Капитализм, строй хозяйственных отношений, в котором преобладающее значение занимает частный капитал, где имеется особая группа (или „класс“) лиц, получающих свои доходы от владения капиталом. Характерным признаком К. представляется сосредоточение капитала в руках частных лиц, прилагающих его к производству не непосредственно, a с помощью наемных рабочих, лишенных средств и орудий производства и располагающих только своей рабочей силой. Капиталист-предприниматель и пролетарий-работник — две типичных и необходимых фигуры капиталистического производства. Строй этот развивался постепенно, вылившись в более определенные формы только в сравнительно недавнее время. Некоторые, в особенности историки-специалисты, склонны видеть капиталистические отношения — и в весьма развитых формах — уже во времена классической и даже более ранней древности, но такой взгляд основывается на недоразумении. Несмотря на некоторые аналогичные по внешности явления, наблюдение которых приводит к невольному соблазну переносить в древний мир привычные нам представления о хозяйственной жизни, — по существу хозяйственный строй древности был вполне своеобразен. (См. Греция, XVI, 593 сл.).
Начала современного капитализма правильнее искать не в древности, a в значительно более близкое к нам время, когда у некоторых из народов, населяющих современную Европу, завязываются действительно новые хозяйственные отношения и нарождается новый дух, особая, неизвестная ранее, психическая складка хозяйственного деятеля. В своем „Современном капитализме“ Зомбарт предложил весьма оригинальную (впрочем, отчасти высказывавшуюся уже раньше в виде частных замечаний, напр., Бюхером и Шмоллером) теорию происхождения капитализма из накопленной поселившимися в городах дворянами-землевладельцами и городскими патрициями поземельной (сельской и городской) ренты. Иных способов капиталистического накопления, при резко выраженном „ремесленном“ характере средневековой хозяйственной жизни, где доходы (даже у торговцев) не шли дальше нормы, необходимой для „пропитания“, — по мнению Зомбарта, не могло быть. Эта теория была вскоре решительно отвергнута критикой специалистов-историков, в особ. Бело, Зивекинга и Штридера. Бело и Зивекинг указали, что большинство средневековых городов были наново учреждены феодальными владельцами, и что в таких городах поселенцам отводились небольшие усадебные участки, которых хватало только на одну семью и для продажи не могло остаться много. Первыми поселенцами в них были ремесленники и торговцы и лица, совмещавшие в себе и то и другое. Так назыв. mercatores владели землей и вели торговлю в первых городах не потому, что они раньше были землевладельцами, а потому, что они приобрели землю, будучи раньше торговцами.
Развитие начиналось с бродячей, разносной торговли, в которой ремесленник и торговец совмещались в одном лице, и которая, начиная с небольших барышей, давала возможность постепенно образовывать капитал и для более крупных предприятий. Со временем в торговле и ремесле происходит дифференцирование. Ремесленник, скопивший себе капитал разносной торговлей, становится скупщиком и раздатчиком материала, а масса превращается в простых работников домашней промышленности. В области торговли в собственном смысле выделяется небольшое число купцов, захвативших в свои руки крупную торговлю, тогда как на долю большинства остается только мелкий местный сбыт. При этом в образовании капиталов у отдельных лиц участвуют разнообразные факторы: часть накопляется из торговых прибылей, часть могла быть получена из землевладения (в том числе и от горных промыслов), часть — бралась в кредит. И в средние века кредит в торговле не был редкостью. Конечно, было удобнее прямо превращать средства, полученные из землевладения, в текучий капитал, как это и делали торговые общества сначала в Италии, затем в Германии, но капиталистическая торговля возникает раньше этих торговых обществ (Бело, стр. 466/480. Зивекинг, стр. 193/204 и 210/211).
Между прочим, Зомбарт был введен в заблуждение старой книгой ф. Штеттена о происхождении бюргерских фамилий в Аугсбурге, не имеющей серьезного научного значения. Исследование, выполненное вскоре после выхода книги Зомбарта Штридером, показало, что во всяком случае в Аугсбурге большинство патрицианских фамилий, ведущих свой род от сельского дворянства, не играло в развитии капитализма никакой роли. Не имело существенного значения и накопление городской земельной ренты. Состояния бюргерских фамилий, игравших наибольшую роль в капиталистическом развитии Аугсбурга, проистекали не из землевладения, а из торговли (связанной с ремеслом). Главное значение имела торговля, развивавшаяся в связи с расцветавшими тогда промыслами, в особенности ткачеством. В XIV в. в Германии распространяется бумажное ткачество. Сбыт хлопчатобумажных изделий и закупка сырья дали новый толчок торговле немецких городов (см. Германия, XIII, 523/28, 544/51). Ремесло превращается в каииталистически-организованную домашнюю промышленность, в которой и дифференцируются необходимые элементы капиталистического производства — капиталист (скупщик и раздатчик материала) и пролетарий-работник — „бедный ткач“, прикованный к своему станку (Штридер, стр. 58, 74/82, 171/176 и 224/227).
В Англии развитие капитализма стоит в теснейшей связи с шерстяной промышленностью, которая вначале была организована в виде ремесленных гильдий и в XV и XVI вв. постепенно перестроилась в капиталистическую домашнюю промышленность (см. VIII, 380/91). Увеличение производства сукна и других шерстяных тканей во второй половине XIV в. имело своим следствием появление многочисленного и богатого класса английских торговцев шерстяными тканями. Торговцы сукном (drapers) дифференцировались от производителей сукна. В пятнадцатом веке происходит дальнейшее дифференцирование: городские гильдии становятся слишком мелкими, замкнутыми организациями, теряют руководительство промышленностью, и производство шерстяных тканей перекидывается в сельские округа, где появляется новый класс „суконщиков“ (clothiers, cloth-makers), располагающих сравнительно крупным капиталом и ставящих в зависимость от себя значительное количество рабочих. Clothier образует центральную фигуру новой промышленной организации. Он покупает шерсть, дает ее спрясть, выткать, наворсить и выкрасить зависимым от него рабочим и продает готовый товар суконным торговцам (Эшли, I, стр. 209/229). В то же время крупные изменения в земельных отношениях создавали обширные кадры необходимого для новой промышленной организации человеческого материала в виде безземельных пролетариев. Для английской жизни особенно характерен процесс „огораживания“ общинных полей и исчезновения класса самостоятельных мелких землевладельцев (yeomanry). Известна классическая характеристика этого процесса, сделанная Марксом в первом томе „Капитала“ (I, 4 стр. 679 и след.). Применение „огораживания“ шло неравномерно, весьма интенсивно с 1470 по 1530 г. и с 1760 по 1830 г., и сравнительно слабо в долгий промежуток времени между этими двумя периодами. В первом периоде стимулом к усиленному огораживанию было развитие спроса на шерсть и вызываемое им желание землевладельцев обратить возможно больше земли под пастбища для овец, во втором — агрикультурные преобразования (Эшли, II, стр. 286). В дальнейшем о пополнении рядов пролетариата особенно заботился естественный прирост населения, ибо новые „руки“ могли найти себе приложение в большей степени в городе, чем в деревне. Если первым источником накопления была по преимуществу прибыль, получаемая из торговли и домашней промышленности, то в своем дальнейшем развитии капитализм принимает все более сложные формы. К старым способам накопления, продолжающим играть (часто значительную) роль, присоединяется ряд новых приемов быстрой и широкой наживы, в особенности в колониальном хозяйстве, в финансовых и кредитных операциях и в разных формах торгово-промышленной деятельности, связанных с развитием крупных государств (см. подробнее VIII, 527/567, IX, 1/51 и 100/119).
Значение колониальной торговли для развития новейшего капитализма было особенно подчеркнуто Зомбартом, который справедливо отметил, что здесь открывалась возможность самой беззастенчивой эксплуатации и грабежа чужих стран и народов, без всякого стеснения законом или нравами, которые у себя на родине ставили известные пределы („Соврем. кап.“, I, стр. 325/326). Помимо вопиющих форм „торговой“ эксплуатации туземцев, где встречались прибыли от продажи товаров в 400 и даже 2000%, колониальная торговля внесла в жизнь новооткрытых стран такие явления, о которых европейцы давно забыли у себя на родине. Колониальное хозяйство основывалось в широкой мере на применении рабского труда. Еще итальянские республики широко пользовались подневольным трудом в колониях, с чем связывалась и обширная торговля рабами. С открытием же новых земель пользование рабским трудом и торговля рабами достигают колоссальных размеров. В конце XVIII века цифра ежегодного привоза негров-рабов в Америку составляла не менее 100.000. „Во всяком случае, говорит Зомбарт, вне сомнения, что дело идет о миллионах и миллионах человеческих жизней, доставленных Африкой в течение трех столетий на плантации и горные промыслы европейских колоний для того, чтобы эти люди наполнили там карманы предпринимателей и затем присоединились бы к своим предкам, не оставив ни следа о своем земном существовании, исчезнув, как сырой материал в продукте, ибо эти миллионы были пересажены на новое место не для того, чтобы нормально развиваться там, — они были пересажены на погибель. В 1830-х гг. во всех европейских колониях насчитывалось неполных 2½ миллиона душ“. Туземные племена истреблялись самым безжалостным образом. Перу в 1575 г., т. е. через пятьдесят лет после завоевания, имела еще 1.500.000 жителей; в 1793 г. их было только 600.000. На Ямайке первые испанцы поселились в 1503 г., а уже в 1558 г. там не было ни одного индейца. „Не надо забывать, говорит Зомбарт, что хозяйственное развитие Западной Европы имело своим необходимым условием грабеж трех частей света, что благосостояние бесчисленных цветущих и богатых народов Старого и Нового Света создало средства, которые вызвали к жизни европейский капитализм. Богатство итальянских городов так же необъяснимо без обеднения остальных стран Средиземного моря, как расцвет Португалии, Испании, Голландии, Франции, Англии — без предварительного уничтожения арабской культуры, без расхищения Африки, разорения и опустошения южной Азии и ее островов, плодородной Ост-Индии и цветущих государств инков и ацтеков… Западная Европа, для того, чтобы дойти до вершины своего современного могущества, в истинном смысле слова вела хищническое хозяйство с миллионами людей… Если бы пожелали подвести точный баланс западноевропейскому капитализму, то пришлось бы… записать в дебет громадную трату человеческих жизней… Мы стали богаты, так как за нас умерли целые расы и племена, целые части света были обезлюдены для нас“ („Соврем. капитализм“, I, стр. 328/31, 348, 350/1, 326).
Развитие западно-европейского капитализма связывается с довольно отдаленного времени и с деятельностью государственной власти и церковных учреждений. Обширные денежные средства, стекавшиеся в виде разного рода принудительных и добровольных сборов в немногие центры, создавали основу и для образования частных капиталов, так как средства эти требовали управления и кредитных операций, что̀ оставляло значительный осадок в карманах занятых этим лиц. Уже в XIII в. папское финансовое хозяйство вырастает в грандиозную систему. Особенное значение для развития капитализма имела „апостолическая камера“ папы своим ярко выраженным денежным хозяйством. Отдаленность папского престола от мест, откуда поступала „лепта св. Петра“ и „крестовая десятина“, требовала превращения обычных в средние века натуральных сборов и повинностей в денежные, что привело к стечению в папской казне громадных сумм денег. Большие денежные суммы концентрировали в своих центральных кассах и рыцарские ордена, а также некоторые крупные государи, напр., французский и английский короли, в известной степени и меньшие (светские и духовные) феодалы и города. По мере превращения финансового хозяйства из натурального в денежное, на место прежнего чиновничества в заведывание финансами вступает особый класс лиц: товарные или денежные торговцы. Феодал нуждался в наличных деньгах. Самым удобным средством к этому была передача публичных сборов в аренду, или в виде залога за известную сумму денег, выданную вперед в качестве ссуды. Уже в XIII в. купцы берут на себя посредничество по передаче денег в папскую казну. Первые „банкиры“ папской курии встречаются во время понтификата Григория IX (1227—1241). Вначале эти операции выполняют купцы разнообразных итальянских городов — Лукки, Пистойи, в особ. Сиены, затем выдающуюся роль приобретают флорентинские купцы, которые в конце концов почти целиком монополизируют в своих руках заведывание папскими финансами, а среди них в XV и XVI вв. первое место захватывают Медичи — „Ротшильды итальянского Ренессанса“ („Совр. к.“, I, 235/51). Точно так же купцы стремятся всюду завладеть управлением финансами у больших и малых феодальных владельцев (и во главе их выходцы из Италии — „ломбарды“, рассеянные по всей Европе). Особенно прибыльной операцией была прямая передача взаймы крупных сумм денег. Зомбарт справедливо отмечает, что главной, наиболее прибыльной формой ростовщичества в средние века были именно ссуды богатым людям, и прежде всего крупным феодалам („Совр. к.“, I, стр. 255 и сл.). Дальнейшим источником обогащения частных лиц было завладение выгодными горными промыслами, в особ. в пределах современной территории Германии и Австрии.
Большое значение в развитии новейшего капитализма имело образование крупных монархий. Зомбарт считает, что идея современного государства родилась в итальянских тиранниях треченто к кваттроченто, в которых вполне развились два основных принципа абсолютного государства нового времени: рационализм и бюрократическое управление („Der Bourgeois“, стр. 83). Типичной формой нового государства представляется французская монархия времени Людовика XIV (меркантилизм). Государство продолжает в большом масштабе политику, начатую еще средневековыми городами, — принимает меры к развитию торговых сношений посредством обмена обработанных изделий на сырье, т. е. поощряет вывоз и стесняет ввоз обработанных изделий с целью получить „благоприятный торговый баланс“, или перевес ценности вывоза над ввозом, т. е. привлечь в страну значительные количества благородных металлов (денег). Государство принимает меры и к развитию крупной внутренней (ярмарочной и городской) торговли и усовершенствованию производства продуктов, необходимых или для потребностей двора и богатых людей, или для вывоза (фарфоровые, кружевные мануфактуры, производство мебели и ковров — гобелены!), или для обмундирования и снаряжения армии (суконные мануфактуры, производство оружия, пороха и снарядов).
Двор с его роскошью и вообще новыми формами жизни, вызывающими восхищение и желание подражания не только в аристократии, но и в других состоятельных классах, обширная организация постоянной армии, создание сильного флота, — таковы новые могущественные факторы развития капитализма. Быть может, первый „современный“ двор, замечает Зомбарт в своей недавно вышедшей книге: „Роскошь и капитализм“, был в Авиньоне, папской резиденции времени „пленения“, так как в нем мы находим уже чисто придворное общество в виде придворных кавалеров без всякой иной профессии и прекрасных дам, „souvent distinguées par les manières et l’ésprit“, которые имели особенное влияние на новый строй жизни. И в Риме папский двор времени Ренессанса был образцом для других итальянских и иных государей. Но особенное значение в развитии придворной жизни имел двор французских королей от Франциска I до великого Людовика. Вторжению роскоши в западную жизнь Зомбарт приписывает громадное значение в развитии капитализма. По его мнению, в средние века и следовавшие за ними столетия потребность в обычных предметах массового потребления и средствах производства остается неизменной и не оказывает влияния на развитие капитализма, за исключением колоний, способствовавших образованию обширного рынка для капиталистической индустрии и современного войска. В остальном господствует спрос на предметы роскоши, создающий обширный рынок не по географическим размерам, а по ценности сбываемых продуктов. Старая торговля Италии с Востоком и северными странами была по преимуществу торговлей предметами роскоши, равно как и после великих открытий XV столетия вплоть до XIX ст. обмен между Западом и Востоком, Америкой и Европой по существу заключался в торговле ценными предметами роскоши. Вырастали только количества сбываемых предметов, и к старым присоединялись некоторые новые товары, и прежде всего это были табак, кофе, чай и какао, которые до конца раннего капиталистического периода (за исключением, быть может, табака) надо считать предметами роскоши, так как тогда они попадали только на стол богатых людей. Во внутренней торговле также обращались гл. обр. предметы роскоши, дорогие ткани, кружева, другие материалы для одежды, дорогие вина, предметы украшения домов и т. д.
В противоположность господствующему мнению, которое видит главное условие развития новейшего капитализма в географическом расширении сбыта, Зомбарт решительно заявляет, что „гораздо значительнее — влияние, оказанное сильным развитием потребления предметов роскоши на организацию промышленного производства“. Основания, в силу которых производства предметов роскоши более приспособлены к капиталистической организации, заключаются: 1) в природе производственного процесса. Почти всегда производство какого-либо предмета роскоши требует дорого стоящего сырого материала, который часто нужно добывать издалека. Самый способ обработки не только дороже, но искуснее, сложнее, требует больше знаний, соображения и таланта, благодаря чему к руководству делом выдвигаются из массы более способные люди; 2) в природе сбыта. Капризы богатых людей, перемены моды делают неустойчивую конъюнктуру в производстве предметов роскоши, справляться с которой легче может более гибкая капиталистическая, чем ремесленная организация. К этим основаниям, лежащим „в природе дела“, присоединяется 3) историческое основание, именно, что все производства предметов роскоши были искусственно созданы во время европейского средневековья или государями, или предприимчивыми чужеземцами. В последнем случае новые предприятия сразу получают рациональный характер. По большей части они возникают вне старых цеховых границ и часто вопреки исстари укоренившимся интересам оседлых в данной местности ремесленников. И наконец: 4) так как необходимое условие капиталистического хозяйства — широкий сбыт — могло появиться вначале не в виде массового сбыта дешевых товаров, а только большого по ценности сбыта предметов роскоши, то для превращения денежного имущества в капитал оставалось только помещение его в производство предметов роскоши. Так. обр., роскошь, заключает Зомбарт свою монографию, „которая сама была… законным плодом незаконной любви, произвела на свет капитализм“ („Luxus und Kapitalismus“, passim). В этой характеристике мы находим обычные для последних работ Зомбарта преувеличения. Если принять в рассчет, что в развитии капитализма издавна играла крупную роль капиталистически организованная домашняя промышленность и связанная с ней торговля, которая далеко не всегда направлялась на предметы роскоши, то необходимо значительно смягчить резкость и категоричность утверждений Зомбарта. С другой стороны, и до него значение производства предметов роскоши (поощрение крупных мануфактур и т. п.) не упускалось из виду. Капитализм пробивался в жизнь разнообразными путями, и трудно сказать, какой из них был решающим. Сам Зомбарт указывает еще один широкий путь развития капитализма — военные потребности, которые он рассматривает также в особом дополнении к „Современному капитализму“ и также не без преувеличения. Самое развитие капитализма, связанное с расширением колониальных владений, создавало постоянные поводы для войн. Со времени известной книги Сили мы знаем, что в основе отношений между великими государствами нового времени лежали колониальные интересы, из-за которых в XVII и XVIII столетиях идут почти непрерывные войны, завершающиеся грандиозным столкновением народов Европы в революционное время и заканчивающиеся торжеством Англии над Францией в 1815 г. Развитие крупных монархий соединяется поэтому с созданием постоянных армий и флота, что требовало сложной организации продовольствия и снабжения. Новейший строй сухопутной армии можно считать, по мнению Зомбарта, с реформ Карла VII во Франции, т. е. с XV века; первым государем, сильно способствовавшим развитию английского флота, был Генрих VIII (XVI век). С расширением военного дела вырастают и расходы. В 1542 году общая сумма военных расходов во Франции составляла 5.788.000 ливров; в 1680 (при Людовике XIV) 97.869.754 ливров. Последняя цифра составляет 74% всего расходного бюджета государства, равнявшегося 129.691.599 ливров. Последняя великая борьба Англии с Францией стоила Англии за 14 лет (1801—1814) более 633 милл. ф. ст., т. е. около 6 миллиардов рублей, что при тогдашней цифре населения составляет около 40 рублей ежегодного военного расхода на одного жителя. А так как к управлению финансами, как было показано выше, стекались разного рода дельцы-капиталисты, то вздувание государственных бюджетов ради военных расходов не могло не служить крупным источником капиталистического накопления. В частности, именно на финансовых операциях для военных целей и на займах выросли две крупные капиталистические фамилии нового времени: Фуггеры и Ротшильды. Биржа в значительной мере „работала“ с бумагами государственных займов. Зомбарт высказывает даже (опять преувеличенное) положение, что „война создала биржу“. Развитие применения огнестрельного оружия привело к потребности однообразного снабжения армии оружием, что́ имело результатом широкое распространение капиталистически организованной домашней оружейной промышленности (в Германии) и создание специальных оружейных заводов (в Германии, Франции, Швеции, Англии, России и т. д.). Широкий и однообразный спрос на предметы продовольствия и одежды для армии также создавал почву для развития капиталистических предприятий. Развитие международной торговли хлебом с конца XVI и с XVII в., которое раньше объясняли спросом больших городов, Зомбарт ставит в связь с появлением в это время многочисленных постоянных армий, не отрицая, впрочем, и частичного влияния повышенного спроса со стороны городского населения. Снабжение армии выполняется посредством поставок, составляющих источник быстрого обогащения в особенности еврейских капиталистов, известных также и финансовыми операциями, связанными с войной. Принятие для армии официально установленных форм одежды и вытекающие отсюда крупные поставки создают капиталистические формы промышленности (прежде всего капиталистически организованную домашнюю промышленность, затем крупные мануфактуры) в портняжном и суконном промыслах.
Значительное влияние на преобразование промышленности оказало и развитие флота. Военные интересы требовали скорейшего увеличения морских сил и, следовательно, быстрой работы по изготовлению судов. Старые ремесленные производства с их тяжеловесностью и малой подвижностью не были приспособлены для новых задач. Кольбер при своем вступлении в управление (1661 г.) нашел всего 30 военных кораблей; меньше чем через 20 лет он оставил их 244, при чем новые суда имели обычно и бо́льшие размеры. Ради кораблестроения государство поощряло крупную лесную торговлю; другие материалы, необходимые для постройки и снаряжения кораблей, также требовали более сложной организации. Создавались проволочные, канатные фабрики, смоляные заводы, льняные мануфактуры (для парусов) и т. д. („Krieg und Kapitalismus“, passim).
T. обр., уже до машинного производства и применения пара к промышленности и транспорту, с которыми начинается классический период капитализма, новая форма хозяйственной организации разными путями продвинулась в жизнь европейских народов и заняла в ней очень видное место. В это же время постепенно назревал и укреплялся особый „капиталистический дух“, своеобразная комбинация психических черт, характерных для промышленного деятеля нового типа. На эту сторону развития капитализма до недавнего времени обращали сравнительно мало внимания, и только в последние годы она была выдвинута трудами Зомбарта и Макса Вебера. В своем „Современном капитализме“ Зомбарт посвятил особый отдел „генезису капиталистического духа“. Он усматривал его тогда в пробуждении и постепенном увеличении в средние века оценки значения денежного имущества, неудержимого стремления к деньгам, и в появлении экономического рационализма, точного учета всех элементов хозяйства и неуклонного преследования поставленн. целей. С копанием кладов, алхимией, жаждой скорого обогащения и с двойной бухгалтерией нарождается будущий „экономический человек“ Рикардо, Сениора и Мак-Кёллока. Классический тип его Зомбарт находит уже в Якове Фуггере, который на советы своего друга, удалившегося на покой, предоставить дело наживы другим, неизменно отвечал, что это было бы малодушно, что он настроен иначе, и что он желает наживать, пока может (er hätte viel einen andern Sinn, wollte gewinnen, die weil er könnte). В этих словах Зомбарт видит девиз капиталистического предпринимателя, который неустанно стремится все к новому и новому приобретению, пока, наконец, это не станет для него главной целью всякой деятельности и всей жизни. Оценка на деньги, числовой учет отданного и полученного, дебет и кредит становятся категориями его миросозерцания („Совр. кап.“, I, стр. 379/397). Любопытно, что Зомбарт не придавал в это время большого значения религиозным влияниям на развитие капиталистического духа, хотя считал „слишком известным фактом“, и потому не требующим дальнейшего обоснования, что протестантизм, именно в виде кальвинизма и квакерства, существенно способствовал развитию капитализма („Совр. к.“, I, стр. 380/1, с ссылкой на Gothein, „Wirtschaftsgeschichte des Schwarzwaldes“). Особая этическая оценка приобретения и наживы представлялась ему не причиной, а следствием развития капитализма. Макс Вебер поставил вопрос иначе. В 1905 г. он опубликовал в „Archiv f. Socialwissenschaft“ свой знаменитый этюд о протестантской этике и духе капитализма, центральная мысль которого заключалась в том, что религиозная этика протестантских сект создала особую оценку промышленной профессии, а следование ее правилам — особый моральный закал, благоприятный для новой предпринимательской деятельности. Капиталистический дух создавал капитализм, а не наоборот. Вторжение его не могло быть мирным. Потоки недоверия, ненависти, морального осуждения преграждали путь человеку, созидавшему свое богатство. Предприниматель „нового стиля“ должен был обладать необыкновенно твердым характером, чтобы приобрести доверие покупателей и рабочих и вести столь интенсивную трудовую жизнь, какая потребовалась от него новыми условиями хозяйственной деятельности. Детальным исследованием источников М. Вебер показывает, что самое слово „профессия“ — Beruf, calling — появилось в его новом значении только в протестантских переводах Библии, в богословской и проповеднической литературе. Как слово, так и содержание обозначаемого им понятия были новы и составляют именно продукт реформации. Безусловно новой была оценка исполнения обязанностей в пределах светских профессий, как высшей с этической точки зрения формы деятельности. Лютер держался еще старого, традиционного, ремесленного взгляда на хозяйственную деятельность; наоборот, в кальвинизме, с его учением о предопределении, складываются и новые воззрения на хозяйство. Учение о предопределении на первый взгляд должно было приводить к известному квиетизму, в действительности же оно служило стимулом к развитию неустанной деятельности. Спасение определено для избранных, но так как каждый истинноверующий обязан считать себя таким, то он должен и держать себя соответствующим образом. Чтобы постоянно поддерживать в своей душе сознание своего избрания, он должен неустанно работать, ибо только таким образом он может избавиться от религиозных сомнений и иметь уверенность, что на нем почиет благодать. Кальвинистское учение предоставляло человека его собственным силам, повергало его в моральное одиночество, приводило к лишенному иллюзий пессимистическому индивидуализму. Спасение его заключалось не в помощи священника, не в таинствах, не в церкви, а в нем самом, в его поведении. Избранный должен был вести „святую жизнь“, т. е. подвергать себя систематическому самоконтролю. Кальвинизм создал своеобразный рационалистический аскетизм, в виде постоянного, систематического, „методического“ учета всех моментов обычной будничной жизни. Избранные должны были воспитывать себя, постоянно контролируя свои действия, а так как деятельность, служившая основой такого самовоспитания, могла, согласно кальвинистскому учению, замыкаться в рамках светской профессии, то этим и был открыт путь к промышленному предпринимательству нового типа. Аскетизм получил положительное житейское содержание. Во всем жизненном настроении кальвинистов, в особенности английских пуритан, чувствуется сильное влияние Старого Завета, практической еврейской житейской мудрости. Отсюда — их рационализм, подчинение рассудку и религиозного чувства. Все эти качества делали кальвинистов как нельзя более приспособленными к новым условиям хозяйства. Успокоение достигнутым богатством, пользование им, ведущее к праздности и телесным удовольствиям, считалось грехом. Только деятельная жизнь служит исполнением божественной воли. Трата времени — первый и самый тяжкий из всех грехов. Грешно растрачивать время, которого так мало дано для человеческой жизни, на общение с людьми, „пустые“ разговоры, роскошь, даже сон — больше, чем нужно для здоровья. Вредно и греховно бездеятельное созерцание. Из других протестантских сект большое значение имели исходившие из идеи крещения — баптисты, меннониты и в особенности квакеры. В учении квакеров звучит та же рационалистическая нота; мы находим в нем то же стремление к методической постановке всего образа жизни и такую же высокую оценку непрестанного труда. Те и другие не видели ничего дурного в получении прибылей от промышленной деятельности; более прибыльные промыслы следовало предпочитать менее доходным, лишь бы человек не стремился к наживе, чтобы жить потом беззаботно и в роскоши. Отсюда — протестантский аскетизм приводил естественно к накоплению капиталов. Доходы, получавшиеся от напряженной, систематической, рационально поставленной хозяйственной деятельности, шли только в умеренной доле на личные нужды, а остаток не только сберегался, но, в силу требования неуклонного продолжения профессиональной работы, направлялся на расширение предприятия (Max Weber, Bd. 20 и 21, passim).
Исследование М. Вебера, выполненное с большой обстоятельностью и осторожностью, впервые выяснило с полной отчетливостью связь капиталистического развития с психическим миром предпринимательского класса. Но оно влекло за собой и соблазн чрезмерно преувеличить значение подобного рода факторов.
Такому соблазну поддался Зомбарт, написавший под впечатлением изследования Вебера большую монографию о роли евреев в хозяйственной жизни, в которой он приписал им необыкновенное значение в судьбах европейского капитализма, основываясь не столько на документальных источниках (весьма скудных для многих очень важных из защищаемых им положений), сколько на экскурсах в область религии, социальной психологии и расовых особенностей. В характеристике еврейской религии Зомбарт доходит до карикатурности, изображая отношения верующего к Богу в виде „текущего банкового счета“, доказывая отсутствие в еврейской религии мистических элементов и приписывая ей вполне рационалистический характер. Поэтому, несмотря на многие меткие замечания о приспособленности евреев к типу капиталистического предпринимателя и о крупном участии их в преобразовании европейского хозяйства на капиталистический лад, его книга мало подвинула вперед объективное, чуждое тенденциозности и увлечения предвзятыми идеями выяснение роли еврейства в развитии капитализма (см. XIX, 426/36).
Впрочем, Зомбарт не остался долго на занятой позиции. В своей новой книге „Der Bourgeois“ он возвращается до известной степени к положениям, высказанным в „Современном капитализме“. Источники капитализма и капиталистического духа он находит здесь опять в весьма отдаленные времена и прежде всего в пробуждавшемся стремлении к деньгам и наживе, к „маммону“ (резко выраженному уже во Флоренции XIV в.). Это стремление побуждало людей добывать деньги самыми разнообразными средствами: насильственными — грабежами рыцарей на больших дорогах, пиратством; волшебными — копанием кладов, алхимией; денежными — ростовщичеством (денежными займами) и биржевой игрой, в XVII в. придворной, военной, вообще государственной службой. Новая организация хозяйства (капиталистическое предприятие) подготовлялась военными походами (предводители наемных войск, в особ. итальянские кондотьеры), владением обширными земельными имуществами, организацией нового государства, деятельностью церковных учреждений (основание нового монастыря, организация нового епископата). Отсюда и первоначальные типы капиталистических предпринимателей: завоеватели (колониальное хозяйство), феодальные владельцы (развитие горного дела и основание крупных мануфактур), бюрократы (крупные государственные предприятия), спекулянты (грюндерство, в конце XVII в. и в особ. в начале XVIII ст.), купцы (из них раньше других итальянские шерстяные торговцы, вообще же наиболее выдающиеся — флорентинцы, шотландцы и евреи), переходящие и в роль капиталистических организаторов домашней промышленности, даже сами ремесленники, переводившие постепенно свои предприятия в крупно-капиталистические размеры.
Рано складывается и капиталистический или „буржуазный“ дух. Мы находим „буржуа“ в его новом значении, как вполне развитой тип, во Флоренции XV века, в лице шерстяных торговцев и денежных менял. Знаменитые книги Альберти „об управлении семьей“ (del governo della famiglia) содержат уже все, что потом было сказано на английском языке Дефо и Франклином. Альберти называет хозяйственную деятельность „священной“ (sancta cosa la masserizia), которой можно хвалиться, а не стыдиться. Она должна быть ведена рационально, с точным учетом прихода и расхода; траты на личные нужды должны быть умеренны, надо стремиться сберегать деньги. „Расход, который не безусловно необходим, может быть сделан только по безумию“; „насколько расточительность дурна, настолько полезна и достойна похвалы бережливость“, и т. д. Хозяйство требует постоянного занятия; праздность губить тело и душу; из праздности происходят бесчестие и позор. Надо ценить время; кто умеет не терять времени, тот может выполнить почти всякое дело, и т. д. Позднейшие проповеди хозяйственности мало что прибавили к этому, а только распространили аналогичные идеи в более широком кругу (напр., классические правила добродетельного поведения, сформулированные Франклином). Так же рано развилась и деловая мораль, купеческая солидность, как добродетель, ценимая ради успеха дела. „В нашей семье, говорит Альберти, всегда при заключении договоров, при каждой покупке и продаже соблюдалась величайшая простота, правдивость, верность и честность, как в сношениях с друзьями, так и с чужими. Деловой человек должен быть корректен, должен иметь onestá (соотв. франц. honnêteté, англ. honesty), потому что это полезно для дела“ („Der Bourgeois“, стр. 1—129).
Любопытно, что в своей новой книге Зомбарт признает большое влияние на развитие капитализма за средневековым католицизмом. Впрочем, и здесь он не свободен от преувеличений и парадоксов. Неприятно поражает в посвященной этому вопросу в общем весьма интересной и оригинальной главе постоянное смешение учения св. Фомы Аквинского с позднейшими так назыв. схоластиками, в особ. с св. Антонином. Обычное представление (подкрепленное недавно весьма обстоятельным и серьезно продуманным исследованием Troeltsch’a) о томизме, как о системе, в которой отразился ремесленно-трудовой строй средневекового города с его неизбежными чертами — традиционностью и патриархальностью, Зомбарт считает неправильным или во всяком случае недостаточным и полагает, что в нем содержатся вполне определенные заботы о том, чтобы воспитать приличных и порядочных буржуа. Если церковные учителя и не ставили своей прямой задачей выработку хозяйственных деятелей, то они первые выдвинули практическое значение духовной энергии, рисуя добродетели, составляющие вместе с тем и свойства хорошего и преуспевающего предпринимателя. Самое запрещение процентов в каноническом учении составляло, по мнению Зомбарта, не препятствие, а условие, способствующее укреплению и развитию капиталистического духа. Христианские богословы, в особенности после св. Фомы Аквинского и среди них гл. обр. св. Антонин флорентинский, стояли по отношению к капитализму с гораздо большим знанием дела и бесконечно большей симпатией, чем ревностные проповедники пуританизма в XVII в. Запрещение процентов в устах этих католических моралистов XV и XVI вв. означало, говоря экономическим языком: вы не должны мешать деньгам превращаться в капитал. Антонин флорентинский и Бернард сиенский резко противополагал помещение капитала (ratio capitalis) денежному займу (ratio mutui). В форме займа деньги бесплодны, как капитал, они приносят плоды. Отсюда простой заемный процент во всякой форме запрещается; прибыль на капитал разрешается во всякой форме: из торговых сделок, из организации домашней промышленности, страхования перевозимых товаров, участия в совместном предприятии и т. д. Ставится только одно ограничение: капиталист должен участвовать непосредственно в предприятии — как в барышах, так и в убытках. Благочестивые мужи, как видно, очень старались поощрить предприимчивость: источник прибыли на капитал есть в их глазах industria. Деньги сами по себе бесплодны; но industria, предпринимательский дух, оплодотворяет их, и они приносят законную прибыль. Кто просто дает деньги взаймы, тот ленив, заслуживает порицания и не может быть награждаем получением процента. Особенно ненавистен для канонических писателей профессиональный ростовщик, смертельный враг всякого капиталистического предпринимательского духа. Одним из тягчайших грехов представляется им и avaritia, скупость, ведущая (как и ростовщичество) к бездеятельности (inertia). Только деятельные предприниматели угодны Богу („Der Bourgeois“, стр. 303/22). Трудно сказать, насколько верны соображения Зомбарта. Места, приводимые им из источников, недостаточно убедительны, и вообще вопрос этот заслуживает специального критического разбора. Во всяком случае классическая система средневекового христианского мировоззрения, как она вылилась в учении самого св. Фомы Аквинского, не имеет ничего общего с поощрением капиталистического предпринимательства. И в ней можно найти места, благоприятные для образования больших имуществ (ибо имущественные неравенства были, и отношение к ним даже более ранних учителей церкви всегда было колеблющимся, с известным наклоном к компромиссам), но общий дух ее вполне гармонирует с традиционным средневековым сословным и ремесленным мировоззрением. Исследование Зомбарта, как нам кажется, должно иметь положительное значение гл. обр. в смысле указания на крайнее разнообразие конкретных влияний, под которыми складывался капиталистический дух, и на существенное значение прежде всего объективных условий хозяйства. Работа Макса Вебера чрезмерно переводила центр тяжести в развитии капитализма, по крайней мере в более новое время, в сторону чисто духовных влияний. После новой книги Зомбарта вопрос может быть опять поставлен более трезво: не отрицая значения определенных психических черт, и гл. обр. рационализма, деловой складки, отсутствия поэтического и созерцательного настроения, на выработку промышленных деятелей, вынужденных пробивать себе путь в сложной обстановке современного хозяйства, нельзя не видеть, что отбор такого рода людей производит сам капитализм. Как только исторические изменения хозяйства ставят на очередь задачи капиталистического предприятия, на выполнение их тянутся люди, вышедшие из самых разнообразных национальностей и общественных кругов, быстро приспособляясь к этим новым задачам. Если для некоторых из них (евреев, протестантов) их прошлое дало уже раньше необходимую подготовку, то значения ее никак не следует преувеличивать и думать, что именно поэтому капитализм развивался так интенсивно. Основой интенсивного развития были прежде всего объективные условия хозяйства, и они не только выдвигали, но и создавали новых людей. Психика современного предпринимателя вовсе не так сложна и богата, чтобы для ее выработки требовались совсем особые условия духовной среды. Выражаясь грубо, „было бы болото, а черти будут“; раз наступали крупные изменения в условиях хозяйства, появлялись и новые люди. В частности и в истории русского капитализма большое значение имели и имеют сектанты (купеческие старообрядческие фамилии Москвы, Владимира, Нижнего-Новгорода и т. д.); но кто бы решился утверждать, что именно благодаря им развивался русский капитализм?
Как бы то ни было, к концу XVIII и началу XIX ст. капитализм был уже значительно развит и в смысле образования новых экономических отношений, и появления новых людей. Но ему недоставало той широты размаха, какая характеризует открывающийся с этого времени его классический период. Только в XVIII, а в особ. в XIX в. в хозяйственную жизнь входит новый могущественный фактор: прогресс техники. Необычайные успехи, сделанные естествознанием с XVII в., начинают сказываться на хозяйственной практике сначала в виде отдельных, порой случайных попыток, затем систематически — путем установления постоянной тесной связи теоретического и прикладного знания. Самая техника развивается в обширную систему наук, использующих с возможной полнотой имеющийся запас теоретических выводов для овладения элементами и силами природы, для направления их на служение человеческим целям (ср. XIV, 121/128). Отсюда — хозяйственная практика все более оставляет традиционные, рутинные, инстинктивно складывавшиеся приемы ремесленного производства и переходит к рациональным методам. Она стремится насколько возможно целесообразнее использовать окружающую человека органическую и неорганическую среду, вплоть до самих человеческих сил (новейшие попытки рационализирования трудовых движений). Так как неорганическая природа более податлива к воздействию человека, то успехи новейшей техники особенно бьют в глаза этой своей стороной. В этом смысле справедлива (в общем преувеличенная) остроумная характеристика Зомбартом принципа современной техники, как освобождения от пределов органического: человека, животного, растения. Техника, по выражению Зомбарта, становится „бездушной“. Природа заменяется искусством, живая природа — мертвой, личное — вещественным, качество — количеством. Животная сила заменяется механической, органический сырой материал (дерево, навозное удобрение, растительные краски) — неорганическим (железо, искусств. минеральные удобрения, анилиновые краски). Что раньше производилось живой природой, получается теперь рационально поставленными химическими процессами (духи, краски, волокнистые вещества) („Die deutsche Volksw.“, стр. 151—153).
Отсюда — значение машинного производства и механических двигателей. С помощью механических сил человек освобождается от стеснений, налагаемых на него ограниченностью его сил, медленностью и неподатливостью органических процессов, пространственным протяжением производства. Человек получил возможность на небольшом пространстве и в короткое время сосредоточивать колоссальную, неслыханную раньше массу энергии. По данным последней германской профессиональной переписи одних паровых машин в промышленности Германской империи насчитывалось 124.000 с фактическим действием в 5.185.000 лошадиных сил. Если принять одну лошадиную силу равной десяти человеческим, то необходимо признать, что для Германии паровые двигатели заменяют работу около 52 милл. человек при общем числе лиц, занятых хозяйственной деятельностью, в 24,6 милл. чел. (Helfferich, стр. 23/24). Но имеется еще ряд других механических двигателей — электрических (непосредственно и в виде передачи энергии), керосиновых, бензиновых и т. д. Что особенно важно — усовершенствованные рабочие машины также составляют громадное сбережение человеческих сил, какие потребовались бы на выполнение той же работы при прежних способах производства. Конечно, и для машины не все возможно. В некоторых формах работы старые приемы были совершеннее. Машина может работать с регулярностью и точностью, технической непогрешимостью, недоступной человеческим силам; но как мертвое орудие, как автомат, она не может и никогда не будет в состоянии заменить живое человеческое творчество, в котором проявляются высшие стороны человеческой природы и которое находит себе место и в хозяйственной жизни в виде художественной работы.
Технические усовершенствования захватывают постепенно все виды хозяйственной деятельности, сначала в особенности в текстильной промышленности и транспорте, затем и в других отраслях промышленности, вплоть до сельского хозяйства. Создаются и совершенно новые отрасли, напр., химическая, электрическая промышленность, занимающая, напр., в современной Германии очень видное место в общей хозяйственной системе при всей их молодости (электрическая промышленность ведет свое начало с 80-х, и в особ. с 90-х гг. XIX ст.). Вместе с техническими преобразованиями меняется и социальный строй хозяйственной организации. В силу указанных особенностей технического преобразования неорганических и органических процессов, развитие индустрии совершается более быстрым темпом, приводя к так называемой индустриализации, т. е. перемещению центра тяжести национальной хозяйственной системы от земледелия к обрабатывающей промышленности, от деревни к городу. Англия к началу XX столетия превратилась почти в сплошной город (более ¾ всего ее населения живут в городах), но ее догоняют в этом отношении и более молодые капиталистические нации. В Германии лиц, связанных с главными отраслями промышленности (т. е. непосредственно принимающих участие и членов их семейств), было (в процентах к общему числу населения империи):
| В 1882 г. | В 1907 г. | |
|---|---|---|
| Сельское и лесное хозяйство | 42,0 | 28,5 |
| Индустрия | 35,1 | 42,5 |
| Торговля и обращение | 9,9 | 13,3 |
В городах, имеющих более 20.000 жителей, в 1885 г. жило 18,4% всего населения, в 1910 — 34,5%. В одних городах с количеством жителей свыше 100.000 в 1910 г. жило уже более ⅕ (21,1%) всего населения, тогда как в 1885 г. число жителей таких городов составляло всего 9,4% общей цифры населения (Helfferich, стр. 19/20; ср. также XIV, 143/150).
В самой индустрии происходят крупные изменения: на место ремесла и мануфактуры становится крупная фабрика, отдельные крупные предприятия объединяются в гигантские союзы. Промышленность дробится на множество специальностей, общественное разделение труда проникает во все уголки хозяйственной жизни, а вместе с ним расширяется до возможных пределов и круг рыночных отношений. Не только отдельные местности страны, но и крупные капиталистические нации становятся тесно связанными друг с другом частями мирового хозяйственного целого. Параллельно с процессом специализации идет и своеобразный процесс комбинирования различных технически обособленных специальностей в одном хозяйственном предприятии. Особенно часто такие комбинированные предприятия возникают в горной промышленности, где представляется чрезвычайно выгодным сосредоточение в одних руках железных рудников, угольных копей, доменных печей, сталелитейных и прокатных заводов, механических мастерских. Классическим примером такого комбинированного предприятия представляются Крупповские заводы в Эссене, на которых в 1910 г. было занято 68.905 лиц (считая в том числе 6.840 высших служащих). Сам сталелитейный завод делится на 60 отдельных специальностей; к нему примыкают угольные копи в разнообразных местностях Германии и железные рудники в Германии и Испании, верфь в Киль-Гаардене и собственные суда для перевозки железной руды. Характерны комбинированные предприятия также и в германской электрической промышленности.
Высшего пункта развития капиталистическая организация достигает в союзах предпринимателей, наиболее резко выраженных в Соединенных Штатах (тресты), но весьма распространенных и в Европе, в особ. в Германии. В этих союзах капиталистический мир создали наибольшее сосредоточение хозяйственных сил в руках частных лиц, какое когда-либо знала история. Вместе с тем он как бы объективировал в них условия своего существования. Современные крупные хозяйственные организации выделяют из предпринимательской деятельности одну функцию за другой и передают их все усложняющемуся бюрократическому персоналу. Техническое руководительство, которое составляло когда-то существенную часть предпринимательской деятельности, теперь отдано в руки наемных специалистов, а за предпринимателем остаются только коммерческие функции. Соответственно этому и все новейшее капиталистическое развитие, как весьма проницательно отметил еще Зомбарт, направилось в сторону коммерческого и финансового заведывания делами, т. е. стало в прямую зависимость от банков и бирж (см. ниже).
Руководящему классу современного общества — буржуазии — противополагается пролетариат, т. е. класс наемных рабочих, не имеющих иных средств существования, кроме своей рабочей силы, нанимающихся обыкновенно не на твердые продолжительные сроки, а с возможностью немедленного рассчета, — класс, постоянно растущий, наполняющий современные города и придающий им своеобразный отпечаток. Главная особенность современного пролетариата — это его обособленность, отрезанность не только от владельцев предприятий, но и от служащих высшего порядка, образующих сложный бюрократически-технический аппарат современного хозяйственного механизма. Отрезанность и от основ самой хозяйственной деятельности: не имея никакого имущества, работая то в одном предприятии, то в другом, переходя из местности в местность, даже из страны в страну, современный пролетарий не имеет никаких корней, связывающих его с хозяйственной почвой. Отрезанность и от общения с природой: работа в фабричном помещении, жизнь в городской тесной квартире, прогулка по однообразным улицам городского предместья делают из современного рабочего типическое городское существо, лишенное крепких жизненных нитей, связывающих крестьянина с землей и небом, дающих ему инстинктивные устои существования, наполняющих его душевный мир сложными чувствованиями и переживаниями. Душевный мир пролетария по необходимости однообразнее и суше. Но зато именно оторванность жизни городского человека от стихийных элементов космоса делает его свободным от предрассудков, умственно более гибким, способным разбираться в человеческих и социальных отношениях. Город с его интенсивной умственной культурой пробуждает его духовные запросы и он же дает ему средства приобрести знания и получить умственное развитие. Изолированность от других элементов общества научает его надеяться только на собственные силы, а наличность громадной массы пролетариев с одинаковыми нуждами и интересами толкает их на путь объединения. Поэтому уже на ранних стадиях капиталистического развития мы находим и рабочее движение, и чем дальше подвигалась капиталистическая организация, тем больше росло и укреплялось и объединение пролетариев, отливаясь в три главные формы: политическую организацию, профессиональное движение и кооперацию. Поэтому при всей слабости отдельного рабочего в капиталистическом строе рабочий класс представляет собой внушительную силу, сообщающую постоянные стимулы преобразованию общественной жизни в более демократические формы, отвечающие современному общественному сознанию (ср. XX, 584/603 и прилож.; XIV, 155/174). Как ни тяжело положение современного пролетария, это его значение заставляет относиться с осторожностью к часто повторяющимся фразам об экономическом рабстве нашего времени.
Конечно, руководительство общественно-хозяйственным механизмом остается в руках класса капиталистов, единственная цель деятельности которых — получение прибыли. Отсюда — ненормальности в общем ходе жизни современного хозяйства. Раздробленное на отдельные, не связанные, а часто борющиеся друг с другом предприятия, имея единственным регулятором рынок, современное общество с трудом поддерживает свое хозяйственное равновесие. От расширения производства, „хороших дел“, больших барышей оно постоянно переходит к застою и кризисам. Это создает чувство неустойчивости жизни, особенно болезненное для рабочих, на положении которых каждая промышленная заминка сказывается самым тягостным образом.
Так сложился современный промышленный капитализм — наиболее типическая форма капиталистических отношений. В последнее время в нем наблюдаются некоторые новые характерные образования, которые позволяют говорить о новой фазе капиталистического развития. На первое место выдвигается финансовая сторона хозяйственной организации, почему эту новую форму капитализма можно назвать в отличие от старого промышленного — финансовым капитализмом (Лифман предлагает термин „бумажный капитализм“ — Effektenkapitalismus). В этой новой фазе учреждение хозяйственных предприятий и управление ими необходимо соединяется с сложными операциями выпуска ценных бумаг и сосредоточения их в определенных руках. На первое место в общей хозяйственной системе становятся банки и другие учреждения, производящие такие операции. Значительная часть народного богатства капиталистических наций представлена в настоящее время разного рода ценными бумагами. Существенная черта этих бумаг — их заменимость. Реальный капитал, занятый в предприятии, представленный в форме бумаг, свободно переходящих из рук в руки, становится безличным. Всякий, обладающий достаточной суммой денег, может обеспечить себе участие в каком угодно промышленном деле или стать кредитором какой угодно нации. И он во всякое время может выйти из этих дел, продав свои бумаги, и войти в новые дела, купив себе новые бумаги. Поэтому овладеть каким-нибудь предприятием — значит иметь известную сумму денег, как бы далеко ни было это предприятие, какой бы технический характер оно ни имело, какие бы цели оно ни ставило. Во главе промышленной жизни становится как первый и необходимый элемент — торговля ценными бумагами. Банки и биржа сосредоточивают в себе главные нити национальной (и интернациональной) хозяйственной организации. На этот путь хозяйственная жизнь вступила уже давно, в особенности с первыми успехами промышленного капитализма, но только в сравнительно недавнее время „финансовый капитализм“ получил решительное преобладание. В 1910 г. в главнейших государствах имелось обращающихся на бирже ценных бумаг:
| Миллиардов франков. | |
|---|---|
| Англия | 140—142 |
| Соедин. Штаты | 130—132 |
| Франция | 106—110 |
| Германия | 90—95 |
| Россия | 29—31 |
| Австро-Венгрия | 23—24 |
| Италия | 13—14 |
| Япония | 9—12 |
| Другие страны | 35—40 |
| 575—600 |
Шмоллер вычисляет (быть может, несколько высоко) для Англии 40% всего народного имущества в форме передаваемых ценных бумаг. Лифман считает для Франции долю всего народного имущества в процентных бумагах в ⅓, для Соед. Штатов — также ⅓, для Германии — ⅕ (Лифман, стр. 31—32). Руководящие мировые биржи ежегодно наводняются новыми и новыми бумагами. Англия выпускает в последнее время ежегодно ценных бумаг приблизит. на два миллиарда рублей, и до такой же цифры доходят выпуски ценных бумаг и во Франции.
С развитием финансового капитализма многие промышленные предприятия начинают „участвовать“ приобретением акций в других предприятиях или для того, чтобы иметь возможность ближе познакомиться с ходом их дел, или обеспечить себе долю в сбыте, или чтобы оградить себя от враждебных действий со стороны однородных и конкурирующих с ними предприятий. Участие распространяется порой на очень отдаленные предприятия. Напр., по сообщению Лифмана, немецкая шерстопрядильная фабрика Stöhr & Сo, с акционерным капиталом в 12 милл. марок, имеет приблизительно столько же в других ценных бумагах, бóльшая часть которых, именно 8,3 милл. марок, помещены в Botany Worsted Mills в Нью-Джерси, так что центр тяжести всего этого „участия“ находится уже не в Германии, а в Америке. Лифман приводит длинный список других подобных промышленных фирм, при чем у некоторых сумма участия даже превышает капитал их собственного предприятия (Лифман, стр. 45—47). Иногда расширение туземного предприятия путем устройства филиалов за границей приводит к созданию там самостоятельных компаний, акции которых находятся во владении главного общества. Напр., Вестфальская проволочная компания в Гамме имеет филиал в Риге, как самостоятельное общество с капиталом в 3.981.000 марок (Лифман, стр. 49). Иногда такое участие бывает принудительным, вытекая из требований одного общества на другое, которые последнее не в состоянии выполнить. Оно встречается довольно часто и у банков, сохраняющих у себя на продолжительное время акции промышленных предприятий, если их нельзя выгодно сбыть. Наоборот, в новейшее время банки намеренно удерживают у себя акции некоторых предприятий, которые могут доставить им материал для нового учредительства. Постепенно „участие“ дифференцируется в особую функцию, ради которой учреждаются специальные „общества участия“, выпускающие бумаги взамен бумаг зависимых от них предприятий или ради уменьшения риска, распределяя его между несколькими предприятиями (investment trusts), или ради облегчения собирания капитала для новых предприятий (Effektenübernahmegesellschaften), или ради контроля над несколькими предприятиями (holding companies, Kontrollgesellschaften). Участие предполагает уже готовые предприятия; чтобы создавать новые, образуются общества финансирования (Finanzierungsgesellschaften). Обыкновенно предприятие финансируется для того, чтобы получить прибыль от продажи предприятия. Создание промышленного предприятия превращается в своеобразную торговую функцию. Предприятие покупается для перепродажи, а так как необходимые для этого деньги банки имеют скорее, чем кто-либо другой, то банки и выполняют главным образом эту функцию. Продажа предприятия принимает форму „выпуска“ (Emittierung) в широкую публику бумаг этого предприятия. Финансирование, впрочем, не всегда выполняется банками. Для него образуются и специальные общества, а иной раз и сами промышленные предприятия берут на себя учредительство новых предприятий. Повидимому, наиболее удачной комбинацией представляется создание специальных обществ финансирования, достаточно снабженных не только деньгами, но и хорошим кадром техников в данной отрасли промышленности.
Новая форма капитализма, несомненно, много способствовала созданию обширных промышленных предприятий последнего времени. Но она несет с собой и новые опасности, ставя фондовую биржу центром хозяйственной системы, выдвигая на первый план не реальные интересы промышленного развития, а спекуляцию с представляющими его биржевыми ценностями. (Лифман, стр. 19/54, 71/112 и 544/562; ср. также XIV, 129/138).
Литература. Основные исследования по выяснению понятия, исторических судеб и современного состояния капитализма — К. Маркс, „Капитал“ (в особ. 1-й том), „Коммун. Манифест“ и „Критика политической экономии“; В. Зомбарт, „Современный капитализм“ (W. Sombart, „Der moderne Kapitalismus“ 2 т., 1902) и примыкающие к нему работы: „Die deutsche Volkswirtschaft“ (2 изд. 1909), „Die Juden und das Wirtschaftsleben“ (1911), „Luxus und Kapitalismus“ (1913), „Krieg und Kapitalismus“ (1913) и „Der Bourgeois“ (1913). Из критической литературы, вызванной появлением „Современн. капитализма“, заслуживают особенного внимания статьи G. v. Below, „Die Entstehung des modernen Kapitalismus“ (Historische Zeitschrift, 91 Bd.), H. Sieveking, „Die mittelalterliche Stadt“ (Vierteljahrschrift für social und Wirtschaftsgeschichte, 2 Bd.) и Pohle, рецензия в „Jahrb. f. Nat.-ök. u. Statist.“, III Folge, 26 Bd. Jac. Strieder, „Zur Genesis des modernen Kapitalismus“ (1904). Более подробное развитие мыслей о соврем. пролетариате, высказанных Зомбартом в „Deutsche Volkswirtschaft“, содержит его брошюра „Das Proletariat“ в серии „Gesellschaft“ (вып. 1). Из других работ по капитализму необходимо отметить K. Bücher, „Die Entstehung der Volkswirtschaft“ (неск. русск. переводов; последний — Кулишера); Тойнби, „Промышленный переворот в Англии“; Гельд, „Развитие крупной промышленности в Англии“; Эшли, „Экономич. история Англии“ (рус. пер. в одном томе; в английском изд., цитируемом здесь, 2 тома); И. Гранат, „К вопросу об обезземелении крестьянства в Англии“ (1908); Кулишер, „Эволюция прибыли на капитал“ (в особ. 1-й том); Max Weber, статья „Agrargeschichte“ в Hdw. d. Staatsw., 1 Bd., и в особ. ст. „Die protestantische Ethik und der „Geist“ des Kapitalismus“ (Arch. f. Socialwiss., 20 и 21 Bd.) и вызванная ею полемика (там же, до 26 тома); E. Troeltsch, „Die Sociallehren der christlichen Kirchen“ (Archiv f. Socialw., 26, 27 и 28 томы и полемика в ряде след. томов); R. Liefmann, „Beteiligungs- und Finanzierungsgesellschaften“ (2-е изд. 1913); Hilferding, „Finanzkapital“. Marx Studien III, 1910 (рус. пер. Гильфердинг, „Финансовый капитал“, 1912); J. Grunzel, „Der Sieg des Industrialismus“ (1911); K. Helfferich, „Deutschlands Volkswohlstand, 1888—1913“ (3-e изд. 1914 г.).