20 месяцев в действующей армии (1877—1878). Том 2 (Крестовский 1879)/73/ДО

[326]

73
Паденіе Плевны
Бой за Видомъ, 28-го ноября.
Куда долженъ былъ пробиваться Османъ. — Прекращеніе турецкаго огня. — Показаніе перебѣжчика и экспедиція особыхъ секретовъ. — Распоряженія генерала Тотлебена. — Ночныя донесенія на слухь съ нашихъ аванпостовъ у Вида. — Что обнаружилось на разсвѣтѣ. — Первый огонь. — Сигнальная ракета и бой тревоги на гренадерскихъ линіяхъ. — Первыя распоряженія генерала Данилова. — Наступленіе турокъ и его исключительный характеръ. — Османъ-паша. — Атаки на Сибирскій полкъ и окопы № 3 и № 4. — Восемь нашихъ орудій въ рукахъ турокъ. — Малороссійцы выручаютъ. — Слова геперала Ганецкаго, обращенныя къ астраханскимъ гренадерамъ. — Генералъ Ганецкій въ боевой линіи. — Прибытіе 2-й бригады 2-й гренадерской дивизіи. — Наша атака и ея трофеи. — Отступленіе турокъ. — Османъ-паша раненъ. — Картина отступленія. — Артиллерія полковника Щеголева. — Бѣлый флагъ и присылка парламентеровъ. — Записка къ Осману-пашѣ. — Побѣдное «ура!»
Боготъ, ночь съ 28-го на 29-е ноября.

Плевна пала, Османъ-паша и вся его армія въ плѣну — вотъ событіе, предъ которымъ совершенно стушевалось пока все остальное: и Шипка, и Елена, и дѣйствія противъ Араба-конака.

Едва ли можно ошибиться, назвавъ это событіе «началомъ конца» нашей войны съ Турціею. Но для главной квартиры [327]оно не было неожиданностію: здѣсь приблизительно знали, что состояніе продовольственной части не позволитъ Осману держаться въ Плевнѣ далѣе 2-го или — maximum 4-го декабря. Весь вопросъ былъ въ томъ: сдастся ли плевненская армія просто, или же сдѣлаетъ попытку пробиться, и если будетъ пробиваться, то куда — на Ловчу (Скобелевъ), или на Виддинъ (Ганецкій)? Послѣднее направленіе казалось болѣе вѣроятнымъ, потому что завидское пространство въ районѣ обоихъ Митропольевъ считалось у насъ нѣсколько слабѣе остальныхъ позицій, гдѣ естественную помощь нашимъ войскамъ, уже помимо искусственныхъ укрѣпленій, представляла самая природа. Но направленіе на Виддинъ, даже въ случаѣ удачнаго прорыва, само по себѣ не могло имѣть никакого стратегически-важнаго значенія ни для насъ, ни для Османа, потому что, во-первыхъ, его армія, уже истощенная продолжительною блокадою, неизбѣжно встрѣчалась бы на пути съ нашими и румынскими войсками, занимающими съ одной стороны Врацу, съ другой — Рахово, Цибру и Ломъ-Паланку, да кромѣ того ее преслѣдовали бы по пятамъ наши главныя силы; во-вторыхъ, каждый шагъ къ Виддину отдалялъ бы Османа отъ Мехмета-Али, предполагавшаго двинуться изъ Софіи на выручку Плевны. Такимъ образомъ, удачный прорывъ, отдаляя нѣсколько лишь время и мѣсто сдачи, могъ бы поддержать только блескъ военной репутаціи самого Османа, но для Турціи не принесъ бы ни малѣйшей существенно стратегической выгоды. Надо однако сказать, что основываясь на тичномъ характерѣ и воинской стойкости Османа, общее мнѣніе у насъ склопялось къ тому, что онъ непремѣнно будетъ пробиваться, — и мы не ошиблись.

Вечеромъ 27-го ноября ружейный огонь изъ турецкихъ траншей, обыкновенно не прекращавшійся ни днемъ, ни ночью противъ позиціи генерала Скобелева, вдругъ прекратился. Проходитъ полчаса, проходитъ часъ и болѣе, а не слыхать ни одного выстрѣла, ни одна пуля не проноетъ надъ нагаими окопами. Что это значитъ?… Ужь не готовятся ли къ новой атакѣ?… Тишина у непріятеля невольно наводила на разныя сомнѣнія, хотя уже и были раныие нѣкоторыя свѣдѣнія, заставлявшія предполагать, что Османъ-паша намѣревается въ скоромъ времени покинуть Плевну. Въ это время является [328]турецкій перебѣжчикъ и заявляетъ, что турки покидаютъ Кришинскій редутъ. Желая убѣдиться въ справедливости этого показанія, Скобелевъ поручилъ генералу Шнитникову командировать особые секреты изъ охотниковъ, чтобы высмотрѣть чтб дѣлается у противника. Охотники отъ Коломенскаго и Ярославскаго полковъ тихонько отправились, заложивъ ружья за спину. Одна партія поползла къ траншеямъ на Зеленой горѣ, другая къ Кришинскому редуту. Подползаютъ коломенцы крадучись къ турецкой траншеѣ, прислушиваются — мертвая тишина… не слышно ни голоса людскаго, ни шаговъ, ни вообще какого-либо изъ тѣхъ случайныхъ звуковъ и шороховъ, которые всегда служатъ признакомъ хотя бы самаго осторожнаго, самаго сдержаннаго присутствія людей. Ползетъ секретъ далѣе на самый гребень траншеи, глянулъ за него по ту сторону — пусто! Соскочили наши во внутрь траншеи, прошли нѣсколько шаговъ, заглянули въ одну, другую, третью землянку — нигдѣ ни души. Очевидно, вся траншея была уже покинута. Ярославцы съ своей стороны подползли къ Кришинскому редуту. Тамъ — насколько можно судить на слухъ — люди еще копошатся, но уже покидаютъ укрѣпленіе; кажись, орудія увозятъ; слышны шаги и голоса по дорогѣ къ шоссе; немазанныя колеса гдѣ-то скрыпятъ; огней тоже не видать по всей линіи. Получивъ эти свѣдѣнія, генералъ Шнитниковъ немедленно послалъ части войскъ для занятія зеленогорскихъ и кришинскихъ укрѣпленій, о чемъ и донесъ генералу Скобелеву, который тотчасъ же извѣстилъ обо всемъ этомъ по телеграфу Великаго Князя Главнокомандующаго въ Боготѣ и генерала Тотлебена въ Тученицѣ[1]. Послѣдній не [329]замедлилъ сообщить тоже и генералу Ганецкому, командующему гренадерскимъ корпусомъ, и всѣмъ завидскимъ или «тыловымъ плевненскимъ» отрядамъ.

Генералъ Ганецкій, получивъ телеграмму изъ Тученицы, отдалъ распоряженіе по всему тыловому отряду — быть на-готовѣ.

Наши кавалерійскіе аванпосты окаймляли все передовое пространство завидской позиціи и часть изъ нихъ стояла не подалеку отъ самаго моста[2]. Ночь была такъ темна и туманна, что слѣдить глазомъ не представлялось ни малѣйшей возможности; тѣмъ не менѣе, сторожевые посты исполнили свою обязанность вполнѣ исправно: они слѣдили за непріятелемъ на слухъ, и замѣчательно, что по всей линіи нашихъ аванпостовъ въ эту ночь не было дано ни одного выстрѣла, хотя нѣкоторые посты приближались почти вплотную къ непріятелю; они не хотѣли безпокоить его преждевременною тревогой и только заботились о томъ, чтобы слушать какъ можно чутче и внимательнѣе. Время отъ времени они посылали донесенія къ генералу Ганецкому, и эти «донесенія на слухъ» сводились къ тому, что на непріятельскомъ берегу Вида, около моста, слышенъ скрыпъ громадныхъ обозовъ, что часть повозокъ спускается съ высотъ къ берегу и въ одномъ [330]мѣстѣ входитъ въ самую рѣку, но на противный берегъ не переправляется, а остается въ рѣкѣ; что вмѣстѣ съ тѣмъ слышенъ глухой шумъ отъ скопляющихся большихъ массъ людей и животныхъ, хотя огней нигдѣ не замѣтно. Генералъ Ганецкій высказывалъ полное удовольствіе по поводу этой прекрасной сторожевой дѣятельности нашихъ кавалеристовъ, и дѣйствительно: больше этого, при подобныхъ условіяхъ, невозможно требовать и ожидать ни отъ какой кавалеріи.

Поздній зимній разсвѣтъ и туманная мгла долго не позволяли разглядѣть, что́ дѣлается за мостомъ; но вотъ легкій морозецъ, покрывшій обильнымъ инеемъ всю землю, ослабилъ туманъ и вскорѣ слегка заалѣло небо на востокѣ. Тогда предъ сторожевыми нашими постами открылась широкая низина, лежащая между Опонецкими и Тернинскими высотами и выходящая къ Виду. Вся эта низина и всѣ склоны предмостныхъ возвышенностей покрыты были сплошными массами людей и обозовъ. Неподалеку отъ каменнаго моста оказался другой, устроенный изъ составленныхъ попарно повозокъ, поверхъ которыхъ наскоро накинута была досчатая и фашинная настилка. Теперь уже сдѣлалось ясно, что тутъ собрана вся армія Османа, и дѣйствительно, въ 7½ часовъ утра, быстро спускаясь съ высотъ, потянулись по обоимъ мостамъ на нашу сторону густыя массы турецкой пѣхоты. Онѣ выстраивались на нашей сторонѣ рѣки подъ прикрытіемъ длинной складки земли, что тянется вдоль берега. Туманъ, застилавшій низменность надъ рѣкою, также способствовалъ скрытности переправы. Въ это же время непріятельскія полевыя батареи, поставленныя на высотахъ близь каменнаго моста и ниже его, по теченію Вида, открыли огонь по нашей оборонительной линіи. Сторожевые наши посты медлепно стали отходить на линію своихъ окоповъ, пославъ предварительно въ Дольній Дубнякъ къ генералу Ганецкому извѣстіе о выступленіи непріятеля. Какъ только генералъ прочелъ донесеніе, тотчасъ же, какъ бѣлая игла, взвилась въ небо сигнальная ракета и по всему длинному и широкому пространству нашей тыловой позиціи барабаны зарокотали тревогу. Какъ на простыхъ мирныхъ маневрахъ, спѣшно, но безъ малѣйшей суеты становились гренадеры въ ружье и строплись поротно въ шеренги на линейкахъ предъ шалашами; [331]фельдфебели и «ротные» повѣряли своихъ людей и сводили ихъ въ батальоны. Не прошло и десяти минутъ, какъ все уже стояло на своихъ мѣстахъ, сплотившись въ столь же стройныя, сколько и грозныя колонны.

Но генералъ Ганецкій не сталъ дожидаться пока сберутся и построятся его батальоны: пяти минутъ не минуло еще съ того момента, какъ зашипѣла ракета я еще барабаны продолжали гремѣть по линіи, перенимая одинъ отъ другаго энергически быстрый бой «тревоги», а онъ, вскочивъ на коня, уже мчался въ карьеръ къ передовымъ траншеямъ, расположеннымъ въ разстояніи около трехъ верстъ отъ моста и занятымъ въ этотъ день, по очереди, Кіевскимъ и Сибирскимъ гренадерскими полками[3]. Между тѣмъ свиты Его Величества генералъ-маіоръ Даниловъ, командующій 3-ю гренадерскою дивизіею, еще при первыхъ артиллерійскихъ выстрѣлахъ противника, приказалъ Малороссійскому гренадерскому полку двигаться къ урочищу Копана Могила, а второй бригадѣ своей дивизіи послалъ сказать, чтобы шла скорѣй на позицію изъ Горняго Метрополья, вмѣстѣ съ 4-хъ-фунтовыми батареями; за тѣмъ, давъ время отступить нашей аванпостной цѣпи, онъ приказалъ открыть отвѣтный огонь съ позиціонной батареи № 3-го.

Турки бѣгомъ выстраивали свою боевую линію на обширной завидской равнинѣ и стремительно бросились въ наступленіе, не подумавъ даже о необходимости обстрѣлять предварительно артиллерійскимъ огнемъ нашу укрѣпленную позицію. Наступательное движеніе противника направлялось [332]противъ окоповъ 3-й гренадерской дивизіи. Впереди шла густая сплошная цѣпь, за нею — поддержки въ разомкнутомъ строю и, наконецъ, резервы, тоже въ тонкихъ линіяхъ. Артиллерія двигалась на высотѣ своей цѣпи, останавливаясь не болѣе какъ для одного выстрѣла и за тѣмъ, нагнавъ линію цѣпи, перегоняла ее на нѣсколько десятковъ саженей — ровно на столько, чтобы успѣть дать новый выстрѣлъ, пока цѣпь снова не поровняется съ нею. Надо отдать туркамъ полную справедливость: если наши гренадеры приготовлялись къ бою по тревогѣ, какъ на маневрахъ, то и турки, тоже какъ на маневрахъ, вели на нихъ безъ выстрѣла свою стремительную атаку. Нужды нѣтъ, что изъ нашихъ траншей осыпали ихъ пулями, что губительныя шрапнели цѣлыми десятками рвались надъ ихъ головами — они шли со склоненными штыками молча и только старались учащать быстрый темпъ своего шага. Какъ видно, практика сильныхъ ощущеній нашего артиллеріискаго огня, которымъ угощали мы ихъ безпрерывно въ теченіи почти двухъ мѣсяцевъ, не прошла для нихъ даромъ: они вполнѣ пріучились и къ пулямъ, и къ гранатамъ, и шли теперь на насъ, какъ одно изъ самыхъ боевыхъ, самыхъ закаленныхъ войскъ въ мірѣ. Идти около трехъ верстъ подъ мѣткимъ — и замѣтьте, не по-турецки, а подъ дѣйствительно мѣткимъ огнемъ, и идти безъ единаго ружейнаго выстрѣла со своей стороны — это чего нибудь да стоитъ!.. Атаку велъ самъ Османъ-паша, красовавшійся предъ своими войсками на прекрасномъ рыжемъ жеребцѣ, который былъ присланъ ему въ подарокъ отъ Султана. Едва прошли какія нибудь три четверти часа, какъ турки были уже передъ нашими траншеями, и только тутъ ихъ цѣпь открыла на ходу сильнѣйшій ружейный огонь. Съ одушевленными криками «алла» кинулись они въ штыки на окопы и въ промежутки ложементовъ, гдѣ въ одно мгновеніе смѣшались съ сибирцами. Бо́льшая часть нашихъ людей полегла въ штыковомъ бою; отступили къ Копаной Могилѣ только слабыя горсти, которыя были уже не въ силахъ держаться, и когда мы на другой день боя объѣзжали эти мѣста, то видѣли груды нашихъ и турокъ, застывшихъ вмѣстѣ въ предсмертной борьбѣ, словно бы въ братскихъ объятіяхъ. Овладѣвъ траншеею, турки бросились на нашу позиціонную земляную батарею № 3-го, гдѣ [333]стояли восемь 9-ти-фунтовыхъ орудій 2-й батареи 3-й гренадерской артиллерійской бригады. Бо́льшая часть прислуги была переколота. Долѣе прочихъ оборонялся артиллеристъ Карабановъ, который билъ враговъ своимъ банникомъ и, уложивъ имъ нѣсколько человѣкъ, вышелъ невредимо изъ неравной схватки. Два орудія прислуга успѣла свезти, а отъ остальныхъ унесла затворы. 3-й батареѣ 3-й гренадерской артиллерійской бригады, которая занимала окопъ № 4-го, непріятель угрожалъ обходомъ съ праваго фланга; она старалась держаться пока лишь была къ тому малѣйшая возможность, отстрѣливаясь картечью; но, за значительною убылью прислуги, вынуждена была наконецъ сняться, причемъ увезено только шесть орудій, такъ какъ подъ остальными двумя были перебиты всѣ лошади. Батарейный командиръ, полковникъ Квантенъ при этомъ тяжело раненъ.

Въ нѣсколько минутъ непріятель достигъ втораго ряда нашихъ траншей. Но здѣсь подоспѣлъ Малороссійскій гренадерскій графа Румянцева-Задунайскаго полкъ, который двинувшись въ промежутокъ окоповъ № 3-го и № 4-го, поддержалъ сибирцевъ, и тогда началось горячее стрѣлковое дѣло. Малороссійцы задержали пока дальнѣйшее наступленіе турокъ, но и сами понесли при этомъ большія потери. Достаточно сказать, что въ теченіи нѣсколькихъ минутъ у нихъ изъ строя выбыли три батальонныхъ и половина ротныхъ командировъ. Предвидя, что турки, притянувъ къ себѣ подкрѣпленія, могутъ возобновить атаку, генералъ Даниловъ послалъ 2-й бригадѣ своей дивизіи[4] приказаніе спѣшить на помощь, вмѣстѣ съ ея артиллеріею. Генералъ Ганецкій прибылъ къ кургану Копана Могила, когда сибирцы и малороссійцы изнемогали отъ усилій удержаться на позиціи. Желая какъ можно скорѣе притянуть сюда свѣжія силы, онъ поѣхалъ на встрѣчу приближавшимся астраханцамъ и, поздоровавшись съ людьми, обратился къ нимъ со словами:

— Братцы! восемь нашихъ орудій въ рукахъ у турокъ… Я требую, чтобы пушки были отняты обратно! [334]

— Отнимемъ, ваше превосходительство! громко отвѣтили ему гренадеры.

— Отнимите, братцы! На то вы и астраханцы! Помните, Чье имя вы носите!

Эти слова произвели свое впечатлѣніе. Астраханскій Наслѣдника Цесаревича полкъ быстрымъ, бойкимъ шагомъ и въ образцовой стройности двинулся впередъ, имѣя во главѣ своего командира полковника Крюкова и генерала Квитницкаго. Непосредственно за астраханцами, но нѣсколько правѣе ихъ, уступомъ, шелъ Фанагорійскій гренадерскій полкъ, также встрѣченный привѣтствіемъ своего корпуснаго командира.

Вскорѣ послѣ этого генералъ Ганецкій замѣтилъ, что турки видимо хотятъ пробиться къ Дунаю, потому что подъ прикрытіемъ своей атаки на наши ложементы спѣшно направляютъ на сѣверъ головы своихъ обозовъ. Понятно поэтому, что наибольшія усилія Османа были направлены на лѣвый флангъ сибирцевъ, который наконецъ и сталъ подаваться назадъ, послѣ упорнаго, но слишкомъ неравнаго боя. Были нѣкоторыя роты, которыя выводили изъ боя не болѣе какъ по пятнадцати человѣкъ, потерявъ всѣхъ офицеровъ. На помощь лѣвому флангу должна была подойдти 2-я бригада 3-й гренадерской дивизіи, но до ея прихода генералъ Лашкаревъ, находившійся тутъ съ 9-ю кавалерійскою дивизіею, выстроилъ свои полки въ боевой порядокъ и приготовился встрѣтить непріятеля въ случаѣ прорыва. Подъ Лашкаревымъ упала лошадь, пронзенная двумя пулями и въ то же время до пятнадцати коней и всадниковъ выбыли изъ строя. Турки между тѣмъ ломили на нашъ лѣвый флангъ, пока не наткнулись на 1-ю бригаду 5-й пѣхотной дивизіи, расположенную въ ложементахъ, идущихъ къ Виду подъ тупымъ угломъ отъ лѣваго фланга сибирцевъ. Полки этой бригады, Архангелогородскій и Вологодскій, подъ начальствомъ генералъ-маіора Рыкачева, приведенные сюда на смѣну румынъ дня за три до 28-го числа, неожиданно встрѣтили противника изъ-за окоповъ такимъ огнемъ, что турки съ разу оставили всякія дальнѣйшія покушенія противъ лѣваго фланга, но за то всѣ свои усилія сосредоточили противъ центра нашей позиціи. Генералъ Ганецкій все время разъѣзжалъ по войскамъ первой линіи и ободрялъ ихъ. [335]

— Кукурузники, не отступать! и не смѣй думать объ этомъ! съ веселымъ видомъ, грозя кулакомъ, кричалъ онъ нѣсколькимъ сибирскимъ ротамъ, предъ которыми въ одномъ мѣстѣ разстилалось кукурузное поле.

— Ваше превосходительство, патроновъ нѣтъ! Разстрѣляли уже всѣ патроны, — отвѣчали ему солдаты, показывая пустые подсумки.

— Ну, и наплевать, коли нѣтъ! Такіе молодцы и безъ патроновъ, однимъ штыкомъ турнутъ непріятеля, да и батарею свою назадъ отберутъ!

— Рады стараться, ваше превосходительство! Прикажите впередъ идти!

— Не торопись, братцы, будетъ время — прикажу! Не бойсь, на заду не останетесь! А патроны вотъ уже подвозятъ!

Между тѣмъ семь турецкихъ орудій приблизились къ намъ настолько, что гранаты ихъ летѣли черезъ обѣ линіи нашихъ окоповъ и лопались около резервовъ. Все это, въ соединеніи съ отчаянными усиліями непріятеля противъ центра, побудило Ганецкаго воспользоваться совѣтомъ генеральнаго штаба полковника Фрезе, чтобы притянуть къ Копаной Могилѣ 2-ю бригаду 2-й гренадерской дивизіи[5], для удара на противника въ его лѣвый флангъ. Эта бригада[6] въ то время уже двигалась отъ Дольняго Дубняка къ мѣсту боя, вмѣстѣ съ начальникомъ 2-й гренадерской дивизіи генералъ-лейтенантомъ Свѣчинымъ, къ которому Ганецкій отправилъ генеральнаго штаба капитана Волкова, съ порученіемъ указать означенной бригадѣ ея мѣсто въ боевой линіи и цѣль дѣйствій.

Между тѣмъ раненые у насъ все прибывали и прибывали: на носилкахъ, пѣшкомъ и ползкомъ тащились они кое-какъ къ перевязочному пункту, но не раздавалось въ средѣ ихъ ни громкаго стона, ни ропота. Всѣ они, отъ старшихъ офицеровъ до послѣдняго солдата, сознавали, что на этомъ полѣ идетъ теперь рѣшительное дѣло объ участи цѣлой войны, а тутъ уже не до личныхъ страданій того или другаго!.. [336]нихъ противника штыками, но и захватила три турецкія пушки.

Съ отбитіемъ траншей успѣхъ сраженія склонился на нашу сторону. Турки заколыхались и, поддерживая перестрѣлку, отбѣжали на разстояніе ближняго ружейнаго выстрѣла, откуда открыли частый огонь по нашимъ ложементамъ. Тутъ завязался ожесточенный стрѣлковый бой, которому вторила артиллерійская канонада. Наши орудія стрѣляли изъ-за окоповъ, а турецкія съ высоты мостовыхъ укрѣпленій и съ опонецкихъ редутовъ. Гранаты противника рвались среди нашихъ войскъ, и такимъ образомъ ружейная и артиллерійская пальба безъ умолку гремѣла по всей линіи войскъ нашихъ и турецкихъ. Въ это время подъ Османомъ-пашею была убита его рыжая лошадь и самъ онъ раненъ пулею въ лѣвую икру, на вылетъ. Преувеличенная молвою вѣсть о ранѣ и (благодаря паденію коня) даже о смерти Османа быстро пронеслась по рядамъ его арміи. И вотъ что́ значитъ подобная случайность тамъ, гдѣ все дѣло держится не на собственныхъ нравственно-боевыхъ качествахъ войска, а единственно лишь на волоскѣ личности и авторитета самого главнокомандующаго! Тѣ же самые батальоны, которые полчаса назадъ съ такою отчаянною рѣшимостію лѣзли на наши окопы и послѣ отбитаго штурма все еще осыпали насъ огнемъ съ совершенно открытаго поля — теперь, чуть лишь разнеслась между ними роковая вѣсть, шарахнулись назадъ, къ Виду, въ самомъ крайнемъ безпорядкѣ. Наши гренадеры, съ барабаннымъ боемъ, тотчасъ же по всей линіи перешли въ общее наступленіе. Турки съ каждой мипутой разстраивались все болѣе и болѣе, такъ что въ полдень вся плевненская армія бѣжала уже въ разбродъ отовсюду, сплошь заполнивъ собою всераздольное пространство открытаго и широкаго поля. Представьте себѣ нещадно разоренную муравьиную кучу, изъ которой миріады ея обитателей поползли вдругъ въ одномъ направленіи, обгоняя, переползая одинъ черезъ другаго и опрокидывая другъ друга, — вотъ только съ чѣмъ можно сравнить это единственное въ своемъ родѣ бѣгство. Люди, казавшіеся издали сѣрыми и синими точками, именно какъ муравьи двигались по равнинѣ и сплошными темными массами толпились у обоихъ мостовъ на Видѣ, а въ это время наши гранаты [337]то и дѣло разрывались посреди ихъ въ разныхъ направленіяхъ. Здѣсь полегло множество турокъ… Но хуже всего было имъ у Вида. Въ крайнеыъ безпорядкѣ кидались эти массы на мосты и прямо въ рѣку, сталкивая однѣ другихъ цѣлыыи кучами; несчастные раненые, военные обозы, орудія, зарядные ящики, обывательскія арбы съ имуществомъ и хозяевами стремглавъ летѣли въ воду, послѣ того какъ перила на каменномъ мосту обломались. Наконецъ, большая часть всего этого успѣла кое-какъ перебраться на тотъ берегъ, столпилась на шоссе въ полугорьѣ и поползла въ разныхъ направленіяхъ на глинистия вершины. Но множество турокъ оставалось еще около мостовъ и по нашу сторону Вида. Артиллерійская бригада[7] флигель-адъютанта полковника Щеголева, памятнаго всей Россіи еще съ прошлой восточной, войны по геройской оборонѣ Одессы, вынеслась далеко впередъ подъ гранатнымъ огнемъ турецкихъ редутовъ и сыпала картечью въ смятенныя толпы непріятеля. Генералъ Ганецкій счелъ умѣстнымъ даже пріостановить нѣсколько лихое наступленіе этой бригады, изъ опасенія, что если неравно турки вздумаютъ вдругъ воспользоваться ея черезчуръ изолированнымъ расположеніемъ и бросятся съ отчаянія на нее въ атаку, то орудія наши, пожалуй, и не успѣютъ уйдти, благодаря вязкой, разбухшей отъ дождей почвѣ.

Наконецъ, сквозь пороховой дымъ, замѣтили въ свитѣ генерала Ганецкаго, что на мосту, среди всей этой толчеи и сумятицы, широко машетъ кто-то бѣлымъ флагомъ. Вскорѣ послѣ этого изъ нашей передовой цѣпи доставили къ генералу турецкаго офицера съ завязанными глазами. Но Ганецкій, зная неоднократно уже испытанное нами вѣроломство въ этомъ отношеніи турокъ, отказался принять парламентера и приказалъ трубачу проводить его обратно къ мосту. Перестрѣлка между тѣмъ продолжалась. Но не прошло и четверти часа, какъ пріѣхалъ новый парламентеръ, не говорящій впрочемъ ни на какомъ языкѣ, кромѣ турецкаго. Этотъ послѣдній точно также не былъ допущенъ къ переговорамъ нашимъ генераломъ, который, подозвавъ къ себѣ Струкова, просилъ его [338]написать на французскомъ языкѣ записку къ самому Осману. «Ваше превосходительство, — писалъ карандашомъ на клочкѣ генералъ Струковъ — командующій отрядомъ генералъ Ганецкій поручилъ передать вамъ, что онъ приметъ для переговоровъ только лицо, замѣняющее вашу особу, такъ какъ генералу извѣстно, что сами вы ранены».

Вручивъ эту записку турецкому посланцу, Ганецкій приказалъ Струкову ѣхать вмѣстѣ съ нимъ къ мосту и тамъ ожидать отвѣта.

Въ недоумѣніи многія тысячи турокъ толпились на правомъ берегу Вида, томясь еще неизвѣстностію о своей участи, тогда какъ на нашей сторонѣ уже гремѣло могучими раскатами отъ батальона къ батальону побѣдное «ура», во славу Русскаго Государя.



Примѣчанія

править
  1. По показаніямъ перебѣжчиковъ, являвшихся еще 26-го и въ утро 27-го числа, а также и по значительному ослабленію огня противника, генералъ Тотлебенъ предвидѣлъ, что дѣло должно окончиться не сегодня — завтра, и потому 27-го ноября вечеромъ отдалъ слѣдующія приказанія:

    1) Одной бригадѣ 16-й пѣхотной дивизіи съ тремя батареями и бригадѣ 3-й гвардейской пѣхотной дивизіи, подъ общимъ начальствомъ генералъ-лейтенанта Скобелева, перейдя 28-го ноября на лѣвый берегъ Вида, расположиться: бригадѣ 16-й пѣхотной дивизіи съ тремя батареями близь Дольняго Дубняка и быть готовою поддержать отрядъ генерала Ганецкаго; бригадѣ же 3-й гвардейской пѣхотной дивизіи впредь до разъясненія обстоятельствъ — за двумя ближайшими къ р. Виду, на лѣвомъ берегу ея, редутами и быть готовой поддержать, смотря по дѣйствительной надобности, отрядъ генерала Ганецкаго, или отрядъ генерала Каталея.

    2) Другой бригадѣ 16-й пѣхотной дивизіи съ тремя батареями оставаться на своихъ мѣстахъ, въ совершенной готовности къ выступленію.

    3) Тремъ батальонамъ 3-й стрѣлковой бригады, входящимъ въ составъ войскъ 4-го участка, перейдти 28-го ноября рано утромъ къ дер. Гривицѣ, для усиленія войскъ 2-го участка, ввѣреннаго генералъ-лейтенанту барону Криденеру.

    4) Передовую позицію на плевно-ловчинскомъ шоссе, отъ редута Мирковича до Тученицкаго оврага, занять бригадою 30-й пѣхотной дивизіи. Другой бригадѣ ея оставаться въ лагерѣ за Рыжей горой, въ полной готовности къ выступленію. Командованіе войсками 4-го участка поручить генералъ-маіору Шнитникову.

    5) Четыре батальона румынъ съ тремя батареями направить, 28-го ноября, на разсвѣтѣ, изъ Вербицы къ Демиркіою. Въ Вербицѣ же еще четыремъ батальонамъ румынъ, съ двумя батареями, быть готовыми къ выступленію.

    Означенное распредѣленіе войскъ, усиливая отрядъ генералъ-лейтенанта Ганецкаго, давало возможность подкрѣпить войска и прочихъ участковъ обложенія, въ случаѣ атаки турокъ въ другомъ направленіи, для отвлеченія вниманія нашего отъ истиннаго пункта прорыва.

  2. По эскадрону отъ полковъ 9-й кавалерійской дивизіи (генерала Лашкарева), Кіевскаго гусарскаго (эскадронъ маіора Карѣева передъ мостомъ), Бугскаго уланскаго и Казанскаго драгунскаго.
  3. Въ ночь съ 27-го на 28-е ноября дежурныя части на позиціи, занимаемой гренадерами, состояли: во 2-й гренадерской дивизіи — изъ 5-го гренадерскаго Кіевскаго полка, а въ 3-й гренадерской дивизіи — изъ 9-го гренадерскаго Сибирскаго полка. Войска эти занимали всѣ ложементы оборонительной линіи. Ближайшего поддержкою этихъ частей служили вторые полки бригадъ, т. е. 6-й гренадерскій Таврическій и 10-й гренадерскій Малороссійскій. Всѣ 9-ти-фунтовыя орудія обѣихъ артиллерійскихъ бригадъ размѣщены были по позиціоннымъ батареямъ оборонительной линіи, между тѣмъ какъ 4-хъ-фунтовыя батареи при вторыхъ бригадахъ своихъ дивизій, составлявшихъ резервъ, находились у Горняго Метрополья, и Дольняго Дубняка. Ложементы и люнетъ къ сѣверу отъ Горялго Метрополья, и самое селеніе заняты были 17-мъ Архангелогородскимъ полкомъ, 1-й бригады 5-й пѣхотной ; дивизіи, съ двумя румынскими батареями; 18-й Вологодскій полкъ, той же бригады, находился въ резервѣ, съ двумя батареями.
  4. Полки: 11-й гренадерскій Фанагорійскій генералиссимуса князя Суворова и 12-й гренадерскій Астраханскій Наслѣдника Цесаревича. Бригадный командиръ генералъ-маіоръ Квитницкій.
  5. 2-я гренадерская дивизія состоитъ изъ полковъ: Кіевскаго, Таврическаго, Самогитскаго и Московскаго; начальникъ дивизіи генералъ-лейтенантъ Свѣчинъ.
  6. Командиръ бригады генералъ-маіоръ Гадонъ.
  7. 2-я гренадерская.