23 апреля в 6 часов утра его высочество главнокомандующий в сопровождении нескольких лиц своей свиты выехал из Кишинёва по железной дороге в направлении к Унгенам. В одиннадцать часов утра поезд миновал русскую границу. Проезжая порубежную черту на железном мосту через реку Прут, великий князь и все присутствовавшие перекрестились. — «В час добрый!» — сказал при этом его высочество. В полдень подъехали к Яссам, где на станции встретили великого князя депутация от граждан города и многочисленные толпы народа, приветствовавшие высокого гостя громкими криками. В Яссах его высочество осматривал два военно-временные госпиталя; первый из них устроился в части здания городской больницы св. Спиридония, которая под его помещение уступила большое отделение из своих палат; второй же госпиталь пока ещё никем не занят, но совершенно уже готов к принятию больных. В обоих помещениях комнаты достаточно высоки и просторны, много воздуха и света, стены вновь оштукатурены и выбелены, и вообще внешняя чистота, порядок и разумное устройство этих госпиталей вызвали полное одобрение Великого Князя.
На пути до Галаца поезд повсюду встречали приветственные крики румынских жителей, толпами выходивших навстречу; на некоторых станциях гремели хоры музыки и представлялись депутации местных властей, духовенства и земства.
В Галац приехали пред рассветом: звёзды ещё были видны и светил месяц, а на востоке едва загоралась бледная заря. Великий Князь и сопровождавшие его лица поместились в открытых колясках и, под конвоем казаков, поехали со станции в город. Хотя улицы были ещё пусты, но лавки и кофейни уже открывались.
Город Галац лежит на высокой косе, между Дунаем и озером Братыш. На главной его улице есть довольно много домов изящной архитектуры, и здесь же помещаются почти все европейские консульства, над зданиями коих постоянно подняты государственные флаги, развевавшиеся, несмотря на раннюю пору, и в минуту приезда Его Высочества. Между населением встречается много вольных матросов того типа, который вообще свойствен портовым городам, одним из коих является и Галац, ведущий значительную торговлю хлебом. Дом, приготовленный для Великого Князя, был весь ярко освещён и представлял здание весьма изящной отделки снаружи и богатого убранства внутри.
Отдохнув и напившись чаю, в девять часов утра Главнокомандующий сел в открытый экипаж и, в сопровождении свиты и казачьего конвоя, отправился в городок Рени, где уже возведены русские батареи и погружены мины, заграждающие Дунай и устье Прута. От Галаца до Рени считается пятнадцать вёрст: шоссейная дорога идёт по гати, между Дунаем и озером Братыш. У моста на Пруте стояла наша флотилия черноморского отряда. Батареи, построенные нами в этом пункте, обстреливают подступы со стороны Дуная к минным заграждениям; в самом городе насыпана на берегу ещё одна батарея. Из-за бруствера этой последней наши девятифунтовые орудия, накануне приезда Великого Князя, встретили огнём подошедшего к этому месту турецкого броненосца, который, получив некоторые повреждения, отошёл назад, на безопасное для себя расстояние, и стал оттуда бомбардировать город, но не причинил ему никакого вреда. Его Высочество осмотрел в Рени все наши военные сооружения и возвратился около полудня в Галац, откуда, после завтрака, отправился на железнодорожную станцию и на особом поезде проследовал через Барбош в Браилов. В ту минуту, как поезд подходил уже к этому последнему городу, турки открыли по нём огонь со своих мониторов. Когда Великий Князь, встреченный на станции Курским пехотным полком, садился в коляску среди громкого «ура» солдат и приветственных криков народа — вдруг раздался на Дунае глухой и короткий рёв орудийного выстрела с монитора, и через несколько секунд, вместе с приближавшимся в воздухе шипением снаряда, послышался вблизи удар о груду каменного угля. То был снаряд, около аршина длины, упавший в двадцати саженях от станции. Это падал уже третий снаряд, пущенный в тот день на станцию, но к счастью — его не разорвало. Вообще, здесь можно заметить, что турецкие снаряды большею частью не разрываются. От какой причины это происходит — ещё не дознано; но надо сказать, что лишь благодаря этому случайному обстоятельству город не потерпел пока того вреда, какой мог бы быть нанесён ему несколькими удачно попавшими выстрелами.
Со станции Великий Князь отправился в город. Впереди коляски Его Высочества скакал конвой румынских кавалеристов, а позади — наши казаки. Дунай хорошо был виден, и в одном его месте, как бы от самого уровня реки, порою поднимались густые белые клубы порохового дыма. Пока поезд Главнокомандующего следовал улицами города и его выгонами, над экипажами пролетело ещё два снаряда. В городе заметно кидалось в глаза какое-то необычное, судорожное движение; беспокойство ярко выдавало себя на каждом лице, и в особенности у женщин. Дети с живым любопытством глядели на поезд русского Великого Князя, но и на их миловидных личиках отражалось впечатление тревоги взрослых. Наконец экипажи подкатили к кустам, за которыми в нескольких шагах была видна наша земляная батарея, которая строится на возвышенном берегу, непосредственно омываемом внизу волнами.
Выйдя на батарею, Главнокомандующий рассматривал в бинокль позицию неприятельских броненосцев и противоположный берег. С этого пункта совершенно отчётливо были видны пять броненосных судов, стоявших в Мачинском рукаве Дуная, против города. То были: один трёхмачтовый корвет, один пароход и три монитора. За широкими «пла́внями» возвышалась вдали узорчатыми очертаниями гористая часть Добруджи с её передовою возвышенностью, известною под именем «Буджак». По продолжению Мачинского рукава виднелась крепостца и город Мачин; за ним, на зеленеющих скатах холмов можно было различить беловатые полоски двух турецких лагерей, а ещё далее — другие, более высокие и отдалённые возвышенности добруджинских гор обрамляли тёмно-синими очерками всю эту широкую картину Дуная и берегов турецких. Состоящий при главной квартире и приехавший сюда вместе с Его Высочоством художник Макаров набрасывал эскиз её с бруствера батареи в своём дорожном альбоме. На юте и марсе корвета, с помощью бинокля, можно было разглядеть даже отдельных людей в красных фесках и белых матросках. Порою, с промежутками в несколько минут, с борта этого судна выкатывались в вышину полные большие клубы дыма, которые каждый раз невольно заставляли чутко прислушиваться к долетавшему чрез две-три секунды громовому раскату выстрела и шипящему свисту снаряда. Две большие гранаты ударились в бруствер соседней батареи, которая насыпается впереди одной площадки города, выдающейся к берегу и отделяемой оврагом от того места, где стоял Великий Князь Главнокомандующий со своею свитою.
Корвет продолжал ещё время от вромени стрелять, а остальные броненосцы сделали заворот и один из них, повернувшись бортом, пустил два выстрела. Один из этих снарядов упал немного левее бруствера, а другой — во двор дома близ соседней батареи, как раз в ту самую минуту, когда из ворот его только что успела выбежать какая-то молодая женщина и подхватить на руки своего ребёнка, с которым она благополучно перебежала на противоположную сторону улицы.
Вскоре и броненосцы втянулись глубже в рукав и скрыли свои борты за зеленью кустарников.
Великий Князь переехал за овраг на соседнюю батарею, куда направлялось большинство турецких выстрелов. Тут шла усиленная ретивая работа сапёр и пехотинцев, с тем чтобы успеть к вечеру установить за бруствером 24-фунтовые орудия; мортиры же могут быть установлены на этой батарее не ранее как через два дня, а до тех пор приходится не отвечать на выстрелы турок. Впрочем артиллеристы наши надеются наверстать с лихвою своё невольное молчание.
Внешний вид и настроение наших войск, виденных Его Высочеством во время этои поездки, можно назвать безусловно превосходными. У Рени Великий Князь был встречен двумя пехотными полками: Камчатским и Путивльским. Этот последний организован несколько лет назад из частей первого, и теперь оба случайно сошлись за границею, в одном и том же пункте. В ответ на их приветствие, Его Высочество обратился к Камчатскому и к его сыну — Путивльскому полкам и, напомнив камчатцам геройские дни этого полка в Севастополе, выразил надежду, что «отцы и дети поддержат славу своих дедов».
Ответом со стороны обоих полков было такое задушевное, восторженное «ура», которое не оставляет сомнений, что они действительно употребят все усилия для поддержки дедовской славы.
В Браилове Главнокомандующий благодарил 1-й и 3-й батальоны Селенгинского пехотного полка, а также Якутский полк и донские казачьи №№ 20, 31 и 40 полки, за их отлично совершённый усиленный переход, менее чем в одни сутки от Кубея до Рени и Барбошского моста, когда пехота сделала 70, а казаки, с полковником Струковым во главе — более ста вёрст.
Бывший военный губернатор Ферганской области и командовавший в оной войсками свиты его величества генерал-майор М. Д. Скобелев на возвратном пути из этой поездки отправлен его высочеством главнокомандующим к своему отцу, генерал-лейтенанту Д. И. Скобелеву, который, как известно, командует кавказскою дивизиею «гулевых» казачьих полков. Генерал-майор Скобелев останется в распоряжении начальника этой дивизии.
25 апреля около полуночи главнокомандующий благополучно возвратился из своей поездки в Кишинёв.