ послушайте… Мы извинились какъ слѣдуетъ: „мы въ отчаяніи, мы просимъ простить за несчастное недоразумѣніе“… Титулярный совѣтникъ съ колбасиками начинаетъ таять, но желаетъ тоже выразить свои чувства, и какъ только онъ начинаетъ выражать ихъ, такъ начинаетъ горячиться и говорить грубости, и опять я долженъ пускать въ ходъ всѣ свои дипломатическіе таланты. „Я согласенъ, что поступокъ ихъ не хорошъ, но прошу васъ принять во вниманіе недоразумѣніе, молодость; потомъ молодые люди только что позавтракали. Вы понимаете. Они раскаиваются отъ всей души, просятъ простить ихъ вину“. Титулярный совѣтникъ опять смягчается: „Я согласенъ, графъ, и готовъ простить, но понимаете, что моя жена, моя жена, честная женщина, подвергается преслѣдованіямъ, грубостямъ и дерзостямъ какихъ-нибудь мальчишекъ, мерз…“ А вы понимаете, мальчишка этотъ тутъ, и мнѣ надо примирять ихъ. Опять я пускаю въ ходъ дипломатію, и опять, какъ только надо закончить все дѣло, мой титулярный совѣтникъ горячится, краснѣетъ, колбасики поднимаются, и опять я разливаюсь въ дипломатическихъ тонкостяхъ.
— Ахъ, это надо разсказать вамъ! — смѣясь обратилась Бетси ко входившей въ ея ложу дамѣ. — Онъ такъ насмѣшилъ меня… Ну, bonne chance, — прибавила она, подавая Вронскому палецъ, свободный отъ держанія вѣера, и движеніемъ плечъ опуская поднявшійся лифъ платья, съ тѣмъ чтобы, какъ слѣдуетъ, быть вполнѣ голой, когда выйдетъ впередъ, къ рампѣ, на свѣтъ газа и на всѣ глаза.
Вронскій поѣхалъ во французскій театръ, гдѣ ему дѣйствительно нужно было видѣть полкового командира, не пропускавшаго ни одного представленія во французскомъ театрѣ, съ тѣмъ чтобы переговорить съ нимъ о своемъ миротворствѣ, которое занимало и забавляло его уже третій день. Въ дѣлѣ этомъ былъ замѣшанъ Петрицкій, котораго онъ любилъ, и другой, недавно поступившій, славный малый, отличный товарищъ, молодой князь Кедровъ. А главное — тутъ были замѣшаны интересы полка.
Оба были въ эскадронѣ Вронскаго. Къ полковому командиру пріѣзжалъ чиновникъ, титулярный совѣтникъ Венденъ, съ жалобой на его офицеровъ, которые оскорбили его жену. Молодая жена его, какъ разсказывалъ Венденъ, — онъ былъ женатъ полгода, — была въ церкви съ матушкой и, вдругъ почувствовавъ нездоровье, происходящее отъ извѣстнаго положенія, не могла больше стоять и поѣхала домой на первомъ попавшемся ей лихачѣ-извозчикѣ. Тутъ за ней погнались офицеры, она испугалась и, еще болѣе разболѣвшись, взбѣжала по лѣстницѣ домой. Самъ Венденъ, вернувшись изъ присутствія, услыхалъ звонокъ и какіе-то голоса, вышелъ и, увидавъ пьяныхъ офицеровъ съ письмомъ, вытолкалъ ихъ. Онъ просилъ строгаго наказанія.
— Нѣтъ, какъ хотите, — сказалъ полковой командиръ Вронскому, пригласивъ его къ себѣ, — Петрицкій становится невозможенъ. Не проходитъ недѣли безъ исторіи. Этотъ чиновникъ не оставитъ дѣла, онъ пойдетъ дальше.
Вронскій видѣлъ всю неблагодарность этого дѣла и что тутъ дуэли быть не можетъ, что надо все сдѣлать, чтобы смягчить этого титулярнаго совѣтника и замять дѣло. Полковой командиръ призвалъ Вронскаго именно потому, что зналъ его за благороднаго и умнаго человѣка, а главное за человѣка, дорожащаго честью полка. Они потолковали и рѣшили, что надо ѣхать Петрицкому и Кедрову съ Вронскимъ къ этому титулярному совѣтнику извиняться. Полковой командиръ и Вронскій — оба понимали, что имя Вронскаго и флигель-адъютантскій вензель должны много содѣйствовать смягченію титулярнаго совѣтника. И дѣйствительно, эти два средства оказались отчасти дѣйствительны; но результатъ примиренія остался сомнительнымъ, какъ и разсказывалъ Вронскій.
Пріѣхавъ во французскій театръ, Вронскій удалился съ полковымъ командиромъ въ фойе и разсказалъ ему свой успѣхъ или неуспѣхъ. Обдумавъ все, полковой командиръ рѣшилъ оставить дѣло безъ послѣдствій, но потомъ, ради удовольствія, сталъ разспрашивать Вронскаго о подробностяхъ его свиданья и долго не могъ удержаться отъ смѣха, слушая разсказъ Вронскаго о томъ, какъ затихавшій титулярный совѣтникъ вдругъ опять разгорался, вспоминая подробности дѣла, и какъ Вронскій, лавируя при послѣднемъ полусловѣ примиренія, ретировался, толкая впередъ себя Петрицкаго.
— Скверная исторія, но уморительная. Не можетъ же Кедровъ драться съ этимъ господиномъ! Такъ ужасно горячился? — смѣясь переспросилъ онъ. — А какова нынче Клеръ? Чудо! — сказалъ онъ про новую французскую актрису. — Сколько ни смотри, каждый день новая. Только одни французы могутъ это.