Проект «ЭЛ» |
БѢЛОРУССКІЙ или РУСЬКІЙ языкъ. Подъ этимъ названіемъ стали, въ недавнее время, разумѣть тотъ варварскій языкъ, которымъ писали Скорина, Симеонъ Полоцкій, Лазарь Барановичъ и другіе духовные писатели, образовавшіеся подъ вліяніемъ Польши: это смѣсь, болѣе или менѣе плотная, Польскихъ выраженій и словъ съ Русскими, одно и то же слово одинъ выражаетъ по- Польски, другой по-Русски, смотря по степени своего притязанія на изящество и умѣніе слѣдовать модѣ; склоненія и спряженія не имѣютъ постояннаго правила; церковный языкъ перемѣшанъ съ формами Польскими и Русскими. Поляки называли эту тарабарщину Русскимъ языкомъ, т. е., ни Польскимъ, ни Московскимъ. Ученые Греко-россійскаго исповѣданія въ южной и западной Россіи, воспитанные въ Польскихъ школахъ, и Московскіе бывалые люди, щеголяли выраженіями, оборотами и словами Польскими, которыхъ множество вошло въ настоящій Русскій языкъ, особенно въ Московскій діалектъ. По мѣрѣ уменьшенія вліянія Польской словесности и образованія самобытнаго вкуса въ Россіи, стали писать ближайшимъ къ Русскому языкомъ, чему доказательствомъ служатъ Св. Димитрій Ростовскій, Антоній Радзивиловичъ и Стефанъ Яворскій; у самаго Ѳеофана Прокоповича замѣтна большая разница между первыми и послѣдними его словами, потому что онъ съ каждымъ днемъ короче знакомился съ языкомъ Русскимъ. Эта варварщина неправильно названа Бѣлорусскимъ языкомъ, тѣмъ болѣе, что языкъ, употребительный на Бѣлой Руси и въ Литвѣ между простымъ народомъ, не имѣетъ ни какого сходства съ такъ названнымъ Бѣлорусскимъ. Яз.
Настоящій языкъ Бѣлорусскій есть весьма любопытный памятникъ, который наши ученые должны бы тщательно изучать, потому, что онъ многое объясняетъ въ Русскихъ лѣтописяхъ и въ филологіи нашего языка. Его можно назвать отцемъ Великороссійскаго нарѣчія. Это вѣроятно тотъ самый языкъ, которымъ говорили въ Псковѣ и Новѣгородѣ при Варягахъ. Устраненный благовременно отъ вліянія монголисма и доселѣ не испытавшій воздѣйствія Великороссійскаго нарѣчія, онъ сохранилъ во многихъ отношеніяхъ свой старинный видъ и характеръ, и менѣе претерпѣлъ отъ формъ Польскаго языка, нежели думаютъ. Онъ былъ оффиціяльнымъ языкомъ Литовскаго Двора и правительства, еще во времена ихъ язычества. Литовскій статутъ, памятникъ чрезвычайно важный для исторіи нашего законодательства и для древней Русской филологіи, писанъ на томъ языкѣ, который еще въ исходѣ семнадцатаго столѣтія употреблялся въ документахъ, признаваемыхъ въ Виленскомъ магистратѣ, и во всѣхъ приговорахъ и актахъ тамошнихъ судовъ. «Литовская Метрика», хранящаяся въ Правительствующемъ Сенатѣ, заключаетъ въ себѣ безцѣнныя сокровища для нашей Исторіи, которыя въ то же время могли бы сдѣлаться для Русскаго Филолога предметомъ чрезвычайно любопытныхъ и полезныхъ изслѣдованій.