Анна Каренина (Толстой)/Часть II/Глава I/ДО
| ← Часть I, глава XXXIV | Анна Каренина — Часть II, глава I | Часть II, глава II → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 151—155. |
Въ концѣ зимы въ домѣ Щербацкихъ происходилъ консиліумъ, долженствовавшій рѣшить, въ какомъ положеніи находится здоровье Кити и что нужно предпринять для возстановленія ея ослабѣвающихъ силъ. Она была больна, и съ приближеніемъ весны здоровье ея становилось хуже. Домашній докторъ давалъ ей рыбій жиръ, потомъ желѣзо, потомъ ляписъ, но такъ какъ ни то, ни другое, ни третье не помогало и такъ какъ онъ совѣтовалъ отъ весны уѣхать за границу, то приглашенъ былъ знаменитый докторъ. Знаменитый докторъ, не старый еще, весьма красивый мужчина, потребовалъ осмотра больной. Онъ съ особеннымъ удовольствіемъ, казалось, настаивалъ на томъ, что дѣвичья стыдливость есть только остатокъ варварства и что нѣтъ ничего естественнѣе, какъ то, чтобъ еще не старый мужчина ощупывалъ молодую обнаженную дѣвушку. Онъ находилъ это естественнымъ, потому что дѣлалъ это каждый день и при этомъ ничего не чувствовалъ и не думалъ, какъ ему казалось, дурного, и поэтому стыдливость въ дѣвушкѣ онъ считалъ не только остаткомъ варварства, но и оскорбленіемъ себѣ.
Надо было покориться, такъ какъ, несмотря на то, что всѣ доктора учились въ одной школѣ, по однѣмъ и тѣмъ же книгамъ, знали одну науку, и несмотря на то, что нѣкоторые говорили, что этотъ знаменитый докторъ былъ дурной докторъ, въ домѣ княгини и въ ея кругу было признано почему-то, что этотъ знаменитый докторъ одинъ знаетъ что-то особенное и одинъ можетъ спасти Кити. Послѣ внимательнаго осмотра и постукиванья растерянной и ошеломленной отъ стыда больной, знаменитый докторъ, старательно вымывъ свои руки, стоялъ въ гостиной и говорилъ съ княземъ. Князь хмурился, покашливая, слушая доктора. Онъ, какъ пожившій, не глупый и не больной человѣкъ, не вѣрилъ въ медицину и въ душѣ злился на всю эту комедію, тѣмъ болѣе, что едва ли не онъ одинъ вполнѣ понималъ причину болѣзни Кити. „То-то пустобрехъ“, думалъ онъ, примѣняя въ мысляхъ это названіе изъ охотничьяго словаря къ знаменитому доктору и слушая его болтовню о признакахъ болѣзни дочери. Докторъ между тѣмъ съ трудомъ удерживалъ выраженіе презрѣнія къ этому старому баричу и съ трудомъ спускался до низменности его пониманія. Онъ понималъ, что со старикомъ говорить нечего и что глава въ этомъ домѣ — мать. Предъ нею-то онъ намѣревался разсыпать свой бисеръ. Въ это время княгиня вошла въ гостиную съ домашнимъ докторомъ. Князь отошелъ, стараясь не дать замѣтить, какъ ему смѣшна была вся эта комедія. Княгиня была растеряна и не знала, что дѣлать. Она чувствовала себя виноватою предъ Кити.
— Ну, докторъ, рѣшайте нашу судьбу, — сказала княгиня. — Говорите мнѣ все. — „Есть ли надежда?“ хотѣла она сказать, но губы ея задрожали, и она не могла выговорить этотъ вопросъ. — Ну что, докторъ?
— Сейчасъ, княгиня, переговорю съ коллегой и тогда буду имѣть честь доложить вамъ свое мнѣніе.
— Такъ намъ васъ оставить?
— Какъ вамъ будетъ угодно.
Княгиня, вздохнувъ, вышла.
Когда доктора остались одни, домашній врачъ робко сталъ излагать свое мнѣніе, состоящее въ томъ, что есть начало туберкулезнаго процесса, но… и т. д. Знаменитый докторъ слушалъ его и въ серединѣ его рѣчи посмотрѣлъ на свои крупные золотые часы.
— Такъ, — сказалъ онъ. — Но…
Домашній врачъ замолкъ почтительно на серединѣ рѣчи.
— Опредѣлить, какъ вы знаете, начало туберкулезнаго процесса мы не можемъ; до появленія кавернъ нѣтъ ничего опредѣленнаго. Но подозрѣвать мы можемъ. И указанія есть: дурное питаніе, нервное возбужденіе и пръ. Вопросъ стоитъ такъ: при подозрѣніи туберкулезнаго процесса что нужно сдѣлать, чтобы поддержать питаніе?
— Но вѣдь вы знаете, тутъ всегда скрываются нравственныя, духовныя причины, — съ тонкою улыбкой позволилъ себѣ вставить домашній докторъ.
— Да, это само собой разумѣется, — отвѣчалъ знаменитый докторъ, опять взглянувъ на часы. — Виноватъ, что поставленъ ли Яузскій мостъ, или надо все еще кругомъ объѣзжать? — спросилъ онъ. — А! поставленъ. Да, ну такъ я въ двадцать минутъ могу быть. Такъ мы говорили, что вопросъ такъ поставленъ: поддержать питаніе и исправить нервы. Одно въ связи съ другимъ, надо дѣйствовать на обѣ стороны круга.
— Но поѣздка за границу? — спросилъ домашній докторъ.
— Я врагъ поѣздокъ за границу. И изволите видѣть: если есть начало туберкулезнаго процесса, чего мы знать не можемъ, то поѣздка за границу не поможетъ. Необходимо такое средство, которое бы поддерживало питаніе и не вредило.
И знаменитый докторъ изложилъ свой планъ лѣченія водами Соденскими, при назначеніи которыхъ главная цѣль очевидно состояла въ томъ, что онѣ повредить не могутъ.
Домашній докторъ внимательно и почтительно выслушалъ.
— Но въ пользу поѣздки за границу я бы выставилъ перемѣну привычекъ, удаленіе отъ условій, вызывающихъ воспоминанія. И потомъ… Матери хочется, — сказалъ онъ.
— А! Ну, въ этомъ случаѣ что жъ, пускай ѣдутъ, только повредятъ эти нѣмецкіе шарлатаны… Надо, чтобы слушались… Ну, такъ пускай ѣдутъ.
Онъ опять взглянулъ на часы.
— О! уже пора, — и пошелъ къ двери.
Знаменитый докторъ объявилъ княгинѣ (чувство приличія подсказало это), что ему нужно видѣть еще разъ больную.
— Какъ! еще разъ осматривать! — съ ужасомъ воскликнула мать.
— О нѣтъ, мнѣ нѣкоторыя подробности, княгиня.
— Милости просимъ.
И мать, сопутствуемая докторомъ, вошла въ гостиную къ Кити. Исхудавшая и румяная, съ особеннымъ блескомъ въ глазахъ вслѣдствіе перенесеннаго стыда, Кити стояла посреди комнаты. Когда докторъ вошелъ, она вспыхнула, и глаза ея наполнились слезами. Вся ея болѣзнь и лѣченіе представились ей такою глупою, даже смѣшною вещью! Лѣченіе ея представлялось ей столь же смѣшнымъ, какъ составленіе кусковъ разбитой вазы. Сердце ея было разбито. Что же они хотятъ лѣчить ее пилюлями и порошками? Но нельзя было оскорблять мать, тѣмъ болѣе что мать считала себя виноватою.
— Потрудитесь присѣсть, княжна, — сказалъ знаменитый докторъ.
Онъ съ улыбкой сѣлъ противъ нея, взялъ пульсъ и опять сталъ дѣлать скучные вопросы. Она отвѣчала ему и вдругъ, разсердившись, встала.
— Извините меня, докторъ, но это, право, ни къ чему не поведетъ. Вы у меня по три раза то же самое спрашиваете.
Знаменитый докторъ не обидѣлся.
— Болѣзненное раздраженіе, — сказалъ онъ княгинѣ, когда Кити вышла. — Впрочемъ, я кончилъ…
И докторъ передъ княгиней, какъ передъ исключительно умной женщиной, научно опредѣлилъ положеніе княжны и заключилъ наставленіемъ о томъ, какъ пить тѣ воды, которыя были не нужны. На вопросъ — ѣхать ли за границу? — докторъ углубился въ размышленія, какъ бы разрѣшая трудный вопросъ. Рѣшеніе наконецъ было изложено: ѣхать и не вѣрить шарлатанамъ, а во всемъ обращаться къ нему.
Какъ будто что-то веселое случилось послѣ отъѣзда доктора. Мать повеселѣла, вернувшись къ дочери, и Кити притворилась, что она повеселѣла. Ей часто, почти всегда, приходилось теперь притворяться.
— Право, я здорова, maman. Но если вы хотите ѣхать, поѣдемте, — сказала она и, стараясь показать, что интересуется предстоящею поѣздкой, стала говорить о приготовленіяхъ къ отъѣзду.