Анна Каренина (Толстой)/Часть I/Глава XII/ДО
| ← Часть I, глава XI | Анна Каренина — Часть I, глава XII | Часть I, глава XIII → |
| Источникъ: Левъ Толстой. Анна Каренина. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. Н. Кушнеровъ и К°, 1903. — Т. I. — С. 59—63. |
Княжнѣ Кити Щербацкой было восемнадцать лѣтъ. Она выѣзжала первую зиму. Успѣхи ее въ свѣтѣ были больше, чѣмъ обѣихъ ея старшихъ сестеръ, и больше, чѣмъ даже ожидала княгиня. Мало того, что юноши, танцующіе на московскихъ балахъ, почти всѣ были влюблены въ Кити, уже въ первую зиму представились двѣ серьезныя партіи: Левинъ и тотчасъ же послѣ его отъѣзда графъ Вронскій.
Появленіе Левина въ началѣ зимы, его частыя посѣщенія и явная любовь къ Кити были поводомъ къ первымъ серьезнымъ разговорамъ между родителями Кити о ея будущности и къ спорамъ между княземъ и княгинею. Князь былъ на сторонѣ Левина, говорилъ, что онъ ничего не желаетъ лучшаго для Кити. Княгиня же, со свойственною женщинамъ привычкой обходить вопросъ, говорила, что Кити слишкомъ молода, что Левинъ ничѣмъ не показываетъ, что имѣетъ серьезныя намѣренія, что Кити не имѣетъ къ нему привязанности и другіе доводы; но не говорила главнаго — того, что она ждетъ лучшей партіи для дочери, и что Левинъ не симпатиченъ ей, и что она не понимаетъ его. Когда же Левинъ внезапно уѣхалъ, княгиня была рада и съ торжествомъ говорила мужу: „видишь, я была права“. Когда же появился Вронскій, она еще болѣе была рада, утвердившись въ своемъ мнѣніи, что Кити должна сдѣлать не просто хорошую, но блестящую партію.
Для матери не могло быть никакого сравненія между Вронскимъ и Левинымъ. Матери не нравились въ Левинѣ и его странныя и рѣзкія сужденія, и его неловкость въ свѣтѣ, основанная, какъ она полагала, на гордости, и его, по ея понятіямъ, дикая какая-то жизнь въ деревнѣ съ занятіями скотиной и мужиками; не нравилось очень и то, что онъ, влюбленный въ ея дочь, ѣздилъ въ домъ полтора мѣсяца, чего-то какъ будто ждалъ, высматривалъ, какъ будто боялся, не велика ли будетъ честь, если онъ сдѣлаетъ предложеніе, и не понималъ, что, ѣздя въ домъ, гдѣ дѣвушка невѣста, надо было объясниться. И вдругъ, не объяснившись, уѣхалъ. „Хорошо, что онъ такъ непривлекателенъ, что Кити не влюбилась въ него“, думала мать.
Вронскій удовлетворялъ всѣмъ желаніямъ матери: очень богатъ, уменъ, знатенъ, на пути блестящей, военно-придворной карьеры и обворожительный человѣкъ. Нельзя было ничего лучшаго желать.
Вронскій на балахъ явно ухаживалъ за Кити, танцовалъ съ нею и ѣздилъ въ домъ, стало быть, нельзя было сомнѣваться въ серьезности его намѣреній. Но, несмотря на то, мать всю эту зиму находилась въ страшномъ безпокойствѣ и волненіи.
Сама княгиня вышла замужъ тридцать лѣтъ тому назадъ по сватовству тетушки. Женихъ, о которомъ было все уже впередъ извѣстно, пріѣхалъ, увидалъ невѣсту, и его увидали; сваха-тетка узнала и передала взаимно произведенное впечатлѣніе; впечатлѣніе было хорошее; потомъ въ назначенный день было сдѣлано родителямъ и принято ожидаемое предложеніе. Все произошло очень легко и просто. По крайней мѣрѣ такъ казалось княгинѣ. Но на своихъ дочеряхъ она испытала, какъ не легко и не просто это, кажущееся обыкновеннымъ, дѣло — выдавать дочерей замужъ. Сколько страховъ было пережито, сколько мыслей передумано, сколько денегъ потрачено, сколько столкновеній съ мужемъ при выдачѣ замужъ старшихъ двухъ, Дарьи и Натальи! Теперь, при вывозѣ меньшой, переживались тѣ же страхи, тѣ же сомнѣнія и еще бо́льшія, чѣмъ изъ-за старшихъ, ссоры съ мужемъ. Старый князь, какъ и всѣ отцы, былъ особенно щепетиленъ насчетъ чести и чистоты своихъ дочерей; онъ былъ неблагоразумно ревнивъ къ дочерямъ, и особенно къ Кити, которая была его любимица, и на каждомъ шагу дѣлалъ сцены княгинѣ за то, что она компрометируетъ дочь. Княгиня привыкла къ этому еще съ первыми дочерьми, но теперь она чувствовала, что щепетильность князя имѣетъ больше основаній. Она видѣла, что въ послѣднее время многое измѣнилось въ пріемахъ общества, что обязанности матери стали еще труднѣе. Она видѣла, что сверстницы Кити составляли какія-то общества, отправлялись на какіе-то курсы, свободно обращались съ мужчинами, ѣздили однѣ по улицамъ, многія не присѣдали и, главное, были всѣ твердо увѣрены, что выбрать себѣ мужа есть ихъ дѣло, а не родителей. „Нынче ужъ такъ не выдаютъ замужъ, какъ прежде“, думали и говорили всѣ эти молодыя дѣвушки и всѣ даже старые люди. Но какъ же нынче выдаютъ замужъ, княгиня ни отъ кого не могла узнать. Французскій обычай — родителямъ рѣшать судьбу дѣтей — былъ не принятъ, осуждался. Англійскій обычай — совершенной свободы дѣвушки — былъ тоже не принятъ и невозможенъ въ русскомъ обществѣ. Русскій обычай сватовства считался чѣмъ-то безобразнымъ, надъ нимъ смѣялись всѣ и сама княгиня. Но какъ надо выходить и выдавать замужъ, никто не зналъ. Всѣ, съ кѣмъ княгинѣ случалось толковать объ этомъ, говорили ей одно: „помилуйте, въ наше время уже пора оставить эту старину. Вѣдь молодымъ людямъ въ бракъ вступать, а не родителямъ; стало быть, и надо оставить молодыхъ людей устраиваться, какъ они знаютъ“. Но хорошо было говорить такъ тѣмъ, у кого не было дочерей, а княгиня понимала, что при сближеніи дочь могла влюбиться и влюбиться въ того, кто не захочетъ жениться, или въ того, кто не годится въ мужья. И сколько бы ни внушали княгинѣ, что въ наше время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, она не могла вѣрить этому, какъ не могла бы вѣрить тому, что въ какое бы то ни было время для пятилѣтнихъ дѣтей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты. И потому княгиня безпокоилась съ Кити больше, чѣмъ со старшими дочерьми.
Теперь она боялась, чтобы Вронскій не ограничился однимъ ухаживаньемъ за ея дочерью. Она видѣла, что дочь уже влюблена въ него, но утѣшала себя тѣмъ, что онъ честный человѣкъ и потому не сдѣлаетъ этого. Но вмѣстѣ съ тѣмъ она знала, какъ съ нынѣшнею свободой обращенія легко вскружить голову дѣвушки и какъ вообще мужчины легко смотрятъ на эту вину. На прошлой недѣлѣ Кити разсказала матери своей разговоръ во время мазурки съ Вронскимъ. Разговоръ этотъ отчасти успокоилъ княгиню; но совершенно спокойною она не могла быть. Вронскій сказалъ Кити, что они, оба брата, такъ привыкли во всемъ подчиняться своей матери, что никогда не рѣшаются предпринять что-нибудь важное, не посовѣтовавшись съ нею. „И теперь я жду, какъ особеннаго счастія, пріѣзда матушки изъ Петербурга“, сказалъ онъ.
Кити разсказала это, не придавая никакого значенія этимъ словамъ. Но мать поняла это иначе. Она знала, что старуху ждутъ со дня на день, знала, что старуха будетъ рада выбору сына, и ей странно было, что онъ, боясь оскорбить мать, не дѣлаетъ предложенія; однако ей такъ хотѣлось и самаго брака и болѣе всего успокоенія отъ своихъ тревогъ, что она вѣрила этому. Какъ ни горько было теперь княгинѣ видѣть несчастіе старшей дочери Долли, сбиравшейся оставить мужа, волненіе о рѣшавшейся судьбѣ меньшой дочери поглощало всѣ ея чувства. Нынѣшній день съ появленіемъ Левина прибавилось еще новое безпокойство: она боялась, чтобы дочь, имѣвшая, какъ ей казалось, одно время чувство къ Левину, изъ излишней честности не отказала бы Вронскому и вообще чтобы пріѣздъ Левина не запуталъ, не задержалъ дѣла, столь близкаго къ окончанію.
— Что онъ, давно ли пріѣхалъ? — сказала княгиня про Левина, когда они вернулись домой.
— Нынче, maman.
— Я одно хочу сказать… — начала княгиня, и по серьезно-оживленному лицу ее Кити угадала, о чемъ будетъ рѣчь.
— Мама, — сказала она, вспыхнувъ и быстро поворачиваясь къ ней, — пожалуйста, пожалуйста, не говорите ничего про это. Я знаю, я все знаю.
Она желала того же, чего желала и мать, но мотивы желанія матери оскорбляли ее.
— Я только хочу сказать, что, подавъ надежду одному…
— Мама, голубчикъ, ради Бога не говорите. Такъ страшно говорить про это.
— Не буду, — сказала мать, увидавъ слезы на глазахъ дочери; — но одно, моя душа: ты мнѣ обѣщала, что у тебя не будетъ отъ меня тайны. Не будетъ?
— Никогда, мама, никакой, — отвѣчала Кити, покраснѣвъ и взглянувъ прямо въ лицо матери. — Но мнѣ нечего говорить теперь. Я… я… если бы хотѣла, я не знаю, что сказать и какъ… я не знаю…
„Нѣтъ, неправду не можетъ она сказать съ этими глазами“, подумала мать, улыбаясь на ея волненіе и счастіе. Княгиня улыбалась тому, какъ огромно и значительно кажется ей, бѣдняжкѣ, то, что происходитъ теперь въ ея душѣ.