 | Проект «ЭЛ» |
ГЮГО, Викторъ, см. въ Прибавленіи къ этому тому.
Дополненіе
ГЮГО, Викторъ. У насъ пишутъ это имя — Гюго́, потому что нѣть возможности написать его лучше по-Русски, но должно предостеречь всѣхъ и каждаго, что ни подъ какимъ видомъ не надобно читать Гюго́. Во Французскомъ имени 'Hugo' начальное h не произносится: въ родительномъ падежѣ говорится 'd’Hugo', а не 'de Hugo'. 'Victor-Marie Hugo', современный Французскій поэтъ, происходитъ отъ старинной дворянской Фамиліи. Предокъ ея въ XV вѣкѣ, Георгій Гюго, капитанъ въ службѣ герцога Лотарингскаго Рене́, возведенъ былъ этимъ княземъ въ дворянское достоинство и «за свои отличныя заслуги, гражданскія и военныя», 'pour s'estre distingue par les pays et les guerres', и получилъ отъ него гербъ. Карлъ-Людовикъ Гюго, одинъ изъ его потомковъ, былъ княземъ-епископомъ Базельскимъ, и оставилъ много сочиненій, написанныхъ хорошею латынью. Отецъ поэта былъ генераломъ при Наполеонѣ. Викторъ Гюго родился 26 Февраля 1802 года, въ Безаисопѣ. Когда ему было только шесть недѣль отъ роду, отецъ, въ то время еще полковникъ, отправился съ нимъ и съ женою на островъ Эльбу. Въ 1805 году, родители Виктора возвратились въ Парижъ. Въ 1807, семейству его долито было снова оставить столицу, потому что генералъ Гюго назначенъ былъ губернаторомъ провинціи Авелино и получилъ порученіе разогнать шайку разбойниковъ, которыми предводительствовалъ извѣстный изъ повѣстей и оперъ Фра-Діаволо. Романтическая природа южной Италіи произвела глубокое впечатлѣніе въ душѣ будущаго поэта, и вѣрное отраженіе этой природы, смѣсь возвышеннаго и ужаснаго, напечатлѣлось потомъ на всѣхъ его сочиненіяхъ. По вторичномъ возвращеніи генерала Гюго въ Парижъ (1809), началось собственно образованіе Виктора, подъ руководствомъ его матери, женщины умной, просвѣщенной и нѣжной, которую поэтъ воспѣлъ во многихъ стихотвореніяхъ. Много содѣйствовалъ также къ его образованію преслѣдуемый Наполеономъ, и скрывшійся въ домѣ отца его, генералъ Лагори: онъ читалъ съ ребенкомъ Тацита, Въ 1811 году Лагори скончался; молодой Гюго, рѣшительно возненавидѣлъ Наполеона и присталъ къ мнѣніямъ и чувствованіямъ роялистовъ: 'mes premières illusions étaient royalistes', говоритъ самъ онъ въ одномъ мѣстѣ. Скоро послѣ того онъ почувствовалъ первую любовь; она имѣла сильное вліяніе на его первыя творенія. Любимица мальчика была замужняя дама. Въ Мадридѣ, куда семейство его должно было отправиться вслѣдъ за отцомъ, Гюго вступилъ въ благородный институтъ, однако жъ пребываніе его въ столицѣ Испаніи не было продолжительно, и образованіе молодаго поэта продолжалось въ Парижѣ, подъ руководствомъ извѣстнаго де-ла-Ривіера. Домашнія несогласія, происшедшія отъ разности политическихъ мнѣній, скоро разлучили его съ матерью: онъ былъ отданъ въ коллегіумъ Людовика Великаго, гдѣ, какъ увѣряютъ, и, какъ видно изъ его сочиненій, учился довольно плохо. Здѣсь же явились его первые поэтическіе опыты. По выходѣ Виктора Гюго изъ этого училища, два стихотворенія, одно къ статуѣ Генриха IV', другие къ Вердёнскимъ дѣвицамъ, получили, въ 1819 году, преміи отъ Академіи des Jeux Floraux, которая въ 1820 дала поэту званіе maître es Jeux floraux за его оду Moise sur le Nil. Въ то же время Шатобріанъ, подалъ сигналъ громкой извѣстности Виктора, назвавъ его — enfant sublime, которое выраженіе долго служило въ Парижской публикѣ неразлучнымъ эпитетомъ имени юнаго Гюго. Отсюда начался рядъ его разнообразныхъ произведеній, которыя слѣдовали одно за другимъ съ такою скоростью, что плодовитость его музы приводила всѣхъ въ удивленіе. Король пожаловалъ ему въ 1822 году пенсіонъ въ двѣ тысячи франковъ. Въ упоеніи самолюбія, произведенномъ столь блистательными успѣхами, Гюго рѣшился преобразовать Французскую поэзію и трагедію. Тогда только-что начиналась въ Парижѣ борьба стараго Французскаго классицизма съ романтизмомъ Англійскимъ и Нѣмецкимъ, который съ каждымъ днемъ находилъ себѣ болѣе приверженцевъ между молодыми людьми. Имена Шекспира, Байрона, Шиллера, Гёте, были произносимы съ энтузіазмомъ съ одной стороны и слышимы съ изумленіемъ съ другой. Викторъ Гюго съ жаромъ присталъ къ новымъ идеямъ, усвоилъ ихъ себѣ, и старался доставить имъ торжество: необыкновенный поэтическій талантъ, которому уже всѣ удивлялись, безъ труда возвелъ его на степень предводителя приверженцевъ нововведеній. Онъ сдѣлался главою романтиковъ, тѣмъ болѣе, что оть него одного и ожидали они подтвержденія примѣрами тѣхъ правилъ, которые онъ проповѣдывалъ вмѣстѣ съ ними. Викторъ Гюго дѣятельно участвовалъ тогда въ изданіи двухъ или трехъ мелкихъ литературныхъ журналовъ, какъ то, Pandore, Le Miroir, и прочая. Въ этихъ-то листкахъ давались самыя жаркія сраженія старому классицизму: насмѣшки и доказательства, обидные эпитеты и остроумныя замѣчанія, громили стѣны ветхой крѣпости и поражали дряхлыхъ ея защитниковъ. Преувеличеніе, какъ это всегда бываетъ въ увлеченіи спору, довело нововводитедей до отчаянпой необходимости разрушать одну за другою всѣ прежнія репутаціи, всѣ очарованія прошедшаго. Расинъ, Вольтеръ, и даже Корнель, провозглашены были — pèrruques, олухами, которые не умѣли писать по-Французски и не понимали въ чемъ состоитъ трагедія. Нужно было примѣровъ, чтобы показать, какъ должны быть писаны трагедіи, и Викторъ Гюго, уже знаменитый какъ лирическій поэтъ, взялся представить образцы этого новаго искусства. Изъ летучихъ періодическихъ листковъ перенесъ онъ въ предисловія этихъ драматическихъ опытовъ проповѣдываніе своей теоріи, создавшейся въ пылу борьбы и съ необдуманностію свойственною молодому человѣку. Въ этихъ предисловіяхъ, изъ которыхъ каждое измѣняло что-нибудь въ правилахъ, объявленныхъ въ предыдущемъ предисловіи, Викторъ Гюго дошелъ до неслыханной наглости, до такого грознаго диктаторскаго тона, что самые даже его почитатели испугались. Онъ дѣйствительно властвовалъ тогда въ литературѣ, управлялъ умами всей молодежи, и не удивительно, если, видя себя окруженнымъ приверженцами, которые обожали его до фанатизма, простеръ онъ самонадѣянность свою до послѣднихъ предѣловъ забвенія приличій. Когда въ театрѣ давались піесы, вооруженныя въ печати подобными манифестами, это были рѣшительныя битвы: обѣ стороны, приверженцы и противники ревѣли, приходили въ изступленіе, дрались. Но слишкомъ скоро прошла для Виктора Гюго эта эпоха торжества: неудовлетворенныя ожиданія мало-по-малу охолодили страсти; тѣ стали менѣе свистать, другіе рукоплескали уже умѣреннѣе; и съ той минуты какъ въ зрителяхъ равнодушіе заступило мѣсто ожесточенія, какъ двѣ противныя партіи встрѣтились безъ шуму на полѣ сраженія, скипетръ литературный выпалъ изъ рукъ властителя. Многія обстоятельства были причиною столь скораго паденія могущества Виктора Гюго. Конечно, въ головѣ этихъ причинъ должно поставить существенныя недостатки опытовъ и всякаго роду преувеличенія, въ какія авторъ ихъ вдался по своей молодости, неопытности и упоенію, производимому изступленными похвалами слишкомъ пылкихъ приверженцевъ. Но много также повредило Виктору Гюго непостоянство его правилъ, литературныхъ, нравственныхъ и политическихъ. Драматическія и поэтическія теоріи его безпрерывно измѣнялись, потому что съ самаго начала не были твердо и хладнокровно обдуманы. Въ то же самое время, забывая прежнія чувства благочестія, онъ являлся скептикомъ. Пристрастіе къ ужасному и безобразному нерѣдко ввергало его въ отвратительный цинизмъ и доводило до попранія святыни. Іюльская революція изъ роялиста сдѣлала его еще и республиканцемъ. Многіе изъ прежнихъ обожателей его поэтическаго таланта, устрашенные софизмами своего кумира, нравственными и политическими, отреклись отъ вѣры въ него, и принесли покаяніе. Нѣтъ большаго несчастія для писателя, какъ потерять первоначальныхъ своихъ приверженцевъ: ихъ отступничество всегда пагубно для литературныхъ репутацій. На поприщѣ романа Викторъ Гюго испыталъ ту же самую судьбу какъ и на сценѣ. Изъ огромной затѣи полнаго преобразованія всей словесности, ему осталась только слава преобразованія поэтическаго языка Французовъ и вѣнокъ лирическаго поэта. Викторъ Гюго представляетъ разительный примѣръ непрочности литературнаго владычества, которымъ не управляютъ благоразуміе и умѣренность: будучи еще юношей, онъ достигъ могущества, почти безпримѣрнаго въ исторіи словесностей, и потерялъ его, еще не вышедши изъ юности. Въ прошедшемъ году, онъ уже долженъ былъ судебнымъ порядкомъ понуждать директора Театра Французскаго, чтобы играли его піесы по условію, а директоръ оправдывался тѣмъ, что не для кого играть ихъ, за недостаткомъ зрителей. Страшное униженіе послѣ такой славы! Какъ бы то ни было, Викторъ Гюго, безспорно, писатель съ великимъ талантомъ: это доказываютъ всѣ вообще его произведенія, которыхъ красоты принадлежатъ всегда ему, а недостатки — ложнымъ eго теоріямъ объ изящномъ. Здѣсь не мѣсто входить въ оцѣнку каждаго изъ этихъ произведеній. Вотъ порядокъ, въ какомъ они слѣдовали одно за другимъ; Odes et ballades, стихотворенія, Парижъ, 1822—1824, два тома; Han d’Islande, романъ (1823); Bug-Jargal, романъ (1826); Cromwell, (1827); Les Orienlales, стихотворенія (1828); Le dernier jour d’un condamné (1829); Hernani, драма (1830); Notre-Dame de Paris, романъ (1831); Marion Delorme, драма (1831); Les Feuilles d'Antomne, стихотворенія (1831); Le Roi s’amuse, драма (1832); Lucrèce Borgia, драма (1833); Marie Tudor, драма (1834); Litérature et philosophie mêlées (1834) Angélo Malipiéri, драма (1835); Les chants de crepuscule, стихотворенія (1836); Les voix intérieures, стихотворенія (1837); Ruy-Blas, драма (1838), Изъ всѣхъ этихъ твореній доселѣ лучшее — Les orientales: оно плѣняетъ роскошью, вѣрностью и новостью картинъ, языкомъ звучнымъ и блестящимъ. Лучшею изъ драмъ его почитаютъ обыкновенію и «Гернани». Только три сочиненія его переведены на Русскій языкъ: Послѣдній день приговореннаго къ смерти; Ганъ Исландецъ и Анджело. Впрочемъ есть переводы многихъ лирическихъ стихотвореніи Виктора Гюго: между переводчиками его особенно отличился М. П. Сорокинъ, который издалъ въ 1833 году книжку своихъ переводовъ подъ названіемъ: Лирическія Стихотвореніе Виктора Гюго.
Викторъ Гюго женатъ съ 1830 года, и имѣетъ дѣтей. Въ тридцать лѣтъ отъ роду онъ уже написалъ тридцать томовъ сочиненій. Послѣ іюльской революціи, сдѣлавшись республиканцемъ, онъ отказался отъ пенсіона, который при Карлѣ X производился ему отъ министерства народнаго просвѣщенія, изъ суммы, опредѣленной на пособія ученымъ и литераторамъ. Изъ его драмъ, одна, именно Le Roi s’amuse, «Изволятъ тѣшиться», въ особенности замѣчательна тѣмъ, что представленіе ея запрещено въ Парижѣ.