Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 3/III/ДО

[121]
III.
Переписка должностныхъ лицъ и учрежденій по почтовому дѣлу. — Энергичное участіе въ ней кн. Д. С. Великого - Гагина. — Предметъ переписки Пскова, Новгорода и Москвы — поведеніе почтарей Новгородской и Псковской дороги. — Переписка Москвы со Смоленскомъ (кн. И. Б. Репнинъ) по поводу прибытія первыхъ заграничныхъ почтъ.

Заведеніе новаго учрежденія на такомъ дальнемъ разстояніи должно было сопровождаться, конечно, широкой перепиской между административными учрежденіями и должностными лицами. Эта переписка вводитъ насъ въ самую жизнь тогдашней почты и открываетъ передъ нами рядъ картинокъ тогдашняго быта и нравовъ, отношеній и взглядовъ. Поэтому ознакомленіе съ нею не лишено высокаго интереса.

Наиболѣе полно сохранилась переписка кн. Д. С. Великого-Гагина, Новгородскихъ воеводъ и кн. И. Б. Репнина (Смоленскаго воеводы), главнымъ образомъ — съ Московскими приказами.

Мы уже видѣли, что кн. Д. С. Великого-Гагинъ былъ первымъ должностнымъ лицомъ, которому пришлось узнать о новомъ учрежденіи и принять участіе въ его постановкѣ. Онъ встрѣтилъ Леонтія Марселиса, когда тотъ ѣхалъ въ Курляндію, еще не будучи увѣренъ въ томъ, что ему придется стать во главѣ почтоваго дѣла. 20 августа 1668 года онъ получилъ письмо отъ [122]Ордина-Нащокина съ первыми инструкцiями относительно учреждаемой почты. Ему же пришлось распорядиться о первыхъ выборахъ ямщиковъ во Псковѣ, Загорьѣ, Печорскомъ монастырѣ. Онъ же, кн. Великого-Гагинъ, ведетъ оживленную переписку съ Новгородскимъ воеводою, кн. Д. А. Долгоруковымъ, и его преемниками. Вотъ что писалъ ему кн. Долгоруковъ въ началѣ сентября 1668 года.

„Господамъ князю Данилу Степановичу, Ларіону Провичу, Минѣ Ивановичу — Дмитрей Долгоруково, Дмитрей Шубинъ, Иванъ Рубцовъ челомъ бьютъ. Въ нынѣшнемъ, господа, во 177 году сентября въ 5 д. пріѣхалъ въ Вел. Новгородъ на Мшаскихъ подводахъ Загорской ямщикъ Матюшка Ивановъ и привезъ за сургучомъ въ мѣшкѣ письма, и тѣ письма у него, Матюшки, въ Вел. Новѣгородѣ взяты, а (изъ) Вел. Новагорода онъ, Матюшка, отпущенъ къ вамъ во Псковъ; а сказалъ, что прогоновъ Мшаского яму ямщикомъ не далъ, потому что де ему изо Пскова прогоновъ не дано, и Мшаскаго яму ямщики затѣмъ давать (подводъ) не хотятъ (и вамъ впредь о прогонахъ учинить по государеву указу)[1].

Подъ вліяніемъ этого письма кн. В.-Гагинъ возбудилъ первые вопросы, связанные съ учрежденіемъ почты и недостаточно внимательно разработанные учредителями. 15 сентября онъ пишетъ въ письмѣ государю слѣдующее[2].

Сообщивъ, что всѣ указы в. г-ря, распоряженія бояр. Ордина-Нащокина и просьбы Л. Марселиса имъ выполнены, В.-Гагинъ доноситъ, что пріемъ и отпускъ почты во Псковъ онъ поручилъ переводчику Ефиму Фентурову. При этомъ онъ задаетъ весьма важный вопросъ: изъ какихъ суммъ уплачивать прогоны почтарямъ — изъ казны ли царской, или изъ сборовъ съ писемъ, которые [123]будетъ дѣлать вышеупомянутый переводчикъ, а можетъ быть и вовсе не платить? Проситъ также указать, въ какой мѣрѣ нужно исполнять статьи, составленныя Марселисомъ, списокъ съ которыхъ онъ препровождаетъ одновременно съ этимъ письмомъ.

Изъ Москвы было послано подтвержденіе всего сдѣланнаго по организаціи почты, и Марселисъ представилъ В.-Гагину новыя статьи, содержаніе которыхъ разсказано нами выше. Что же касается уплаты прогоновъ, то отвѣта на это настоящаго дано, повидимому, не было, потому что отвѣтное письмо В.-Гагина кн. Долгорукову отличается нѣкоторою неопредѣленностью выраженій: „по нынѣшнему, господа, уставу, уставная почта гоняетъ безъ прогоновъ отъ Свейскаго рубежа до Пскова, а отъ Пскова до Новгорода и о томъ объ указѣ мы писали в. г-рю“ и больше ничего[3].

Но на этомъ переписка Псковскаго воеводы съ Москвою не закончилась. 13 апрѣля 1669 г. Печорскій архимандритъ Паисій обратился къ В.-Гагину съ жалобой на зарубежныхъ почтарей. Дѣло въ томъ, что зарубежные почтари, пріѣзжая на границу и не заставая тамъ въ условный моментъ Печорскаго гонца, безъ церемоніи бросаютъ сумки крестьянамъ деревни Меузицы и уѣзжаютъ, не дожидаясь Московскихъ писемъ. Вслѣдствіе этого, Печорскому почтарю приходится съ привезенными письмами ѣхать обратно и везти ихъ вторично черезъ недѣлю. По поводу этой жалобы В.-Гагинъ распорядился произвести слѣдствіе, почему Псковскіе почтари не привозятъ своевременно писемъ въ Печоры. Переводчикъ Ефимъ Фентуровъ заявилъ, что у него не дѣлается ни малѣйшей задержки Московскимъ письмамъ, но письма эти запаздываютъ на пути въ Загорье, приходя туда не только не въ срокъ, но даже спустя 1, 2 [124]и 3 дня послѣ срока. Очевидно, по мнѣнію переводчика, задержка происходитъ въ Новгородѣ. Результаты своего разслѣдованія кн. В.-Гагинъ сообщилъ въ Москву[4].

4 мая послѣдовалъ указъ — произвести въ Новгородѣ соотвѣтствующее разслѣдованiе и наказать виновныхъ въ запозданіи ямщиковъ. Грамота, посланная того-же числа въ Новгородъ съ такимъ приказаніемъ, прибавляетъ также, чтобы въ Новгородѣ и его уѣздѣ по всѣмъ ямамъ было сдѣлано ямщикамъ напоминаніе, что за медленность перевозки почты они будутъ подвергаться жестокимъ наказаніямъ. Новгородскiй воевода, кн. Долгоруковъ, получивъ царскую грамоту, взялся энергично за дѣло разслѣдованія: въ тотъ же день, когда грамота прибыла (12 мая), послѣдовала его резолюція: „учинить по сему в. г-ря указу и по грамотѣ вскорѣ, не мотчавъ“. Въ дѣлахъ Госуд. Архива сохранилось все разслѣдованіе этого дѣла[5]. Изъ этихъ документовъ можно наблюдать всѣ подробности относительно сроковъ, въ которые получалась и отпускалась почта на всѣхъ ямахъ Новгородской дороги.

Новгородскіе ямщики на допросѣ сказали, что до апрѣля почта всегда приходила въ Новгородъ въ опредѣленные дни. 28 апрѣля, во вторникъ, Московскія письма пришли вечеромъ, а изъ Новгорода переводчикъ отпустилъ ихъ во Псковъ въ среду въ другомъ часу, а послѣ того письма привозили въ понедѣльникъ поутру, а изъ Новгорода отпускали въ тотъ же день вечеромъ. Получивъ письма отъ переводчика, они никогда не медлятъ; мотчаніе чинится на Московской дорогѣ.

14 мая подъячій Новгородской Приказной избы, Олуферъ Манкошевъ, отправленъ былъ для разслѣдованiя дѣла на Московско-Новгородскую дорогу. Вотъ къ чему сводятся показанія ямщиковъ отдѣльныхъ ямовъ: [125]

1) изъ Торжка почта приходила на Вышневолоцкій ямъ до апрѣля - въ пятницу, на субботу ночью, въ субботу утромъ рано; въ апрѣлѣ — въ ночь на воскресенье. Многажды приходили почтари изъ Торжка пѣшкомъ.

2) Вышневолоцкіе ямщики привозили почту на Хотѣловскій ямъ до апрѣля въ пятницу и въ субботу съ утра рано; въ апрѣлѣ, въ послѣднихъ числахъ, — въ субботу вечеромъ и въ ночь на воскресенье;

3) Хотѣловскіе ямщики привозили почту на Зимнегорскій ямъ до апрѣля въ пятницу вечеромъ, въ субботу и въ ночь на воскресенье; а послѣ и въ воскресенье ночью;

4) Зимнегорскіе ямщики привозили почту на Крестецкій ямъ по апрѣлъ — въ субботу, воскресенье, въ понедѣльникъ съ утра рано;

5) Крестецкіе ямщики привозили почту на Заечевскій ямъ по апрѣлъ — въ ночь на воскресенье, въ воскресенье и понедѣльникъ, а въ апрѣлѣ ко вторнику въ ночи и даже во вторникъ.

6) Заечевскіе ямщики привозили почту въ Бронницы по апрѣль въ воскресенье съ утра, и въ вечеру и въ понедѣльникъ, а въ апрѣлѣ во вторникъ съ утра и къ обѣду;

7) Бронницкіе ямщики пригоняли почту въ Новгородъ по апрѣль - на воскресенье въ ночь, въ воскресенье, къ понедѣльнику въ ночь и въ понедѣльникъ, а въ апрѣлѣ — и во вторникъ.

Кстати, наводились справки и о томъ, какъ почта идетъ обратно. Выводы изъ показаній ямщиковъ можно сдѣлать слѣдующіе:

1) изъ В. Новгорода ямщики пріѣзжали на Бронницкій ямъ съ Шведскими письмами — по апрѣль въ субботу рано, въ воскресенье и въ понедѣльникъ, а въ апрѣлѣкъ понедѣльнику въ ночи, въ понедѣльникъ и во вторникъ;

2) Бронницкіе ямщики на Заечевскій ямъ пригоняли почту въ тѣ-же дни; [126]

3) Заечевскіе ямщики пригоняли почту на Крестецкій ямъ по апрѣль — въ субботу, въ воскресенье рано и въ понедѣльникъ; а въ апрѣлѣ — въ понедѣльникъ и во вторникъ поздно;

4) Крестецкіе ямщики пригоняли почту на Зимне-горскій ямъ по апрѣль — въ субботу, въ воскресенье, на понедѣльникъ въ ночь и въ понедѣльникъ, а въ апрѣлѣ, въ послѣднихъ числахъ — въ понедѣльникъ, вторникъ и среду;

5) Зимнегорскіе ямщики пригоняли почту въ Хотѣлово (мѣсяцъ не указанъ), въ воскресенье вечеромъ, въ понедѣльникъ, въ ночь подъ вторникъ, во вторникъ съ утра, и въ среду, и въ четвергъ.

6) Хотѣловскіе ямщики пригоняли почту въ Вышній Волочокъ по апрѣль — въ воскресенье и понедѣльникъ, а въ послѣднихъ числахъ апрѣля и въ первыхъ числахъ мая — въ понедѣльникъ, вторникъ, среду и четвергъ.

Не будемъ удивляться крайней неправильности хода почтъ. Помимо неаккуратности ямщиковъ, былъ цѣлый рядъ особенностей страны, климата, устройства поверхности, состоянія дорогъ и пр., которые дѣлали невозможнымъ регулярное обращеніе почтъ. Обратимъ вниманіе хотя-бы на ту роль, которую играетъ апрѣль мѣсяцъ, время весенняго половодья и повсемѣстной распутицы, въ вышеприведенныхъ показаніяхъ о ходѣ почтъ; съ другими условіями пути намъ еще придется встрѣтиться. Результаты слѣдствія, произведеннаго въ данномъ случаѣ, намъ неизвѣстны; но впослѣдствіи пришлось таки правительству прибѣгнуть къ суровымъ мѣрамъ по отношенію къ неаккуратнымъ ямщикамъ.

Въ тѣхъ же документахъ Госуд. Архива хранится и послѣдующая переписка Новгородскихъ и Псковскихъ воеводъ по почтовому дѣлу. Разскажемъ нѣкоторые случаи, о которыхъ мы узнаемъ изъ этой переписки.

4 января 1670 года переводчикъ Ефимъ Фентуровъ явился въ Псковскую Съѣзжую избу и доложилъ кн. [127]Великого-Гагину слѣдующее: въ росписи, посланной 21 декабря 1669 г. Петромъ Марселисомъ изъ Москвы, написано, что съ почтою къ Свѣйскому рубежу послано 2 запечатанныхъ сумки и рогожный кулекъ запечатанный. Этотъ кулекъ сначала значится въ подорожной у ямщиковъ, а начиная съ Хотѣловскаго яму — его уже не значится, равно какъ не записано, кто такое ямщикъ Васька Никитинъ, привезшій почту въ Хотѣлово, — рядовой ямщикъ или выборной почтарь? Во Псковъ прибыли только сумы, а кулька нѣтъ. Точно также въ росписи Петра Марселиса отъ 28 дек. написано, что отпущено съ Москвы 2 сумки и кулекъ со шлеею, крышкою и уздою, набиранъ ужиками; этотъ кулекъ значится въ подорожныхъ только до Крестецкаго яму, а затѣмъ также исчезаетъ, и во Псковъ пришли однѣ сумки. Этотъ извѣтъ Фентурова В.-Гагинъ изложилъ въ письмѣ къ кн. Д. А. Долгоруково и просилъ его произвести разслѣдованіе. Долгоруковъ послалъ на Московскую дорогу подъячаго Степана Дружинина и этому послѣднему удалось установить, что оба кулька благополучно дошли до Новгорода и были вручены переводчику Якову Ив. Гитнеру. Переводчикъ былъ допрошенъ, и дѣло объяснилось очень просто. Оба кулька, одинъ — со шлеею, а другой съ „кафтаномъ русачьимъ подъ стаметомъ“ посланы были изъ Москвы полковникомъ Николаемъ Балкомъ ему, Гитнеру, почему и остались въ Новгородѣ. Столь просто рѣшившееся дѣло, вслѣдствіе невнимательнаго отношенія передатчиковъ, потребовало особой переписки, командировки и разслѣдованія, на что ушло времени почти мѣсяцъ.

14 октября 1670 года тотъ же Ефимъ Фентуровъ донесъ кн. Великого-Гагину слѣдующее. Загорскіе выборные почтари сообщили ему, Фентурову, что Мшаскіе ямщики гоняютъ безъ выбору, по очереди и безъ проводниковъ; а 12 окт. Мшаскій ямщикъ пришелъ съ сумками со Мшаги къ Загорью пѣшъ, и сказалъ, будто [128]лошадь у него пристала, а за сколько верстъ — сказать не могъ. Кн. В.-Гагинъ написалъ объ этомъ письмо новому Новг. воеводѣ, Мих. Ив. Морозову, прося его сказать Мшаскимъ ямщикамъ указъ государевъ. Морозовъ послалъ „память“ на Мшаскій ямъ. Но на этомъ яму все время было неладно, и переписка о немъ продолжалась.

Переводчикъ Гитнеръ писалъ Фентурову, что между Новгородомъ и Мшагою дворцовые мужики, живущіе у перевозовъ на р. Веряжѣ, Чернѣ и Суминѣ, не хотятъ перевозить іючтарей съ сумами. Съ одного почтаря они взяли полтину, съ другого — 2 алтына, да при этомъ еще грозятъ почтарямъ смертнымъ убійствомъ. Фентуровъ донесъ объ этомъ В.-Гагину, а этотъ послѣдній написалъ Морозову (въ нач. декабря 1670 г.). Любопытно, что Новгородскій переводчикъ дѣйствуетъ на своего воеводу такимъ окольнымъ путемъ!

Морозовъ поручилъ это дѣло для разслѣдованія путному ключнику Парѳенью Пятого да дьяку Ивану Ярославцеву. Опять, повидимому, ничего „путнаго“ не вышло. Дожили до большой непріятности.

9 февраля 1671 года изъ Риги было послано въ сумѣ въ Москву 99 золотыхъ. Когда сума дошла до Москвы, то оказалось, что хотя Рижская печать цѣла, но ремень, которымъ сума завязана, такъ „простъ“, что „мочно пройти тремя перстамъ“ и всѣ золотые оказались исчезнувшими. 7 марта Петръ Марселисъ написалъ объ этомъ Фентурову, а тотъ, какъ водится, доложилъ В.-Гагину. В.-Гагинъ счелъ за нужное опять обратиться къ Морозову съ напоминаніемъ, что на Мшагѣ выборныхъ почтарей нѣтъ, и къ присягѣ никто не приведенъ, и гоняютъ поочереди, чья череда дойдетъ, безъ выбору и безъ проводниковъ, поручныхъ записей у нихъ нѣтъ, именъ своихъ въ проѣздныхъ они не пишутъ, часовъ пріѣзда не обозначаютъ „для своего плутства“. Морозовъ, получивъ это письмо, навелъ справки; оказалось, что выборные почтари на Мшагѣ есть, и къ вѣрѣ они [129]приведены. Какъ ни странно, но и послѣ смѣны воеводъ Мшаскій ямъ не пересталъ быть предметомъ переписки между Новгородомъ и Псковомъ.

6 сентября 1671 г. Фентуровъ донесъ новому Псковскому воеводѣ, Конст. Щербатово, что Мшаскіе ямщики часто гоняютъ безъ выбору, на Загорье пригоняютъ не къ сроку, а сверхъ указного сроку на другой день, и отъ этого Московскія сумки остаются во Псковѣ до другой недѣли. К. Щербатово написалъ объ этомъ новому Новг. воеводѣ, кн. Ив. Петр. Пронскому. Годъ спустя и Новгородскій переводчикъ Гитнеръ сталъ энергичнѣе проявлять свою дѣятельность[6]. Въ Новгородѣ уже не ждутъ напоминаній изъ Пскова.

22 сент. 1672 г. Яковъ Гитнеръ доложилъ кн. И. П. Пронскому, что гонецъ Мшаскаго яму, вмѣсто 1-го или 2-го часу дня 21 сент., прибылъ только въ 6 ч. дня 22 сентября, вслѣдствіе чего иисьма къ в. г-рю въ указной срокъ не поспѣютъ. Кн. Пронскій потребовалъ гонца Ларку Дементьева къ себѣ, и тотъ, на допросѣ, далъ слѣдующія свѣдѣнія о фактахъ, намъ уже знакомыхъ. Въ прошлыхъ недѣляхъ, говорилъ онъ, пригоняли съ почтовыми сумами съ Загорскаго яму на Мшаскій въ пятницу, а нынѣ почтарь пригналъ на Мшагу въ субботу въ 3 часу ночи, и онъ, Ларка, взявъ сумы, поѣхалъ въ Новгородъ. А на дорогѣ, на Струпеткѣ — стольника Степ. Оничкова, да на р. Соминѣ и на Черной — дворцовые крестьяне, да на р. Веряжѣ — крестьяне Клопскаго монастыря, не захотѣли его перевезти, а перевозовъ на тѣхъ рѣкахъ нѣтъ, и, пока онъ переправился, пришлось запоздать въ Новгородъ. Обо всемъ этомъ кн. Пронскій отписалъ самому государю.

12 октября подобный разсказанному случай снова имѣлъ мѣсто. [130]

Новгородскому воеводѣ приходилось внимательно слѣдить не только за западною, но и за восточною (къ Москвѣ) дорогою. Мы разсказывали уже выше о разслѣдованіи причинъ запаздыванія ямщиковъ Новгородской дороги и старались до нѣкоторой степени оправдать ихъ. Какъ разъ наши соображенія находятъ подтвержденіе въ челобитной ямщиковъ въ апрѣлѣ 1670 г. Вешнею водою между Крестецкимъ и Зимнегорскимъ ямами, возлѣ Яжелбицъ, запорнымъ лѣсомъ сломало одинъ мостъ, а другой мостъ, „гремячей“, оказался въ водѣ. Ямщики просили принять къ свѣдѣнію ихъ заявленіе, что „гонять стало мѣшкотно“.

Дождались ямщики бѣды. Въ сентябрѣ 1671 г. учинена была надо всѣми ими расправа: всѣхъ ихъ велѣно было бить батогами нещадно. Въ дѣлахъ Госуд. Архива есть и грамота царя кн. Пронскому по этому поводу, и память подъячему, посланному для арестованія выборныхъ ямщиковъ всѣхъ ямовъ и привоза ихъ въ Новгородъ на экзекуцію, и отписка кн. Пронскаго царю и цѣлый рядъ новыхъ выборныхъ записей. Исполняя царскій указъ о выборахъ, ямщики Московской дороги просили, чтобы имъ разрѣшено было гонять всѣмъ, а не только выборнымъ; это было позволено (4 окт. 1671 г.). Но годъ спустя (извѣтъ Гитнера 7 окт. 1672 г.) они уже опять оказались неаккуратными.


Изъ переписки по Виленской почтѣ познакомимся съ перепискою Смоленскаго воеводы, кн. И. Б. Репнина съ Москвою. Этотъ воевода не обнаружилъ такой понятливости и энергіи, какъ В.—Гагинъ, и въ его отпискахъ встрѣчаются наивности, доходящія иногда до смѣшного.

19 февраля 1669 г., когда еще оффиціальнаго установленія Виленской почты не было, поручикъ рейтарскаго строю, Елизарій Жуковъ, въ с. Мигновичахъ [131]получилъ изъ Литовскаго мѣстечка, Кадина, отъ урядника Александра Венславскаго кожаную сумку съ рогомъ; въ сумкѣ были запечатаны какія-то письма; сверхъ того три листа особо были запечатаны сургучомъ. Гонецъ сказалъ Жукову, что все это надо отправить въ Москву. Елизарій Жуковъ отправилъ все это въ Смоленскъ. Тамъ изумились: кто прислалъ эту сумку? Что за письма въ ней? Зачѣмъ при ней рогъ? Не смѣя задерживать посылки, Смоленскій воевода распорядился сумку и листы отправить въ Москву, въ Посольскій приказъ, а рогъ послать не рѣшился, думая, очевидно, что это какое-нибудь недоразумѣніе или насмѣшка; тѣмъ временемъ Елизарью Жукову Репнинъ послалъ приказъ — увидѣться съ Кадинскимъ урядникомъ и разспросить его, что все это значитъ[7].

Изъ Москвы прислали кн. Репнину извѣстіе, что учреждается почта, и изложили подробно тѣ самыя правила, съ которыми мы познакомились выше. Но, пока это разъясненіе было получено, кн. Репнинъ получилъ разъясненіе отъ Жукова, а тѣмъ временемъ была получена уже и вторая почта. 27 февраля Жуковъ писалъ, что онъ видѣлся съ Кадинскимъ подстаростою, Варѳоломеемъ Платковскимъ, и тотъ сказалъ ему, что сумка съ письмами за печатью прислана изъ Вильны отъ канцлера; рогъ къ ней привязанъ для того, чтобы всѣ встрѣчные знали, что гонецъ везетъ почту; когда почта возвратится съ этимъ рогомъ, то ее всѣ будутъ узнавать по этому признаку[8]. Посылая это разъясненіе [132]Репнину, Жуковъ прислалъ также въ тотъ же день полученныя имъ письма въ портеномъ мѣшкѣ и листъ, запечатанный сургучомъ, присланные опять безъ указанія, отъ кого они. Обо всемъ этомъ кн. Репнинъ немедленно написалъ въ Москву, препровождая новую почту. 7 марта, когда все это было уже въ Москвѣ, послано уже было Смоленскому воеводѣ вышеупомянутое сообщеніе объ учрежденіи почты.


──────────
  1. Госуд. Архивъ, Разрядъ XXVII, дѣло № 288.
  2. Т. II, № 9, стр. 12.
  3. Гос. Архивъ, Разрядъ XXVII, дѣло № 288. Письмо это было получено въ Новгородѣ 29 сентября.
  4. Т. II, № 18 (стр. 25—26).
  5. Разрядъ XXVII, дѣло № 288.
  6. Не по внушенію-ли со стороны новаго почтмейстера, Андрея Виніуса? Объ этомъ временномъ управленіи Виніуса см. ниже
  7. Т. II, № 12 (стр. 17—20). Эта растерянность лицъ, близкихъ къ дѣлу, тѣмъ болѣе удивляетъ насъ, что въ Смоленскѣ въ это время было лицо, которое предназначалось для завѣдыванія почтой и могло дать всѣ нужныя разъясненія (переводчикъ Христофоръ Синорацкой).
  8. Въ тогдашнихъ юридическихъ сочиненіяхъ (Романуса, 1664 г.) читаемъ: „Польза почтоваго рожка тройная: 1) если почтари трубятъ ночью передъ воротами, ихъ скорѣе впускаютъ; 2) рожкомъ легче извѣщать мѣстныхъ жителей, отъ которыхъ почтари собираютъ письма во время своихъ разъѣздовъ, и 3) если почтари ночью собьются съ пути, то отъ жалобной игры ихъ на рожкѣ начнутъ лаять собаки ближайшей деревни, — тогда по лаю собакъ они разыщутъ деревню и узнаютъ отъ ея жителей, гдѣ настоящая дорога“ (Почт.-Тел. Журн. 1899, іюль, 803). У насъ въ Россіи рогъ не привился (не потому ли, что напоминалъ о дьяволѣ?). Иностранцы свидѣтельствуютъ, что русскіе ямщики, подъѣзжая къ яму, громко свистали и на такой свистъ изъ двора тотчасъ же выводили свѣжихъ лошадей (г. Соколовъ, С.-Петербургская почта, 62). Даже полвѣка спустя одинъ почталіонъ отравился, когда его принуждали учиться трубить въ рогъ (Weber, Das veränderte Russland).